Она говорила еще что-то, однако Гаральд уже не улавливал смысла ее слов, хотя сама мелодика ее речи вместе с ритмическими покачиваниями груди и движениями бедер вводила его в состояние транса. Он не успел заметить, когда именно это произошло, но оно все же произошло… Женщина как-то решительно, но в то же время ненавязчиво и почти незаметно овладела не только его вниманием, но и сознанием; не только его неутоленной юношеской страстью, но и столь же неискушенной юношеской душой. Их тела слились в поцелуе, в объятиях, в экстазе… И длилось это бесконечно долго, как может длиться лишь осознание необузданного счастья, и в то же время непростительно коротко, как способно пролетать разве что ощущение невероятной страсти.
Даже когда страсть их угасла, эти двое еще какое-то время продолжали оставаться в объятиях друг друга, не решаясь разомкнуть уста, ослабить руки, разъединить свои тела…
– В любом случае лично вы, принц, вернетесь в свои края самым богатым норманном, которых когда-либо знал мир.
– Этого мне и хотелось бы.
Пламя свечей становилось все менее ярким, зато цветовая гамма дымки, царившей над этой купелью влюбленных, представала еще более радужной и завораживающей. И звуки волынок воздействовали на этих полукоронованных любовников, как флейта факира – на укрощенных им змей.
Когда конунгу конунгов показалось, что страсть его окончательно угасла, женщина заставила его подняться на две ступеньки выше, с благоговейной нежностью провела рукой по самой сокровенной мужской тайне и, совершив некий обряд омовения, присела, чтобы припасть к ней губами. То, что происходило с ним дальше, Гаральд воспринял как нечто ни с чем не сравнимое. Тем более что уж здесь-то женщина оставалась неутомимой, во всяком случае так викингу казалось, когда он неохотно выпускал ее голову из своих рук.
– Мы передадим вам настоящие боевые корабли, снабженные катапультами с "греческим огнем", которого пираты боятся, как адских котлов, – как ни в чем не бывало, продолжила разговор правительница, когда, сойдя с "острова страсти", они улеглись на воду вверх лицами и лежали так с закрытыми глазами. – А еще – снабдим мощными персидскими луками, способными пробивать любую кольчугу или кирасу.
– Уже сегодня хотелось бы взглянуть на такой лук и как можно скорее – опробовать, – мгновенно загорелся Гаральд, думая о том, как бы такие луки пригодились в битве с датчанами. Его всегда удивляло, как мало среди норманнов настоящих лучников и как неохотно его соплеменники берут в руки это оружие, предпочитая длинные мечи и секиры.
– Сегодня не получится. Но луков можно закупить много. А еще лучше – открыть несколько мастерских, пригласив для работы персидских мастеров, которые считаются в этом деле непревзойденными.
– Увезти бы нескольких персов в Норвегию да обучить стрельбе несколько тысяч норманнов, – мечтательно произнес Гаральд.
– Привезешь, обучишь. Все будет у нас с тобой, принц ты мой, еще все будет, – потерлась она щекой о его щеку. Поначалу Гаральд опасался, что станет воспринимать ее ласки с отвращением, но этого не произошло. – И само собой, для борьбы с пиратами вам придется вооружиться короткими римскими мечами и абордажными тесаками, более приспособленными для абордажного боя, нежели ваши длинные двуручные мечи.
– Странно. Вы настолько хорошо осведомлены в военных делах…
– Ничего подобного, – едва заметно улыбнулась повелительница, – просто умею прислушиваться к тому, что говорит наш полководец Зеноний или командующий флотом.
– Восприму как еще один совет.
– Главное в нашем имперском ремесле в том и заключается, чтобы находить время выслушивать своих подданных и вовремя выдавать их мысли и опыт за свои.
– Очень поучительный совет, – признательно улыбнулся Гаральд. – Настолько же поучительный, как замысел, связанный с почтовыми голубями.
– Если окажешься достаточно храбрым в бою и мудрым в перерывах между битвами, прикажу подчинить тебе все норманнские отряды, которые находятся в пределах моей империи, – Гаральд обратил внимание, что она сказала: "моей империи", и вообще вела себя как полноправная императрица, совершенно забыв, что является всего лишь супругой коронованного и всемогущего императора.
– Да, ты не должен забывать, что перед тобой – дочь могучего императора Византии, – уловила ход его мыслей повелительница, – последняя из македонской императорской династии. Той династии, усилиями которой и была сотворена Византия. Очень скоро ты и сам поймешь, что я с трудом мирюсь с тем, что вынуждена делить власть в империи. Причем делить ее с человеком недостойным.
– Потому и приказали лишить короны своего первого мужа?
Этот вопрос вырвался как-то сам собой, и, прекратив плескание в воде, Гаральд с опаской взглянул на императрицу: слишком уж прямолинейно он прозвучал.
– Не только короны, но и головы, – неожиданно спокойно ответила императрица. – Не достойной этой священной, предками моими прославленной, короны.
На сей раз конунг предусмотрительно промолчал: стоило ли вмешиваться в дела местного двора? Об убиенном тут же было забыто.
– Если у ваших родителей не было сына-наследника, то почему они не усыновили кого-то из достойных отпрысков?
– Что ж вы так запоздали со своим приездом в Константинополь, достойнейших из достойных? – саркастически поинтересовалась Зоя.
– Или пусть бы родила одна из наложниц. Страшно, когда обрывается династия.
– Вот отец и попытался спасти ее, короновав одного из претендентов… прямо на мне, – все еще не теряла чувства юмора повелительница.
– Что вам мешает короновать саму себя?
Зоя взглянула на викинга как на наивного простолюдина и снисходительно пожала плечами.
– Теперь уже поздно думать даже об этом. Впрочем, все еще может случиться. Возможно, на какое-то время мне и придется, как ты выразился, короновать саму себя. Хотя с куда большим желанием подвела бы под корону такого юного наследника, как ты.
– Но я не из рода Македонцев.
– А разве мои мужья из этого рода? – тут же парировала Зоя.
Викинг растерянно помолчал и, чувствуя, что разговор заходит в тупик, поинтересовался:
– Не боитесь, что эти ваши слова достигнут ушей императора? Не от меня, конечно.
– Они давно достигли его августейших ушей. Причем не только эти.
– Вы сказали, что со временем я смогу возглавить все норманнские отряды империи.
– Я сказала, что не исключаю этого, – уточнила Зоя.
– Значит, в один прекрасный день я могу превратиться в командующего небольшой, но вполне боеспособной, опытной армии. Правда, армии, пока еще не имеющей страны.
– Зато вовремя получившей своего "конунга конунгов".
– Не знаю, чем смогу отблагодарить вас за столь щедрый жест.
– За щедрое обещание. Пока всего лишь обещание, но, как ты понимаешь… Отблагодарить сможешь. У тебя крепкое молодое тело. До поры до времени оно будет восприниматься женщинами как самое большое, неоценимое сокровище. А пока что ты назначаешься начальником прибрежной стражи империи.
– Как прикажете, повелительница. Стражи – так стражи.
15
Человек, который передал голубиной почтой сообщение о трех пиратских галерах, нашедших приют в безлюдной бухте столь же безлюдного островка, затерянного в архипелаге небольших прибрежных осколков суши, не обманул и не ошибся. Этот агент Визария был потомственным рыбаком, предводителем артели, а значит, прекрасно знал многие шхеры Эгейского моря. К тому же не раз сталкивался с пиратами, которые на рыбацкие суда не нападали. Иное дело, что пытались вербовать молодых рыбаков. Но самое важное, что он указал бухту, в которой эти грабители укрываются и до поры до времени прячут в пещерах и гротах награбленное.
Подойдя лунной ночью к соседнему островку, викинги укрылись в одном из проливов и, выставив на вершинах двух прибрежных гор дозорных, дождались, когда пираты ограбили два корабля еще одного богатого арабского купца. Команды эти сорвиголовы почти полностью истребили, а корабли увели с собой, в Пиратскую бухту.
Абордажный бой этот разразился буквально в двух милях от места засады викингов, однако Гаральд предпочел не ввязываться в него. Приближаться к пиратам следовало по открытому морю, но стоило бы этим грабителям заметить византийскую флотилию, как купеческие суда они тут же пожгли бы, а сами спрятались бы в узком заливе, расставив своих лучников по окрестным скалам.
Поздней ночью викинги подошли к острову корсаров, и часть из них, под командой Гуннара, высадилась на противоположный от Пиратской бухты берег, куда доносилась громкая дробь барабанов – грабители праздновали победу. Сам Гаральд подождал, пока воины конунга преодолеют холмистую косу и, бесшумно зайдя в тыл пиратам, охватят их лагерь полукольцом. Только после этого отряд принца обогнул мыс и косу и, перекрыв выход из бухты, высадил на берег еще одну часть отряда, в основном лучников. Морские разбойники так увлеклись своим победным пиршеством, что опомнились, когда на их суда и на прибрежный лагерь полетели кувшины с "греческим огнем" и сотни стрел, после чего островные норманны бросились в атаку.
Последних защитников лагеря викинги блокировали в пещере, и, чтобы не терять своих людей, Гаральд приказал выкурить их дымом костров.
Когда на рассвете к Гаральду подвели десятерых уцелевших пиратов, он спросил, кто из них предводитель. Вперед вышел рослый худощавый грек, левая щека которого была изувечена шрамом.
– Даю слово викинга, – произнес Гаральд, – что если ты укажешь места, в которых спрятаны награбленные вещи и сокровища, я подарю тебе жизнь, позволив уйти в глубь острова.
– Твои люди уже захватили арабские и наши суда с товарами и со всем, что на них было; только что они забрали все, что находилось в пещере и в наших хижинах, – угрюмо пробасил пират на греческом. – Что тебе еще нужно, норманн?
– Все то, что мы еще не сумели найти. В обмен на жизнь.
– Больше у нас ничего нет.
Гаральд подошел к ближайшему пирату и, разрубив его чуть ли не до пояса, вновь, теперь уже обращаясь ко всем, дал слово викинга, что подарит жизнь всякому, кто укажет пиратские тайники.
Корсары стояли, опустив головы, и мрачно переговаривались между собой, однако прощаться со своими тайниками не собирались. Гуннар выхватил одного из них, поставил перед конунгом конунгов на колени и выхватил меч.
– Не убивайте его, – вдруг заговорил коренастый Славянин, очевидно, из беглых рабов, который держался особняком от остальных. – Мы готовы показать вам три тайника, кроме капитанского, местонахождение которого не знаем. Но с условием, что вы всем нам даруете свободу.
– Ваши жизни особой ценности для меня не представляют, – процедил Гаральд, – поэтому вы будете жить. Показывайте. А ты, Льот, – обратился к Ржущему Коню, – займись предводителем. Делай с ним что хочешь, но чтобы заговорил и через полчаса тайник уже был нашим.
– Он заговорит, кхир-гар-га! – пообещал рыжеволосый гигант и, оторвав предводителя пиратов от земли, швырнул его в сторону костра, затем еще и еще раз.
Пока Ржущий Конь жег грабителю пятки, тот орал от боли, но тайник не выдавал; когда же поднес головешку к глазам с угрозой выжечь их – сдался. Чтобы убедиться, что капитан не обманывает, Льот взвалил его на спину и понес туда, куда тот указывал.
– Здесь столько всего, что даже трудно представить себе, кхир-гар-га! – прокричал он спустя какое-то время из неглубокого распадка, в котором, под валуном, находился вход в тайную пещеру-сокровищницу. И это было правдой: в тайнике находилось столько сокровищ, что Гаральду трудно было понять, когда и каким образом пират успел столько награбить.
– До нас здесь пиратствовала другая команда, – объяснил славянин.
– Которую вы полностью истребили?
– Когда шестеро из нас присоединились к ней, Герос, – указал он на капитана, – приказал часть из них, тех, что оставались на берегу, отравить, и те из нас, кто не вышел в море, сделали это. А те, что ушли под парусами, вырезали старых пиратов ночью, прямо на судне. Именно так все и произошло, – виновато взглянул Славянин на начальника прибрежной стражи.
– Не вижу ничего плохого в том, что одни пираты уничтожают других, – определил Гаральд свое отношение к исповеди Славянина. – В худшем случае нас это просто не касается. Ты лучше скажи, куда девались сокровища ваших предшественников.
– Их присвоил капитан Герос. Почти все, что нам удалось добыть.
– Что ж, – развел руками Гаральд, – не зря старая валькирия предсказывала, что самым удачным будет наш пятый поход против пиратов. Так оно и случилось. А теперь слушайте меня, викинги, – обратился он к своим воинам. – Предводителя пиратов, поскольку он не согласился добровольно выдать свой тайник, сбросьте со скалы; Славянина отпустите, наградив двумя золотыми монетами; остальные станут нашими пленниками.
– Но ведь вы же обещали освободить нас, досточтимый начальник прибрежной стражи! – взмолился кто-то из пиратов.
– Я обещал сохранить вам жизнь, разве не так, Славянин?
– Сохранить жизнь, – подтвердил тот.
– Все слышали? И свое слово я сдерживаю. Как видите, я более справедлив по отношению к вам, нежели вы – по отношению к купцам, которых в течение стольких лет грабили и убивали.
* * *
Викинги уже намерены были подняться на борта своих судов, когда у хижины, в которой отдыхали принц и конунг Гуннар, вновь появился Славянин. Этому скитальцу земель и морей было уже основательно за сорок, однако он оставался по-молодецки крепким и подвижным. И еще обращали на себя внимание руки, до странности короткие. Тем не менее, они поражали размерами ладоней и толщиной пальцев; это были не руки, а пятипалые клешни, источавшие какую-то особую силу.
– Тебе, пират, показалось, что двух монет маловато? – воинственно поинтересовался Гуннар.
Славянин недовольно, обиженно покряхтел и выложил два дарованных ему золотых на стол.
– Можете забрать их. Возвращаю.
– Совесть замучила, что взял неправедно заработанные? – осклабился Гуннар.
– Мы одинаково "праведно" зарабатываем себе на хлеб – войнами и грабежом.
– Но-но, ты, раб! – потянулся к нему рукой Гуннар. Однако Славянин мгновенно перехватил ее за кисть и сжал так, что обладавший недюжинной силой конунг побагровел и присел, чуть ли не упал перед пиратом на колени.
– Отпусти его! – жестко приказал начальник прибрежной стражи. – Немедленно отпусти и скажи, чего же ты хочешь.
– Примите меня на службу.
– Но ты – не викинг.
– Хотя именно такие силачи как раз и нужны сейчас Норвегии, – на весу помахал кистью руки Гуннар, развеивая боль. Проявление всякой силы, даже если она была направлена против него, вызывала у старого рубаки не злость, а уважение.
– Ты тоже крепкий воин. Почти все, кто оказывался в моих руках, мгновенно валились на землю, а ты какое-то время продержался.
– И все же ты не викинг, – напомнил ему Гаральд, – у нас же в отряде только викинги, норманны.
– Теперь мне уже трудно объяснить самому себе, кто я такой. Какое-то время побыл арабом, затем греком, теперь вот, если надо, буду норманном. Главное, что служить стану верно. В Норвегию вам придется возвращаться через Русь? – с надеждой спросил он, поглядывая то на начальника прибрежной стражи, то на Гуннара.
– Как и прибыли сюда.
– Ну вот, если уцелею в боях, вернусь вместе с вами.
– Откуда ты?
– Из Переяслава, но происхожу из уличей, из этого племени славянского, которое когда-то обитало по Днепру, однако не желало подчиняться киевскому князю и во времена князя Игоря даже воевало против киевлян, но затем предки наши перешли на берега Буга и со всеми остальными русичами помирились . Так что теперь…
– Ваши межплеменные стычки меня не интересуют, – прервал его рассказ принц норвежский. – А вот то, что ты русич – хорошо.
– Почему бы нам не послать его с небольшим отрядом викингов в Киев, – как бы в раздумье поддержал принца конунг Гуннар.
– Меня – в Киев?! – буквально возликовал Славянин.
– Это будет опасный поход, – попытался охладить его пыл Гаральд. – Вместе с моими викингами тебе предстоит охранять очень ценный купеческий груз, который следует доставить в Киев, великому князю Ярославу.
– Неужели я когда-нибудь увижу Днепр, Переяслав, Киев?! – не верил своему счастью Славянин, не обращая никакого внимания на предостережение об опасности. Чего оно стоит в сознании человека, который рискует каждый день и который уже много лет мечтает увидеть родную землю?
– Увидишь, причем очень скоро, – заверил его Гуннар.
Уходя, норманны хотели поджечь все четыре хижины и складское помещение, составлявшие поселок, который пираты маскировали под рыбацкий. Однако Славянин сумел отговорить их от этой затеи.
– Зачем уничтожать поселок, который еще не раз может пригодиться вам?! Если вы и дальше намерены сражаться с пиратами, вам обязательно понадобится такое пристанище, как это. Все местные пираты рано или поздно пытаются промышлять у этих островов. Да и вам далеко ходить на охоту не надо. Охрану лагеря можно набрать даже из пленников. У вас их, вижу, появилось немало. Так вот, двоих из тех, которых вы взяли вместе со мной, можете оставить здесь, вооружив их луками и мечами и снабдив хоть какой-то едой. Я с ними переговорю, они поймут, что лучше быть здесь охранниками, нежели вновь оказаться в рабстве. Ну а со временем вы охрану усилите.
Гуннар и начальник прибрежной охраны империи переглянулись.
– Хорошо, иди забирай своих троих пиратов, беседуй с ними, только недолго, и приводи их сюда.
16
В бухте Золотой Рог флотилию имперской прибрежной стражи встречали так, словно она только что разгромила весь арабский флот, который все еще оставался главным врагом византийцев в южных морях. Первым о подвигах Гаральда узнал, благодаря своей голубиной почте, Визарий. А уж он позаботился, чтобы пять победных антипиратских рейдов норманна восприняли при дворе чуть не как победу над всеми пиратскими сборищами, обитавшими во всех окрестных морях.
Больше всего Гаральда удивило, что император решил принять его не во дворце, а прямо в гавани. Это потом он узнал, что василевс Михаил в душе всегда оставался моряком, а посему использовал любую возможность побывать в бухте Золотой Рог или же пройтись на своей хорошо обставленной, уютной императорской галере по Босфору.