- Сердечно благодарю, сэр, но сейчас уже все в порядке. Я был у вас на борту нынче днем, но не за мазью. Вы найдете письмо, которое мы написали, у себя в каюте.
- Что все это значит, расскажи.
- Ну, сэр, - начал Бонден, оставляя весла, но в это время они уже подошли к левому борту "Оттера", и в ответ на оклик Бонден крикнул:
- Ваш доктор явился, бросьте конец.
Видимо, на "Оттере" привыкли к подобным сюжетам - немедленно с борта скинули булинь, Бонден завязал его под мышками у бесчувственного Мак-Адама и тот исчез наверху.
- Ну, сэр, - снова начал рассказ Бонден, медленно отгребая в сторону "Боадицеи", - вот как это произошло. Когда мы с Килликом на Подветренных островах услыхали, что капитан снова в море, мы собрались присоединиться к нему, как только представится случай. Ну и еще куча народу решила также: ребята с "Софи", с "Сюрприза", даже один с "Поликреста" - тот хмырь, Болтон, которого капитан вытащил из воды. О да, получи капитан новое судно - у него не было бы проблем с набором экипажа, не то что у некоторых…, - он проглотил окончание фразы и закашлялся. - Как бы то ни было, мы передали нашу просьбу, и капитан Дандас, очень любезный джентльмен и друг нашего капитана, как вы хорошо знаете, перевел нас на "Нереиду", под командованием Корбетта, идущую на Мыс. Он был очень добр, сказал, что ему жаль терять нас, и передал с Килликом банку желе из гуавы для капитана. Но на "Нереиде" некоплект - а почему? А потому, что люди бегут с нее как и когда только могут! В нашей компании был Джо Лукас, он проплыл три мили с надутыми пузырями у Сент-Киттса, акулы и прочая дрянь… Был доставлен назад, выпорот, и уплыл снова - со спиной, как сырой стейк. И сегодня - всего двенадцать отпущенных на берег из всего экипажа, и двое уже дернули в горы, наплевав на дикое зверье, жалованье за тридцать девять месяцев и призовые! Поэтому, видите ли, мы: я, Киллик и остальные, боимся, что капитан Корбетт не отпустит нас на "Боадицею", и поэтому мы написали вам это письмо, сэр. И еще потому, что мы не хотим мешаться под ногами у капитана в момент, когда он вот-вот поднимет свой вымпел и у него и без нас забот полон рот, но надеялись, что вы сможете замолвить за нас словечко в подходящий момент.
- Конечно, я так и сделаю. Но вы могли с тем же успехом адресоваться напрямую капитану Обри. У него о вас самые лучшие воспоминания - часто говорит о том, какой у него был настоящий рулевой и очень жалеет о твоем отсутствии.
- Правда, сэр? - спросил Бонден с довольной ухмылкой. - Но даже если и так, все равно мы будем очень вам благодарны за разговор с капитаном. Нам кажется, это будет более правильным, если поговорите вы. А мы будем просто в восторге, покинув "Нереиду".
- Не больно-то она счастливый корабль, а?
- Да уж, сэр.
Бонден налег снова на весла, и, глядя в сторону, заметил:
- Там катают ядра, сэр - вот что она такое.
Стивен почти ничего не знал о кораблевождении, ни теоретически, ни практически, но даже он хорошо знал, что если на корабле экипаж начал прокатывать ядра по палубе под покровом темноты - пиши пропало, следующим шагом будет мятеж. Но также он понимал, что на любом нормальном корабле порка такого серьезного, добросовестного матроса, как Бонден, была бы делом немыслимым.
- Заметьте, я не жалуюсь. И, упаси Боже, не собираюсь никого осуждать: на "Нереиде" есть и настоящие ублюдки среди команды, а когда доходит до точки, на подобных кораблях "кошка" не щадит ни правых, ни виноватых. Я могу получить свои пятьдесят плетей, равно как и любой другой. Хотя, я могу сказать, когда впервые познакомился с "кошкой" - меня били, как барабан, когда я мальчишкой был на "Тандерере". Это называлось "предупреждение от оружейника". Тростью. Нет, я имею в виду, что в первую очередь мы: я, Киллик и остальные, хотим вернуться к нашему капитану. А уж во вторую мы хотим убраться с "Нереиды", пока дело там не приняло дурной оборот. А это уже не за горами. Я не дам много ни за жизнь самого капитана Корбетта, ни за некоторых его офицеров во время сражения, и даже просто в ненастную безлунную ночь, но участвовать во всем этом мы не хотим!
- Мерзко, Бонден, очень мерзко, - откликнулся Стивен.
Больше он не сказал ничего, пока они не подошли к борту "Боадицеи", где поблагодарил Бондена:
- Доброй ночи, и спасибо, что подвез меня домой.
Он заснул с "Путешествием Легуа", с его обворожительным описанием дронта и со Спармэнном, позже, в ночную вахту он услышал, что Джек вернулся на борт. Но когда они встретились, было еще довольно раннее утро. Стивена срочно вызвали в лазарет в связи с алкогольной комой, внезапно приведшей к сильнейшему кровотечению из ушей. Когда они встретились, Стивен понял, что его похмельная ночь и не менее похмельное утро (лазарет благоухал как винокурня) продолжаются. Капитан Обри был желтый и опухший, как любой слишком много выпивший - так много, что даже двадцатимильная обратная скачка не смогла выветрить из него весь алкоголь.
- Двадцать миль, больше двадцати миль на чертовой животине, которая три раза сбрасывала меня, изгваздав мои новые нанковые брюки! - бурчал Джек.
Его дурак-стюард разбил кофейник, его француз-кок сошел на берег с месье Бретоньером, присоединясь к остальным военнопленным - прощай бриоши на завтрак! Но хуже даже пропавшего кофе был факт, что адмирал, пообещав ему нужные приказы, так их до сих пор и не передал. Бесконечное и совершенно бессмысленное совещание у губернатора с ним, Фаркьюхаром и двумя армейскими генералами фантастической даже по меркам армии тупости, а потом соответствующей длины ужин с армейскими офицерами, явно решившими напоить гостей до поросячьего визга. И все это вместо приказов. В то время, когда он, Джек, только отбыл на своей чертовой сапной кобыле, адмирал уже давно храпел в кроватке. И вот вам пожалуйста: флаг-лейтенант не знает ни черта, ни о каких приказах даже слыхом не слыхивал, а Джек понятия не имеет: кто он и что он и что ему делать? Все это Джек втолковывал Стивену в своей каюте. Что о его вымпеле снова и речи не идет, что он теперь в подвешенном состоянии, что экспедицию вообще отложат, а если она и состоится через месяцы, его ототрут от командования: уж больно воровато поглядывал на него адмиральский секретарь, мозгляк - соплей перешибешь, к тому же еще и священник. В его исходных приказах ничего о высшем командовании не говорилось, и хотя адмирал упоминал о нем, как о решенном деле, назначение, несомненно, было отдано в его компетенцию, и он изменил свое мнение под влиянием Совета. Оттого то и просквозило это дьявольское: "Если вы поднимете свой вымпел".
- Давай выйдем на палубу, - попросил Джек. - Моя голова, кажется, состоит из раскаленного песка. И, Стивен, могу я просить, нет, умолять тебя не курить твои мерзкие сигары в каюте?! Такое ощущение, что мы живем в пепельнице, прям как с теми чертовыми красномундирниками этой ночью.
Они взобрались на квартердек как раз вовремя, чтобы увидеть странную фигуру, направляющуюся к борту, молодого человека в цветастом пальто и маленькой не менее кричащей шляпе. Он направлялся к правому борту, к месту дежурного офицера, поравнявшись с мистером Сеймуром, он отдал честь. Первый лейтенант пребывал в замешательстве, но отнюдь не Джек. "Выбросить это чучело с корабля!" - проревел он. Затем, прижав ладонь к разрывающейся голове, добавил гораздо тише: "Какого дьявола ему было надо разгуливать по палубе корабля Его Величества, разряженному как пряничный человек?" Молодой человек спустился в лодку, экипаж которой походил на клоунов той же расцветки и отчалил.
Стюард Джека осторожно приблизился, бормоча что-то о "кофейнике из кают-компании", и Стивен предположил:
- Мне кажется, нам хотят сообщить, что кофе готов.
Так оно и было. В процессе поглощения последнего доброжелательность воцарилась вновь, не без помощи свежих сливок, ветчины, яичницы, жареной свинины, остатков французского жженого сахара и апельсинового мармелада Софи.
- Я сожалею, что был так безобразно сварлив только что, по поводу твоих сигар, - примирительно заметил Джек, отодвигая стул и расстегивая жилет. - Прошу, Стивен, кури. Ты же знаешь, мне нравится этот запах.
- Есть! - ответил Стивен. Он разломил сигару на три части, раскрошил одну из них, смочил несколькими каплями кофе, свернул самокрутку, закурил и с наслаждением затянулся.
- С тобой все нормально? Тогда послушай: Бонден, Киллик и некоторые другие сейчас на "Нереиде" и желают вернуться к тебе. Как говорится, о вкусах не спорят, а им, видимо, нравится грубая, деспотическая тирания.
- О! - воскликнул Джек, - как я рад! Это будет как в старые добрые времена. Мало чего я хотел бы так сильно, как вновь быть вместе с ними. Но вот отпустит ли их Корбетт? У него дьявольский некомплект на борту, а ведь я могу только просить о любезности в данной ситуации. А ведь матрос вроде Бондена на вес золота!
- Не похоже, чтоб Корбетт ценил его так высоко, однако. Он дал ему пятьдесят плетей.
- Пороть Бондена!? - заорал Джек, покраснев. - Пороть моего рулевого? Клянусь Богом, я…
Напряженный молодой человек принес известие, что флаг-лейтенант командующего отчалил от берега, а командир "Оттера" от своего судна, и что лейтенант Сеймур посчитал, что капитану Обри это может быть интересно.
- Благодарю, мистер Ли, - ответил Джек и поднялся на палубу. Лорд и леди Клонферт находились все это время далеко за пределами его мыслей, но нынче они настойчиво выдвигались на первый план с приближением гички "Оттера", движимой такими же разряженными клоунами, что и в шлюпке накануне. Сначала гичка была на той же дистанции, что и катер флаг-лейтенанта, но тот задержался возле "Рэйсонейбла", чтоб обменяться репликами с офицером на юте. Обмен затянулся, а тем временем гичка уже ткнулась в борт "Боадицеи".
Клонферт поднялся на борт, легкий, щегольски-красивый, молодящийся, в полной форме, со звездой на груди. На лице его застыло выражение ожидания и беспокойства. Он вспыхнул, когда Джек пожал ему руку со словами:
- Счастлив видеть вас снова, Клонферт. Но мне бы очень хотелось иметь для вас новости получше, пройдемте в каюту.
Только там он продолжил:
- Мне очень жаль сообщить вам, что в результате крайне прискорбного недоразумения мне пришлось покинуть Плимут без леди Клонферт.
- О! - воскликнул Клонферт с несчастным выражением на подвижном лице, - этого я и боялся. Я послал нынче утром запрос, но, мне кажется, записка, которую я послал с одним из моих офицеров, так и не была получена.
- Офицер!? - воскликнул Джек. - Я и понятия не имел, офицер… В этаком наряде?
- Сожалею сэр, что он не заслужил вашего одобрения, - сухо ответил Клонферт. - Это мой обычай - одевать своих людей в мои собственные цвета. Мне кажется, это допустимо на службе, и мои люди разделяют мои склонности. Но готов признать, что это необычно.
- Ну, это может приводить к недоразумениям. Ладно, сейчас все разъяснилось, и я доставил свою чертовски неприятную новость. Я крайне сожалею о случившемся, но, я уверен, леди Клонферт смогла сесть на следующее компанейское судно. Там ей будет куда удобнее, и уже на следующей неделе она может быть здесь - мы двигались довольно медленно. Пообедаете со мной? У нас будет молочный поросенок, а я помню, вы обожали это блюдо на "Агамемноне".
При упоминании корабля Клонферт вспыхнул снова и бросил на Джека подозрительный взгляд, а затем с искусственной сердечностью ответил, что просит его извинить, и что с неохотой он, однако, вынужден удовлетворить предыдущее приглашение, но перед уходом ему хотелось бы поблагодарить капитана Обри за его крайне любезное согласие доставить леди Клонферт на Мыс, он просто поражен, поражен. Клонферту вполне удалось, чтоб у Джека, у которого и так было тяжело на душе, начались угрызения совести, и, если не считать запинки при выходе из каюты, спектакль был им проведен безупречно.
Флаг-лейтенант уже был на палубе, он смеялся и болтал с Сеймуром, пока Джек провожал своего гостя к борту. Внимательным взглядом Джек, тем не менее, углядел, что весельчак привез отнюдь не маловажное устное указание, чего он обоснованно опасался, учитывая тон последнего ночного совещания, но папку с особо важным приказом, перевязанную красной официальной лентой.
Снова в каюте он принял папку, но сперва ему пришлось выслушать сообщение флаг-лейтенанта.
- Адмирал просил меня передать, что ему стало нехорошо сразу после совещания, поэтому он не смог отправить вам приказы раньше, как намеревался. Но он продиктовал их прямо из кровати, как только смог. Фактически он продиктовал их мне - секретарь тоже не в порядке.
- То есть, вы знаете, что в них?
- Да сэр. И позвольте мне быть первым, кто пожелает вам удачи под вашим вымпелом, сэр.
- Благодарю, мистер Форстер, - отозвался Джек, чувствуя, как солнечное тепло заполняет все его существо. - Действительно, большое спасибо. Надеюсь, временное нездоровье адмирала не причиняет ему боли и других неудобств? Я желаю ему скорейшего и полного выздоровления.
Флаг-лейтенант ответил, что, видимо, адмирал съел что-то не то, что он, со своей стороны, порекомендовал ему дозу ревеня; Джек слушал его с постоянным заботливым вниманием. Джек выглядел торжественно серьезным, но разум его просто купался в море счастья, счастья, которое стало более осязаемым и вещественным, когда повествование флаг-лейтенанта о том, как он тоже съел что-то не то, подошло к концу, и Джек, разрезав ленту, убедился, что приказы адресованы "коммодору Обри".
Но сразу за чувством счастья пришел твердый трезвый расчет: оценка границ его полномочий, возможности наличествующих сил; и решимость начать разбираться с ситуацией немедленно.
Приказы были ясными, краткими и срочными, адмирал не испытывал колебаний. Коммодору Обри надлежало поднять свой вымпел на "Рэйсонейбле", принять под свое командование нижеперечисленные корабли и суда, как можно скорее выйти в море, искать и топить французские рейдеры, оперирующие южнее 10S и западнее 70E, и, во взаимодействии с сухопутными силами на Родригесе (которые будут усилены всеми доступными соединениями), положить конец французскому владению островами Бурбон (он же Реюньон, он же Бонапарт) и Маврикий (он же Иль Де Франс), а также и всеми кораблями и судами в этих водах. Он должен был придерживаться основных указаний, изложенных в расписаниях А и Б, а со всеми политическими вопросами и с проблемами, возникающими с гражданским населением, испрашивать советов Вильяма Фаркьюхара, Эсквайра, Его Величества утвержденного губернатора, а в оного отсутствие - доктора Стивена Мэтьюрина.
Расписания, вместе с оценками, картами, гидрографическими описаниями и оценками французских сил на островах, в основном полученных от американских "купцов", свободно шнырявших там и тут, были в отдельных пакетах. Среди них попалась и бумага, содержащая заголовок "Лейтенант Джонсон Р.Н., "Боадицея"".
- Что это? - спросил Джек.
- Адмирал утвердил ваш приказ о производстве в лейтенанты мистера Джонсона. Это - его патент.
Джек кивнул, испытав новый приступ удовольствия, затмившего на миг заботы, а флаг-лейтенант начал:
- Я также должен передать, что адмирал предоставляет вам действовать по своему усмотрению в отношении "Рэйсонейбла" и перенести на него свой вымпел как только вы сочтете нужным, корабль в порядке. Он просит только, чтобы его подчиненные и слуги из этого списка были отправлены к нему в Кейптаун, и он надеется, что вы сочтете разумными следующие назначения. Адмирал также весьма сожалеет, что время и его нездоровье не позволяют ему лично, как это принято, обсудить с вами конфиденциальные замечания относительно подчиненных вам капитанов, и просит простить его "ужасные каракули", - лейтенант передал запечатанную половину листа. - Кажется, это все, сэр, кроме сообщения от мистера Шеферда: он сказал, что если вам еще нужен флаг-секретарь, он рад бы был рекомендовать своего кузена, мистера Петера. Тот находится на станции уже несколько месяцев и сейчас не имеет никаких дел. Он сейчас в Саймонстауне, приехал со мной, и если вы желаете глянуть на него…
- Я буду счастлив познакомиться с мистером Петером - поспешно ответил Джек, ясно осознавая важность этого одолжения, от которого, возможно, зависели отношения в эскадре.
Приличия требовали от Джека угостить флаг-лейтенанта, приличия требовали, чтоб флаг-лейтенант разделался со своей долей бутылки не более, чем за десять минут, чтоб освободить нового коммодора для решения его многочисленных новых задач. И хотя молодой человек сделал все как полагается, не было в жизни Джека отрезка времени, который бы тянулся столь долго.
Когда мистер Форстер наконец ушел, Джек вызвал Джонсона.
- Я желаю вам удачи в новом звании, мистер Джонсон. Возьмите его. Адмирал утвердил ваше назначение, и, я уверен, вы это заслужили.
Он передал драгоценный документ, возможно даже более драгоценный для Джонсона, чем вымпел - для Джека, хотя, конечно, отягченный куда меньшей ответственностью. И немедленно попросил (и чтоб не выслушивать поток благодарностей, и чтоб сберечь несколько драгоценных минут):
- Прошу вас, будьте так любезны, пришлите мне боцмана как можно скорее.
К вошедшему боцману Джек адресовал вопрос:
- Мистер Феллоуз, я полагаю, в нашем флажном наборе нет широкого вымпела? Но если есть, поднимите его немедленно.
- Есть, сэр, - отозвался боцман, пытаясь спрятать улыбку, - широкий вымпел.
Опасаясь оскорбить судьбу, Джек не отдавал приказ приготовить вымпел заранее, хотя испытывал сильнейшее искушение. Но он лелеял это желание в глубине души, пока вероятность не стала явью. Однако у команды "Боадицеи" картина происходящего сложилась еще далеко к северу от экватора (путем энергичного разузнавания и складывания воедино отрывочных сведений). И, будучи убеждены, что такой предмет обязательно понадобится, они приготовили его, так что чаемый широкий вымпел ждал своего часа уже четыре тысячи миль.
Боцман заторопился на палубу, а Джек разорвал адмиральский конверт и прочел: "Капитан Пим с "Сириуса" надежный, разумный офицер, но ему не хватает инициативы. Капитан Корбетт, "Нереида", хоть и поддерживает великолепную дисциплину на борту, и весьма ценится, как боевой командир, к сожалению, весьма раздражителен. Он в плохих отношениях с Клонфертом с "Оттера", и их двоих не следует отправлять вместе на отдельные задания. Лорд Клонферт неплохо зарекомендовал себя храбрым и решительным офицером в нескольких мелких схватках, и он, как и Корбетт, неплохо знает воды у Реюньона и Маврикия."
"Конфиденциальные замечания, - подумал Джек, - пожалуй, больше говорят об адмирале, чем о капитанах", - но тут в каюту ворвался Феллоуз с прекрасным вымпелом в руках. Джек взглянул на него с таким притворным безразличием, которое вряд ли заслужили бы его дочери, не говоря уж о боцмане.
- Благодарю, мистер Феллоуз. Прошу, положите его на рундук. И передайте доктору, не мог бы он уделить мне минутку?
Джек был занят натягиванием на себя своих лучших форменных бриджей, когда Стивен вошел.
- Я думал, тебе захочется взглянуть на кое-что новенькое, - начал Джек, добавив не без гордости: - Ex Africa surgit semper aliquid novo…, или novi, а?
- К чему это относится? - рассеянно спросил Стивен, оглядывая каюту.
- Как!? Неужто ты не видишь того, что поразит тебя благоговейной немотой, знак настоящего живого коммодора, почти самого возвышенного существа на Земле?