Но прежде чем эта аудиенция состоялась, Гаральд предстал перед крытой колесницей императрицы Зои.
– Вас, принц, уже уведомили, что император решил лично взглянуть на своего героя? – спросила она, оставаясь в колеснице.
– Уведомили.
– Он подозревает, что мы небезразличны друг другу, но вряд ли решится намекнуть об этом.
"Небезразличны друг другу?!" – мысленно повторил Гаральд и так же, мысленно, ухмыльнулся. Никаких особых чувств к этой женщине он не питал, разве что – некоторое уважение, которое обычно проявлял ко всякой особе королевского монаршего рода. По существу – к любой.
– То есть приглашает меня василевс вовсе не для того, чтобы вызвать на дуэль?
– Вы правильно сделали, что приказали провезти перед его причаленной галерой целый обоз своих трофеев, они не могли не впечатлить императора.
– Хотелось бы верить, что и вас они тоже впечатлят, – загадочно улыбнулся Гаральд и движением руки приказал подойти двум норманнам, которые, прежде чем двинуться с места, сняли с крытой повозки небольшой сундук.
Поставив сундук у ног императрицы, они открыли его. Гаральд обратил внимание, как, при виде жемчуга, золотых и серебряных перстней, серег и пряжек широко раскрылись от восхищения глаза Зои. Она запустила руку в сундучок, пропустила сквозь пальцы несколько жемчужин и влюбленно взглянула на юного принца.
– Теперь это случается так редко, чтобы кто-либо столь щедро пополнял императорскую сокровищницу, чтобы кто-нибудь заботился об империи. В основном все пытаются запустить в нее, уже основательно опустевшую, свои руки, чтобы как можно больше набрать в них.
– Пусть служит вам утешением то, что точно так же ведут себя чиновники и полководцы всех прочих империй, – заметил Гаральд, и повелительница обратила внимание, как этот юный витязь окреп и возмужал за время своих морских походов. И как – хотелось верить – во время этих рейдов он помудрел.
– Наследный принц прав, – подтвердил стоявший чуть в сторонке от Гаральда конунг Гуннар. – Мы это знаем по казне Норвежского королевства. И если бы эта казна…
Встретившись с тяжелым, осуждающим взглядом командира, Гуннар не завершил свою мысль и умолк.
– Это мой подарок лично вам, императрица, – вернул себе инициативу начальник прибрежной стражи. – Причем не в ущерб имперской казне, ибо все, что подлежит передаче в ее сокровищницу, находится на обозных повозках, которые вы уже видели.
– Вы поступили правильно, – кивнула императрица. – Вам нужна моя помощь?
– Нужна. Как вы помните, я никогда раньше не обращался к вам ни с какими просьбами…
– Только потому и не обращались, что мне удавалось вовремя предугадывать их, – с холодным цинизмом напомнила повелительница. – Но говорите, говорите… Хотя эту вашу просьбу тоже предугадать было несложно. Теперь вы озабочены тем, как бы часть добытых вами в боях ценностей вывезти за пределы империи.
– Речь идет о части моих трофеев, – поспешно объяснил Гаральд, забыв оценить прозорливость этой дамы.
– Разве кто-либо смеет усомниться в этом? – высокомерно поинтересовалась императрица.
– Пока никто, но…
– Если понадобится мое скромное заступничество в этом деле перед василевсом, то вы его получите.
И впервые Гаральд подумал о том, что как же трудно императору, не говоря уже о чиновниках, общаться с этой мудрой, как наскальная змея, женщиной.
– Мне действительно хотелось бы переправить в Киев такой же сундучок ценностей, причитающихся лично мне. Со временем эти ценности понадобятся, чтобы организовать поход в Норвегию.
– Кроме того, вам хотелось бы удивить кое-какими подарками юную княжну Елисифь, – мило улыбнулась Зоя. – Да не тушуйтесь вы так, не тушуйтесь, – подбодрила его эллинка. – Я сказала это не из ревности.
– Скорее, речь может идти о подарке ее матери, великой княгине Ингигерде, которая приходится мне тетушкой, – ответил Гаральд, не снисходя до того, чтобы выяснять: если повелительницу нельзя заподозрить в ревности, то для чего она напомнила ему о Елисифи?
– А также о подарке князю Ярославу, – добавила Зоя, пытаясь произнести эти слова так, чтобы принц не уловил в них ни тени иронии.
– Дань уважения к правителям, которые меня приютили.
– Вот видите, как легко мы понимаем друг друга, – снисходительно улыбнулась повелительница. – О нас с вами библейским предостережением "свой своя не познаша" не выскажешься, поскольку это действительно не о нас.
Однако это всего лишь вежливая отговорка, в то время как Гаральду хотелось знать, чем конкретно, а главное, каким образом императрица собирается помочь ему. Свое "благодарю" он, конечно, процедил, но продолжал терпеливо ждать разъяснений.
– Увы, мой принц, в эти минуты вам не придется услышать того, на что вы рассчитывали. Но за то время, пока вы будете обмениваться словами вежливости с императором, я попытаюсь подумать над вашей просьбой. Не исключено, что встретимся сразу же после аудиенции. Словом, вас уведомят, где и когда.
– Вы удивительно добры ко мне, повелительница, – проговорил он фразу, которой обычно местные чиновники оценивали любой снисходительный взгляд императрицы. Но это "вас уведомят, где и когда…" его не вдохновляло. Юношеская пылкость, конечно, не раз обращала его память к любовным игрищам в императорских термах, которыми правительница щедро одарила его во время первой же встречи, превратив ее в любовное свидание. Тем не менее ему очень не хотелось бы, чтобы и предстоящая встреча происходила там же и в том же духе.
– Все, – вторглась в его сомнения Зоя, – садитесь в отведенную вам колесницу и не томите василевса. – Гаральд вежливо склонил голову и уже ступил в сторону стоявшей на площади упряжке, но повелительница неожиданно остановила его и заставила вернуться. – Я не любительница давать советы, господин начальник прибрежной стражи, – вполголоса проговорила она, – но случаются исключения. На судне вы увидите племянницу императора Марию, о которой вам, конечно, уже приходилось слышать.
До этой минуты Гаральд даже не догадывался о существовании этой девы, но, чтобы не порождать у повелительницы подозрения, утвердительно кивнул.
– Если вы сделаете вид, что не заметите ее, это вызовет у василевса недоверие. – Зоя выдержала утомительную паузу, пристально всматриваясь при этом в глаза капитана.
– Очевидно, вы хотели сказать, что это оскорбит императора, – решил поддержать разговор Гаральд.
– Это оскорбит мстительную, нервную Марию, а вот императора заставит задуматься. Если же вы постараетесь слишком пристально замечать ее, то это вызовет у императора еще большее подозрение. Как-никак первая невеста империи. Василевс даже набирается бесстыдства именовать ее "венценосной" Марией.
Произнеся это, повелительница лукаво взглянула на принца. "Возможно, она и намерена была предупредить меня об опасности, – подумалось Гаральду, – вот только делает это так, словно уже сватает. Хотя… скорее всего, пытается определить, заинтересуюсь ли я этой подставкой. А почему я должен не заинтересоваться? Как это возможно?".
– Я не стану именовать ее "венценосной" Марией, – заверил будущий конунг конунгов, чтобы хоть как-то успокоить свою ревнивую собеседницу.
– Если только император назовет ее так в вашем присутствии, мой юный принц, придется именовать. Таков здесь придворный этикет. Но держитесь от нее подальше, особенно в присутствии дяди.
Гаральд растерянно покряхтел и почти по-лошадиному помотал головой, давая понять, что… ничего не понял.
– Как только василевс убедит себя, что вы увлечены его племянницей, тут же предположит, что, благодаря браку с ней, пытаетесь подступиться к трону. К его, императора Михаила, трону. Который, как он уже убедил себя, ниспослан ему Самим Господом. Это предупреждение может показаться вам надуманным, но не дай вам бог испытать на себе его правоту. С людьми, которых он склонен заподозрить в стремлении приблизиться к его трону… Не захватить, а хотя бы приблизиться к нему… С такими людьми он беспощаден, как… – повелительница замялась, не зная, с кем бы поточнее сравнить своего нелюбимого супруга, но в конечном итоге действительно нашла: – Как всякий имперский карлик.
– Значит, как имперский карлик? – с понимающей улыбкой переспросил Гаральд, пытаясь таким образом напомнить повелительнице, что речь идет не столько об императоре, сколько о владетельном муже.
17
Стоявшее в специально отведенной для него заводи, под прикрытием крепостной стены, судно "Повелитель морей" вряд ли годилось для каких-либо длительных морских переходов. Да и создатели его на это, очевидно, не рассчитывали. Конечно, время от времени это нагромождение корабельной помпезности все-таки выползало из своей стоянки, чтобы пройти несколько миль по бухте Золотой Рог или Босфору. Но лишь для того, чтобы члены его команды не забывали, что они все же моряки, а не дворцовая прислуга.
А "Повелитель морей" и в самом деле напоминал дворец на воде. Собственно, он и был таковым, поскольку таковым задумывался: огромный, с несколькими надпалубными, в два яруса, надстройками, причем выстроенными так, что обе мачты буквально пронизывали их своими основаниями, а также с несколькими уютными внутренними каютами. К тому же крытый трап почти напрямую соединял судно с прибрежным Морским домиком императора – таким двухэтажным дворцом в миниатюре.
Достаточно было василевсу выйти из скромных апартаментов этого домика и сделать два десятка шагов по крытому трапу-переходу, как он оказывался на борту "Повелителя морей", на котором чувствовал себя и простым мореходом, и капитаном судна, а значит, и в самом деле – повелителем морей.
"Когда уж ты коронован на императора огромной морской империи, – заметил про себя Гаральд, – можно мечтать о чем угодно, в том числе и о том, чтобы стать обычным, "маленьким" моряком. Интересно, о чем станешь мечтать ты, когда и на твою голову тоже свалится корона?"
Император Михаил встретил Гаральда, стоя на юте, у покрытого изысканной арабской резьбой деревянного фальш-борта. Увидев перед собой нормально сложенного тридцатилетнего мужчину среднего роста, с благородными чертами лица, норманн с удивлением вспомнил, что именно этого человека Зоя в сердцах назвала "имперским карликом". По тому, с какой брезгливостью повелительница произнесла это, Гаральду почудился старый, тщедушный человечек с ссужающейся кверху плешивой головой и вечно оскаленными гнилыми зубами. Именно такого карлика он когда-то видел в Норвегии. На самом же деле… Впрочем, это были всего лишь внешние, видимые признаки, в то время как в определение "имперский карлик" императрица могла вкладывать какой-то свой, особый, только ей понятный смысл.
– Я видел вашу военную добычу, переданную империи, – без всякого вступления произнес василевс. – Содержимое этих повозок с тканями, пряностями, оружием и драгоценностями способно поразить кого угодно. Вынужден признать, что давно уже ни один из полководцев не одаривал империю таким количеством военной добычи. Мой полководец Зеноний, – кивнул император в сторону появившегося на причале рослого воина в парадной кирасе и в украшенном высоким гребнем шлеме, – даже осмелился заподозрить, что вы добываете ее, нападая не на пиратов, а на самих купцов.
Гаральд вновь медленно перевел взгляд на полководца, облаченного так, словно он собирался принимать победный парад своих войск, и, красноречиво вскинув брови, саркастически ухмыльнулся.
– Мне, конечно, не хотелось бы доверяться таким предположениям, – взглядом палача впился император в лицо юного норманна.
– Мы пришли сюда не как вольные, ищущие добычи викинги, а как военные наемники, как легионеры. Каждый из нас помнит об этом, а значит, ведет себя, как подобает легионеру.
– Хочется верить, хочется верить. Надеюсь, себя и своих воинов вы тоже не обделили, при такой-то щедрости?
– Не обделил, – непринужденно подтвердил наследный принц.
– По праву добычи вы, наверное, могли бы оставить себе и более значительную часть.
– Я привык делиться с теми, кто позволяет охотиться в его лесах или водах.
– Одно похвальное свойство характера уже обнаружилось, – бесстрастно констатировал правитель.
– Свою долю я намерен тут же переправить в Русь, – воспользовался моментом Гаральд.
– Вы можете сделать это с ближайшим морским караваном, который уходит к берегам Руси или хотя бы Крыма. Если вы попросите об этом императрицу, – и опять Имперский Карлик проницательно, слишком проницательно, приглядывался к выражению лица норманна, – она велит своим слугам выяснить, когда уходит ближайший из них.
– Пусть этот караван уйдет под охраной моих викингов.
– Они нужны мне в империи, в Греческом море. Впрочем, вы можете усилить охрану каравана несколькими своими воинами. Я ведь уже сказал вам: поговорите с императрицей.
– Именно так я и поступлю, ваше величество.
– Или вы уже успели поговорить с ней? – словно бы не расслышал его слов Имперский Карлик.
Только теперь Гаральд обратил внимание на то, что глаза императора не имеют цвета. Они были какими-то белесыми, как морская пена, и какими-то совершенно безжизненными, как у выброшенной на берег рыбы.
– Только что я встретил ее в бухте Золотой Рог, – неохотно признал конунг, решив, что лучше будет, если Имперский Карлик узнает об этом из его уст, а не со слов своих соглядатаев.
"А ведь он уже не просто догадывается, он знает, что между императрицей и мной что-то было, – понял Гаральд. – Странно, что до сих пор не пытается изобличить меня и даже не впадает в гнев".
– И какими известиями она вас порадовала?
– Это я радовал ее величество подарками, добытыми в бою.
– И как императрица восприняла их?
– Она была счастлива. Но при этом сухо заметила, что со всеми просьбами, которые касаются переправы моих трофеев и дальнейшей службы в Греческом море, следует обращаться к вам, к императору. Поскольку "у нас все решает василевс".
– Она не настолько лицемерна, чтобы произнести то, что было произнесено вами: "Все решает только василевс", – проворчал император. – А все остальное она говорит лишь в тех случаях, когда не желает помочь просителю. Почему так? Осталась недовольна ценностью подарка или количеством переданных ей пленников?
– Я не передавал ей ни одного пленника.
Рыбьи глаза Имперского Карлика на какое-то мгновение осветились хоть каким-то проблеском жизни. Очевидно, Михаилу интересно было взглянуть на командира норманнов, который в отношениях с императрицей умудрился так оплошать.
– Скольких пленников вы сумели доставить сюда?
– Если не ошибаюсь, пятьдесят восемь. Словом, около шестидесяти.
– И среди них не оказалось достаточно рослых и молодых?
– Раненых и больных я приказал казнить. Все остальные относительно молоды. Есть и рослые.
– Поначалу повелительница превращает их в своих узников, затем в телохранителей, а в конечном итоге – в рабов-евнухов.
– Их судьба меня мало интересует, а вот что касается и такого рода подарка…
Неподалеку от Зенония появилась девушка в короткой серебристой куртке и в предельно короткой юбочке, которые делали ее похожей на юного эллинского воина; и только черные волнистые волосы, прикрытые оранжевой вуалью, убеждали норманна, что перед ним все же девушка. Рядом с грозного вида полководцем она казалась почти миниатюрным созданием, но именно перед ней грозный воитель нижайше склонил голову.
– Сегодня же вечером, как только уйдете от меня, распорядитесь относительно пленников, – голос императора стал твердым и повелительным. А главное, он настиг принца именно в ту минуту, когда он старался рассмотреть лицо девушки, хотя и понимал, что это невозможно.
И потом, при чем здесь лицо? Конунгу не нужно было долго биться в догадках, чтобы сообразить, что ему и в самом деле представилась честь лицезреть первую невесту империи, племянницу василевса Марию, о существовании которой предупреждала последняя "македонка" империи. Но если это действительно Мария, то в таком случае лицо – последнее, чем должен интересоваться всякий потенциальный жених.
Как только Гаральд пришел к этой догадке, он тут же отвел взгляд и в сторону Марии старался больше не смотреть. Впрочем, это было не так-то просто: Зоя сама породила в нем интерес к этой особе. Так стоит ли теперь упрекать его в столь невинной слабости, как юношеское любопытство? Совершенно невинное, если учесть его возраст.
Краем глаза норманн все же проследил за тем, как, немного полюбовавшись то ли судном, то ли просто заливом, "венценосная" Мария направилась к Морскому дворцу. Правитель тоже заметил это и недовольно покряхтел. Судя по всему, он ожидал увидеть "венценосную" на своем плавучем дворце.
– Вы, очевидно, уже поняли, что эта прекрасная дева – моя племянница, возможно, будущая императрица, наша "венценосная" Мария.
– Мне ничего не было известно о вашей… "венценосной" Марии, – солгал начальник прибрежной стражи и тут же постарался увести разговор в другое русло: – Во время последней схватки с пиратами мы захватили не только их суда и добычу, но и построенный ими поселок на островке, который местные называют Коресосом.
– Он мой, византийский?
– До того, как мы разгромили пиратский поселок, он был пиратским. А теперь ваш. Там прекрасная бухта, в которой нашим судам не страшно оставаться во время любого шторма. Поэтому поселок мы не разрушили, мало того, я оставил в нем небольшую заставу прибрежной стражи, приказав не только охранять его, но и восстановить одну разрушенную хижину, а также возвести две-три новые. А как только вернемся на остров, повелю возвести небольшую крепость, наподобие того, что галлы называют фортом.
– Даже форт? Вы проявляете похвальную заботу об отдаленной территории империи.
– Леса и камня на островке для этого хватит. Подобные форты надо бы возвести на каждом островке, чтобы держать там небольшие гарнизоны или хотя бы заставы. Но это – в будущем, а пока что будем благоустраивать Коресос.
– Вы предлагаете мне перенести туда свою резиденцию? – продемонстрировал чувство юмора император, после того как внимательно выслушал Гаральда.
– Для начала я хотел бы превратить его в базу для своих судов, для всей имперской прибрежной стражи.
– Что вам мешает сделать это?
– Хотел бы получить ваше разрешение.
– То есть хотите, чтобы я назначил вас имперским наместником острова?
– Не знаю, возможно ли в принципе нечто подобное, когда речь идет о викинге? – пожал плечами Гаральд. – И нужно ли назначать меня наместником? Но если таковым будет ваше решение, готов принять и этот пост. Но пока что очевидно, что понадобится ваше разрешение, ваш указ, как это у вас называется. Поскольку у меня появились четыре трофейных судна, я создам еще одну, третью флотилию стражи и возьму под контроль значительную часть Греческого моря, омывающего территорию Эллады. Укрепившись на этом острове, нам удобно будет контролировать значительную часть греческого побережья.