Например, сама ситуация фиаско вожака при встрече с первой девственницей не могла не иметь эмоционального звукового сопровождения на самых высоких нотах, что-нибудь среднее между звуками "й-и-и" или "и-е-е". Нет сомнения, что именно такие звуки в сакральной, редуцированной форме стали коллективным именем собственным для всех девственниц. Так же наиболее вероятно, что в случае успеха ритуала доминирования вожак издавал наиболее низкий и далеко звучащий звук типа "а-а-а" или "о-о-о".
В порядке фантазии можно предположить, что исполнительница заглавной роли вожака в сугубо "женском театре" могла получить в качестве имени (обязательного звукового приветствия) сакральную двойку слогов "е/и" и "а/о". Много позже эта связка превратилась в имена "Ева", "Ио", а с добавлением иных сакральных слогов – "Елена", "Изида". Удвоенный слог "е/и" мог стать именем "божественной" части будущего почти человеческого сообщества на 6-й стадии антропогенеза, а удвоенный слог "а/о" означать "мужскую" часть (Адам). Слишком всерьез эту часть реконструкции принимать не обязательно, но в качестве иллюстрации к механизму сакрального словообразования – вполне годится.
Каких-то иных важных изменений в коммуникации стаи первых пралюдей на первой стадии антропогенеза не было. Но и тот эффект формирования унифицированного по произношению набора сакральных слов, отвязанных от эмоционального возбуждения, – огромный шаг от "жестко прошитой" звуковой коммуникации обезьян к появлению набора звуковых сигналов, отвязанного от обыденных эмоций, подчиненного воле нового сакрального центра в раздвоенной психике пралюдей. Другой вопрос, что репертуар поведенческих стереотипов под контролем этого волевого центра поначалу совпадает с исходным набором животных стереотипов поведения. Но на каждой стадии развития усложнение этого репертуара и связанных с новыми стереотипами новых слов будет увеличиваться в геометрической прогрессии.
2 стадия:
Реконструированный "день второй" имеет своей главной особенностью, с точки зрения коммуникации, появление зрителей, почтенной публики в маргинальном "театре", вынужденно переместившемся на тонкие верхние ветки деревьев. В таких намного более сложных условиях "дословное" повторение ритуала поклонения Артефакту становится невозможным, но сам ритуал является психологической потребностью для маргинального круга девственниц. Поэтому на этом этапе происходит разделение "словесного", сакрально-звукового сопровождения ритуала от большей части жестов и ритуальных действий. Однако при этом возникает потребность в усилении силы звука и более четкой артикуляции сакральных "слов", чтобы их могли воспринимать на расстоянии и другие "актеры", и ревниво следящая за "спектаклем" аудитория внизу.
Применение каменных орудий для раскалывания орехов известно всем высшим приматам, поэтому вполне естественным был переход к использованию камней для производства деревянных Артефактов тем же способом, раскалывая верхние и крайние тонкие побеги всевозможных фикусов, растущих в тропическом лесу. Но это означает, что все четыре конечности младшей части стаи по большей части были заняты – камнями, деревяшками и необходимостью удерживаться на тонких ветках. Жесты, обычно используемые приматами для повседневной коммуникации в простых ситуациях, теряют свое преимущественное значение. Вместо них все чаще приходится использовать те самые "сакральные слова", из близких по значению ритуальных ситуаций, то есть более четко артикулированная "слоговая" звуковая коммуникация получает дальнейшее, все более широкое распространение в ситуациях, не связанных со стереотипным применением.
Соответственно на третьей стадии эта тенденция будет многократно усилена, поскольку руки сначала всех "маргиналов", а потом и всех членов стаи будут постоянно заняты каменными орудиями, а то и двумя. Это ведет к закреплению не только двуногого хождения (еще не прямо), но преимущественно звуковой, а не жестовой коммуникации.
"Гражданская война" на третьей стадии:
Неизбежная с появлением первых каменных топориков эскалация агрессии и волны террора между двумя идеологически противостоящими частями стаи, является первым социально-экологическим кризисом, в ходе которого происходит видообразование. Например, особи со слишком агрессивным внешним видом, крупными резцами и клыками не имели шансов пережить этот период взаимных страхов и нападений. Поэтому вид homo, в отличие от прочих приматов имеет ровный ряд зубов без выделяющихся своими размерами, как в детском возрасте (неотения). И вообще в этот период признаки, характерные для детского возраста, в том числе и пропорции тела с большей головой были спасительными для их обладателей.
Аналогичным образом, наибольшие шансы выжить имели особи, способные, несмотря на испытываемые эмоции страха, вступить в "словесную" коммуникацию с потенциальным агрессором, то есть в буквальном смысле заклинать сакральными звуками.
Установление в первобытном лесу нового "революционного режима" во главе с вожаком, являющимся одновременно хранителем Артефакта и верховным жрецом обретенной веры, необходимо приводит к новому расколу и вытеснению маргинальных "отступниц" за пределы экологической ниши. При этом возобновляется театр, на этот раз отражающий чувства взаимной ненависти, но в отличие от "дня второго" на больших расстояниях, вне пределов прямой видимости. Как следствие сакральный слоговый речитатив соединяется с выражением самых сильных эмоций, и превращается в протяжное "пение сирен", в котором отдельные слоги сливаются в сочетания – будущие слова и фразы.
Переход к экстенсивному росту:
Одним из важных выводов в научном обзоре С.А.Бурлак является утверждение о переходе из экологической ниши тропического леса в саванну как ключевом моменте образования нового вида, первого в роду homo. При этом, как и у Поршнева предполагается, что сложности, связанные с освоением новых ландшафтов вынудили пралюдей к оснащению более сложными орудиями и инструментами языковой коммуникации. Полностью соглашаясь с определением момента выхода нового вида на траекторию экспансии, следует указать на несостоятельную перестановку причины и следствия.
Кстати, С.А.Бурлак отмечает еще один верный момент – выход в новую нишу не стал отказом от прежней, лесной ниши. Новый вид успешно занимал и лес, и саванну, и даже прибрежные воды, как знаменитая "Люси". Однако при обычном, чисто биологическом видообразовании, в лучшем случае, произошло бы просто разделение двух ветвей, давших начало разным видам. Другие приматы уже выходили в саванну, и при этом просто приобретали собачьи клыки и повадки.
Выход в саванну, полную многих новых опасностей, для приматов, предварительно не запасшихся новым оружием, навыками и надежными средствами коммуникации привел бы просто к гибели этой части популяции, а не к успеху экспансии. Нет, гораздо логичнее считать, что пралюди сначала еще в лесу вооружились каменными топорами и дубинами, получили жестокий опыт внутривидовой войны, приобрели развитую систему языковой коммуникации, действенной на больших расстояниях и пригодной для создания комбинированных сигналов для новой опасности.
А после выхода в саванну и другие экологические ниши, в конце третьей стадии происходит не качественный скачок, а количественный – пространственная экспансия, умножение вариантов базовых стереотипов поведения, разнообразия рациона и опасностей, а также репертуара новых слов – сочетаний слоговых сигналов для обозначения различных ситуаций.
Соответствие филогенеза онтогенезу:
В завершение реконструкции рождения прачеловеческого языка в ходе первых стадий антропогенеза есть резон напомнить еще один общий принцип, который признан в качестве основы для реконструкции ранних стадий развития. Речь идет об известном принципе соответствия отдельных общих форм онтогенеза и филогенеза. Применительно к развитию человеческого языка, и об этом тоже пишет С.А.Бурлак в своем обзоре, реконструированные начальные стадии развития должны иметь какое-то сходство с первыми младенческими стадиями индивидуального развития человека.
Для нашей реконструкции этот принцип Геккеля вполне выполняется. На самой первой стадии развития языковой коммуникации со взрослым окружением, ребенок воспринимает произносимые слова и пытается их воспроизводить – лепетать, повторяя слоги, затем отдельные слова. При этом налицо неослабевающая потребность соучастия во взрослой коммуникации, как у маргинального "детского" сообщества первой стадии антропогенеза. И точно так же на второй стадии ребенок устраивает любящим взрослым монологический спектакль, демонстрируя владение словами как главной связью с окружающим миром. Наконец, на третьей стадии онтогенеза происходит активное вовлечение взрослых в игру с любимыми игрушками и... обучение их детскому языку. Взрослые должны повторять сказанное детьми, чтобы показать пример, как надо.
Так что и этот важный принцип в нашем случае тоже работает.
Рождение разумной коммуникации
Качественное усложнение репертуара и внутренней сложности поведенческих программ на каждой из последующих стадий антропогенеза обеспечивает развитие новых надстроек над базовыми языковыми навыками, выстроенными на первых трех стадиях. Здесь уже принципиальным философским образцом будет не Геккель, а Валентин Турчин с его кибернетическим принципом метасистемных переходов.
Заметим также, что языковые эксперименты, фактически моделировавшие разделенное надвое сообщество, обеспечили развитие у высших приматов жестового или знакового "языка-посредника" до уровня, примерно равного третьей стадии, за исключением произвольной вокализации. Однако на следующий уровень в этом процессе усложнения система с неполным разделением "приматологии-приматы" так и не вышла. Возможно, именно потому, что необходимый уровень стресса и фрустрации для приматов был бы слишком негуманным, за гранью даже самой эластичной научной этики.
Полуночная коммуникация четвертой стадии:
В научном обзоре С.А.Бурлак приведен интересный факт из совместной жизни приматов и приматологов: Одна из шимпанзе очень боялась выходить на улицу, но ее насильно вынесли на прогулку. И на следующий день она с помощью жестов и эмоциональных возгласов рассказывала о пережитом испытании. Так же упомянут другой аналогичный случай, когда обученный языку-посреднику примат описывал приматологам жуткий стресс, случившийся с ним в раннем детстве еще в африканском лесу.
А теперь представим себе маргинальную часть стаи, сестер "Люси", прячущихся от "дневных дозоров" в мангровых зарослях и на островах большого озера, существовавшего в центре Африки миллион-другой лет тому назад. Доказать свое право на равный статус они могут только ночными вылазками на берег, испытывая при этом жуткий страх перед темнотой и зыбкими тенями, каждая из которых может обернуться леопардом. Сама по себе такая боевая вылазка была возможна только при условии четкой координации и словесной коммуникации, имевшей поначалу простейшую "грамматику", как у приматологических "языков-посредников".
Сначала вылазки осуществлялись в вечерних и рассветных сумерках, по сигналу утренней и вечерней звезды. Затем хорошо вооруженная вахта дозорных основной части стаи продлилась, и вылазки стали ночными при свете Луны, а потом по той же причине – только в самые темные ночи. Разумеется, усложнение условия вело к усложнению языковой координации, постепенному переходу от простого обсуждения предыдущих вылазок к планированию каждой следующей вылазки. Это и было первым проявлением разумной коммуникации.
Переход от простого воспроизводства, публичного переживания стрессовой ситуации, доступного животным приматам, к сознательному планированию, характерному только для человека, был хотя и долгим, постепенным, но вполне естественным. Сначала товарки подробно обсуждали, в том числе сопровождая словами, каждую деталь вчерашней ночной выставки. От ночи к ночи, в зависимости от перемены освещения и других обстоятельств подробности и сложность каждой вылазки менялись. Так что набирался широкий репертуар таких подробных рассказов, служивших, кроме снятия стресса, и для обучения молодых, и для оттачивания тактики. В какой-то момент перед очередной вылазкой банда "русалок" переходила от пересказа предыдущей вылазки (например, в новолуние) к более раннему варианту, который более подходящим для наступившей лунной фазы или начавшегося сезона дождей.
Однако такой переход не мог не сопровождаться изменениями хотя бы в интонации или в эмоциональных знаках, означающей будущее, а не прошлое время. Впрочем, еще до того должна была проявиться разница в словесной коммуникации во время вылазок и после них. То есть кроме достаточно строгой последовательности слов (сочетаний слогов, означающих тот или иной предмет или действие) должны были появиться времена. Кстати, не во всех современных языках морфемы времени не всегда прикрепляются к глаголу, в некоторых – и к существительным, то есть являются признаком предложения, а не отдельных слов.
Итак, можно уверенно предположить, что первичный синтаксис прачеловеческого языка появился на четвертой стадии антропогенеза, связанной с постепенно ужесточающейся изоляцией все более разговорчивых "русалок" на островках "моря".
Однако, главным событием "дня четвертого" стало добывание маниакальными "русалками" огня и изобретение факела, что обеспечило быстрый и жестокий, хотя и относительно недолгий реванш над "мужской" половиной стаи. Стороны поменялись местами, "ночной дозор" амазонок вытеснил противника на другой край первобытной "ойкумены". Так что понадобился юный перебежчик из "божественной" части стаи к простым пралюдям, научивший их владению огнем. В самой ситуации запрограммировано изгнание мальчиков из стаи "русалок" или спасение подкидышей их матерями от смерти. Так родился архетип, воплощенный много позже в мифах, в том числе о Прометее. Для реконструкции глоттогенеза эти события имеют то значение, что более сложный язык "русалок" стал вместе с огнем и иными навыками достоянием всего прачеловечества, обеих его частей. После чего будет снова восстановлен статус-кво в виде раскола и еще большей изоляции русалочьей части.
Видообразование по итогам четвертой стадии.
Сам по себе переход к ночному образу жизни влияет на развитие мозга и средств коммуникации, а тем более – ночные "боевые действия". Даже переход общих предков высших приматов в экологическую нишу сумрачного тропического леса требовал больших затрат "вычислительной мощности", так что естественный отбор направил и закрепил увеличение объемов мозга. Есть также мнение, что за миллионы лет до того переход части динозавров к теплокровности и к росту головного мозга случился в условиях полярной ночи Антарктиды. Поэтому нет ничего удивительного, что именно на четвертой стадии преимущество в выживании на грани моря и земли, ночи и дня получили обладательницы существенно большего по объему мозга.
Кроме того, в этот период чередования дневного и ночного образа жизни должна была произойти дифференциация функций двух полушарий. Причем "ночная" половина мозга работает преимущественно со словами, а "дневная" - с визуальными образами.
Наконец, на этой стадии в мозгу прачеловека появились специализированные зоны Брока и Вернике, примыкающие к зонам, отвечающим у всех приматов за планирование последовательности действий. Речь идет о контроле за строгой последовательностью не только образов действия, но и соответствующих слов и фонем, то есть за речью.
Соответственно, вспышка в конце стадии жестокой войны на уничтожение особей, не обладающих новыми видовыми признаками, не могла не породить очередной вид homo на лестнице антропогенеза, а также побочные от основного потока развития ветви из числа успевших сбежать в саванну от этого предысторического "апокалипсиса".
Для иллюстрации архетипов, возникших на этой ключевой стадии антропогенеза, стоит напомнить миф о девственнице Афине, богине разумного ведения хозяйства и разумного ведения войны, рожденной из головы Зевса, расщепленной ударом божественного топорика. К тому же именно эта богиня-дева умеет рождать полулюдей-полузмей и превращать в змей волосы соперниц-соратниц.
Картина Боттичелли "Паллада и кентавр" еще лучше отражает архетипическую ситуацию, где воинственная дева довольно жестким жестом вразумляет получеловека-полуживотное. А если учесть, что эта картина написана поверх проглядывающего сюжета "Юдифь и голова Олоферна", то этим подчеркнута жестокость альтернативы очеловечиванию.
"Месть богов" на пятой стадии.
Обиженные "богини" замыслили отомстить предателю – "прометею" и смогут это сделать, приручив змей в качестве самого первого "домашнего животного", по образцу приручения огня. У змей они научатся сплетению и связыванию. В другой раз окаменевший от животного страха перед змеями вожак "мужланов" будет пойман и крепко привязан, чтобы не убежал на "край света" от жестокой неудовлетворенной любви "русалок". Однако и эта победа змееносной "медузы" вскоре обернется реваншем и симметричным привязыванием "андромеды" на берегу, чтобы не мешала доказать сакральное умение охотиться на самую большую рыбу.
С точки зрения развития языка на этой стадии происходит такая же экспансия, как в конце третьей стадии, но на этот раз язык наполняется не именами, а глаголами и сложными предложениями. Однако язык как система коммуникации не ограничен лексикой и синтаксисом. Его надежное функционирование, как и обучение языку, предполагает наличие еще одного сугубо человеческого качества психики – развитой интуиции. Даже лидерство вожака в стае животных основано на способности эмпатии – способности сочувствовать, предугадывать состояние и возможные действия подопечных. В еще большей, качественно иной степени эта способность предугадывать действия других животных важна для лидерства человека как "царя зверей".
Способность хранить в долговременной и в оперативной памяти множество цепочек действий и признаков обеспечивает развитие функции интуиции, на основе которой планируются сначала свои коллективные действия и предугадываются действия врага. Затем эта приобретенная способность распространяется на соседей по животному миру. Успех в приручении сначала змей и птиц, а также в перенимании у больших водных птиц способностей ловить большую рыбу, сам по себе становится качественным скачком в развитии психики и поведенческих стереотипов. Но самое главное, приручение враждебных человеку змей, а затем враждебных подругам-змеям птиц – подсказало ключ к восстановлению статуса не через жестокость в войне, а через приручение врага, пусть даже путем его поимки и связывания для любви.