– Прошли года, мой волос серебря,
Как числа старого календаря.
Ведь с новым годом он не совпадает:
Свой календарь заводит новый год.
А старый календарь, что весь пройден,
Из библиотек уносят вон.
И вместе с мусором его сожгут
Иль книгоноше отдадут.
Сложилась так теперь судьба моя,
Тот старый календарь, о, друг мой, это я.
– Какие прекрасные стихи! – раздались восхищенные возгласы и все дружно захлопали в ладони. – Еще, еще читай!
– Спасибо вам, друзья мои, спасибо… – Видимо, поэт, поклонился. – Но время уже позднее, и мне пора домой.
– Будь добр, исполни нашу просьбу… – Это уже вступил в разговор чайханщик Абдураззак.
– Ну, хорошо, – сдался поэт. – Слушайте…
И он начал читать:
– Когда письмо твое пришло ко мне,
Был черен мир. Он стал черней вдвойне.
Но мысль твоя издалека блеснула -
Сквозь мрак двойной я снова был в огне!
Что буду делать с кубком золотым?
Дай глиняный! Он станет мне родным.
Пока я сам не превратился в глину,
Пусть будет кубок глиняный моим.
Опять от волн любви качаюсь я,
От слез кружится голова моя,
От ветра твоего я, как вода, взволнуюсь,
И полечу по волнам, как ладья.
Где яд, чтоб другом я его назвал,
Где меч, чтоб счастьем я его считал,
Где смерть, которую как избавленье,
Потусторонний мир мне б даровал?
На этот раз поклонники таланта неизвестного поэта, склонив головы, встретили окончание стихотворения гробовым молчанием. Лишь кто-то один хлопнул в ладони, но на него тут же зашикали. Так поэт и ушел, сопровождаемый скорбной тишиной. Но все уважительно встали, когда он собрался уходить, а вслед за ним побежал мальчик-посыльный с тяжелым подносом в руках – благодарность Абдураззака за выступление.
– Кто это? – спросил удивленный и озадаченный Авар.
Нужно сказать, что он был очарован стихами не известного ему поэта. Может, потому, что слышал поэтическое произведение такого высокого уровня впервые в жизни.
– Это Хагани… – Хасан говорил с трудом – он был сильно взволнован. – Его полное имя Афзаладдин Ибрагим ибн Али Хагани Ширвани. О, Аллах, спасибо тебе! Ты сподобил меня услышать этого великого человека!
– А почему после второго стихотворения его не начали восхвалять и не стали хлопать в ладоши?
– Беда у него. Недавно он остался один как перст: умерли его жена и дети – сын и дочь.
Авар промолчал. Теперь ему стал понятен тот надрыв, который звучал в голосе поэта, когда он читал последние строки. Ну почему добрым и талантливым людям судьба преподносит одни страдания?! А какой-нибудь негодяй, вор и мошенник доживает в полном довольствии до глубокой старости. И наконец, второй – пожалуй, главный – вопрос: откуда у молодого человека такие познания в поэзии? Авар уже знал, что его товарищ и напарник притворяется, будто он не сильно грамотный, однако интересоваться не только поэзией, но и судьбой поэта, мог лишь хорошо образованный человек. Кто ты, Хасан?!
Пока Авар разбирался в своих сумрачных мыслях и загадках, в чайхане пошли разные разговоры. Хасан уже начал подремывать, а он лежал на спине и смотрел на крупные звезды, которые густо засеяли черное небо – сна не было ни в одном глазу. Неожиданно Авар насторожился. Беседовали в компании, которая сидела как раз там, где устроились фидаины – под ними, на углу чайханы. Говорили очень тихо, но слух у юноши был великолепным.
– …У Хасана ибн Саббаха был огромный сад, посередине которого стоял большой дом для развлечений. Его окна были разукрашены золотыми звездами, комнаты обставлены роскошной мебелью, не хуже, чем во дворце у халифа, а в саду росли прекрасные деревья и резвились газели. Вечером молодого человека приглашали к шейху и одурманивали гашишем. А когда он засыпал, юношу переносили в райский сад, где его уже ожидали реки вина, обильное угощение и прекрасные девы, выдававшие себя за райских девственниц-гурий. Они нашептывали будущему хашишину, что он сможет сюда вернуться, только если погибнет в борьбе с кафирами – с теми, на кого укажет шейх аль-Джабаль. Проснувшись, юноша искренне верил в то, что побывал в раю. Отныне с первого мига пробуждения реальный мир терял для него какую-либо ценность. Все его мечты и надежды были подчинены одному-единственному желанию – вновь оказаться в "райском саду" в окружении прекрасных дев. Поэтому любой хашишин считает смерть по приказу шейха наградой.
– Я бы тоже не отказался очутиться среди прекрасных дев, но только в земной жизни, – сказал кто-то и хохотнул.
– Тихо! – прошипел рассказчик. – Хасан ибн Саббах умер, но существуют и другие Старцы Горы. У них везде есть глаза и уши. Так что меньше болтай.
– А ты откуда знаешь про это?
– Знаю! – отрезал рассказчик, и больше вопросов о его осведомленности по части хашишинов не последовало.
– Все это сказки, – раздался чей-то хриплый голос.
– Возможно, – ответил рассказчик. – Но люди говорят, что так было. Как сейчас обстоят дела у хашишинов, я не знаю.
Их новый Старец Горы больно скрытен. А верить всему этому или не верить – дело сугубо личное…
Дальше Авар уже не слушал – разговор свернул на другую дорожку, и ему стало неинтересно. Да и сон наконец взмахнул своими невидимыми крыльями совсем близко, и заставил юношу смежить веки. Ночь укрыла его своим звездным одеялом, и он уснул так крепко, как могут спать лишь молодые, здоровые люди, уставшие от тяжелого труда или дальней дороги. Они не слышали ни богатырского храпа хозяина харчевни Абдураззака, ни топота стражи, гремящей железом панцирей, ни стука колотушек ночных сторожей и их криков: "В Багдаде все спокойно! В Багдаде все спокойно! Да пребудет с вами Аллах, правоверные!..".
Ранним утром, когда на небе появилась Каукаб-ас-Сабах – утренняя звезда, и когда сон наиболее крепок, их разбудил азан муаззинов:
– Ты сказал то, что истинно и справедливо! Аллагу акбар! Аллагу акбар!.. Ашгаду алла илага иллаллаг! Ашгаду анна Мухаммада ррасулуллаг!..
Минарет находился совсем рядом, а пронзительный голос муаззина был таким противным, что Авар подхватился как ошпаренный. Быстро сотворив утреннюю молитву, они попили чаю и уже доедали халву, – угощение за счет Абдураззака, который за ночь почему-то проникся еще большим благорасположением к двум юношам, – как заревели карнаи, затем ударили большие барабаны и над базаром раздался единодушный вопль:
– Халиф!!! Халиф!!!
Не мешкая, юноши бросились к воротам, от которых начинался базар, называвшийся Сук ас-Сараем. К ним уже подходила процессия, которую предварило появление многочисленной дворцовой стражи. Стражники колотили длинными палками налево и направо, расчищая путь светлейшему халифу. Вскоре образовался широкий проход, по которому пошла группа придворных музыкантов с флейтами, карнаями, барабанами и бубнами. Музыка, которую они добывали из своих инструментов, обладала лишь одним достоинством – была чересчур громкой. Наверное, халифу заткнули уши воском, иначе он просто оглох бы.
За музыкантами следовала конная свита. Там было на что посмотреть! Разодетые в шелка и золото придворные блистали как павлины в брачный период, драгоценные камни, которыми были усыпаны парчовые халаты, испускали сияние, затмевающее утреннее солнце, попоны и седла коней были расшиты золотыми нитями, а каждый потрясающе красивый арабский жеребец стоил целое состояние.
За всадниками провели четырех слонов с высокими пышными султанами на головах, потом появились личные телохранители повелителя Багдада – суровые высокие воины-саклаби, увешанные с головы до ног превосходнейшим оружием. (Говорили, что они были издалекого северного племени рус, но точно никто не знал). Оружие не было украшено драгоценными каменьями, как у конной свиты, разве что самую малость, но тот, кто разбирается в таких делах, отдал бы последние деньги, чтобы заполучить себе булатный меч из хорасанской стали – один из тех, которыми были вооружены телохранители халифа. Ибо среди дамасского оружия изделия кузнецов Хорасана ценились выше всего.
Наконец появился и сам халиф ан-Насир лидиниллах Абу-ль-Аббас Ахмад ибн Хасан. Его несли в пышно разукрашенных носилках восемь нубийцев богатырской стати, одеянием которых были шкуры леопардов. Тяжелый златотканый балдахин отделял халифа от волнующихся подданных, словно крепостная стена. Мало кто знал, что изнутри к балдахину были привязаны прочные стальные щиты – дабы ни копье, ни стрела наемного убийцы не могли поразить повелителя Багдада. Кроме того, под халатом у него была поддета прочная кольчуга, а тюрбан, вместо тарбуша (ермолки), намотали на железный шлем. Да и телохранители были готовы в любой момент отбить нападение врагов халифа.
– Однако халиф Багдада очень смелый человек, – насмешливо сказал Хасан. – Но нет такой защиты, которую нельзя пробить или обойти.
Авар лишь улыбнулся в ответ. Личность халифа его мало волновала. Он не был тем человеком, которому шейх аль-Джабаль подписал смертный приговор. Их объект ехал позади носилок с повелителем Багдада в окружении стражи, которая считалась не менее искусной в своем деле, нежели телохранители халифа. Правда, стражники были местными, но все они принадлежали к племени вельможи, которого звали Абд аль-Кадир. Он заведовал тайной службой халифата, так называемым диваном кашф. А придворный титул его был сахиб аль-кашф.
Чем этот вельможа так сильно досадил Старцу Горы, фидаины не знали. И не должны были знать – это не их дело. Главной задачей Авара и Хасана было убить Абд аль-Кадира и, вопреки всем сказкам о том, что фанатичные наемные убийцы шейха аль-Джабаля просто обязаны были умереть на месте преступления, притом с именем Старца Горы на устах, уйти из Багдада целыми и невредимыми.
Главная головная боль ас-Синана заключалась в том, что многие люди перестали верить в святость Старцев Горы. Шпионская сеть, поддержанию которой преемники Хасана ибн Саббаха не уделяли должного внимания, начала распадаться. Ассасины, жившие в других странах, во-первых, разочаровались в новом властелине Аламута и более не подчинялись ему, а во-вторых, начали работать в основном за деньги – трюки с гуриями и "райским садом" не могли работать вечно. Поэтому вербовка новых фидаинов стала очень сложным предприятием.
Что касается сирийского Масйафа, то туда все еще приходили молодые люди – в основном малограмотные (а то и вовсе безграмотные) дехкане, малопригодные для выполнения сложных заданий, которые требовали не только физической силы и сноровки, но и знаний, почерпнутых из книг. К тому же среди высших иерархов ассасинов начались трения, которые обычно заканчивались по законам Аламута: точный удар ножом – и проблема похоронена навсегда. После ибн Саббаха почти все его наследники пали жертвами заговоров. Только ас-Синан, возглавлявший сирийское направление, в отличие от Мохаммеда II, правившего в Аламуте, пока удерживал подчиненных своей железной дланью от внутренних интриг и кровавых разбирательств.
В связи со всеми этими проблемами образованные фидаины ценились на вес золота. Поэтому даи аль-кирбаль Хусейн требовал от них не только выполнить задание, часто очень сложное, но и вернуться в свой горный лагерь. Ведь в горах находились и другие крепости, где обучали будущих фидаинов. О них мало кто знал. Но только в лагере Хасана занимались самые лучшие и наиболее перспективные наемные убийцы.
Оказалось, что из Персии привезли дыни; их доставляли в Багдад в свинцовых ящиках, обложив льдом. Эта новость мигом облетела базар. Халиф прибыл на сук ас-Сарай, старейший базар Багдада, чтобы лично выбрать себе несколько дынь, до которых был весьма охоч. Это дело он не доверял даже опытным придворным-дегустаторам, доставлявшим продукты на поварню дворца. Может, потому, что большая персидская дыня, если она прибывала целой и невредимой, стоила… семьсот серебряных дирхемов!
Впрочем, скорее всего халифу просто захотелось немного размяться и вспомнить молодость. В юные годы, будучи принцем, он старался подражать халифу Харуну ар-Рашиду – переодевался в одежду купца, торговца или простого горожанина и навещал Медный сук, находившийся на другом берегу Тигра. В те времена здесь работало более трехсот мастерских, объединенных в своего рода гильдию – со своими правилами, законами и традициями. Принц любил стук молотков, ему нравился запах припоев и грубые манеры ремесленников.
Народу пришлось долго и терпеливо ждать, пока повелитель Багдада поторгуется и выберет себе любимое лакомство. А он не торопился. Восточные базары имели свои неписаные правила. С купцом обязательно нужно было поздороваться и поинтересоваться, как поживают домашние, откуда товар и каков урожай. Считалось, что покупатель сбивает цену, расположив к себе продавца неспешной беседой. Никогда нельзя было соглашаться на первую цену, но и сбавлять ее нужно было так, чтобы не обидеть и не унизить продавца. Эти правила касались даже самого халифа.
Но вот снова взревели карнаи и процессия пошла обратно, по направлению к дворцу халифа, – в том же порядке, что и прежде. Авар и Хасан лишь проводили взглядами визиря Абд аль-Кадира. Так смотрят голодные волки на ускользающую добычу. Увы, вряд ли им сейчас удастся добраться до сахиба аль-кашфа. А если бы и добрались, то тут им и пришел бы конец на копьях стражи.
И наконец, грянул знаменитый багдадский базар! Скрип повозок, рев верблюдов, крики ослов, ржание коней, людской гомон, истошные вопли зазывал и купцов, причитания нищего дервиша, звон монет, отсчитываемых за купленный товар…А какие запахи витают над сук ас-Сараем! Терпкий аромат дорогих пряностей из Аравии и Индокитая, непередаваемо вкусный запах готовящегося плова и дымок от древесного угля, благоухание восточных благовоний, а уж цветы, произрастающие в городских садах, – розы, нарциссы, белые маки, фиалки, жасмин, а также мята – и вовсе кружили голову своим разнообразием тончайших запахов.
Авар и Хасан бродили среди рядов, раскрыв рот. Все-таки, юноши были провинциалами, и многие чудесные товары, представленные торговцами со всего Востока и Запада, они видели впервые. Что касается Хасана, то он был очарован книжными лавками. Их было великое множество, и книги предлагались на любой вкус и на любую тяжесть кошелька с монетами. Судя по разговорам покупателей, домашние библиотеки имели многие жители Багдада, а у некоторых собирание мудрых книг превратилось в настоящую страсть.
Но все их передвижения были подчинены одной цели – дойти до палатки человека, тайного исмаилита и верного поклонника шейха аль-Джабаля, который снабдит их специально сработанными для хашишинов клинками. Дело в том, что халиф запретил своим подданным (кроме стражи) и гостям Багдада носить в городе любое оружие, за исключением небольшого – практически столового – ножа с лезвием строго определенной длины, односторонней заточки и с затупленным концом. И все это для того, чтобы шпионам халифа легче было найти наемных убийц Старца Горы. Благодаря слухам, часто распускаемым самим ас-Синаном, жителям благословенного Багдада (а значит, и халифу) казалось, что город наводнен хашишинами, от которых нет спасения. Поэтому такие предосторожности не казались лишними.
Купленное на базаре оружие – сабли, мечи, боевые топоры, кинжалы и прочее – можно было перевозить по городу только в плотных тюках, перевязанных особым способом и опечатанных мухтасибом.
Юноши добрались туда, куда нужно – в ряды оружейников – только к обеду. Все это время фидаины не только глазели на разложенные для продажи товары, но и незаметно наблюдали, не идут ли вслед за ними шпионы халифа. Но видно, маскировка хашишинов оказалась идеальной для Сук ас-Сарая, потому что таких бедолаг, как они, здесь было полным-полно.
Когда Авар и Хасан увидели оружие, развешанное в палатках, у них загорелись глаза. Чего здесь только не было! Сабли из Кермана, Сираха, Исфахана и Герата, ценившиеся очень высоко, лучшие в мире дамасские клинки из Хорасана, доспехи из Самарканда, которые не могли пробить ни копье, ни стрела, знаменитейшие арабские мечи "ганифитиши", название которых произошли от имени мастера Альганаф бен-Каиса, прочные кольчатые панцири из Солука, что в Йемене…
Глаза у юношей разбежались. Оба понимали толк в хорошем оружии, поэтому Хасан все-таки не удержался и взял в руку одну из сабель, чтобы попробовать, как она отбалансирована. Оружие словно само прыгнуло ему в руку, и фидаин сделал несколько молниеносных фехтовальных движений. У купца, стоявшего за прилавком, округлились глаза от удивления. Запретить бедному юноше в худом халате подержать в руках дорогой клинок, по неписаным правилам торговли, было невозможно, но торговец оружием даже не мог предположить, что этот полунищий дехканин так хорошо орудует саблей. А уж в таких делах купчина был знатоком, не один год водил караваны из Хорасана и Хинда, славившегося красивой отделкой клинков.
– Если хочешь купить эту саблю, – сказал восхищенный купец, – я без торговли отдам ее за полцены. Уж не воевал ли ты под началом блистательного Салах ад-Дина, храни его Аллах?
– Нет, спасибо, я не буду покупать, – смутился Хасан. – Спасибо, господин…
– За что? – удивился купец.
Но юноши уже затерялись в толпе. Купец с недоумением посмотрел им вслед, но долго размышлять над поведением странных молодых людей ему не дали покупатели – возле палатки с оружием редко бывало пусто. Но если купчина отнесся к этому эпизоду достаточно безразлично, – мало ли кого можно встретить в базарной толчее – то неприметный человечек с маленькими мышиными глазками в видавшем виды халате мигом оживился и пошел вслед за Аваром и Хасаном.
Это был шпион халифа, один из подчиненных сахиба аль-кашф. Настоящего имени шпиона не знал никто: начальству это было не нужно по причине полной ничтожности субъекта, а те, кто с ним общался, знали его под прозвищем "Джарир" – то есть "верблюжий поводок".