- Ну, сэр, - начал Бонден, - я знал, что вы захотите узнать все как можно быстрее. Поэтому мы протиснулись через Проход Голландца (едва не сели, хотя шли с отливом), пересекли курс "Виктора" прямо под его кормой в темноте до восхода луны, и пошли к ветру, подняв все, что только можно. Мы опередили их изрядно, делая девять-десять узлов ко времени, когда луна взошла, и мы видели, как "Венус" нагнала "Бомбей", семь узлов против его шести. Это случилось в начале ночной вахты, когда земля скрылась из виду. Они шли на параллельных курсах и принялись лупить друг друга. Должен сказать, сэр, на "Бомбее" оказалось изрядное множество красных мундиров, и, мне показалось, что на палубе "Венус" тоже черно от солдат. Ну, не больно-то это им помогло, им пришлось уйти за пределы дальности, чтоб завести новый ватервулинг, насколько я мог разобрать. Но, как бы то ни было, через две склянки они снова преисполнились боевого задора, ветер сместился на два румба и они поставили стакселя. Бой взобновился в утреннюю вахту, дрались на ходу, оба под бом-брамселями и стакселями, но мы уже ушли настолько далеко вперед, что я не мог точно видеть, как идут дела. "Венус", вроде, лишился фор-стеньги и гафеля, а "Бомбей" лишился грот- и кюйс-стеньги, а от его нижних парусов остались одни лохмотья. Но он все еще держал на Сен-Дени, когда мы видели его последний раз, а шлюп тащился в лиге сзади.
Пока он говорил, "Боадицея" начала слегка крениться на левый борт, из берегового бриза она вышла в юго-восточный пассат, который сегодня был не ко времени мягок. Несмотря на его слова о хороших морских офицерах, Джек поторопился на палубу тотчас, как Бонден закончил свой рассказ. Он сразу подметил несоответствие количества парусов силе ветра: как и многие другие, Джонсон все еще пребывал в заблуждении, что больше парусов значит большая скорость, и, в своем энтузиазме, "топил" нос фрегата, затрудняя его движение. Джек, однако, не хотел, чтоб его появление воспринималось, как контроль по мелочам, и потому сперва окликнул марс:
- На марсе! Что видно?
- Уже видны корпуса, сэр, - отозвался дозорный. Тяжелый фрегат, "компанеец", и шлюп или малый фрегат, все под французскими флагами. Тяжелый фрегат с вымпелом коммодора. Пальбы не слышно с четырех склянок. Фрегат потерял стеньги, все три. "Компанеец" тоже. Шлюп не поврежден, кажется.
Джек кивнул, покрутился на юте, заметил Джонсону, что корабль пойдет легче, если убрать летучий кливер, сложил трубу, положил руки на ванты и подтянулся. Вверх и вверх, через грот-марс и дальше, до бом-брам-рея, медленней, чем двадцать лет назад, но все равно неплохо.
Все, что сообщил дозорный, было правдой. Но дозорный не мог сказать ничего о настрое, царившем сейчас там, на севере, так далеко, что мерцающая дымка то давала рассмотреть корабли, то скрывала их от взгляда. Именно чтобы понять, что за дух сейчас витает над вражеской эскадрой, Джек забрался в свой "воздушный замок". Бросив быстрый взгляд назад, на безнадежно отстающие "Стонч" и "Оттер" в паре миль за кормой, он принялся рассматривать вражеские корабли. Между ним и "Венус" с "Виктором" лежал в дрейфе, несомненно, захваченный "Бомбей", лишившийся всех стеньг. "Венус", однако, дорого заплатила за это, лишившись не только фор- и грот-стеньги, но и изрядной части бизани. Шлюп же совершенно не пострадал. На борту "Венус" разворачивалась лихорадочная активность, Джеку показалось, что там собираются ставить новую фор-стеньгу, и уже ухитрились приспособить какую-то запасную рею в качестве крюйс-стеньги над обрубком бизани. Между кораблями сновали шлюпки. Расстояние было велико для точных умозаключений, но выглядело так, что люди перевозились в обоих направлениях, так что это не было обычным перемещением пленников. Не собирается ли Гамелен использовать свой приз? Это не было невозможным: выйдя из своего порта, он мог взять двойной экипаж за счет команд других кораблей, не говоря уж о солдатах из гарнизона Порт-Луи. Если он сможет выделить достаточно народу для обслуживания сорока орудий "Бомбея", и если у него хватит на это духу - это может изменить ситуацию.
В душе Джек не испытывал ни малейших сомнений в конечной победе, но он никогда не позволял себе облечь эту уверенность в, пусть и не высказанные, но слова. Эта уверенность оставалась лишь теплым светом, что зажегся внутри после того, как удалось отбить "Эфришен", а сейчас затопил уже все его сердце. Чувство это он воображал только своим персональным секретом, хотя отблеск его был ясно виден всем от доктора Мэтьюрина, до последнего тринадцатилетнего юнги с полипами в носу, замыкающего судовую роль. Но, отставив эмоции в сторону, Джек начал холодный профессиональный разбор ситуации, всех факторов, что могли задержать и даже увести у него победу.
Во-первых, ветер. Пассат слабел, уже справа по носу появились стеклянно-гладкие пятна воды, предвестники обычного полуденного штиля, что мог вообще лишить фрегат возможности управляться, или позволить еле ползти вперед, под соединенные бортовые залпы "Венус" и "Бомбея", пока Гамелен не поставит временную оснастку, что удвоит его силы возможностью маневра.
Во-вторых, прибытие подкреплений. Он не был очень высокого мнения о предприимчивости французского коммодора, но и слабоумным Гамелен не был. Оказавшись на рассвете в положении, когда из-за южного горизонта уже показались берега Реюньона, он, несомненно, отправил свой лучший катер обратно на Маврикий за поддержкой. На его месте Джек сделал бы это после первого же залпа "Бомбея".
Пока он размышлял об этом, положение на севере прояснилось. Шлюпки были подняты, "Виктор" поставил все паруса и взял на буксир "Бомбей", "Венус", распустив грот и фок, двинулся по ветру. А вот и на "Бомбее" поставили фок. Ветер севернее был все еще свеж, и они делали около трех узлов, в то время, как "Боадицея" под всей своей внушительной громадой парусов шла едва ли быстрее пяти с половиной. "Однако, - подумал Джек, - с этим я ничего поделать не могу".
То малое, что мог, он уже делал. Закончив насвистывать "Мыс Плимут", лучшую из мелодий для выкликания ветра, он начал насвистывать попурри, и тут осознал, что перед внутренним взором его стоит Софи, причем образ необыкновенно четок. "Был бы я суеверным, - подумал Джек, с теплой улыбкой глядя в сторону Англии, - я бы готов был поклясться, что она думает обо мне".
Улыбка все еще играла на его губах, когда он спустился на палубу, и воодушевленный ею Сеймур спросил, не пора ли приготовить корабль к бою.
- Что до этого, мистер Сеймур, - Джек глянул на штурманскую прокладку, - думаю, это слегка преждевременно. Не стоит испытывать судьбу, знаете ли. Мистер Бэйтс, будьте добры, бросьте лаг.
- Есть бросить лаг, сэр! - отозвался гардемарин, кидаясь к релингам с юнгой-помощником и квартирмейстером. Юнга держал рейку, квартирмейстер - тридцатисекундные песочные часы. Бэйтс бросил лаг, следя, чтоб линь сматывался свободно, крикнул "Пошел!" - и квартирмейстер поднес часы к глазам, пока юнга удерживал рейку с видом священнодействующего. Лаг пошел за корму, узлы линя свободно скользили через пальцы Бэйтса. "Зажми!" - крикнул квартирмейстер. Гардемарин прижал линь, затем выбрал его, юнга смотал его обратно на рейку, Бэйтс пересек палубу и доложил:
- Только пять узлов, сэр, с вашего разрешения.
Джек кивнул, глянул вверх, на громаду парусов фрегата, на пожарные рукава на марсах, поливающие все, до чего могла дотянуться струя, на ведра, подтягиваемые к бом-брам-реям, дабы увлажненная парусина лучше ловила последние дуновения ветерка, и снова обратился к первому лейтенанту:
- Нет, мистер Сеймур. Без особой милости богов времени у нас будет куда больше, чем нам хотелось бы. Жаль гасить камбуз так рано, так что давайте-ка дадим людям пообедать в шесть склянок. И поскольку люди с прошлого воскресенья сидят без пудинга, пусть получат двойную порцию изюма сегодня. Но грога выдайте только половину - и отдыха после обеда не будет. Физиономии у матроса-штурвального, рулевого квартирмейстера, старшины сигнальщиков и ближних вахтенных закаменели при этих словах. Джек прошелся туда-сюда и продолжил:
- Остальное выдадим за ужином, если позволят погода, ветер и враги. И, мистер Сеймур, поскольку время поджимает, обед будет ранний - церковь сегодня устраивать не будем, но, полагаю, можно будет устроить общий сбор. Мистер Кирнан, - добавил он, кивнув бабуинообразному офицеру, - может устроить своих людей на баке.
С этого момента на борту фрегата началась гонка. Каждый матрос, сколь ни мало было его участие в этом торжественном ритуале (что назначался во всякое спокойное воскресенье, но никогда во время погони за врагом), должен был предстать (на час раньше обычного времени) чисто вымытым, выбритым и в чистой форме для осмотра своим старшим-гардемарином, затем офицером, а уж потом самим коммодором. К тому же, у команды обнаружилось общее намерение ослепить пришлых "африканеров" блестящим внешним видом. Повсюду на миделе и баке пары матросов аккуратно укладывали и заплетали друг-другу косички-"поросячьи хвостики", группы нетерпеливых матросов толклись вокруг тумб, превращенных в цирюльни, поторапливая доморощенных "брадобреев" (невзирая на последствия этой спешки). А ошалевшие морские пехотинцы чистили и полировали свое оружие, и так сияющее на ярком солнце.
Сам смотр был внушающим почтение зрелищем: офицеры в полной форме и с кортиками, сопровождающие коммодора, медленно движущегося вдоль строя подтянутых матросов, лишь группа волосатых "африканеров" в грязных рубахах чувствовала себя униженно. Церемонию, правда, портило то, что внимание всех участников периодически отвлекалось событиями, происходящими чуть дальше к северу: буксир, на котором волокли "Бомбей" не выдержал, и на "Викторе" потратили чертову уйму времени, заводя новый. "Венус" сперва ушла дальше, а затем вынуждена была возвращаться против ветра, чтоб помочь людьми - и морская гладь, разделявшая противников, сузилась на удивление быстро. Даже когда коммодор еще был на палубе, немногие, кроме замерших в первых рядах морских пехотинцев, смогли удержаться от взгляда на север и обмена замечаниями по поводу увиденного - и когда процессия следовала через камбуз и нижнюю палубу, мистер Троллоп был вынужден крикнуть: "Разговорчики!" несколько раз, и записать имена наиболее речистых для последующего наказания.
Как только общий сбор был закончен, боцман с помощниками громко и пронзительно засвистали к обеду. Каждый матрос знал, что команды приготовить корабль к бою ждать осталось недолго, ибо ветер изрядно посвежел за последние полчаса - и надо выбирать: либо идти в бой в своей лучшей одежде, либо лишиться своей порции говядины и пудинга с двойным количеством изюма. Самые лакомые до пудинга ели его на палубе, возле своих орудий, держа его подальше от белоснежных рубах, шелковых шейных платков и брюк с лампасами. Едва ли кто-то обронил хоть крошку, когда пришел долгожданный приказ. Бачки с едой исчезли и матросы, дожевывая на ходу, занялись привычным делом, убирая разделяющие орудийную палубу переборки и превращая ее в единое пространство от носа до кормы. Затем люди замерли на своих боевых постах, вглядываясь в находящиеся уже почти в пределах досягаемости вражеские корабли, и в еле видимых за кормой "Стонча" и "Оттера" - и тут на квартердеке возник Стивен, обремененный тарелкой с бутербродами.
Доктор Мэтьюрин для команды "Боадицеи" был благословением Божьим: он мог не только обращаться к коммодору в небывало свободной манере, но и задавать вопросы, на которые не решился бы более никто из находящихся на борту - и получать на них вежливые ответы гораздо чаще, чем суровые отповеди. Джентльменские привычки не подслушивать приватные беседы давно уже приказали долго жить, и всякие разговоры на квартердеке немедленно стихли, дабы не пропустить ни слова из беседы между коммодором и доктором.
Доктор не разочаровал команду и на этот раз:
- Что это, сэр, что я вижу? Золотые галуны, бриджи, шляпы с плюмажами. Позволь предложить тебе бутерброд. И вообще, ты собираешься атаковать, или как?
- Я как раз об этом раздумывал. Но, видимо, дело зашло уже слишком далеко, так что придется. Ты заметил, что мы уже и к бою приготовились?
- Ну конечно, я заметил. Не мог же я, бороздя моря все эти годы, не понять значение этого дикого бардака, когда каюты вдруг исчезают, мои бумаги и образцы летят во всех направлениях и упихиваются в ближайший рундук. Собственно, именно поэтому я и забрел сюда - в поисках спокойствия. Господи, как же они уже близко! Это будет очень нескромным, если я спрошу: что дальше?
- Сказать правду, доктор, есть два пути. Корвет, как видите, отдал буксир, и идет под всеми парусами к Маврикию, несомненно, с приказами от коммодора. А сам коммодор идет назад, к "Бомбею". Теперь, если он решит использовать "Бомбей", если он выделил достаточно людей для обслуживания его орудий - то они будут действовать в паре. В этом случае нам надо пройти между ними, паля с обоих бортов. Но если он не решился разделить команду и просто прикрывает этим маневром уход "Виктора" - то драться мы будем один на один. Тогда мы должны сманеврировать ему под нос либо к квартердеку и взять его на абордаж. При этом не повредить его корпус и все это прекрасное рангоутное дерево, что сложено у него на палубе. Следующие десять минут покажут, как пойдет дело. Если он не уберет фок сразу после подхода к "Бомбею" - значит, тот не участвует в бою. На марсе! - заорал Джек, - Что видно на севере?
- Ничего сэр, только шлюп, - отозвались сверху. - Горизонт чист. Шлюп поставил кайт на гроте, ставят еще один.
После этого на борту "Боадицеи" воцарилось длительное молчание: люди со своих мест поглядывали поверх уложенных вдоль бортов коек и из открытых портов на приближающуюся "Венус", развешенные от обломков рангоута сети расчерчивали палубу световыми квадратами, ветер жужжал и посвистывал в снастях.
Минуты проходили, вот прошло и десять минут - и по кораблю пробежала волна приглушенных голосов. "Венус" не убрала фок и сейчас она уже оставила "Бомбей" прилично за кормой. Фрегат с обрубками мачт выглядел уродливым и неуклюжим, но, решившийся на бой, он был все так же опасен. Пушечные порты "Венус" были открыты, готовые выбросить массу разящего металла, на палубе было полно народу.
- Мистер Сеймур, - приказал Джек, - оставить только фок и марселя. Откатить орудия, перезарядить картечью. Ни один выстрел не должен повредить корпус. Вымести ее палубы, но не троньте корпус! Слышите меня, эй там!? - крикнул он, возвысив голос. - Прислуга орудия, повредившая корпус, будет высечена! Мистер Холл, правьте ему под нос.
Ближе, ближе… Мнение Джека о Гамелене выросло: тот ставил на залп с близкого расстояния, который должен был нанести "Боадицее" фатальный ущерб, ставил все, ибо после поворота бортом "Венус" с ее малым количеством парусов на временных мачтах уже не успевала увалиться под ветер и превращалась в безнаказанно избиваемую неподвижную мишень.
Все ближе, на борту все молчат, а противники уже сошлись на пистолетный выстрел. Грохнули носовые погонные орудия француза, тот начал поворот…, и в момент, когда перед глазами должен был появиться борт вражеского фрегата, Джек приказал:
- К ветру!
"Боадицея" быстро повернула, разворачиваясь "на пятке", и бортовой залп, обрушившийся на нее, не достиг своей цели - все мачты устояли. Треснул фока-рей, ядрами снесло два лисель-спирта, закачались обрывки вант, правая кран-балка была разбита, а правый анкер мотался как маятник - но Гамелен потерял свой шанс!
- Притирайся! - и фок пошел к рею, уравнивая скорости кораблей, пока фрегат скользил сквозь дым вражеских пушек. "Венус" поворачивала и сейчас стала уже практически по ветру, кормой к "Боадицее".
- Людей на гитовы! - приказал Джек. - Мистер Холл, очистите ее квартердек справа и выбейте всех на носу.
"Боадицея" рвалась вперед, и уже было ясно, что она достигнет "Венус" до того, как французы успеют перезарядить орудия.
- "Африканеры" - на абордаж с носа! "Боадицея" - мы идем с кормы на их квартердек. И мы даем "африканерам" минуту форы, все запомнили? У пушек, целься точнее! - и Джек обнажил саблю. - Бонден, где мои пистолеты!?
Сбоку обнаружился Киллик, держащий пару старых башмаков и с мундиром подмышкой.
- Не идти же вам на абордаж в лучших туфлях с серебряными пряжками, ваша честь, и в лучшем мундире!? - он старался говорить сварливым тоном. - У вас и минуты не займет переодеться.
- Чепуха, - отшил его Джек. - Все идут в лучшей форме, с чего мне поступать иначе?
Морские пехотинцы "Венус" открыли огонь с кормы, но было поздно - "Боадицея" выходила борт о борт с французским фрегатом.
- Огонь!!! - и картечь с визгом понеслась над вражеской палубой на высоте человеческого роста, дым заклубился, словно кто-то заштриховывал борт противника прихотливыми движениями. Марсовые уже забрасывали крючья на снасти француза, носы соприкоснулись со стуком, и Джек заревел:
- "Африканеры", вперед!
Секунду спустя сошлись и корма с кормой - и теперь корабли лежали рядом.
Целую минуту Джек стоял во главе абордажной партии, а морские пехотинцы за его спиной разряжали свои мушкеты четко, как на параде, и стрелки с марсов выбивали орудийную прислугу. Целую минуту с носа неслись звон и крики, треск пистолетов и рев карронад, которые волонтеры с "Эфришен" развернули на шкафут "Венус". Затем с воплем: "Боадицея", за мной!" он прыгнул через издырявленные койки над бортом на ванты грот-мачты француза, рубя противоабордажную сеть и головы за ней, и дальше, на вражеский квартердек, сопровождаемый ревом толпы атакующих моряков.
Перед ним оказалась шеренга морских пехотинцев - французские моряки на шкафуте отбивались от бешеной атаки "африканеров", и, до того, как их смяла волна атакующих матросов, маленький испуганный капрал попытался достать Джека штыком. Но Бонден перехватил мушкет за ствол, вывернул его из рук владельца, и, молодецки орудуя прикладом, уложил наповал троих, прорвав линию. На палубе за пехотинцами лежали несколько тел офицеров, и, остановив на них в какой-то момент взгляд, Джек разглядел форму французского капитана. Затем группа французов со шканцев левого борта, предводительствуемая молодым офицером, кинулась на англичан на корме с такой яростью, что смогла отбросить их на ют. Следующие несколько минут были заполнены злобой, парадами и выпадами, щелканьем пистолетов, ударами, скрежетом и хрипом.