* * *
Аркадий Ворожцов подошел к зеркалу, поправил шляпу и, застегнув пуговицы темно-серого драпового пальто, позвал хозяйку осмотреть его.
- Я готов, - сказал он и выпрямился, приподняв чисто выбритый подбородок.
- А пенсне? - заметила Мария.
- Верное замечание. Я совсем забыл.
Он прицепил очки и снова предстал перед хозяйкой.
- Вот теперь готов, - подтвердила она. - Похож на учителя гимназии. Адрес помнишь?
- Помню.
- А пароль?
- Я слышал, что вам нужен репетитор? Я могу предложить свои услуги.
Обнесенный низеньким забором особняк стоял в глубине двора. Постучав в дверь, Аркадий Ворожцов увидел перед собой приземистого человека средних лет, в шерстяном коричневом джемпере и, не дожидаясь вопроса от хозяина, спросил по-польски:
- Я слышал, вам нужен репетитор?
Поляк подал "репетитору" маленькую костлявую руку, внимательно осмотрел его статную фигуру и, радушно улыбаясь, ответил:
- Репетитор очень и очень нужен. Прошу вас пройти в квартиру. Я думаю, что условия вас вполне устроят...
Они вошли в комнату, высокие окна которой были занавешены черными матерчатыми шторами.
Хозяин, суетливо шлепая по полу резиновыми подошвами домашних туфель, проверил, не проникает, ли свет на улицу, и предложил:
- Эта комната в вашем распоряжении. Располагайтесь здесь, как дома. А мне надо сходить в одно место...
Аркадий Ворожцов разделся, повесил пальто и шляпу в прихожей, осмотрел комнату.
Она выглядела очень скромно. Письменный стол, обтянутый зеленым выгоревшим сукном, тахта, два старинных резных кресла, несколько стульев. На стене - большой портрет в красивом бронзовом багете. Это, как видно, хозяин, сфотографированный в форме офицера русской армии. Красивые пышные волосы, короткие, вздернутые рогульками вверх усы, крутой приподнятый подбородок.
Сидя на тахте, Ворожцов услышал шаги под окном. А вскоре в сопровождении хозяина появился Александр Кузнецов в черном однобортном костюме, стриженный "ежиком", заметно пополневший, округлившийся.
Товарищи бросились навстречу друг другу. Крепко, по-мужски обнялись. Долго стояли рядом, молчали. Где в такие минуты найдешь нужные слова, чтобы выразить радость?
Первым нашелся Кузнецов:
- И сколько пан-репетитор получает за своих учеников?
Посмеялись. Уселись один против другого в кресла, стоявшие подле письменного стола.
- Вот видишь, как все получается, Аркаша, - заговорил Кузнецов. - Мы живы. И опять встретились.
Волнуясь, Ворожцов снял пенсне, закурил и, отгоняя от себя дым ладонью, заметил:
- Я слышал, вы начали действовать не только агитацией, но и оружием?
- Да. Таков приказ Игнаца.
- А когда меня возьмете с собой?
- Скоро, парень. Совсем скоро. А пока продолжай писать в газету, прилежнее изучай польский язык. Пан Владислав Пянтковский должен безукоризненно говорить по-польски. Это пригодится.
- Я стараюсь, Саша. Каждый день запоминаю новые, слова.
- И хорошо. Я надеюсь, что твой "котел" сварит. - Кузнецов ладонью похлопал товарища по голове.
Всю ночь друзья не спали. Они не могли наговориться. Старинные стенные часы в коричневом футляре пробили шесть раз.
- Пора нам, парень, и расставаться, - вздохнул Кузнецов.
- И неохота, а придется, - подтвердил Ворожцов.
Друзья расстались. И опять потекли тяжелые, полные опасности дни в глубоком польском подполье.
...Мария Крапп опустила черные шторы на окна, включила свет и вышла на улицу нести постовую службу.
Аркадий Ворожцов принялся настраивать радиоприемник, стоявший на письменном столе. Шкала засветилась. Москва на шкале не значилась, но он знал, что надо поставить нить настройки на букву "к" в слове "Франкфурт" и заговорит столица Родины.
Сквозь свист и хрип прорвалась русская речь. Чуть-чуть повернул ручку вправо, и голос стал отчетливым, ясным:
- Передаем информацию для газет.
Диктор, которого Ворожцов никогда не видел, был для него сейчас дорогим, близким. Одно не понравилось - уж очень медленно он диктовал.
- В последний час, - донеслось из радиоприемника.
- Мария, слышишь? В последний час...
Но никто не отозвался. Она уже на посту.
- Наши войска заняли... - диктовал мужской голос.
- Что заняли, "какой город?
Диктор повторил:
- Наши войска заняли...
- Написал, - ответил Ворожцов, словно его кто-то спрашивал.
- Город Вязьму. Передаю по буквам: Владимир, Яков, Зинаида, Мягкий знак, Михаил, Ульяна. В-я-з-ь-м-у.
Радостью заискрились глаза, румянец лег на щеки. Услышав, что радиоприемник умолк, Мария Крапп вошла в дом.
- Наши взяли Вязьму! - взволнованно выпалил Аркадий.
- Вот и хорошо, - спокойно сказала хозяйка, снимая с себя жакетку. - Поздравляю, Аркадий Николаевич.
- Нет, ты ничего не поняла. Я говорю - Вязьму взяли...
- Ты думаешь, я плохо разбираюсь в географии? Вязьма - ваш русский город.
- Конечно, наш, но я не про это...
- А про что?
- Да я же в этом городе сидел в одиночной камере... А теперь он наш, собственный, свободный, - твердил Ворожцов и, хлопая в ладоши, заплясал чечетку.
Мария Крапп помолчала, постояла, вытерла носовым платком набежавшие на глаза слезы и с душевной теплотой пожала руку Аркадию.
* * *
В дни зимней кампании Советская Армия уничтожила огромное количество живой силы и техники врага, окружив, похоронила две немецкие армии у берегов Волги, забрала в плен свыше трехсот тысяч неприятельских солдат и офицеров, вырвала из фашистского ига сотни советских городов и тысячи сел и деревень.
Войска союзников разбили итало-германские полки и дивизии в Ливии и Триполитании и продолжали их громить в Тунисе.
В роковые для врага зимние месяцы удар по нему с востока слился наконец с ударом с запада.
Но борьба оставалась борьбой. Враг еще упорствовал, свирепо огрызался. Он использовал каждую возможность, чтобы советские войска как можно больше пролили крови.
Так было не только на переднем крае, но и во вражеском тылу, там, где боролись партизаны, партийные подпольщики, разведчики.
Весна принесла тяжелые испытания лодзинским подпольщикам. В партии оказался провокатор. Он предал патриотов. Гестапо разгромило типографию на Петраковской улице, арестовало многих активных борцов.
В поле зрения сыщиков попал и дом Марии Крапп. Хотя слежка результатов не приносила, шеф гестапо неизменно твердил:
- Продолжайте наблюдать. Есть основания полагать, что немка Крапп, прикрываясь своей национальностью, работает не в нашу пользу.
Наблюдение продолжалось.
На рассвете восемнадцатого апреля сыщики прибежали в гестапо, точно запаленные.
- В дом немки Крапп вошло трое мужчин с чемоданами, - докладывал старший.
А утром стало известно, что ночью произошли крупные хищения на армейском вещевом складе.
- Это дело партизанских рук, - сказал шеф гестапо. - По-моему, с ними заодно действует и Крапп. - Он подошел к карте города, висевшей на стене, провел пальцем по той улице, на которой находился склад, смерил от нее расстояние до квартиры Марии Крапп и приказал своему заместителю:
- Всех, кто проживает в доме Крапп, арестовать и доставить немедленно сюда.
Так в воскресный апрельский день во время завтрака дверь в квартире Марии Крапп распахнулась с сильным грохотом. Хозяйка и ее "квартирант" Аркадий Ворожцов услышали зловещую команду:
- Хенде хох!
Гестаповцы напали и на след Александра Кузнецова. Был полдень, когда в прихожую квартиры ворвались двое в гражданском.
- Кто здесь живет? - услышал Кузнецов незнакомый голос из-за тонкой тесовой перегородки.
Он понял, что оставаться в доме дальше опасно. Опершись ладонями о подоконник, выглянул в палисадник и быстро выпрыгнул. Оттуда перемахнул через изгородь и убежал.
Послышался выстрел. "Гонятся", - подумал Кузнецов.
За ним, действительно, погнались. Но он проник на людную улицу и замешался среди народа.
На деревянном пристрое к каменному дому Александр увидел вывеску: "Парикмахерская". Вошел туда. Двое в белых халатах ожидали посетителей.
- Прошу, - пригласил мастер.
- Побрить, - бросил Кузнецов, усаживаясь в кресло.
Мастер принес прибор, развел порошок, намылил лицо клиента и начал править бритву о ремень. Появился новый клиент.
- День добрый, пан! - в один голос поздоровались мастера.
Кузнецов в зеркало увидел тучную фигуру полицейского, стоявшего за спиной мастера. "Попался, - решил летчик. - Сам вскочил в мышеловку. Сейчас схватит за шиворот и - конец".
Рука невольно потянулась к карману. Пальцы нащупали шершавую рукоять пистолета.
Полицейский потер перед зеркалом рыжеватую, ощетинившуюся бороду и, не раздумывая, сел в левое кресло. Второй мастер услужливо забегал вокруг пана.
Кузнецов перевел дыхание и только теперь в зеркало увидел, насколько бледным стало его лицо. Чтобы затянуть время, он после бритья помыл голову, сделал массаж. На все ушло более часа. После этого благополучно добрался до квартиры Леона Кошасского. Там переночевал, а утром встретился с Игнацем.
Штаб подполья продолжал работать. На вопрос, что делать дальше, Игнацы ответил:
- Надо показать фашистам, что наша партия живет. Будем бороться. - Он взглянул в блокнот и добавил: - Ночью тридцатого апреля со станции Лодзь отойдет эшелон с вооружением и боеприпасами. Наша задача - уничтожить его.
В условленное время накануне великого праздника Первое мая восемь человек на стыках рельс за Лодзью отвинтили гайки и скрылись в лесу.
Кузнецов ухом припал к земле.
- Идет, - прошептал он рядом лежащему Леону Релишко.
Послышался стук колес. Товарный состав мчался на всех парах.
Паровоз ткнулся в разобранный путь и грузно рухнул набок. Товарные вагоны, словно игрушечные коробки, набегая один на другой, с визгом и скрежетом падали с рельсов.
Уцелевшие охранники открыли беспорядочную стрельбу. Подпольщики разбежались по лесу и возвращались оттуда поодиночке.
Город встревожился. По улицам забегали полицейские, машины, то тут, то там раздавались беспокойные свистки, через определенные интервалы пронзительно гудела сирена. Гестаповцы искали партизан, которые пустили под откос товарный состав.
Шеф гестапо не находил себе места. Он понимал - весь позор тяжелым грузом падет на его голову. А что скажет господин Гиммлер, когда узнает о чрезвычайном происшествии? Ведь ему уже доложили, что в Лицманштадте больше нет подполья, что польские коммунисты заключены в тюрьмы.
- Идиот, глупец, ротозей! - хватаясь то-за один телефонный аппарат, то за другой, то за третий, кричал шеф в пустом кабинете, имея в виду полицай-президента. А тот, в свою очередь, проклинал гестаповцев, называл их слюнтяями, выскочками, бездельниками.
Вызвав в кабинет до десятка подчиненных, шеф гестапо отдал приказ:
- Выловить всех сегодня же!
Он понимал всю важность операции и поэтому разрешил опытному гестаповцу Айзбрюннеру взять для поиска партизан личную овчарку Эльбу.
Гестаповцы рассредоточились по окраинам Лодзи. В ожидании партизан они укрылись в палисадниках, за углами домов, в оврагах.
Возвращаясь из лесу уже утром, Александр Кузнецов на окраине города увидел рыбака, сидевшего на плотине с удочкой. Подошел к нему, спросил:
- Как ловится рыба?
- Ловим немножко, - ответил рыбак.
Из-за угла бревенчатого дома с мезонином вышло двое: один в форме полицая, другой - гестаповец. Рядом с ними шагала большелобая темно-серая овчарка.
- Ком шнель! - поманили фашисты Кузнецова.
Он подошел, держа руки в карманах.
- Ваши документы? - потребовал полицейский.
Александр Кузнецов предъявил поддельный паспорт. Немец тщательно перелистал его и, оглядев вымоченные утренней росой брюки путника, строго спросил:
- А почему пан гуляет так рано?
- К паненке ходил, - ответил Кузнецов, и широкая улыбка разбежалась по его круглому лицу.
- Хенде хох! - скомандовал полицейский.
"Пан" выхватил из кармана пистолет. Раздался выстрел. Гестаповец плашмя упал на мостовую. Тут же Александр прицелился в полицая, нажал на спусковой крючок, но пистолет не сработал. Полицай, обомлев, растерялся. Воспользовавшись его замешательством, Кузнецов бросился бежать. Но овчарка в два прыжка настигла его и впилась зубами в левый рукав пальто.
В опасную минуту быстро работает мысль. Кузнецов на ходу перезарядил пистолет и сбросил с себя пальто. Овчарка не успела заново броситься на летчика. Он ее застрелил и, перепрыгнув через забор, скрылся.
А в кабинете шефа гестапо снова зазвонил телефон. Задремавший хозяин нервно вздрогнул, глянул на столик, на котором разместились аппараты. Они молчали. Какой позвонил? Неужели тот, что с белым рычагом? По этому аппарату говорил либо Гиммлер, либо кто-нибудь по его поручению.
Холодный пот прошиб шефа. А вдруг, действительно, Гиммлер?
Звонок повторился.
Аппарат с белым рычагом, слава богу, молчал. Шеф приложил трубку к уху, сонно буркнул в нее и насторожился. Тут же лощеное лицо его вытянулось, глаза выпучились, высокие пепельные брови запрыгали.
- Говорят из полицейского управления, - глухо послышался робкий голос. - Айзбрюннер убит. Овчарка тоже убита...
Шеф с грохотом швырнул трубку. Она повисла на проводе и закачалась.
- Майн гот! - завопил он и дрябло опустился в кресло. Вскоре в кабинет доставили паспорт и положили перед шефом.
- Кто он? - спросил шеф.
- Убийца вашей Эльбы.
- Повесить, расстрелять! - в бешенстве кричал шеф.
- Не пойман - скрылся.
- Поймать! - охваченный яростью, продолжал шеф.
Гестаповец осмелился доложить:
- Мы готовим афишу. Расклеим ее по городу и по всей округе.
- А ну-ка, прочитайте, - распорядился шеф.
Текст афиши гласил:
"Разыскивается крупный государственный преступник. Кто поймает его, получит вознаграждение десять тысяч рейхсмарок".
- Правильно, - согласился шеф. - А теперь увеличьте его фотографию и поместите на каждой афише.
После полудня на всех рекламных тумбах Лодзи появилась новая афиша с большим портретом "крупного государственного преступника".
Радио хрипело на всех перекрестках:
"Внимание! Внимание! Прослушайте сообщение полицейского управления. Разыскивается опасный преступник и убийца, убежавший сегодня от преследований полиции. Приглашаем всех жителей Лицманштадта принять участие в поисках бандита. Ваша доблесть будет вознаграждена".
Парень с Урала
Мокрый от пота, грязный с ног до головы, с окровавленной рукой, Александр Кузнецов прибежал на квартиру знакомого поляка, жившего неподалеку от базарной площади.
- Что случилось, Сашко? - спросил он. - Ты ранен?
- Нет, собака укусила. Они спустили овчарку. А я убил ее. Теперь меня опять ищут.
Хозяин наскоро перевязал руку Кузнецову, переодел его в поношенный темно-серый костюм, накормил горячими пирогами с толченой картошкой, отвел на сеновал и сказал:
- Отдохнешь, выспишься, а вечером будем соображать, что делать дальше.
На сеновале, отделяемом от коридора тесовой стеной, пряно пахло ароматом трав, лежать было приятно. Кузнецов, следил за косыми солнечными струйками, проникающими сквозь отверстия сучков в дощатой крыше, и рассуждал: "Сейчас в Уфе я шагал бы в колоннах и пел советские песни. А здесь вот в такой светлый праздник чуть-чуть смерть не встретил. А почему именно смерть? Сумел я из лагеря убежать. Сумел бы провести фашистов и теперь. Пусть о смерти думают они. А я буду жить, чтобы воевать, жить потому, что меня ждут дома".
Размечтавшись о родных местах, о доме, о семье, летчик не заметил, как задремал. Пахучее волглое сено, точно мягкая постель, согрело его. Приятная истома растеклась по телу.
Но тут в коридоре послышался басистый мужской голос. Кузнецов подставил ухо к стене. Пришелец по-немецки рассказывал хозяину о каком-то ночном налете на штаб железнодорожного батальона, расквартированного на окраине города.
"Наверное, провокатор, - подумал Александр. - Выследил меня и теперь хочет обмануть поляка. Ни о каком железнодорожном батальоне я не слышал".
Хозяин провел человека в дом. Дальнейшего разговора Кузнецов не услышал.
Что же делать? Уйти на другую квартиру? Но ее поблизости нет. К тому же теперь полицейские останавливают каждого встречного. Хоть бы скорее настала ночь.
А пришедший в это время таинственно сообщил хозяину:
- Радио объявило, что в Лодзи скрывается русский летчик Александр Кузнецов. Он сегодня убил немецкого полицейского. Тому, кто поймает партизана, будет выдана награда - десять тысяч марок. В городе подняты на ноги все сыщики. Начались повальные обыски. Я прошу вас укрыть меня до вечера.
- Тогда жди здесь, - приказал хозяин и вышел во двор. - Я все сделаю в один момент.
Через десять минут он возвратился и объяснил:
- Вшистко готово. Ходьте за мной.
Хозяин провел беглеца к овечьей хлевушке, врытой в землю.
Держа в руке горящую свечу, пальцем указал на узкий ступенчатый спуск, притулившийся около высокой поленницы дров.
- Там никакой фашист не найдет, - напутствовал хозяин. - Вход я забросаю дровами. Спуститесь - не пугайтесь: вы встретите надежного товарища...
Кряжистый, крупный человек в темноте нащупал отсыревшую деревянную дверку, ладонью толкнул ее во внутрь и грузно ввалился в хлевушку. Под бревенчатым потолком светила-лампа "летучая мышь". Человек осмотрелся и, заметив на скамейке курчавого парня, басисто поздоровался:
- Мир дому сему.
- День добрый, друже, - последовал ответ на польском языке.
- Лейтенант Кузнецов? - изумился незнакомец, узнав советского летчика и подавая ему руку.
Александр встал, поздоровался, глянул в крупное лицо плечистого богатыря, на его кустистый вихор, осторожно спросил:
- А вы кто будете?
- Стопроцентный беглец, как и вы. Иван Кузьмин - сын собственных родителей, уралец.
- А из каких мест?
- Из самой сердцевины.
- Как вы узнали меня? - продолжал спрашивать Кузнецов.
- Я видел листовки с вашим портретом.
Здесь, в сырой, заплесневелой хлевушке, парень с Урала Иван Кузьмин рассказал Александру Кузнецову, как попал в Лодзь.
- Человек я самый настоящий, советский. Таким хочу остаться и теперь, когда оказался в чужих местах, когда смерть грозит на каждом шагу.
- Запевка, парень, правильная, - перебил рассказ летчик. - Но как ты оказался здесь?
- Путь мой начался далеко. Из Сибири. Хотя сам я стопроцентный уралец.