* * *
Граф выполнил своё обещание и приказал стражникам перевернуть весь замок вверх дном, в частности, начать обыск с актёров и их имущества, в котором, увы, ничего не нашли.
Граф пребывал в смятении – обыскали почти всех обитателей Бельфора: камеристок, белошвеек, кухарок, прачек, пажей, личную прислугу, жонглёров, акробатов, музыкантов… и даже конюших и егерей. Длинный список можно было продолжать и дальше.
Когда стражники ворвались в каморку Анри и начали бесцеремонно рыться в его вещах, он не выдержал и задал дерзкий вопрос:
– Неужели вы думаете, что я посмел бы украсть ожерелье графини? Я служу придворным поэтом почти пять лет…
– Приказ его сиятельства! – коротко отрезал один из стражников, тщательно обыскивая сундук Анри, ничуть не удивившись его чрезмерной осведомлённости, хотя граф приказал не разглашать причину обыска.
В это время появился командир замковой стражи.
– Ну что? – мрачно поинтересовался он, подозревая, что и здесь они ничего не найдут.
Анри ехидно улыбнулся.
– Я так понимаю, у актёров ничего не нашли… Иначе вы не пожаловали бы сюда… – невзначай поинтересовался поэт.
– Нет… – коротко отрезал командир стражи, не подозревая подвоха.
– Ни у актрис, ни у этих мужланов? – не унимался Анри.
Командир стражи на мгновение замер, слова поэта возымели на него вполне определённое действие.
– За мной! – рявкнул он своим подчинённым, резко развернулся и по бесконечным замковым коридорам направился в комнату Ригора, фаворита графини.
"Его сиятельство приказал обыскать всех! – мысленно рассуждал он. – Даже Колетту! А чем лучше этот бродячий выскочка, пригревшийся около нашей госпожи?!"
…Ригор трудился над кансоной, посвящённой прекрасной Сибилле, когда дверь в его крохотную комнатку (графиня приказала разместить трубадура отдельно от актёров и прислуги, дабы тот смог спокойно предаваться сочинительству) распахнулась, и на пороге появились стражники.
Молодой человек не успел и слова сказать, как те ринулись перетряхивать тюфяк для сна и вытряхивать содержимое сундука.
– Что происходит? – недоумевал он.
В это время один из стражников нашёл на дне сундука подозрительный свёрток и тотчас развернул его. Перед взором ошеломлённого трубадура, командира стражи и его подчинённых (вполне довольных проделанной работой, ибо результат был достигнут) предстало сапфириновое ожерелье.
– Я ничего не понимаю… – прошептал Ригор. – Как оно сюда попало?..
* * *
Ригор томился в темнице. Правда, графиня позволила принести ему пергамент, перо и чернильницу, дабы скрасить одиночество заточения. Граф, немного поостыв и вняв мольбам жены и Колетты, не торопился отрубить руки вору, то есть трубадуру.
Графиня пребывала в смятении, пытаясь в который раз убедить мужа, что Ригор не посмел бы совершить кражу. На что граф возражал:
– Ваша доброта, Сибилла, не доведёт до добра. Ожерелье нашли у него в сундуке. Какие доказательства вины вам ещё требуются?
– А если его туда подбросили? – неожиданно предположила графиня.
Ангерран рассмеялся.
– Ну что право! Кому это надо?
– Тем, кого не устраивает пребывание актёров в замке! – выпалила Сибилла и даже испугалась своей смелости.
Граф задумался…
– Вы так рьяно защищаете этого бродягу! – наконец с жаром воскликнул он. – У меня начинают возникать подозрения…
– У меня тоже есть подозрения, Ангерран, – парировала графиня уже без тени смущения.
Граф удивлённо воззрился на жену. Он хотел возразить ей, но промолчал, ибо действительно был неравнодушен к Колетте.
– Хорошо… – сдался Ангерран. – Я обещаю вам провести тщательное расследование, прежде чем казнить этого юнца.
Графиня поклонилась и тотчас покинула кабинет супруга. К ней присоединились две камеристки, ожидавшие госпожу подле двери.
Не успела Сибилла достичь своих покоев, как к ней приблизился стражник.
– Простите меня за дерзость, ваше сиятельство… – смущённо произнёс он.
Графиня невольно напряглась, превратившись в слух, ибо интуиция подсказывала ей, что стражник знает нечто важное.
– Говори смело. Можешь довериться мне… – произнесла она, как можно мягче.
Стражник откашлялся и поделился с графиней своими соображениями:
– Мне кажется, что трубадур не виноват, ваше сиятельство…
Лицо графини вытянулось от удивления.
– Идём… Поговорим в моих покоях.
Стражник беспрекословно повиновался. Камеристки убыстрили шаг, едва успевая за госпожой.
* * *
Граф внимательно выслушал свою супругу, а затем и стражника. Тот без утайки рассказал, как обыскивали каморку придворного поэта и как тот обронил роковую для него фразу.
– Сначала, ваше сиятельство, я не придал словам Анри значения… Меня более занимал его сундук… Но потом к вечеру, я задумался: откуда он знал, что мы ищём пропавшее ожерелье? Ведь вы приказали камеристкам молчать, да и нам не болтать лишнего…
Сибилла мысленно ликовала, но старалась сдерживать захлестнувшие её эмоции.
– Возникает вопрос: откуда придворный поэт знал о пропавшем ожерелье? – начал рассуждать граф, дабы докопаться до истины.
– Ума ни приложу, ваше сиятельство… – признался стражник и потупил взор.
– Хм… А мне кажется, что здесь всё ясно… – произнёс граф и воззрился на командира стражи, отличавшегося природной сметливостью.
– Смею предположить, что Анри замешан в некой интриге, направленной против трубадура… – высказался он.
Граф кивнул.
Сибилла буквально просияла: уж теперь-то Ангерран выведет этого завистника на чистую воду.
…Командир стражи с пристрастием допросил Анри, и тот во всём признался. Правда, надо отдать должное, он оказался не законченным негодяем и умолчал о роли Констанции, отведённой в этой грязной интриге. Девушка осталась вне подозрений.
По решению сиятельного графа Ангеррана де Бельфора, Анри был предан публичной казни через повешение, как простолюдин.
Однако все эти события произвели неизгладимое впечатление на Ригора. Он был подавлен и разочарован в своей Даме сердца, считая, что она всё же могла смилостивиться над несчастным, который искренне раскаялся в содеянном, и убедить мужа заменить казнь изгнанием из Бельфора.
Спустя некоторое время после казни Ригор почувствовал, что интерес графини к нему постепенно угасает, и попытался сам разрубить сей гордиев узел.
В один из холодных февральских вечеров трубадур упал к ногам прекрасной Сибиллы, представив на её строгий суд последнюю сочинённую кансону, а затем (когда та растрогалась) молил отпустить его из Бельфора на все четыре стороны.
Сибилла здраво рассудила, что так будет лучше. Вскоре произошла сцена, подобно той, что пришлось пережить Ригору, когда Беатрисса де Мюлуз вручила ему мешочек с монетами, подарила мула, и он покинул замок Шальмон. Теперь же Ригор покидал замок Бельфор (опять же на муле и его напоясный кошель был изрядно отягощён серебряными денье).
Трубадур простился с друзьями и решил направиться в Монбельяр, потому как у него сохранилось послание графини де Мюлуз к виконтессе. По дороге воображение трубадура рисовало ему, как он ублажает престарелую виконтессу. Но, увы, выбора у него не было: скитаться по дорогам от замка к замку в поисках заработка и покровительства ему не хотелось.
Глава 7
Замок Монбельяр за время своего существования пережил множество осад, войн и заговоров знати, снискав славу неприступной крепости.
Ригор ещё издали увидел замок Монбельяр, расположенный на природной возвышенности. Невольно он сравнил его с Мюлузом, Шальмоном, Эпиналем, Бельфором и городами Ломбардии.
Его мул неспешно брёл по дороге, перебирая коротенькими ножками. Ригор замёрз, потому спешился, запахнул поплотнее плащ и, взяв своего "коня" под уздцы, решил проделать остаток пути пешком.
По мере приближения к замку, у Ригора усиливалось волнение, если не сказать – страх. Он ничего не знал о славном прошлом Монбельяра, но его внешний вид произвёл должное впечатление на странствующего трубадура.
Ещё издали Ригор заметил, что стены замка венчали деревянные галереи, на специальной площадке надвратной башни ощетинились стрелами несколько гигантских арбалетов, а сторожевые башни были настолько высоки, что просто дух захватывало.
Ригор приблизился к так называемому нижнему двору Монбельяра, в котором располагались многочисленные хозяйственные постройки. Вход в сам замок шёл по мосту, переброшенному через широкий сухой ров, по бокам которого стояли башни-турели. Мост был устроен таким образом, что при нападении неприятеля он легко разрушался.
Но военных действий в здешних местах не было давно, поэтому мост увивал плющ и дикий виноград. Его красно-жёлтые листья, прихваченные лёгким морозцем, выделялись яркими пятнами на почерневшем от времени дереве.
Ригор проследовал через лёгкий деревянный мост, оказавшись на другом – подъёмном мосту, который при нападении не разрушался, а попросту приводился в движение при помощи механизмов.
Второй мост поднимался каждый вечер с наступлением темноты, когда запирались замковые ворота, а после церковной примы, на рассвете, снова опускался. С первыми лучами солнца в замок спешили окрестные крестьяне, поставлявшие провизию его многочисленным обитателям.
Два дюжих стражника смерили трубадура придирчивыми взорами:
– Судя по одежде и лютне – ты бродячий музыкант, – предположил один из них.
Ригор оскорбился – даже графини де Мюлуз и де Бельфор обращались к нему уважительно! И тем более он – не бродячий музыкант!
– Я – трубадур! – стараясь сохранять спокойствие и достоинство, произнёс Ригор. – Сочиняю альбы, кансоны и баллады, а также играю на лютне…
Стражники переглянулись: каков наглец! Много тут вас ходит!
– Сейчас не время для праздников и пиров. – Миролюбиво заметил один из них. – Да и наша госпожа не жалует бродячих певцов. Вряд ли ты сможешь заработать в Монбельяре.
Ригора охватило смятение – ему вовсе не хотелось продолжать свой изнурительный путь по холоду – ибо он надеялся обрести пристанище, пусть временное, и покровительство виконтессы (старой ведьмы, как называли её Колетта и Мадлен). Но всё же усилием воли взял себя в руки.
– Вынужден разочаровать вас, доблестные стражи, но я как раз намеривался засвидетельствовать своё почтение виконтессе и передать ей послание от графини де Мюлуз, – уверенно произнёс трубадур.
Стражники растерянно переглянулись. Они прекрасно знали, что граф де Мюлуз – один из влиятельных вассалов бургундской короны.
В подтверждение своих слов Ригор извлёк из седельной сумки свиток, увенчанный печатью графини.
– Надеюсь, значение сего герба – двух борзых собак – вам известно. Ибо оно принадлежало барону де Шальмону, отцу графини де Мюлуз.
Стражники настороженно взглянули на свиток.
– Хорошо, я позову начальника стражи, – решил стражник, что постарше.
Начальник стражи оказался высоким худым рыцарем, лицо которого украшал шрам, полученный на Святой земле в битве с сарацинами. Он принял свиток и тщательно осмотрел печать.
– Следуйте за мной, – обратился он Ригору.
Трубадур миновал ворота, скорее похожие на тоннель, ведущий к караульной башне. Начальник стражи подозвал слугу и что-то ему сказал. Затем он вернул Ригору свиток и коротко бросил:
– Ожидайте.
Вскоре во внутреннем дворе появился управитель, пожилой мужчина, преисполненный собственного достоинства и значимости, облачённый в одежду красно-белого цвета с амфисбеной на груди.
Он смерил визитёра цепким взглядом.
– Моё имя Ригор, – в свою очередь, представился тот. – Я имел честь служить при дворе графини де Мюлуз трубадуром. Она отправила со мной весточку виконтессе.
Ригор протянул управителю свиток, увенчанный печатью из красного сургуча.
– Я передам послание госпоже, – заверил управитель. – Как скоро графиня де Мюлуз ожидает ответа? – вежливо поинтересовался он.
Ригор пожал плечами.
– Увы, я не знаю. Возможно, это указано в письме…
Управитель, удовлетворённый ответами визитёра, сказал:
– Думаю, вам следует отдохнуть и подкрепиться после дороги. Я распоряжусь позаботиться о вас.
Ригор ощутил укол самолюбия: с ним обращаются как с простым посыльным. Но он смирил свою гордыню и последовал за управителем.
* * *
Управитель и трубадур миновали караульную башню. Перед ними возвышался донжон, построенный ещё два века назад. Дабы войти в него, следовало подняться по узкой, крутой, каменной лестнице.
Они оказались на нижней площадке башни-донжона. Ригор осмотрелся: перед ним простиралась просторная галерея. Солнечный свет проникал через стрельчатые окна с разноцветными витражами в свинцовых переплётах. Невольно он залюбовался открывшейся картиной, ибо казалось, что воздух галереи наполнен разноцветными красками. Да и сами витражи говорили о том, что хозяйка Монбельяра очень богата.
Управитель оглянулся и не без удовольствия заметил, какое впечатление произвели витражи на музыканта, ибо они были гордостью Монбельяра. Он не спешил миновать галерею, дав посланнику графини де Мюлуз вволю полюбоваться сей роскошью, которая обошлась покойному виконту в весьма кругленькую сумму золотом.
Сражённый зрелищем трубадур ощутил ещё большее волнение.
"Бог мой… – подумал Ригор. – Виконтесса богаче графини… Даже в Мюлузе я не видел столь прекрасных витражей. Как она примет меня, фактически изгнанника?.. Наверное, она в летах, тучна… Надменна и кичлива… – мысленно рисовал он портрет виконтессы. – И наверняка дурна собой…"
Миновав галерею, мужчины оказались в жилом помещении, в коем коротала свой вдовий век виконтесса. Сводчатые потолки придавали ему ощущение простора и высоты. Окна здесь также украшали витражи из разноцветного стекла.
Управитель проводил визитёра в комнату для прислуги и приказал покормить его. Сам же отправился в покои виконтессы.
…Матильда де Монбельяр занималась вышиванием в компании своей верной камеристки Флоранс де Лер. Она закончила вышивку цветка, воткнула иголку в канву и украдкой воззрилась на свою наперсницу.
Невольно Матильда испытывала по отношению к камеристке зависть, ибо её муж Жан де Лер вернулся из Крестового похода. Мало того, у четы де Лер рос сын, недавно ему исполнилось восемь лет.
Виконтесса тяжело вздохнула… Увы, она была вдовой и все её дети умерли во младенчестве. Она всё чаще страшилась бесцельно уходящего времени, ведь ей уже минуло двадцать пять лет, а это было не мало.
Матильда порой задумывалась о новом замужестве, но, увы, в Крестовом походе погибли почти все достойные рыцари, чьи замки располагались близ Монбельяра. Да и бургундский правящий дом понёс тяжёлые потери, граф Рено II и его братья также не вернулись со Святой земли, поэтому грандиозные праздники, как в былые времена, на которые собиралась практически вся знать, не устраивались. И составить достойную партию было непросто.
Дверь светёлки отворилась, вошёл управитель и склонился в почтительном поклоне.
– Сиятельная госпожа, вам послание от графини де Мюлуз, – произнёс он и протянул свиток.
Матильда, сгорая от нетерпения, приняла его и тотчас надломила печать с изображением борзых собак. Возможно, это приглашение на праздник…
Виконтесса поднялась с кресла и подошла к окну, дабы предаться чтению без свидетелей. Флоранс тотчас оставила вышивание, встала с невысокой скамеечки, на которой она сидела, подошла к управителю и, одарив его многозначительным взглядом, направилась к двери.
Тот понял всё без слов. Ибо за годы долгой службы в замке Монбельяр научился многому, в том числе читать по глазам, угадывать настроение госпожи по жестам, тону разговора.
Управитель откланялся и удалился вслед за Флоранс.
Виконтесса, снедаемая любопыством и волнением, развернула свиток и прочитала:
"Дорогая Матильда!
Простите, что вот так запросто обращаюсь к вам, ведь мы виделись последний раз на крестинах у графа де Бельфор. Прекрасное было время. Я часто вспоминаю ушедшие годы. К сожалению, никто не вернёт Бургундии и их семьям погибших рыцарей, а вам – мужа.
Развлечения в наши времена стали редкостью, ибо нет более того общества, которым мы наслаждались до Крестового похода. Недавно ко мне на службу поступил некий Ригор Жюиф, трубадур, молодой человек из почтенной семьи, наделённый многими талантами. Его стихи доставляют истинное удовольствие. Слушая их, я снова почувствовала себя юной, пятнадцатилетней незамужней девушкой, у которой уже были свои тайны. Но, увы, обстоятельства сложились таким образом, что мой муж, граф де Мюлуз, снедаемый ревностью, невзлюбил Ригора и приказал ему покинуть замок. Очень надеюсь, что вы оцените моего протеже. Поверьте, его таланты ограничиваются не только стихосложением и игрой на лютне…
Графиня Беатрисса де Мюлуз де Шальмон"