- Какое-то украшение? А, это? Я так понял, ты говорил о чем-то новом. А это полотнище я видел раньше в боцманской каюте, когда у него было расстройство кишечника, довольно давно. Я принял его за украшение его помещения, или за знак какой-то боцманской гильдии.
Затем, смутно осознав, что его реакция не оправдала ожиданий друга, он добавил:
- Но это замечательно красивый флаг, клянусь честью. И так хорошо сшит! Я считаю, тебе надо немедленно повесить его, и, я уверен, нам окажут величайшее уважение!
Если с соблюдением секретности не все было ладно на борту фрегата, то на эскадре было далеко и до этого. Ни от кого не укрылся ни сам факт визита флаг-лейтенанта на "Боадицею", ни его продолжительность, ни последующее оставление флагмана отрядом адмиральских слуг и подчиненных. И естественно, что едва после вояжа капитана Обри через бухту, вымпел с ласточкиным хвостом взвился на грот-мачте "Рэйсонейбла", со всех бортов в гавани грянул тринадцатипушечный салют. Гром выстрелов с разных кораблей перекрываясь, складываясь с эхом от берегов, перекатывался по бухте грозным ревом, клубы дыма плыли над водой, окутывая стоящего на юте Джека, не смотрящего на вымпел, но чувствующего его присутствие всем своим существом. В момент, когда затих громовой ответ "Рэйсонейбла" на приветствие, он повернулся к старшему над сигнальщиками лейтенанту и произнес:
- Всем капитанам, мистер Суини.
Он принял их в адмиральском салоне. "Рэйсонейбл", конечно, не был ни "Хибернией", ни, тем более, "Виктори", но его салон также дышал благородством, полный бликами отраженного света, а обилие синей с белым и золотом морской формы делало его еще внушительнее. Первым явился Пим с "Сириуса", массивный человек, такой же высокий, как Джек, но несколько толще. Его поздравления были столь же искренни, как и его приятное открытое лицо, и сердце Джека потеплело. Вторым был Корбетт, маленький, темный человек с круглой головой и выражением твердой злобной властности на лице, сейчас несколько смягченным уважительной радостью, соответствующей моменту. Он участвовал в нескольких замечательных кампаниях в Вест-Индии, и, несмотря на случай с Бонденом, Джек смотрел на него с уважением и с надеждой. Поздравления Корбетта были почти столь же сердечными, что и Пима, но в них чувствовался легкий привкус обиды незаслуженно обойденного. Но в любом случае они были куда более сердечными, чем Клонфертово формальное: "Позвольте мне выразить мою радость, сэр".
- Итак, джентльмены, - начал коммодор Обри, когда с приветствиями было покончено, - счастлив сообщить вам, что эскадра должна выйти в море в наикратчайшие сроки. В связи с этим я был бы благодарен за описание готовности каждого корабля, его состояния. Не надо подробностей, они подождут, общее заключение. Лорд Клонферт?
- Шлюп, которым я имею честь командовать, всегда готов к выходу, - отчеканил Клонферт.
Это было пустой похвальбой - ни один корабль не может быть всегда готов к выходу, разве что ему не нужны вода, припасы, порох и ядра, а "Оттер", к тому же, только вернулся из похода. Это было прекрасно известно всем, в том числе и Клонферту.
Однако, не позволяя установиться гнетущей паузе, Джек продолжил опрос, получив куда более рациональные ответы от Пима и Корбетта, из которых следовало, что "Сириус", будучи в целом в неплохом состоянии, нуждается в срочном кренговании, и что у него проблемы с баками для воды. В Плимуте на него поставили новомодные железные баки, которые текли как решето.
- Одно ненавижу я больше всего, - вздохнул Пим, оглядывая собеседников, - всяческие нововведения.
"Сириусу" требовалась выгрузка трюмов, чтоб добраться до водяных баков, так что, даже работая с непрерывными авралами, он едва ли был бы готов к выходу до воскресенья.
"Нереида", хотя и готовая к выходу, как только будет закончено заполнение водой, пребывала в куда более печальном состоянии. Это был старый корабль, и, по словам корабельного плотника, его центральные футоксы можно было ковырять лопатой, а в носу и корме ржавчина почти добила крепеж. Но хуже всего был некомплект экипажа - не хватало шестидесяти трех человек, шокирующая цифра.
Джек согласился, что цифра шокирующая.
- Но, давайте надеяться, что следующий корабль Компании, идущий домой, решит эту проблему, и мы получим 63 опытных моряка, и еще нескольких новичков.
- Вы забываете, сэр, что после их разногласий с Правительством по поводу управления колонией, компанейские суда больше не заходят на Мыс.
- Это так, - признал Джек, покосившись на Клонферта. Он замял свою оплошность сообщением, что посетит их суда во время дневного обхода эскадры, когда он надеется получить детальные сведения по каждому, а сейчас он предлагает обсудить достоинства кларета, захваченного на французском корабле во время вояжа. Остатки "Лафита" не замедлили явиться, сопровождаемые какой-то выпечкой из кают-компании.
- Отличное вино, - заметил Пим.
- С ореховым оттенком, - согласился Корбетт. - Значит, вы столкнулись с французом, сэр?
- Да, - и Джек рассказал им про "Хиби", про ленивую перестрелку одиночными, про то, что "Гиену" восстановят в списках и про удачно спасенный приз, разрядив излишне официальную атмосферу.
Вино вызвало воспоминания, аналогичные дела и старые однокашники всплывали в памяти, раздавался смех. Джек никогда не служил ни с Пимом, ни с Корбеттом, но у них было немало общих знакомых. Когда они перебрали уже с полдюжины, Джек спросил:
- Вы, конечно, знали каптана Хиниджа Дандаса в Вест-Индии, капитан Корбетт? - надеясь слегка расшевелить собеседника.
- О да, сэр, - ответил Корбетт, и умолк.
"Что-то тут нечисто", - заметил Джек про себя, и вслух обратился:
- Лорд Клонферт, бутылка возле вас.
Все это время Клонферт сидел молча. Солнечный зайчик, упав на его звезду, отражался созвездием светлых треугольников, разом скользнувших вниз, когда коммандер наклонился за бутылкой. Он наполнил свой стакан, передал бутылку дальше и, видимо, желая улучшить свои отношения с Корбеттом и получить союзника на этой встрече, где он чувствовал себя неуютно, произнес:
- Капитан Корбетт, стакан вина с вами?
- Я никогда не пью из стакана с другими людьми, мой лорд - ответил Клонферт.
- Капитан Корбетт, - быстро вклинился Джек, - я был крайне удивлен, узнав, что за "Нереидой" стоит русский шлюп. Еще больше я был удивлен, когда адмирал сообщил мне, что его командир служил под вашим началом!
- Да, сэр, он был на "Сихорс", когда я командовал им. Служил добровольцем, изучал морское дело. И он изучил его очень неплохо, я вас уверяю. Его людей едва ли можно назвать тем, что мы называем матросами, но я убежден, он вобьет в них морскую науку, дайте срок. У них отличная дисциплина, и, полагаю, у него на борту и тысяча плетей - не редкость.
Разговор зашел о злосчастной "Диане": она вышла в исследовательское плаванье из Балтики во время мира между Англией и Россией, а по незапланированном прибытии в Саймонстаун экипаж узнал, что между странами объявлена война. Обсудили странный нынешний статус шлюпа, его необычную архитектуру, непривычное поведение матросов на берегу.
Пробило восемь склянок, все поднялись. Джек задержал Корбетта и спросил:
- Пока я не забыл, капитан Корбетт, мой старый рулевой и несколько других матросов сейчас на борту "Нереиды". Я тут набросал их имена… Вы весьма обяжете меня, если пришлете их.
- Да, конечно, сэр…, - заколебался Корбетт. - Но, надеюсь, вы не воспримете как неуважение, если я посмею напомнить, что у меня жуткий некомплект?
- Я это помню, и я совсем не намереваюсь вас грабить, напротив. Вы сможете взять равное количество из экипажа "Боадицеи", я даже думаю, что смогу отдать вам на несколько человек больше. Нам удалось завербовать несколько хороших моряков из пленников "Хиби".
- Я буду безмерно благодарен, - воскликнул Корбетт, расцветая в момент. - Я пришлю вам ваших людей сразу, как только окажусь на борту!
Так что на эскадренный смотр коммодор отправился в сопровождении своего прежнего рулевого.
- Прямо как в старые времена, Бонден, - довольно заметил он, когда они приближались к "Сириусу".
- Да, сэр, только лучше, - промурлыкал в ответ Бонден, и тут же в ответ на оклик с фрегата заорал: "Вымпел!" - голосом, способным разбудить мертвого. Однако, этот вопль отнюдь не всполошил "Сириус" - с момента возвращения на борт капитана Пима вся команда пребывала в состоянии лихорадочной активности. Даже обеденное время было урезано до минимума, грог глотали на ходу, и все это для того, чтобы навести на судне показной лоск и выставить его тем, чем оно на данный момент не являлось. Делалось все это по доброй воле, ибо экипаж гордился своим кораблем, и, хотя времени для большой покраски уже не было, "Сириус", на который ступил коммодор, отличался от себя же день назад настолько, насколько этого смогли добиться объединенные усилия двухсот восьмидесяти семи мужчин и нескольких женщин. Поскольку фрегат был фактически выпотрошен для ремонта водяных баков, создать из него увеличенный вариант королевской яхты (к чему экипаж, видимо, активно стремился) не вышло, но, кроме высящихся на палубе пирамид непонятных объектов, плотно укрытых парусиной и брезентом, придраться было не к чему, и Джека весьма порадовало то, что он увидел. Конечно, Джек не поверил видимости, но никто и не ждал от него этого. Все, от отмытого добела угольного погреба и до крашенных в черное ядер в кранцах, было ритуалом. Тем не менее, это имело отношение к реальному положению дел: прекрасный надежный корабль, содержащийся в образцовом порядке, под управлением компетентных офицеров и со спаянным экипажем военных моряков (фрегат был в деле уже более трех лет без перерыва). Капитан Пим выставил у себя в каюте впечатляющую батарею бутылок и выпечки на закуску, но, когда Джек выбрал булочку Бат-оливье, по весу она показалась равной платиновому слитку. Джек подумал, что она является хорошим символом корабля - надежного, постоянного, довольно старомодного, но вряд ли подходящего к ветрам Индийского океана.
Следующей была "Нереида". Ей не требовалось таких усилий, чтобы достичь эффекта "Сириуса", но экипаж ее был молчалив и угрюм, офицеры выглядели раздраженными и издерганными. Понукаемая команда наводила последний лоск. Джек любил аккуратные корабли, и, конечно, чистые корабли, но сияющая медь "Нереиды" угнетала его. Он проводил смотр тех, кого из-за его визита заставили каторжно трудиться ради ничтожного результата. Без радости обходил он молчаливый, напряженный корабль. То, что его интересовало, было внизу - футтоксы. И там, с капитаном, его нервничающим первым лейтенантом и затурканным плотником, он понял, что Корбетт почти не преувеличивал. Ее доски были в ужасном состоянии, он это понял еще до того, как потыкал их шилом. Видимо, прав был портовый инспектор Саймонстауна, говоря, что она послужит еще только два или три сезона.
Однако больше Джека удручала куда быстрее распространяющаяся "гниль" на верхней палубе. Молодым гардемарином именно в этих водах за неподобающее поведение и любовные похождения он был на шесть месяцев разжалован в матросы. Тот корабль и в подметки не годился вылизанной и надраенной "Нереиде", хотя имел просто дьявола в образе капитана и первого лейтенанта ему под стать. Так что Джек хорошо представлял, какого труда стоило добиться хотя бы половины от увиденного им результата. Те месяцы, не особо приятные и просто ужасные в начале дали ему опыт, редкий среди офицеров - близкое знакомство с жизнью простого матроса, понимание его взгляда на окружающее. Он знал их язык слов и жестов, и то, что он увидел перед спуском в трюм - напряженные, избегающие взгляды, едва заметные кивки и жесты, полное отсутсвие хоть какого-то веселья, сильно заботило его.
Корбетт оказался проворен с цифрами, его детальный отчет о состоянии "Нереиды", расчерченный тонкими черными и красными линиями, оказался на столе одновременно с мадерой и сладкими галетами.
- Вы неплохо обеспечены порохом и ядрами, - заметил Джек, просматривая ведомость.
- Да, сэр, - ответил Корбетт. - Я не вижу пользы в разбрасывании железа в океане, а, кроме того, откат орудий так обдирает палубу.
- Это так. И палуба "Нереиды" в отличном состоянии, должен подтвердить. Но вам не кажется, что тренировка необходима, чтоб ваши люди могли вести точный огонь на дальних дистанциях?
- Ну, сэр, по моему опыту, это не имеет большого значения. Я всегда становлюсь с противником рея к рее, тут не промахнешься, даже если постараешься. Но не мне рассказывать Вам про ближний бой, сэр, после вашего-то дела с "Какафуэго"!
- Но есть ведь и другие ситуации, скажем, пройтись по вражескому рангоуту этак с мили, а потом встать поперек его клюзов, - миролюбиво возразил Джек.
- Да, конечно, сэр, вы правы - сухо отозвался Корбетт без малейших признаков убеждения.
Если "Нереида" выглядела королевской яхтой (насколько военный корабль вообще на это способен), то "Оттер", на первый взгляд, такой яхтой и являлся. За всю свою жизнь Джек никогда не видел столько золоченых орнаментов разом и никогда не видел он еще все ванты и штаги с вплетенными алыми нитями, и стропы и блоки, обшитые красной кожей. На второй взгляд казалось, что это нечто еще похлеще, в частности, благодаря портновским изыскам, маячащим на квартердеке. Даже гардемарины щеголяли шляпами с кокардами, бриджами и хессианскими туфлями с золотыми пряжками, производя впечатление скорее штатских щеголей, чем военных в форме. К своему удивлению, Джек обнаружил, что офицеры Клонферта относятся к довольно вульгарному типу людей. Их отличали серые, невыразительные лица, позы портновских манекенов, пристальный назойливый взгляд и привычка смотреть в рот своему капитану. С другой стороны, не требовалось великой проницательности, чтобы заметить, что атмосфера на борту "Оттера" разительно отличалась от "Нереиды": экипаж был бодр и весел, и было ясно, что им нравится их капитан, старшие офицеры, боцман, канонир и плотник, эти столпы корабельного порядка, выглядели надежными и опытными.
Если палуба, оснастка и золоченая резьба "Оттера" поразили Джека, то капитанская каюта просто потрясла. Ее невеликие размеры скрадывались обилием зеркал в золоченых рамах, отражавших кучу подушек на турецкой софе, а развешанные на покрывающем переборку персидском ковре скимитары навевали мысли об арабских ночах. С потолочного бимса свисала золоченая лампа из мечети, возле софы примостился кальян. Посреди этого великолепия две двенадцатифунтовки смотрелись абсолютно чужеродными, но такими родными и реальными.
Появилось ритуальное угощение, внесенное черным мальчиком в тюрбане, и Джек и Клонферт остались одни, ощущая изрядную неловкость. За годы службы Джек научился ценить способность помолчать, когда нечего сказать, но Клонферт, хоть и чуть постарше (несмотря на свой моложавый вид), этого дара оказался напрочь лишен, и тарахтел без умолку. Вот эти безделушки он привез из сирийской кампании с сэром Сиднеем, лампа - подарок Джезза-Паши, скимитар справа - от маронитского патриарха. Он так привык к восточному стилю, что никуда без софы, не желает ли коммодор присесть? Коммодору совершенно не улыбалось оказаться в нескольких дюймах от палубы - ноги-то куда девать? - и он отговорился тем, что ему желательно видеть шлюпки "Боадицеи", снующие между фрегатом и арсеналом, заполняя кранцы и погреба вескими аргументами. Потом коммодору была предложена капелька "Констанции", с фигой из Алеппо в качестве закуски - Клонферт уверял, что это очень интересное сочетание. "Или немного этого ботарго?"
- Я чрезвычайно благодарен, Клонферт, - ответил Джек, - и я уверен, что ваше вино великолепно. Но дело в том, что на "Сириусе" меня поили портвейном, а на "Нереиде" - мадерой из капитанских запасов, поэтому сейчас я бы все отдал за чашечку кофе, если это возможно.
Это оказалось невозможно. Клонферт был подавлен, раздосадован, обескуражен - ни он, ни его офицеры не пили кофе. Он действительно был очень и очень огорчен, ему пришлось извиняться, и это было для него болезненным ударом. Поскольку Джек считал, что неприятностей на эскадре и так хватает, да и просто по-человечески ему не хотелось оставлять Клонферта в таком очевидно подавленном состоянии, то, подойдя к великолепному бивню нарвала, прислоненному в углу, он вежливо произнес:
- Какой необычный великолепный бивень!
- Красивая вещь, не так ли? Но со всем уважением, сэр, правильнее называть это рогом. Это рог единорога, сэр Сидней дал его мне. Он лично застрелил это существо, заметив его в стаде антилоп. Ему пришлось погоняться за ним, хотя под ним был собственный жеребец Гассан Бея, двадцать пять миль по дикой пустыне. Турки и арабы были поражены, сэр. Они говорили мне, что никогда не видели наездника лучше, а выстрел, сразивший единорога на всем скаку, их просто потряс.
- Да уж наверное, - хмыкнул Джек. Он повертел "рог" в руках, и, улыбаясь, спросил:
- То есть, я могу хвастаться, что держал в руках настоящий рог единорога?
- Вы можете поклясться в этом, сэр! Я сам лично отрубил этот рог от головы чудовища!
"Бедолага просто из штанов готов выпрыгнуть, лишь бы себя показать", - думал Джек, возвращаясь на "Рэйсонейбл". Похожий бивень нарвала хранился в его каюте несколько месяцев, он вез его с севера для доктора Мэтьюрина - и никогда уже не спутал бы плотную тяжесть его дентина с легкой роговой тканью. Возможно, конечно, Клонферт думал, что часть его рассказа - правда. Адмирал Смит был известный пустомеля и хвастун, вполне способный выдумать эту глупую басню, в то же время он был способный и предприимчивый офицер. Не говоря о других блестящих его делах, он отстоял Акру от Бонапарта - немногие имели такой повод для хвастовства. Может, Клонферт из того же теста? Джек всей душой надеялся на это. Тогда черт с ним, пусть рассказывает про единорогов, сколько их есть на Земле, и львов пусть не забудет - лишь бы результаты его действий были не хуже.