– Но ты сам доносил из Крыма, что русичи готовятся к походу на Византию. Не станешь же ты убеждать меня, что русичи отказались от своей маниакальной идеи покорить Византию, а свой Киев провозгласить "Восточным Римом"? Не поверю, от этого они отказаться не способны, независимо от того, кто там у них правит и насколько наполнена их казна.
– Прежде всего, они хотят вернуть себе земли к востоку от устья Дуная, считая их землями русичей. Так что война за дунайское наследие неизбежна.
– И когда они могут решиться на свой "дунайский" поход?
– В ближайшие два-три года он вряд ли возможен. Уже хотя бы потому, что под рукой у князя Ярослава не будет этих пиратствующих рыцарей, – повел Визарий подбородком в сторону бухты. – Ярослав не мог отказать Гаральду в его праве добыть себе славу и золото на службе у вас, все-таки он уже воспринимает его как будущего зятя.
– Этот викинг претендует на трон?
– Норманны считают Гаральда наследным принцем. Однако ему еще предстоит освобождать свой трон от захватчика-датчанина.
– Вот теперь замысел ясен: наш юный викинг жаждет получить в жены дочь киевского князя, который затем поможет ему добыть корону Норвегии… – задумчиво подытожил император. – Все бредят короной, – почти в отчаянии развел он руками. – Каждый, кто хоть издали поймал на себе имперское отражение короны, навсегда становится пленником ее призрачного блеска.
– Благодарю Господа, что лично меня ни одна корона мира блеском своим не ослепила, – молитвенно возвел глаза к небесам понтийский грек.
– Пленником, подобным мне самому, – уже едва слышно пробормотал василевс , не обращая внимания на слова своего "русского посланника".
Возможно, император постоял бы здесь, на пьянящем морском воздухе, еще какое-то время, но бледное, болезненное лицо его неожиданно сморщилось так, что Визарий безошибочно определил: начался очередной приступ какой-то странной болезни, время от времени вспыхивавшей в правителе всепоглощающим пламенем, который вот-вот должен был сжечь все его внутренности.
– Чем я могу помочь вам? – испуганно спросил Визарий, которому хорошо было известно, что никакие настойки, которыми доктора пичкали этого коронованного беднягу, уже не помогали. Но меньше всего ему хотелось, чтобы роковой час правителя наступил в его присутствии. К счастью, евнух Иоанн, державшийся чуть позади Визария, уже звал дежурившего где-то этажом ниже лекаря и вместе с "русским посланником" тоже бросился поддерживать оседающего императора.
– К Зое обратитесь, к императрице Зое, – едва сдерживая боль, проговорил грозный правитель. – Она знает, как следует распоряжаться викингами.
Визарий и рослый, не в меру располневший евнух обменялись короткими вопросительными взглядами. По ироническим ухмылкам, блуждавшим по губам, без труда определили, что становятся полезными друг другу единомышленниками.
– Она знает, – подтвердил евнух, даже не пытаясь скрыть свою наглую ухмылку. – Сегодня же устрою принцу Гаральду аудиенцию у императрицы.
Появившийся лекарь-египтянин тут же расстелил принесенный с собой в наплечной сумке коврик, уложил на него теряющего сознание императора и принялся колдовать над какими-то глиняными пузырьками.
– Я выведу хозяина из этой тьмы, – пробормотал египтянин после того, как, постучав пальцами по его спине, евнух вопросительно впился в него взглядом. – Однако не менее месяца он должен будет пролежать, старательно принимая все, что способно спасти его от гибели.
– Он будет принимать, – спокойно заверил его Иоанн, – императрица Зоя заставит.
До Визария уже давно доходили упорные слухи о том, что это дает знать о себе какой-то особый яд, который медленно, мучительно сводит василевса с ума и лишает жизни. И что будто бы подсыпан был этот яд по велению самой императрицы Зои – женщины любвеобильной и властной, которой надоело прозябать у подножия трона своего безвольного мужа. Поэтому она давно решила: Византия вполне заслуживает того, чтобы во главе ее стала такая властительница, как она, императрица Зоя, последняя из воинственной Македонской династии. И ближайшим сообщником этой имперской валькирии являлся евнух Иоанн, тоже уверенный в том, что достойно продолжать политику последнего на престоле из "македонцев", то есть своего отца Константина Македонского, способна только она, императрица Зоя Македонская.
– Обедать будешь вместе с Гаральдом, – молвил Иоанн, когда они спустились вниз и слуги пронесли мимо них все еще пребывавшего в полузабытьи императора. – Только с Гаральдом, без Гуннара, в трактире "Старый легионер", в отведенной для вас комнатке. Вкушать вина и объедаться будете до тех пор, пока не появится гонец императрицы.
– Прекрасное предложение, почтеннейший Иоанн, – склонил голову Визарий. – Жаль только, что для такого пиршества у Гаральда маловато золотых. Не говоря уже обо мне, понтийском бессребренике.
– За все будет заплачено, Визарий. Трактирщик "Старого легионера" будет предупрежден. Воинам принца голодать тоже не придется. Только смотри, "понтийский бессребреник", чтобы наш пылкий юноша не слишком усердствовал, опустошая кружки с вином.
– Усердствовать он будет потом, во дворце, в палатах императрицы.
– Попридержи язык, ты, посланник дьявола, – незло осадил его Иоанн.
– Он будет готов к этой встрече, – нижайше склонил голову Визарий.
– Готов к встрече… с императрицей Зоей, – многозначительно подчеркнул евнух особую важность намеченного ими предприятия, скабрезно ухмыляясь при этом.
11
Пиршество на двоих в "Старом легионере" затянулось настолько, что Гаральд уже потерял всякую надежду на аудиенцию. Но как раз в ту минуту, когда он сказал Визарию: "Нет больше смысла ждать, уходим!" – появился худощавый грек в зеленом колпачке, в каких обычно щеголяли придворные евнухи, и, обращаясь к норманну, на неплохом русском произнес:
– Настало и ваше время, варяг. Идите за мной. – Визарий решил, что его это приглашение тоже касается, но как только он поднялся вслед за принцем, жесткая сильная рука грека прижала его к стулу. – Ты, понтиец, и дальше можешь наслаждаться пиршеством.
– Однако норманну понадобится переводчик.
– Он не первый викинг, с которым императрица соизволила встретиться. К тому же он владеет латынью. Поэтому сиди, понтиец, и помалкивай. Помни, что в таверне сидеть всегда приятнее, нежели на колу.
– Поверю вам на слово, почтеннейший.
– Понтиец… – покачал головой евнух, как бы говоря: "Ну что с тебя, понтийца, возьмешь?!" Судя по тому, с какой снисходительной иронией евнух произносил это свое "понтиец", греков из северного побережья Понта Эвксинского он явно не жаловал. И уж во всяком случае эллинами их не считал. – Сейчас появится рабыня, которая скрасит твое унылое одиночество. Говорят, что она этому обучена.
Выйдя через черный ход в небольшой, вымощенный черным вулканическим туфом двор, Гаральд осмотрелся, пытаясь выяснить, стоит ли у входа какая-нибудь повозка или же бьют копытами оседланные кони. Однако евнух небрежно обронил:
– Ехать никуда не придется, императрица уже здесь, но сначала тебя обмоют и вообще подготовят.
Баня была выстроена в стиле римских терм. Как только Гаральд вошел в нее, две служанки в возрасте почтенных матрон – молоденьким служанкам императрица явно не доверяла – тут же принялись срывать с него одежды, не обращая никакого внимания на его возмущение и стеснительность. Эти худощавые женщины с одинаково сморщенными лицами почему-то казались ему молчаливыми, а потому совершенно бездушными служанками Валгаллы, которые готовят его то ли к ритуальной казни, то ли сразу к переходу в мир иной.
Старательно смыв с норманна пыль и пот дальних дорог, эти некстати состарившиеся валькирии позволили ему немного поплескаться в теплом бассейне, а затем, после старательного обтирания, обдали его какими-то благовониями. Решив, что приготовления завершены, эти валькирии положили парня на теплую каменную скамью, на которой он оказался сразу под двумя струями теплого воздуха, прорывающегося – сверху и снизу – из соседних помещений.
– Чтобы масла, которыми натирали нижнюю часть твоего тела, юноша, поскорее впитались, – по-норманнски объяснила одна из них. – А главное, – поводила теплыми руками по нижней части его живота, – чтобы воспылал страстью к женщине.
Очевидно, с той же целью она, отослав перед этим движением руки свою напарницу, преподнесла юноше и небольшой кубок с каким-то приторно горьковатым напитком. Когда же Гаральд взялся за свою рубаху, старшая валькирия с презрительной миной на лице вырвала ее, поднесла к носу и отшвырнула, объяснив, что к утру его одежды будут чистыми и сухими. Его же заставила облачиться в безрукавную рубаху из плотной шерстяной ткани, поверх которой тут же были надеты: легкая, украшенная золотыми нашивками кожаная кираса и юбочка из грубой ткани, наподобие той, в какие облачались воины-спартанцы. Тут же появилась вторая валькирия, сбросила его норманнскую одежду в принесенную кошелку и унесла. Оставшись без своей одежды, Гаральд почувствовал себя так, словно оказался обезоруженным посреди поля боя.
Тем временем старая валькирия обошла вокруг рослого норманна, как скульптор – вокруг своего, только что рожденного из-под резца, детища. Судя по всему, она должна была остаться довольной своим творением, однако нет пределов совершенства.
– Слишком юный, – проворчала она, покачав головой. Это и в самом деле было произнесено тоном скульптора, который не сумел справиться с замыслом. – Слишком юный. Далеко ему до Зенония, – уточнила так, словно сам норманн при этом не присутствовал. – Правда, для Зои это никогда не было преградой, но все же…
Гаральд так и не понял, кто такой Зеноний и вообще что старая валькирия имела в виду, тем не менее чувствовал себя, как жеребенок на конной ярмарке, где его пытались сравнивать с каким-то мощным, породистым жеребцом. "Зеноний", – мысленно повторил Гаральд. Странное имя, однако его стоит запомнить.
– Это полководец, – объяснила служанка.
– Что вы сказали?
– Я произнесла: "Зеноний". Это имя полководца, – словно бы вычитала его мысли старая валькирия.
– Разве я спрашивал об этом?
– Значит, хотел спросить. Я угадываю человеческие желания, в этом моя земная прихоть. Судьбу – нет, только желания. Зная тайные желания человека, нетрудно определить и его судьбу.
– Спросить, в самом деле, хотел, да…
– Этот полуэллин-полуримлянин считается человеком императрицы, ее любимцем. Однако все, кого любит императрица, становятся нелюбимыми для императора, – объяснила старая валькирия, подталкивая Гаральда к едва приметной двери, явно не к той, через которую его ввели в этот предбанник. – А меня зовут Этиллой. Запомни это имя, юный викинг.
– Как же я смогу забыть имя такой "красавицы"?
– Я бы с тобой тоже переспала, – не обратила внимания на его ироническую ухмылку старая валькирия и, подступив к нему еще на шаг, подобострастно провела рукой по внутренней части ноги, приведя этим норманна в изумление. Правда, приближаясь к промежности, Этилла внезапно, словно бы испугавшись собственной смелости, прекратила эту свою атаку. Причем произошло все это раньше, чем норманн успел отреагировать. – Однако же понимаю: не по мне такая честь. Впрочем, говорить с тобой мы станем не об этом. Если ты, норманн, не будешь слишком скуп со мной, я могу тебе пригодиться. Потому что многое при дворе вижу, а еще больше слышу, не говоря уже о том, что о многом догадываюсь.
– Я не буду скуп с тобой, – кротко пообещал Гаральд.
– Верю, тебе верю. И первый совет: императрица не любит, чтобы ее ласкали, любит ласкать сама, – хищно оскалила женщина на удивление белые, прекрасно сохранившиеся молодые зубы. – В постели она тоже хочет оставаться императрицей. Впрочем, не она одна, многие женщины стремятся повелевать-царствовать в постели, не понимая, что некоторым мужчинам это не очень-то нравится.
– Мне казалось, что я иду к ней на прием, а не на свидание.
– Те иностранцы, которые попадают к ней только на прием, никогда ничем не удостаиваются, кроме чести… побывать на приеме у императрицы. Но ты ведь прибыл не за этим. А к тому, за чем ты прибыл, следует идти решительно, не считаясь с мелкими неудобствами, вроде ласк нелюбимых женщин. В конце концов, ты ведь мужчина, правда?
– Уже мужчина, – правильно понял ее юноша. – А где я нахожусь? Разве это императорский дворец?
– Нет, это один из личных домов императрицы, в которых она обычно принимает тех гостей, которых желает принять. В этом – она обычно принимает иностранцев. И любовников. Уж такая у нее прихоть. Зоя не любит бывать во дворце, считая, что не должна находиться там, пока не чувствует себя полноценной его хозяйкой.
– Но ведь она – императрица.
– Императрица – всего лишь жена императора. Для всех остальных женщин этого было бы достаточно. Но только не для Зои Македонской. Она желает быть не императрицей, а повелительницей. Настоящей повелительницей. Кстати, обращаться к ней следует только так: "повелительница".
– А ко мне – "конунг Гаральд" или "принц", так и передай этой своей повелительнице.
– Она сама решит, как к вам следует обращаться. Впрочем, титулы ваши ей известны.
Гаральд был по ту сторону двери, когда Этилла дала ему еще один совет:
– Дыхание у тебя чистое, это я заметила. Но все равно старайся сдерживать его и слегка отворачивайся, отводя его в сторону. Она чужого дыхания не терпит. Хотя… если уж мужика хочется, то какое тут дыхание?! При этом не вздумай поморщиться, убедившись, что у нее самой дыхание настолько несвежее, что никакими пряностями унять этот запах уже нельзя.
12
Зоя сидела за большим столом из красного дерева, который стоял между двумя шкафами, заваленными старинными книгами и какими-то свитками. Могло показаться, что эта смуглолицая пятидесятилетняя матрона, с коричневыми мешочками под глазами, даже не помышляет о какой-либо интимной связи с юношей, которого ввел к ней евнух-телохранитель. Правда, Гаральд сразу же обратил внимание на то, что пространство за спиной у Зои было занавешено грубой войлочной портьерой.
– Вы действительно являетесь наследным принцем норвежским? – не позволила ему хозяйка ни прийти в себя, ни осмотреться.
– Наследным.
Зоя едва заметно повела кистью руки, и огромный охранник-евнух тут же навис над худощавым парнишкой, чтобы подтолкнуть его к столу.
– Мне уже сообщили, что вашу страну захватили датчане. Это ваш брат-король погиб в бою с ними, пытаясь вернуть себе трон?
– Погиб, как и многие другие викинги, – с достоинством ответил конунг. – Сражение за трон и Норвегию мой сводный брат Олаф проиграл.
– Там сошлись норвежские викинги против викингов датских, – молвила Зоя, как бы оправдывая их поражение.
– Причем многие норвежские викинги сражались на стороне датских, – не мог скрыть своего возмущения конунг.
– Однако ты намерен вернуть себе и трон, и Норвегию, – перешла императрица на "ты". – Для этого тебе нужны деньги и воины. Твой брат сумел добыть все это в Руси, но тут же все и потерял, в первой же битве. Великий князь Ярослав считает, что ты слишком молод и беден для того, чтобы готовиться к новому походу в Норвегию. Точно так же, как и рассчитывать на свадьбу с его дочерью Елизаветой. Что, действительно красива собой эта русская Елисифь?
– Вижу, что понтиец Визарий очень обстоятельно доложил вам обо всем, что происходило в Киеве, повелительница.
– Я спросила тебя о Елизавете, – стал еще более требовательным голос императрицы.
– Она пока еще слишком юна.
– Увлекаться молоденькими девицами можно в любом возрасте. Но в твоем положении все же лучше иметь дело со взрослыми, влиятельными женщинами. Не такими, правда, как шведская принцесса-вдова Сигрид. Эта обезумевшая от похоти, облезлая самка. Как, впрочем, и ее тетушка, королева-вдова.
– О расправе королевы Сигрид над женихами тоже корсунец Визарий поведал? – иронично осведомился Гаральд.
– Первым о "пепельном пиршестве" королевы рассказал шведский посол. Визарий всего лишь подтвердил его правдивость. Но речь сейчас о той Сигрид, жрице огненной любви, которая умудрилась переспать с тобой. Нет-нет, я не требую ни подтверждения, ни отрицания, – величественно повела украшенной перстнями рукой императрица. – В твоем возрасте побывать в руках у зрелой, опытной женщины – это великая наука, которая тебе еще множество раз пригодится.
– Я смогу встретиться с императором? – поспешно поинтересовался Гаральд, чтобы как-то увести повелительницу от воспоминаний о страстной шведке.
– Обязательно встретишься. Но только для того, чтобы услышать из уст светлейшего, боголюбивейшего и благочестивейшего василевса нашего, – с нескрываемой иронией произносила она все эти титулы, – высочайшее подтверждение всех тех распоряжений, которые чиновники империи получат от меня. Кстати, у нас уже есть три больших отряда наемников-норманнов, один из которых служит на границе с Болгарией, а два других охраняют побережья империи. Еще один отряд мы намерены набрать из тех норманнов, которые уже давно поселились на Балканах.
– Мне приходилось слышать о балканских норманнах, – кивнул Гаральд. – Когда-то на них возлагал надежду мой брат, король Олаф. Говорят, он даже вел переговоры с одним из балканских конунгов, а также с конунгами Нормандии. Правда, это ни к чему не привело. Впрочем, это уже дела минувшие.
– Очевидно, тебя, принц норвежский, интересует, какую службу будет нести твой отряд?
– Полагаю, что это главная цель нашей встречи.
– О главной причине встречи мы поговорим чуть позже, – намекнула императрица. – А что касается службы, то подробнее узнаешь об этом от главного полководца империи Зенония. Служанка Этилла уже, очевидно, успела сообщить тебе об этом воине?
– Встреча с Зенонием тоже предстоит, знаю, – уклончиво ответил принц, не обращая внимания на упоминание имени старой валькирии. – С этим человеком хотелось бы встретиться как можно скорее.
– Что вы так торопитесь, принц? Для монаршей особы это непозволительно. Тем более – в Константинополе, где, пребывая при дворе императора, людям вашего чина и ваших запросов торопиться бессмысленно. В этой великой империи им нужно радоваться жизни и ждать; любоваться красотами столицы, ждать и при этом всегда радоваться жизни. Даже если сама жизнь уже не в радость. Ибо таков дух всех великих империй. Ну, еще порой молиться…
– Ибо таков дух всех великих империй, – улыбаясь, согласился с ее определением норманн.
Из-за портьеры беззвучно появилась служанка. Викинг тут же узнал ее – это была Этилла. Судя по всему, она пользовалась особым доверием императрицы. В ответ на вопросительный взгляд повелительницы старая валькирия молча кивнула, метнула взгляд на норманна и тут же, пятясь, удалилась.