Служба окончилась, и люди двинулись к выходу, толкая со всех сторон Шрагина и Бодеккера. Они выбрались из церкви в центре толпы верующих. Адмирал с любопытством смотрел на лица окружающих его людей. А Шрагин в это время думал: надо немедленно предупредить Величко, чтобы он был осторожней. "Разве не герой этот человек? - думал он. - Не боится перед сотней совершенно незнакомых ему людей так открыто призывать к сопротивлению."
- Интересно, о чем говорил священник? - прервал размышления Шрагина адмирал, когда они уже подходили к машине.
- То же, что говорят все священники мира. Не надо грешить.
- По-видимому, он говорил очень хорошо. Я видел, как все внимательно его слушали, - задумчиво сказал адмирал.
- Да, он говорил очень хорошо, - охотно согласился Шрагин.
В этот час Релинк, несмотря на воскресенье, находился на службе. Вместе с начальником радиослужбы Элербеком и специально вызванным из абвера специалистом по русским делам Грозовским они исследовали перехваченную ночью передачу радиостанции Гранта. Уже третий час они тщетно бились над тем, чтобы разгадать шифровку. Перед ними лежал лист бумаги с бессмысленным текстом: " На основании 3407 небесное не рука книгу 001 … Программа да ветер … 8282: совершенно или лошадь прима - 11 - итоги А двигатель: 0000 - тренировка "… и так далее. Но последним словом в этой абракадабре снова было " Грант ".
- В общем ясно только одно - шифр вам не по зубам, - язвительно сказал Релинк.
- Шифры все время меняются и, кроме того, создаются новые, - официально ответил Грозовский.
- Вы мне скажите твердо хотя бы одно: те слова, которые мы расшифровали сейчас, они-то бесспорны? Или какой-то другой ключ породит и совершенно другие слова? - спросил Релинк.
- Слова могут оказаться другими, - никак не реагируя ни на язвительность, ни на горячность Релинка, сухо отвечал Грозовский. - Однако у нас есть надежда, что получение отдельных и грамотно сложившихся слов свидетельствует о том, что мы ищем правильно. И наконец, мы уже третий раз получаем все ту же подпись "Грант".
- Но она ведь не зашифрована и, может быть, даже умышленно дается открыто, чтобы… напомнить нам о капитане Гранте, детей которого описал Жюль Верн.
- Вы напрасно иронизируете, - все так же сухо сказал Грозовский. - Я уже просил, чтобы мне достали эту книгу на русском языке. Очень может быть, что именно в ней и кроется ключ шифра. В нашем деле все может быть.
- Читайте, но не впадайте в детство, - по инерции язвил Релинк, хотя он понимал, что Грозовский работает серьезно и знает свое дело.
- Я все же удивлен, что вы не можете получить пеленгирующие станции, - заметил Грозовский, вставая.
Релинк промолчал. Он сам был не только удивлен, но и возмущен. Только вчера он снова говорил об этом с Берлином, и ему категорически заявили, что станций он не получит, так как они нужны на объектах, которые поважнее. Так, кроме всего, ему дали еще и понять, что он сидит далеко не на самом ответственном месте.
Когда Элербек и Грозовский ушли, Релинк подумал со злостью, что еще одно воскресенье испорчено. О перехваченной передаче ему звонили сегодня в семь утра, а накануне он работал без перерыва шестнадцать часов. Сейчас он чувствовал тяжелую усталость, но знал, что заснуть днем не сможет. Позвонил генералу Штромму, адъютант ответил, что генерал в гостях. Релинк вспомнил, что генерал звал идти вместе с ним в гости к той местной немке, у которой они однажды уже были.
Отпустив машину, Релинк пошел пешком. Был мягкий весенний день, и, хотя дождя не было и стояло безветрие, воздух был сырым и холодным. Релинк поднял воротник шинели, глубоко засунул руки в карманы и зашагал быстрее.
На углу, где он должен был свернуть в переулок, стояли, разговаривая, два парня. Приближаясь к ним, Релинк наблюдал за ними с чисто профессиональной настороженностью. Ему не очень нравилось, что один из них держит руку в кармане. Релинк автоматически нащупал свой пистолет и продолжал спокойно идти. Он был не из трусливого десятка.
Увидев приближающегося Релинка, парни сошли с тротуара.
Релинк уже миновал их, как вдруг земля под его ногами продолжительно и судорожно вздрогнула и тотчас раздался такой могучий громовой раскат, что из окон углового дома посыпались стекла. В первое мгновение Релинк подумал, что рядом с ним разорвалась граната, и инстинктивно сделал прыжок в сторону. Оглянувшись, он увидел тех двух парней - они смеялись.
Релинк почти бегом вернулся к себе в кабинет и позвонил в военную комендатуру.
- Что за взрыв? - спросил он.
- По предварительным данным, на аэродроме, - ответил дежурный.
- Позвоните мне, когда все узнаете.
Дежурный позвонил спустя пять минут.
- Сильный взрыв на аэродроме. Значительные потери в технике и людях…
Когда Релинк вместе с Цахом и Бульдогом приехали на аэродром, пожар еще бушевал, в серое небо упиралась стена черного дыма. Большой пролет маневровой бетонной полосы, возле которой стояли самолеты, был выворочен из земли. Вокруг валялись обломки догоравших самолетов. Поодаль рядком лежали трупы. Некоторые из них были в офицерских мундирах воздушных сил. Солдаты бестолково суетились возле охваченных огнем ангаров. Релинк сразу понял - диверсия. Огромная, хорошо подготовленная.
- Немедленно собрать все командование аэродрома, - приказал он Цаху и Бульдогу. - И ни один человек не должен уйти с аэродрома.
Прибежал полковник - начальник инженерной службы базы. Тучный, краснолицый, он задыхался после бега и с минуту стоял перед Релинком с раскрытым ртом, из которого вырывались только судорожные хрипы.
- Что скажете, полковник?
- Несчастье… грандиозное несчастье… - еле выговорил тот.
- Да что вы? Просто маленькое происшествие, и все, - издевательски заулыбался Релинк.
Полковник, ничего не понимая, пучил на него налившиеся кровью глаза.
- Покажите, где стояли самолеты, - приказал Релинк. Полковник подвел его к краю развороченной маневровой полосы.
- Часть стояла здесь с положенными по инструкции интервалами, а другие - там, - он показал на горящий ангар.
На том месте, где стояли самолеты, зияло несколько глубоких воронок. Было совершенно ясно, что эти воронки образовались от взрыва мин.
- Взрывы в ангаре и здесь произошли одновременно? - спросил Релинк.
- Сначала в ангаре и через три секунды здесь, - ответил толстяк.
Вернулся Цах, который доложил, что никого из главного начальства на аэродроме нет.
- Где они? Где ваши главные болваны? - заорал Релинк.
- Поехали в город… смотреть новый кинофильм… Сегодня воскресенье, - ответил полковник.
- Этот кинофильм они запомнят на всю жизнь, - сквозь зубы процедил Релинк и повернулся к Цаху. - Выходы с аэродрома закрыты?
- Так точно.
- До нашего приезда кто-нибудь уходил с аэродрома?
- Дежурные всех проходных и выездных ворот заявили, что, кроме начальства, с утра никто не покидал аэродрома.
- Вызовите сюда всех своих людей и начинайте строжайшее расследование. Я пойду в штаб базы. Идемте со мной, - приказал Релинк полковнику.
В кабинете командующего базой генерала Витиха все блестело. Генерал славился своей неистовой любовью к штабной чистоте и порядку. Релинк вспомнил ходивший во Франции анекдот, как генерал Витих, расположивший свой штаб в каком-то парижском отеле, распорядился вымыть здание пожарными брандспойтами внутри и снаружи. Сейчас Релинку хотелось взорвать этот сверкающий кабинет вместе с его хозяином. Однако надо заниматься делом, и Релинк с ненавистью уставился на потного полковника.
- Расскажите, как это произошло.
- Взрыв последовал в 12 часов 14 минут, - ответил уже пришедший в себя полковник.
- Где вы были в это время?
- Спал.
- Прекрасно. А кто-нибудь был на базе, кто помнил бы, что идет война, и находился бы на посту?
- Оперативный дежурный и его помощник.
- Позвать сюда дежурного, быстро.
Явился дежурный.
Ходивший за ним полковник предусмотрительно в кабинет не вернулся.
Дежурный был сильно взволнован и перепуган, его бледное лицо подрагивало, китель спереди был заляпан грязью, а кисть левой руки была обмотана бинтом, промокшим от крови.
- Взрыв произошел в 12.14, - рассказывал он. - Ровно в 12 я на машине объезжал аэродром и примерно за две минуты до взрыва проехал возле стоянки самолетов. Там у трех самолетов работали механики, они готовили машины к завтрашней переброске на Кавказ.
- Кто знал о переброске? - спросил Релинк.
- Это все знали, - ответил дежурный. - На базе такие дела обычно все знают.
- Дальше.
- Я отъехал от стоянки метров двести, когда мою машину остановил инженер мастерских, который…
- Фамилия инженера?
- Пфлаумер, Генрих Пфлаумер.
- Почему он находился не в мастерских?
- Он искал меня.
- Какое у него было к вам дело?
- Он не успел сказать. Я вылез из машины, мы только успели поздороваться с ним, как произошел взрыв, меня швырнуло на землю.
- Как вел себя Пфлаумер, когда раздался взрыв?
- Он был убит.
Релинк чуть не сказал: "Прекрасно". В это время в его мозгу уже складывалась версия, которую он, наверное, преподнесет Берлину, если не найдет подлинных диверсантов. Им станет Пфлаумер, но, поскольку он убит, вместе с ним в могилу ушли и подробности организации взрыва, а фоном для этого будет беспечность командования, которое фактически оставило базу на произвол судьбы. В такой обстановке может случиться что угодно.
- Пфлаумер был хороший работник? - небрежно спросил Релинк.
- Очень хороший.
- Вы можете за него поручиться?
В тоне Релинка дежурный почувствовал угрозу и решил уточнить свое мнение.
- Я имею в виду, что он был грамотным специалистом, - сказал он.
- Эти вот грамотные и оказываются на поверку главным врагами Германии, - холодно и все же примирительно заметил Релинк. - Вспомните-ка лучше, какие у вашего очень хорошего Пфлаумера были неприятности за последнее время.
- Вы имеете в виду эту историю, когда он продал мотоцикл гражданскому лицу?
- Хотя бы… Для начала.
Пока дежурный рассказывал о том, как Пфлаумер собрал мотоцикл из разбитых машин и потом продал его кому-то в городе, Релинк уже сформулировал новое обвинение покойнику: передача подпольщикам мотоцикла.
- Так. А еще? - спросил Релинк.
- Еще с ним было что-то в Польше.
- Что именно?
- Я тогда вместе с ним не служил, я только слышал от кого-то… Он там высказывал какие-то ошибочные мысли по поводу уничтожения Варшавы.
Распахнулась дверь, и в кабинет вошел в сопровождении двух своих заместителей генерал Витих. По их виду можно было понять, что в городе они были не в кино, а занимались гораздо более веселым делом. С лица одного из заместителей не сходила пьяная улыбка.
Релинк отпустил дежурного и, когда тот вышел, обратился к командующему базой:
- Что скажете, генерал?
Витих сжал голову руками, повалился на диван и зарыдал.
Релинк вернулся к себе поздно вечером и застал в своем кабинете генерала Штромма. "Этот бездельник, как ворон, чует, где пахнет трупом", - подумал Релинк, но, не выдавая злости, приветливо поздоровался с генералом и потом долго и обстоятельно раздевался у вешалки, сдувая пылинки с фуражки, причесывался перед зеркалом.
- Ну, что там? - нетерпеливо спросил Штромм. - Действительно ужасно?
- Чтобы точно оценить происшедшее, туда надо съездить, - не удержался от шпильки Релинк. - Да, это самое серьезное происшествие за все время.
- Напали на какой-нибудь след?
- Не хочу торопиться с выводами, кое-что, однако, наметилось.
Но сколько Штромм ни добивался узнать, что именно сумел выяснить Релинк, ничего определенного он не услышал.
- Я все-таки прошу вас съездить на место происшествия, - устало произнес Релинк.
- Утром съезжу, - недовольно отозвался генерал. - А сейчас я больше не буду вам мешать. Желаю успеха.
Штромм ушел вовремя. Спустя несколько минут Релинка по прямому проводу вызвал Берлин, и он услышал телеграфную речь своего шефа.
- Доложите, что случилось. Короче: факты и результаты расследования.
Релинк коротко рассказал о диверсии и довольно складно изложил свою версию насчет инженера мастерских Пфлаумера.
- Одному человеку такая диверсия непосильна, - сказал Олендорф.
- Найдем и остальных.
- Поищите их в тюрьме, - неожиданно для Релинка последовал совет из Берлина. - Найдете там человек двадцать. Наказание должно последовать в течение трех дней.
- Может, лучше оформить их как заложников? Это произведет полезный моральный эффект в городе, - предложил Релинк.
- Действуйте, как найдете нужным. Шифровку об инженере мастерских я должен иметь завтра утром.
- Будет исполнено! - почти радостно воскликнул Релинк. Он уже видел, что Олендорф не меньше его заинтересован в любом варианте расследования. Главное, чтобы все было сделано быстро и решительно.
В этот час главный участник диверсии Федорчук лежал в госпитале авиабазы. С приступом острого воспаления почек его положили туда еще за два дня до взрыва. Когда взрывчатка была уложена в дренажные колодцы у стоянки самолетов, в ангаре и мастерских и оставалось только подключить часовой механизм взрывающего устройства, у Федорчука и начался приступ. Он свалился прямо на работе, и его, корчившегося от боли, увезли в госпиталь. Было совершенно ясно, что сложнейшую операцию почек ему делать никто не будет, а уличить в симуляции этой болезни трудно, особенно если больной хорошо проинструктирован врачом. Сам Вальтер еще в пятницу взял разрешение уехать в город на субботу и воскресенье в аэродромном автобусе в компании десятков военнослужащих, которые, как и он, получили увольнительные на субботу и воскресенье. Но в ночь на воскресенье он вернулся на велосипеде, пробрался на аэродром через песчаный карьер, включил механизм и снова уехал в город. На все это у него ушло меньше двух часов, так что он успел вернуться в компанию, с которой он пьянствовал в ресторане. Он покидал компанию с Зиной Дымко, которая в этот вечер играла роль его девушки. Так что когда спустя два часа он вернулся уже без нее, никто из собутыльников даже не спросил, где он пропадал.
Глава 33
Ни Релинк здесь, ни тем более Отто Олендорф далеко в Берлине не поняли сразу всего значения диверсии на аэродроме. Дело было совсем не в количестве уничтоженных самолетов и убитых летчиков. Взрыв встряхнул душу горожан. Событие мгновенно обросло легендами, в которых безудержно преувеличивались результаты взрыва, но было и довольно точное описание того, как этот взрыв был организован и выполнен. Здесь народная фантазия была неистощима. Одни рассказывали, будто на аэродром был совершен налет целым отрядом героев, которые половину самолетов взорвали, а на остальных улетели через фронт к своим. По рассказам других, аэродром в течение двух суток находился в руках подпольщиков и они на немецких самолетах отправили на Большую землю своих раненых товарищей. Был еще рассказ, будто взрыв был произведен по сигналу из Москвы и что в тот же день, час и минуту таких взрывов были тысячи по всей оккупированной территории. Оттого, мол, так и дрогнула земли под ногами, от одного взрыва так не дрогнет.
Во всех рассказах непременно подчеркивали, что дело это было хорошо организовано, что в нем участвовало много людей и что так или иначе люди, которые готовили взрыв, находились в прямой связи с Большой землей.
Агентура исправно донесла до Релинка все эти легенды. Осведомленный лучше других о диверсии, он прекрасно видел, что в этих легендах правда и что вымысел. Однако холодный анализ привел его к выводу, что в основе всех легенд находится неопровержимая правда. Ясно, что такую большую диверсию один человек совершить не мог. Ясно, что диверсию готовили очень опытные и смелые люди. Кто-кто, а Релинк знал, что ни один подлинный участник диверсии не пойман и напасть на их след пока не удается. И наконец, у Релинка не было ни малейшего основания не видеть связи между взрывом и работой радиостанции "Гранта".
Только теперь до Релинка дошло все опасное значение этой диверсии. Опасными для него были даже фигурировавшие в агентурных донесениях добавления, при каких обстоятельствах агент слышал ту или иную легенду. Люди, рассказав легенду, добавляли: "Кончилась у немца спокойная жизнь". Или: "Взрыв - это только начало". Или: "Все одно к одному. Осенью на немецком складе пристрелялись, а теперь начали бить как следует". Или: "Взрыв - это сигнал для всех, кто еще не стал полной сволочью."
Релинку доносили и другое - как реагировали на взрыв немцы и, в частности, даже его сотрудники. А в штабе армии высокопоставленный офицер сказал Релинку с издевкой: "Ну вот, теперь и вы узнали, что у русских есть не только шея для петли, но и крепкие кулаки."
Угнетающее впечатление произвел на Релинка разговор со штурмбаннфюрером Цахом. Он ждал, что взрыв подхлестнет Цаха, заставит его действовать более решительно. Но вместо того он увидел его если не подавленным, то, во всяком случае, растерянным.
- Это же немыслимо понять, - говорил Цах. - Почти год мы работали впустую, и я целое кладбище сделал не из тех, из кого нужно было его делать.
- Чепуха! - отвечал Релинк. - Теперь мы видим, как мы были либеральны и недеятельны.
- Да? - иронически воскликнул Цах и, вынув из кармана конверт, молча протянул его Релинку. Достав из конверта листок бумаги, Релинк прочитал: " Вальтеру Цаху. (На случай неполучения предыдущих уведомлений.) Ставим тебя в известность, бандита и палача, что ты приговорен к смерти. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение в назначенный нами срок ". Вместо подписи нарисованы серп и молот.
- Это уже третье уведомление, - сказал Цах. - Это я получил сегодня утром. Его нашли на полу в комнате, где происходит прием родственников арестованных.
- Взять всех, кто был сегодня на приеме, и вырвать признание, - приказал Релинк.
Цах поморщился:
- Пустой номер. Мы знаем только тех, от кого приняли передачи и письма, а комната была набита битком. Первые два уведомления пришли по почте.
- Дешевый трюк для слабонервных, - резюмировал Релинк и швырнул письмо Цаху. - Давайте заниматься делом. Надо как можно эффективнее казнить двадцать заложников. Это будет нашим ответом.
- Когда? - вяло поинтересовался Цах.
- В ближайшее воскресенье.
- Тогда этим займется мой заместитель, - глядя куда-то в сторону, сказал Цах.
- Это что еще за фокус? - насторожился Релинк.
- Никаких фокусов. Еще до взрыва я согласовал с высшим начальством свою поездку в Бухарест к брату. Он тяжело ранен и лежит в госпитале.
- Никуда вы не поедете! - Релинк ударил ребром ладони по столу. - Я не хочу заводить дело о трусости начальника полиции СД.
- Брат уже извещен о моем приезде. Он в очень тяжелом состоянии.
- Да что вы несете, Цах? Идет великая война, а не месячник семейных сантиментов! Поймите наконец, что если вы настоящий наци, вы после получения этих грязных писем, в час, когда будем вешать бандитов, должны быть на самом виду. Это ваш ответ на грязные письма. Угрожать подметными письмами могут только отпетые трусы, но и они, если увидят, что вы сдали, могут оказаться храбрыми.