Фаркьюхар замолчал, глядя в окно, словно и правда онемел. Стивен, дабы заполнить паузу, заметил, что считать надо не количество пушек, а то, с какой меткостью их наводят и с каким усердием обслуживают, и добавил, что хотя "Эфришен" все еще не годится для боя, его артиллерия вполне может послужить на других судах.
- Все так, - отозвался губернатор, - но мне хотелось бы избавиться от недостойных мыслей о причинах нынешней бодрости коммодора. Мне думается, может, он знает что-то, чего не знаю я? Прошу вас, не поймите меня неправильно, доктор Мэтьюрин!
- Ни в коем случае, дорогой сэр! Нет, я говорил ему то же самое, что и вам. Ответ лежит совсем в другой плоскости. Если я правильно понял, коммодор Обри пришел к убеждению, что у нас есть моральное преимущество над нашими противниками, что мы перехватили у них инициативу. Что, хотя им не занимать ни кораблей, ни навыков судовождения, они слабы духом. Им не хватает наступательного порыва, решимости поставить все на один решительный удар. А коммодор, к тому же, считает, что Гамелен гораздо больше заинтересован в погоне за компанейскими кораблями, чем к стяжанию лавров, даже когда они сами валятся ему в руки. Нашему коммодору очень понравилось ваше замечание насчет Фортуны, и он заметил, что Гамелену будет дьявольски трудно ухватить ту за локоны, когда она уже смотрит в другую сторону.
- Я сказал это совсем в другой обстановке, - отозвался Фаркъюхар, но Стивен, захваченный своими мыслями, продолжил:
- Я не стратег, но я очень хорошо знаю Джека Обри. Я уважаю его суждения по военно-морским делам, его военную интуицию, которая вполне подтверждена реальными делами. Могут ведь быть и некие иррациональные факторы, - добавил он, будучи прекрасно осведомлен о причинах торопливых, но частых визитов друга в госпиталь, и его неумеренных восторгов по поводу выздоровления Колли, - такие, как морские приметы и тому подобное, что не имеет рационального объяснения.
- То есть, вы твердо убеждены, - с сомнением протянул Фаркъюхар. - Ну, что же, тогда и я убежден, хотя и не до конца. Но, хотя бы, нет никаких причин ему выходить в море, пока "Эфришен" не будет готов? Незачем ставить себя в опасность столкновения одному против семи, словно морской рыцарь Байярд?
- Я полагаю, нет, но вряд ли я могу ответить точно. А теперь, сэр, - Стивен встал, - я должен просить разрешения вас покинуть. Шлюпка уже, несомненно, ждет меня, и в мой адрес произнесут немало сильных выражений, если я не потороплюсь.
- Я ведь скоро увижу вас снова?
- Да, дай-то Боже. Я не собираюсь забираться дальше юго-западной оконечности Маврикия, Морн-Брабант, где я увижусь с двумя офицерами ирландских частей и еще одним джентльменом. Думаю, я могу обещать, что когда полковник Китинг и коммодор встретятся лицом к лицу с гарнизоном генерала Декэна, у них не будет особых проблем с католической его частью.
Когда они шли по коридору, Стивен сказал вполголоса, постучав себя по груди:
- Это куда легче центнера золота, и гораздо, гораздо эффективнее.
Огромная дверь отворилась, и, чуть не сбив их с ног, по ступеням резиденции взбежал мистер Троллоп (четвертый раз за день). Оправив одежду, он бросил на Стивена укоризненный взгляд, снял шляпу и обратился к губернатору:
- Прошу прощения, ваше превосходительство, я послан с наилучшими пожеланиями от коммодора, и можем ли мы получить в свое распоряжение семьсот пятьдесят черных перед вечерней пушкой? Также мне поручено напомнить доктору Мэтьюрину, что он просил авизо в четыре двадцать пять ровно.
Стивен глянул на часы, испустил тихий стон и неуклюже припустился в гавань, где "Перл оф Маскаренс", быстрейший авизо на острове, подпрыгивал на волнах у швартовочной бочки.
В воскресенье на рассвете два квартирмейстера на сигнальной станции на горе над Сен-Дени обсуждали вероятность появления пудинга в нынешнюю воскресную трапезу. В прошлое воскресенье они, как и все на "Боадицее" (впрочем, и на "Эфришен", "Стонче" и "Оттере" также) оказались лишены пудинга из-за крайне поспешных работ на верфи, и было очень похоже, что неприятность эта повторится. Когда они наклонялись, чтобы глянуть на верфь прямо под ними, сильный береговой бриз трепал их "поросячьи хвосты", закрывая обзор. Машинально они зажали их в зубах и уставились вниз: судя по лихорадочной активности групп негров, моряков, ремесленников и солдат, суетящихся спозаранку подобно растревоженным муравьям, воскресный пудинг был далек, как свадебный пирог. Говядина, и та была под сомнением.
- Опять какая-нибудь заморская шамовка, причем холодная, - проворчал Уильям Дженкинс. "Златовласка" просто с цепи сорвался. Сущее рабство, иначе и не скажешь, две недели без пудинга! Опять, как в Саймонстауне: "Торопись, торопись, торопись!!!!" И, не дай Бог, выпьешь стаканчик винца.
"Златовласка" было прозвище Джека Обри, и другой квартирмейстер, Генри Трекосик, плавал с ним еще когда волосы его и правда были золотыми, не то что нынче - тускло желтыми и выгоревшими на солнце. Ему показалось, что Дженкинс слегка зарвался, и он холодно ответил:
- У него чертова уйма работы, ведь так? И он упирается изо всех сил, чтоб она была сделана. Хотя, следует сказать, что любовь к горячему обеду - штука вполне обычная, и, Билл, что ты думаешь о суденышке во-о-он там?
- Где вон там?
- Северо-северо-восток, только прошел траверз мыса. За островками. Только что отдали грот.
- Ничего я не вижу.
- Слепошарый ты голландский содомит, Билл Дженкинс. За островами!
- Что ты сразу не сказал, что за островами? Рыбацкая посудина, только и всего. Не видишь, как гребут? Разуй глаза!
- А ну живо за трубой! - приказал Трекосик. Затем, всмотревшись вдаль, он произнес:
- Никакой это не рыбак. Они гребут, как на доджетовской регате, гребут прямо против ветра, как за тысячефунтовый приз. Ни один рыбак так грести не станет.
(Пауза…)
- Вот что я тебе скажу, Дженкинс: это тот старый маленький авизо, "Перл".
- Окстись, Генри! "Перл" никак не мог обернуться к этому приливу, да и к следующему тоже. Что за гром? Дождь будет?
- Боже, они подняли сигнал! Да убери ты свою задницу с дороги! "Неприятель в пределах видимости…", красно-белая клетка, "… к северу". Билл, живо вниз, буди мистера Баллока. Я подниму сигнал. Торопись, приятель, торопись!
Сигнал взвился на мачту, бухнула пушка, через несколько секунд отрепетовала станция за Сен-Полем, и в адмиральский салон "Боадицеи" влетел вахтенный гардемарин, обнаружив там розового и бодрого коммодора в окружении кучи бумаг, диктующего красноглазому небритому секретарю, одновременно давясь ранним завтраком.
- Вахта мистера Джонсона, сэр! Сен-Поль репетует от Сен-Дени: "Неприятель в пределах видимости к северу".
- Благодарю, мистер Бэйтс, - откликнулся Джек. - Сейчас поднимусь на палубу.
На палубе он обнаружил всех офицеров, замерших, глядя на дальний сигнальный флагшток. Прозвучал приказ:
- Приготовьтесь отваливать, мистер Джонсон, - затем Джек также уставился на холм с сигнальной станцией. Однако, прошло две минуты, новых сигналов не было, и он приказал гардемарину сигнальщиков:
- Передать на Сен-Дени: "Стончу" и "Оттеру" немедленно выйти в море, следить за эволюциями флагмана.
Затем, забравшись на релинг, он заорал на "Эфришен": "Мистер Туллидж, у меня есть место для пятидесяти волонтеров, не более!"
Команда "Эфришен" не отличалась дисциплинированностью, зато желания поквитаться с французами у нее было в избытке. Поэтому там возникла безобразная свалка, пятьдесят победителей в которой, возглавляемые помощником штурмана (физиономией изрядно смахивающего на бабуина), отправились на борт "Боадицеи" частью на шлюпке, частью просто вплавь, пока ее якорный канат, дымясь от напряжения, шел сквозь клюзы, а фрегат поворачивался под мягкий береговой бриз.
Паруса наполнились ветром, судно набрало ход и двинулось к Кейп Бернард, закрывающему от них как океан к северу от Сен-Дени, так и сам город. При поднятых лиселях носовой бурун "Боадицеи", пенящийся, как закипающее молоко, доставал уже до клюзов якорных цепей, но даже при этом мыс проплывал мимо, казалось, ужасающе медленно. Джек даже испытал что-то, вроде облегчения, когда его отвлекла безобразная сцена, разыгравшаяся, когда по команде прошел слух, что "африканеры" (матросы "Эфришен") получат в свое распоряжение носовые орудия правого борта. Громкие злые голоса (редкость на борту "Боадицеи") разносились с бака, нарушая священное спокойствие, присущее хорошему военному кораблю. Боцман бросился на корму, перемолвился с первым лейтенантом, и Сеймур, пройдя по квартердеку, приблизился к Джеку, который, вцепившись в релинги, всматривался во флагшток сигнальной станции, надеясь узнать еще хоть что-то о противнике. Первый лейтенант откашлялся и произнес:
- Прошу прощения, сэр, но люди мистера Ричардсона услышали, что у них заберут их пушки, и, со всем уважением, они хотели бы доложить, что считают это несколько обидным.
- Пусть люди соберутся на корме, мистер Сеймур, - приказал Джек, все еще глядя в трубу на флагшток, уже удалившийся почти на предел видимости. Когда он сложил трубу и обернулся, они уже были перед ним, шканцы были переполнены матросами, чье уважение (причем искреннее), сейчас вряд ли можно было разглядеть за возмущением несправедливостью.
- Что за сборище скандальных старых баб, право слово, - раздраженно выпалил Джек. - Вбили себе в голову какую-то ерунду, и сцепились из-за нее, словно крачки из-за рыбешки! Нет, вы только гляньте на них! На Имса с разбитым носом, на Санди. Стыд какой! И все это еще до того, как мы хотя бы увидели неприятеля - заблудившийся там шлюп, или что-то побольше, и будет ли он так любезен, что подождет, пока вы закончите разбивать друг другу носы. А теперь я вам скажу вот что: Если нам посчастливиться вступить в бой, каждое подразделение будет драться у своего орудия, у того, которое за ними закреплено. Это справедливо. Но если кого-то выведут из строя - его место займет матрос с "Эфришен", а если дойдет до абордажа - "африканеры" пойдут в первых рядах партии. Это все ясно и это правильно. Мистер Сеймур, будьте добры, раздайте добровольцам с "Эфришен" кортики и абордажные топоры.
Команда посчитала решение справедливым, страсти улеглись, и, хотя матросы "Боадицеи" не кинулась брататься с гостями, к ним теперь отнеслись отстраненно-вежливо, как и положено. Больше не было проклятий, не сыпались удары - так несколько тычков-толчков, случайных, конечно же. Фрегат, наконец, миновал Кейп Бернард, настолько близко к рифу, что брошенный за борт сухарь закрутило в слабых бурунах, и, по открытой воде до команды долетели с севера звуки канонады: гулкий рев тяжелых корабельных орудий.
- Давайте-ка на марс, мистер Ричардсон, - распорядился Джек, - доложите, что там видно.
Гардемарин исчез наверху, справа по борту показался Сен-Дени. "Стонч" все еще не вышел из гавани, "Оттер" отошел от нее всего на милю. Джек заколебался, не подозвать ли старшего сигнальщиков, когда над обоими судами распустились белым новые паруса. Он знал, что оба они не были в готовности к немедленному выходу, в отличие от "Боадицеи", что большая часть их команд работала на верфи, но, тем не менее, он был зол на них за промедление, и чуть было не разразился нагоняем. "Я становлюсь надутым ослом?" - спросил Джек сам себя, и ответил: "Возможно". Однако, все это было немедленно выброшено из головы после доклада с мачты "Пятнистого Дика":
- Эй, на палубе! Сэр, я вижу мачты трех кораблей на севере, два румба слева по носу.
И в подтверждение его слов снова донесся отдаленный гром. Каждый человек на борту напряженно вслушивался сквозь пение снастей и шлепки воды по бортам, и вот они все услышали отдаленный мушкетный выстрел, слабый, но отчетливо различимый, и явно ближе, чем канонада.
Снова с марса окликнули палубу, докладывая (с небольшим опозданием) об авизо в паре миль, почти скрытом рифом. На нем все еще гребли против ветра, на мачте трепыхался сигнал "Вижу неприятеля", который периодически сопровождался мушкетным выстрелом для привлечения внимания.
- Сблизиться с авизо, мистер Сеймур, - приказал Джек.
"Боадицея" склонилась к западу, а авизо немедленно повернул под ветер, подняв кливер и грот. Когда оба судна сблизились, они шли на одной скорости, параллельными курсами, и доктор Мэтьюрин мог быть возвращен на фрегат без потери времени.
Морские навыки доктора были неплохо известны всему экипажу "Боадицеи", и никаких дополнительных команд принимающим не требовалось. Делать беседку времени не было, с грота-рея фрегата перебросили гордень, и, пока два судна неслись борт о борт и их разделяло лишь несколько футов вспененной воды, Бонден взлетел на мачту авизо, принял конец, обвязал им Стивена, и, умоляя Стивена "не бояться", заорал на фрегат: "Тяните! Навались!", - перепрыгнул через щель с несущейся водой и взлтел по борту фрегата как кот на дерево, чтоб принять подопечного. Он все верно рассчитал, но Стивен с непонятными намерениями вцепился в снасти "Перл". Провисший слаблинь моментально обвился вокруг ног Стивена и затащил его в переплетения такелажа, которые он и назвать-то не мог, не то что из них выпутаться. В это время набежала изрядная волна, и возникло ощущение, что если доктора и затащат на борт фрегата, то только двумя отдельными частями. К счастью, ловкий матрос взлетел наверх, и освободил Стивена из плена (с изрядным ущербом для оснастки авизо). Увы, именно в этот момент, матросы "Боадицеи" потравили гордень, ибо осознали, что сейчас разорвут своего доктора. По замысловатой нисходящей кривой тот полетел вниз, и соприкоснулся с бортом фрегата чуть ниже ватерлинии. Подгоняемые криками, матросы вновь потащили его вверх, но гордень заклинило в якорной цепи, и новый крен фрегата лишь затащил доктора глубже под воду. К несчастью для Стивена, его любили на борту - и множество бросившихся его спасать сильных мужчин резво рванули его в разных направлениях, ухватившись за все части тела разом - и лишь вмешательство лично коммодора спасло его. На палубе Стивен оказался больше похожим на мертвого, чем на живого, множество порезов от раковин, облепивших подводную часть фрегата, обильно кровоточили. Его откачали, отнесли вниз и освободили от мокрой одежды.
- Сюда, сюда, легче, легче - командовал Джек, с отчаянием вглядываясь в лицо друга и обращаясь к нему тем сострадательным тоном, что способен свести в могилу любого больного.
- Нельзя терять ни секунды! - завопил Стивен, вскакивая.
Джек мягко, но сильно нажал ему на грудь, укладывая обратно в койку, и тем же тоном произнес:
- Мы не теряем времени, совсем, старина Стивен. Ни секунды. Так что успокойся. Все с тобой будет в порядке.
- Дьявол тебя побери, Джек Обри! - разорялся Стивен. - Киллик, Киллик, рожа такая, злыдень, неси же кофе, ради всего святого! И топленого масла с сахаром!
Вывернувшись из под руки Джека, доктор сел.
- Слушай, Джек. Ты должен поднажать, навалиться, что угодно, но как можно быстрее! Там два фрегата избивают одного нашего. Один из них - "Венус", потерял мачты, снасти - Бонден тебе объяснит в деталях, - и ты можешь поймать его, если только поспешишь, а не будешь пускать тут слюни, как парализованный крот!
- Позовите моего рулевого, - распорядился Джек, и, обращаясь к Стивену:
- Мы уже торопимся, Стивен.
Он перечислил паруса, что сейчас влекли "Боадицею" к дальней битве и уверил Стивена, что как только они покинут прибрежный район с его береговым бризом, их подхватит юго-восточный пассат, они уберут грот и пойдут под стакселями, так как ветер будет скорее бакштаг, чем фордевинд. И Стивен мог бы заметить, что присутствие либо отсутствие капитана на палубе существенно на скорость корабля не влияет - если его ведут такие отличные офицеры. Появление Бондена, и Киллика с чашкой подслащенного масла не дало Стивену достойно ответить - он порылся в куче мокрой одежды, выудил оттуда свои часы, и, отдавая должное маслу, заявил:
- Они пережили уже несколько глубоких погружений, будем надеяться, что переживут и это. А теперь, Баррет Бонден, я изложу коммодору краткое описание событий, тебе надлежит рассказать технические подробности.
Он собрался с мыслями и начал:
- Вчера вечером я стоял на наиболее возвышенной части Морн Брабант и, разглядывая море, беседовал с некими джентльменами, которые, среди прочего, сообщили мне, что "Беллона", "Минерва" и "Ифигения" нуждаются в ремонте, для чего их артиллерия сгружена на берег - и они не смогут выйти в море ближайшие две недели. Бонден был от нас на приличном расстоянии…
- Примерно в кабельтове, сэр, - вступил Бонден.
- …когда я заметил корабль, идущий от Порт-Луи в направлении Реюньона. Один из моих собеседников, немало проведший в море, уверил меня, что это судно ост-Индской Компании. Он указал на характерные признаки - оснастка купеческого судна и наличие приподнятой кормовой палубы…. платформы…
- Ют - пробормотал Бонден.
- … характерной черты наших "компанейцев". И он добавил, что будет довольно странно, если базирующийся на Порт-Луи месье Гамелен позволит такому призу ускользнуть. И действительно, вскоре мы заметили "Венус" и маленький фрегат…
- Извините, сэр, "Венус" и шлюп, - вмешался Бонден.
- Малыш имел три мачты, - непреклонно возразил Стивен, - я их считал.
- Да, сэр, но все же это всего лишь шлюп.
И, адресуясь к Джеку, Бонден продолжил:
- Корвет "Виктор", сэр, шестнадцать пушек.
- Хорошо, пусть так. Они преследовали пресловутого "компанейца", "Венус" обогнала своего компаньона, и тут, к нашему удивлению, купец-"компанеец" оказался вовсе не "купцом"! Он позволил "Венус" приблизиться, убавив парусов, а затем разрядил в нее все бортовые орудия и поднял военный флаг!
Джек глянул на Бондена, и тот пояснил:
- "Бомбей", сэр. "Компанеец" местной постройки, куплен Адмиралтейством в пятом году. Мой кузен Джордж ходил на нем один срок помощником канонира, он говорил, что посудина неплохая, мореходная, но чертовски медленная. Двадцать четыре восемнадцатифунтовки, две длинные "девятки" и четырнадцать двадцатичетырехфунтовых карронад.
- После этого, - продолжил Стивен, - "Венус" оттянулась назад, дожидаясь своего мателота, а "Бомбей" ушел вперед. Солнце село, мы спустились со скалы, пробрались к авизо, и я передал нить событий в руки Бондена.