Mit uns ist Gott im Bunde!
П е р е в о д
Мы не боимся ни смерти, ни черта,
С нами в союзе бог!
Заметил насмешливый взгляд Юргена, сказал оправдываясь:
- Приятно вспомнить молодость! Я таким же был! - и добавил, уже снисходительно: - Мальчишки! Что они понимают…
После обеда и они двинулись в путь. Той же дорогой, все ближе к фронту.
- Пришло наше время, - разглагольствовал фон Клеффель на ходу, - летом мы иванам не проигрываем. Как только немецкий порядок не разбивается о русскую зиму, мы демонстрируем наше преимущество в выучке, тактике и стратегии. Так было в сорок первом, так было в сорок втором, так будет и сейчас!
- Если немецкий порядок не разобьется о русское лето, - заметил Ули Шпигель, закатывая рукава кителя и утирая пот со лба, - такую жару я встречал только в Африке! Это солнце вытопит из нас остатки жира, а кровь закипит в жилах.
- Сначала закипит вода в радиаторах, - сказал Красавчик, показывая рукой на стоящую на обочинах технику.
- Да, удивительная страна! - подхватил фон Клеффель. - Всего в избытке - мороза и жары, красоты и грязи, территории и людей. Все в крайней степени, нет умеренности ни в чем. Все неистово и необузданно. Чуть больше, чуть меньше - не имеет в этой стране никакого значения. В два раза больше, в два раза меньше - тоже не имеет значения. Совершенно невозможно воевать! На правильной войне силы противников приблизительно равны, все решает стратегия, тактика и дух. Сгруппировать силы таким образом, чтобы на каком–то участке достигнуть преимущества и так нанести противнику поражение. Вы, возможно, полагаете, что наша блестящая победа над Францией была достигнута за счет многократного превосходства в силе? Как бы не так! Мы нанесли удар, едва став чуть сильнее. Это "чуть" в сочетании с нашим духом и ударом в обход линии Мажино решило исход кампании. И все! Париж распахнул нам свои объятия. Мир, спокойствие, благоденствие. В этой стране "чуть" не решает ничего.
Он долго рассуждал на эту тему, но в конце концов замолчал, сморенный жарой и усталостью. Они шли уже восемь часов с получасовым перерывом на кофе. Солнце клонилось к горизонту, но духота не спадала. Они прикладывались к фляжкам с водой, но вода тут же выходила струйками пота, прочерчивавшими бороздки на запыленных лицах. Слева от дороги раскинулся лагерь новобранцев из гитлерюгенда. Они стояли у палаток и скалили зубы, глядя на их нестройную колонну. Этого нельзя было терпеть.
- Подтянуться! - крикнул Гиллебранд. - Песню - запевай!
Курт Кнауф всегда готов! Он громко затянул старую солдатскую песню, как бы в пику этой молодой поросли:
Wir sind die alten Landser,
Kennen die halbe Welt,
Von Nord nach Süd,
Von Ost nach West,
Reisen wir ohne Geld.
Wo uns das Schicksal hinstellt
Ist unser einerlei.
Zu jeder Zeit
Steh'n wir bereit
Denn wir sind immer dabei.
Zu jeder Zeit
Steh'n wir bereit
Wir alte Landser sind immer bereit.
П е р е в о д
Мы - старые вояки,
Знаем полмира,
С севера на юг,
С востока на запад,
Мы путешествуем без денег.
Где нас судьба расположит,
Нам все равно.
В любое время
Мы готовы встать.
Так как мы всегда тут как тут.
В любое время
Встать мы готовы.
Мы, старые вояки, всегда готовы.
- Мы - старые вояки! - подхватил Юрген и, подтянувшись, бодро замаршировал по дороге. Знай наших!
К месту назначения прибыли к восьми утра. Лошади едва переставляли ноги, низко опустив головы. Автомобильные моторы хрипели и кашляли. Лишь они шли и шли, как автоматы, и прошли бы еще, если бы не уперлись в двойную нитку траншей, тянущуюся налево и направо, насколько хватало взгляда. Несмотря на то что вовсю светило солнце, никакой суеты в траншеях и около них не наблюдалось, лишь редкие дозорные приветливо махали им руками.
- Это передний край? - с удивлением спросил Вайнхольд.
- Нет, это черт–те какая линия обороны, - ответил фон Клеффель, - можно подумать, что мы собираемся обороняться, а не наступать.
- Может быть, оно и к лучшему, - сказал Вайнхольд. Теперь в его голосе звучало облегчение.
- Обороняться?! - Фон Клеффель поднял правую бровь и принялся шарить пальцами в кармане кителя в поисках монокля. Монокль означал высшую степень негодования.
- Нет, нет, я имел в виду, хорошо, что мы будем наступать в последнем эшелоне, - поспешил сказать Вайнхольд.
- Не надейтесь, Вайнхольд, - сказал Ули Шпигель, - мы просто пришли раньше других. И в атаку мы пойдем не только из самой передней линии, но еще и самыми первыми.
- Что ж, хотя бы отдохнем перед наступлением, - вздохнул Вайнхольд.
- Не надейтесь! - бросил проходивший мимо Гиллебранд. Он всегда проходил мимо. От него было не скрыться.
Но для начала их отправили в баню. Собственно, это была прачечная с огромным паровым котлом и специальной камерой дезинфекции. Последняя порадовала их даже больше, чем возможность вымыться после марша, - укусы паразитов, подцепленных на ночевке в деревне, вызывали дикую чесотку, до крови. Они снимали с себя всю одежду и развешивали на перекладинах в камере дезинфекции.
- Жаль, что нельзя снять с себя скальп и отправить его туда же, - сказал голый Вайнхольд, яростно скребя волосы на голове.
- Могу оказать вам эту небольшую услугу, - сказал Ули Шпигель, - у меня есть по этой части небольшой опыт. Я сделаю это нежно, - добавил он томным голосом.
Все засмеялись. Ничто так не снимает усталость и напряжение после долгого марша, как хорошая дружеская шутка.
Они развесили пропаренную одежду на сколоченной из тонких реек решетке и завалились спать. Когда они проснулись, одежда уже высохла.
А потом им устроили настоящую баню. Гиллебранд слов на ветер не бросал. Наверно, он научился этому у майора Фрике.
Тактические занятия продолжались от темна до темна, что в это время года составляло часов двадцать в день. В основном отрабатывали взаимодействие с танками, благо танков и места было сколько угодно, не то что в витебском и тем более томашовском лагерях. Да и танки были другими. В польском лагере у них был один легкий чешский танк, в Витебске - такая же легкая немецкая "двойка" с казавшейся игрушечной короткой пушечкой на башне. А здесь майор Фрике подогнал сразу четыре "тройки", которые были всего вдвое тяжелее, но казались огромными, с длинными пятидесятимиллиметровыми пушками. Теперь эти пушки смотрели на них с расстояния метров в двести. Рядом с танками стояли танкисты в пилотках и черной форме, перехваченной в поясе широким кожаным ремнем. Они чему–то смеялись, поглядывая через плечо на стоявших в чистом поле штрафников.
- Солдаты! Внимание! - громко крикнул майор Фрике. - В одну шеренгу - становись! - Все перестроились. - Копать ров шириной два с половиной метра. При приближении танков лечь на дно рва и не подниматься до особой команды. Не подниматься, что бы ни случилось! Танки пойдут через час, - он демонстративно посмотрел на часы и как будто хлыстом ожег: - Приступить!
Первым в их роте вонзил саперную лопатку в дерн Гиллебранд и пошел копать как заводной, попутно отдавая приказы стоящим поблизости солдатам. "Шутки побоку", - подумал Юрген.
- Давайте копайте с той стороны, - сказал он Красавчику и Дицу, - а мы с Куртом - с этой.
Сказал и сам на себя подивился - чего это он вдруг раскомандовался. Но самое удивительное, что товарищи его беспрекословно послушались. Красавчик с Дицем сделали по три длинных шага в сторону от танков и вонзили лопатки в землю, прорубая первую ровную линию. "Они просто делают очевидные вещи, - подумал Юрген, - для этого приказы не нужны. Может быть, я и не говорил ничего, а только подумал то же самое, что и все".
На этом все мысли умерли, кроме одной: успеем или не успеем. В том, что майор Фрике в назначенное время пустит танки, сомнений не возникало. Они на него даже не смотрели. Только на танки, а пуще на танкистов - что они там делают. Подденут ком земли и, выбрасывая его, засекут боковым зрением стоящие черные фигуры - отлично! Но вот танкисты пропали из виду. На третьем броске Юрген сообразил, что не видны и танки. Это они уже по грудь закопались, да плюс куча выброшенной земли. Едва успокоился, как донесся шум заводимых моторов.
- Они будут греться минут десять! - крикнул Красавчик.
"Всего десять минут!" - пронеслось у Юргена в голове. Он заработал с удвоенной скоростью, повторяя вслух: "Ровнее! Делайте дно ровнее!" Ему казалось, что на неровном дне гусеницы танка переломают им все кости, а на ровном…
Додумать он не успел, потому что сквозь лязг приближающихся танков донеслась команда майора Фрике:
- Внимание! Ложись!
Они рухнули плашмя на землю вдоль рва, тесно прижавшись друг к другу. Каска Дица уперлась в плечо Юргену. "Диц молодец, каску успел надеть, а вот я забыл", - подумал он.
Глина, до которой они успели докопать, приятно холодила щеку. В ухо, прижатое к земле, вползали рокочущие, утробные звуки, так не похожие на резкий скрежет, царапающий барабанную перепонку в другом ухе. Юрген приоткрыл правый глаз, скосил его вверх. Взгляд уперся в гусеницу танку. На траках чернели комья земли, колыхались прилипшие свежие травинки. Вот одна травинка оторвалась и медленно полетела вниз, прямо на лицо Юргену. А за ней, настигая и опережая, ринулась вся железная махина.
- А–а–а! - закричал Юрген.
Ему показалось, что гусеница прошла всего в нескольких миллиметрах от его лица, лязгнула по каске Дица - и ушла вверх. Неподалеку кто–то надсадно кашлял, на него, наверно, пришелся выхлоп двигателя.
- Внимание! Встать! - донесся голос Фрике, и чуть позже: - Ну что, все живы?
В голосе майора звучала добродушная усмешка. До Юргена она дошла часа через два.
Диц внимательно разглядывал свою каску, ему тоже показалось, что гусеница задела ее, но никаких свежих царапин не обнаружил. Красавчик с Куртом Кнауфом отряхивались, на них, лежавших по краям, осыпались стенки рва. На верхних краях рва виднелись широкие, в локоть, вмятины глубиной в ладонь - следы от прошедшего танка.
- Средний танк, одно слово - "тройка", - донесся голос фон Клеффеля, - от него даже в такой ямке спрятаться можно. Конечно, если бы он крутанулся на месте, от нас бы мокрое место осталось, но будет танк с такой мелочовкой, как пехота, связываться!
- Конечно, танки все больше по кавалерии специализируются, - поддел его Ули Шпигель.
- В частности, по кавалерии, - не моргнув глазом, парировал фон Клеффель, - хотя маневренность у танка хуже. Обратите внимание на след. Какая глубокая осадка, и это на сухой и довольно твердой, в чем мы имели возможность убедиться, земле. А в болотистой местности он вмиг увязнет. То ли дело лошадь! Везде пройдет! А наша "тройка" хороша только для войны в Европе, на ровных дорогах. Потому у иванов танки и лучше, что у них дорог приличных нет.
- Действительно лучше? - спросил Ули Шпигель без малейшей насмешки. Фон Клеффель считался у них непререкаемым авторитетом в области танков.
- Конечно! Монстры, а не танки! Непробиваемые крепости на колесах, вооруженные до верхушки башни! Они их называют по имени своих вождей. Я лично сталкивался с танком "КВ", с Климом Ворошиловым, большевистским маршалом и военным министром. Крепкий орешек!
- Вы об него, если не ошибаюсь, саблю сломали, - не удержался Ули Шпигель.
- Именно об него, - важно кивнул головой фон Клеффель, он был нечувствителен к насмешкам в свой адрес, - к сожалению, об танк, а не об маршала. А самый главный танк у них носит имя, естественно, Иосифа Сталина. Его я видел только на картинках в академии Генерального штаба. Я имею в виду танк, - уточнил он. - И не испытываю ни малейшего желания увидеть его воочию.
Слушая рассказ фон Клеффеля, смеясь подначкам Ули Шпигеля, Юрген быстро забыл о пережитом ужасе. И все прочие упражнения выполнял без малейшего страха и даже с лихостью. Особенно ему понравилось ставить магнитные мины на танки. Он терпеливо лежал, затаившись в неглубоком окопе, пока танк не проплывал мимо в пяти шагах. Тогда он рывком вылетал из окопчика, подбегал к танку чуть наискось и сзади, хватался за крюк, запрыгивал на танк, на лету прикреплял мину между корпусом и орудийной башней, по инерции проносился дальше и спрыгивал с танка с противоположной стороны, совершая элегантный кувырок.
А вот испытать фаустпатрон в действии ему не дали, как он ни просил об этом Гиллебранда. Юрген впервые держал фаустпатрон в руках и никак не мог поверить, что такое нехитрое устройство, на котором даже не было прицела, способно остановить могучий танк.
- Коктейль Молотова еще проще, - заметил фон Клеффель, - и не менее эффективен, если удается попасть в моторную часть. Танк вспыхивает как спичка.
- На сколько метров вы бросите бутылку с горючей смесью? - ввязался в спор Гиллебранд.
- Я?! - фон Клеффель поднял правую бровь.
- Вот видите! - нисколько не смущаясь, воскликнул Гиллебранд. - А фаустпатрон бьет на тридцать метров!
- Пуф! - фон Клеффель пренебрежительно выпустил воздух сквозь надутые губы.
Юрген продолжал с сомнением вертеть фаустпатрон в руках.
- Хотите испытать его в бою? - напирал Гиллебранд. - Отлично! Я запишу, что вы вызвались быть фаустпатронщиком.
- Пишите, - пожал плечами Юрген.
Он вернулся на полигон, где отрабатывалось очередное упражнение: наступление при поддержке танков и одновременно отражение танковой атаки противника. Упражнение было неинтересным. Полроты шло за танками. Вторая половина, разбившись на пары, лежала в окопах и изображала стрельбу по наступающей пехоте. Юрген работал в паре с Красавчиком. Когда танк прошел над ними, Красавчик отсек пехоту меткой стрельбой, а Юрген не менее метко швырнул деревянную болванку, имитирующую гранату, в башню уходящему танку. Они с Красавчиком установили такой порядок раз и навсегда. Красавчик слишком любил машины, чтобы швырять в них разными предметами, тем более взрывающимися.
Так они тренировались два долгих дня. На Юргена раз за разом накатывали немецкие танки, он швырял в них деревянные болванки в форме гранаты или наводил на них фаустпатрон, на него шли цепью солдаты в немецкой форме, в них он тоже швырял дымовые гранаты и стрелял холостыми патронами. И они, в свою очередь, стреляли в него и норовили попасть гранатой в его окоп. В его голове все смешалось. К концу второго дня он уже не различал ни крестов на танках, ни формы нападавших, ни лиц товарищей, он видел лишь обезличенные человеческие фигурки, ходячие придатки к смертоносному оружию в их руках. И если майор Фрике, обер–лейтенант Гиллебранд или любой другой офицер указывал ему на эти фигурки и командовал: "Огонь по врагу!" - он, не раздумывая, нажимал на курок.
На следующий день они свернули лагерь и в сумерках двинулись в сторону передовой. Они прошли через несколько линий укрепленных позиций, набитых техникой и солдатами. На следующую ночь они заняли место в передней траншее, сменив находившуюся там часть. Это было четвертого июля. Эту дату было нетрудно запомнить - Юргену в этот день исполнилось двадцать два года.
Das war die Operation "Zitadelle"
Это была операция "Цитадель". Не очень удачное название, если вы собираетесь идти в наступление. Впрочем, они не знали ни названия операции, ни ее замысла, ни целей, они могли лишь догадываться по виденному ими на марше о грандиозности будущего сражения. Они не знали названия места, где они находятся, не знали, сколько сил противника противостоит им, как укреплены его позиции и насколько далеко простираются. Они знали лишь то, что противник находится прямо перед ними и им надо идти вперед, и только вперед, насколько хватит сил и жизни. Весь театр военных действий сузился для них в узкую полосу наступления их батальона шириной в четыреста метров, они могли заполнить ее всю, стоя плотно плечом к плечу.
И еще они знали, что наступление начнется сегодня на рассвете. Для этого им не требовалось ни особых объявлений, ни приказа. Достаточно было того, что вместо команды "отбой" им выдали сухой паек, по полторы сотни патронов и по четыре гранаты на брата. А мимо них тенями проскользнули саперы и, перевалив через бруствер, растворились в темноте ночи.
Они набросились на еду, ведь они полдня тащились по ходам сообщения, волоча все снаряжение, ящики с патронами, пулеметными лентами, гранатами, фаустпатронами, сигнальными и осветительными ракетами и еще бог знает с чем. Теперь кто–то устроился на пустом ящике, выскребая ложкой мясные консервы из металлической банки, кто–то ел стоя, поставив кружку с горячим кофе на бруствер траншеи. Прошел дежурный ефрейтор с бидоном шнапса, отмерил каждому щедрую порцию. Было так тихо, что слышалось веселое журчание льющегося шнапса, следующее за этим бульканье жидкости в горле, удовлетворенное кряканье. Здесь вообще было необычайно тихо, несколько дней как тихо.
Быстро управившись с едой, Юрген залез на ящик, глянул поверх бруствера в сторону русских позиций. Ничего толком не разглядел. Угадывалась лишь линия горизонта, высокая и неровная, то ли холм, то ли лес. Там не светилось ни одного огонька. Чуть ближе к их позициям виднелись белые тонкие полосы, нитями тянущиеся вдаль, это саперы отмечали проходы в минных заграждениях.
- До позиций иванов два километра, - раздался спокойный голос майора Фрике, - атакуем через полтора часа.
Это все, что им следовало знать. Майор Фрике обходил позиции своего батальона, необычно маленькие и тесные, наблюдая хозяйским взглядом, все ли находится в нужной готовности, а более для того, чтобы заполнить томительную паузу перед решительным штурмом. И вдруг как будто что–то толкнуло его изнутри.
- Всем в блиндажи! Быстро! - закричал он.
Юрген подчинился приказу не раздумывая. Слетая с ящика, он успел лишь заметить, как весь горизонт осветился вдруг пламенем и этот огонь стремительно понесся в сторону их позиций. Он с разбегу нырнул в проем блиндажа, своим телом пробив пробку из скучившихся в дверях товарищей. Они не имели к нему претензий. Как и он к Красавчику, прошедшемуся тяжелым ботинком по его руке, когда он завалился в проходе, споткнувшись о ящик с патронами. Последним в блиндаж вошел майор Фрике. Ударная волна первого разрыва захлопнула за ним дверь.
Они сидели, плотно прижавшись друг к другу, кто на лавках вдоль стен, кто на штабелях ящиков. Сидели молча, прислушиваясь к тому, как каждый разрыв отдается дрожью в животе. Дрожь была частой.
- Как будто специально нас ждали, - нарушил молчание Ули Шпигель.
- Нас и ждали, - ответил фон Клеффель, - иваны научились воевать по правилам. Упреждающий удар по скоплению сил противника перед штурмом - азы военного искусства. Тут главное - точно рассчитать время, чтобы не выпустить пар впустую.
- Они знали точное время, - протянул Вайнхольд.
- Конечно, - сказал фон Клеффель, - теперь в этом нет никакого сомнения.