- Теперь вы видите, милорд, - усмехнулась Диана де Кастро, - что в глазах одного из ближайших ваших помощников мои столь бессмысленные предвидения превращаются в прямую опасность.
- Вам придется, сударыня, разочароваться больше, чем когда бы то ни было, - с прежней невозмутимостью возразил ей лорд Уэнтуорс. - Я могу вам вкратце изложить причину этой ложной тревоги, на которую лорд Дерби поддался, сам не зная почему.
- Что ж, скажите! - согласилась Диана.
- Это значит, сударыня, - продолжал лорд Уэнтуорс, - одно из двух: либо господа де Гиз и де Невер, известные мне как дельные и рассудительные военачальники, хотят снабдить припасами Ардр и Булонь и направляют туда отряды, о которых нам доложили, либо их марш на Кале - ложный маневр, рассчитанный на то, чтобы отвлечь внимание от Гама и Сен-Кантена, а потом круто повернуть назад и ринуться на один из этих городов.
- А кто вам сказал, - неосторожно возразила Диана, - а кто вам сказал, что они пойдут не на Гам и Сен-Кантен, а на Кале?
По счастью, ей пришлось иметь дело с глубоко убежденным противником, в характере которого личная гордость сочеталась с гордостью национальной.
- Я уже имел честь заявить вам, сударыня, - заметил с пренебрежением лорд Уэнтуорс, - что Кале такой город, который с налета не захватывают. Чтобы подойти к нему вплотную, нужно сначала взять форт Святой Агаты, потом овладеть фортом Ньелле. Потребуется пятнадцать дней удачных боев на всех пунктах, и в течение этих пятнадцати дней Англия успеет пятнадцать раз оказать любую посильную помощь столь ценному городу! Захватить Кале! Ха-ха-ха! Я без смеха об этом и подумать не могу!
Уязвленная герцогиня де Кастро с грустью ответила ему:
- Моя скорбь - ваша радость. Как же вы хотите, чтоб мы могли понять друг друга?
- О сударыня! - испуганно воскликнул лорд Уэнтуорс. - Я хотел только рассеять ваши иллюзии. Я хотел вам доказать, что вы во власти химер и для осуществления этой нелепой затеи нужно, чтобы весь французский двор был одержим таким же безумием.
- Бывает безумие героическое, - гордо произнесла Диана, - и мне известны такие безумцы, которые способны были на величайшие безрассудства во имя славы или во имя долга.
- Кто, например? Не виконт ли д’Эксмес? - вскричал лорд Уэнтуорс, не совладав с порывом дикой ревности.
- Кто вам назвал это имя? - спросила пораженная Диана.
- Признайтесь, сударыня, что это имя у вас на устах с самого начала нашего разговора и что, кроме Бога и вашего отца, вы мысленно призывали еще и третьего спасителя!
- Неужели я должна вам отдавать отчет в своих чувствах?
- И не отдавайте, не отдавайте… я и без того все знаю! Я знаю даже то, что вам самой неизвестно, и могу вам сообщить сейчас… Я знаю доподлинно, что виконт д’Эксмес был взят в плен в Сен-Кантене тогда же, когда и вы, и так же, как и вы, был препровожден сюда, в Кале.
- В Кале? - изумилась Диана.
- Но его здесь больше нет, сударыня! Если бы было иначе, я бы не сказал вам об этом. Вот уже два месяца, как виконт д’Эксмес на свободе!
- И я не догадывалась, что рядом со мной томится друг!
- Да, вы не догадывались, но он-то знал! Больше того, я могу вам открыть, что, узнав об этом, он принялся угрожать мне всеми возможными карами. Он не только вызвал меня на поединок, но еще и объявил мне свое непреклонное решение - взять Кале!
- Верю в это больше, чем когда-либо! - воскликнула Диана.
- Верьте, но не слишком. Напоминаю вам, что, с тех пор как он так устрашающе распростился со мной, прошло уже два месяца. В течение этого времени я получал кое-какие сведения о сем грозном воителе. Например, в конце ноября он с поразительной точностью прислал мне стоимость своего выкупа, но о своей гордой похвальбе - ни слова!
- Потерпите, милорд, - заметила Диана, - он сумет расплатиться со всеми долгами.
- Сомневаюсь, сударыня, срок платежа миновал.
- Что вы хотите сказать?
- Я сообщил виконту через его посланца, что буду ждать выполнения обоих его обещаний до первого января тысяча пятьсот пятьдесят восьмого года. А сегодня у нас тридцать первое декабря…
- Ну и что? - перебила Диана. - У него еще двенадцать часов впереди!
- Совершено верно, - подтвердил лорд Уэнтуорс, - но если завтра в это же время он не даст о себе знать…
Он не закончил фразы. Лорд Дерби, испуганный и растерянный, ворвался в комнату.
- Милорд, - крикнул он, - милорд, что я говорил! Это французы. И они идут на Кале!..
- Полноте! - остановил его лорд Уэнтуорс, меняясь в лице. - Полноте! Это невозможно! Откуда вы взяли? Снова слухи, снова предположения и фантастические бредни?!
- Увы, к сожалению, это истинная правда.
- Тише, Дерби, тише говорите, - заметил губернатор, подойдя вплотную к своему лейтенанту. - Держите себя в руках! Что вы называете "истинной правдой"?
Поняв, что начальник не желает выказывать слабость перед Дианой, лорд Дерби понизил голос:
- Французы внезапно атаковали форт Святой Агаты. Там ничего не было подготовлено… Я боюсь, как бы они не овладели уже первыми подступами к Кале!
- И все-таки они еще далеко от нас! - резко возразил Уэнтуорс.
- Это, конечно, так, - ответил лорд Дерби, - но оттуда - прямая дорога до моста в Ньелле, а от моста Ньелле - всего две версты до города!
- Подкрепление отправили?
- Отправил, милорд, в чем прошу прощения - без вашего приказания и вопреки вашему приказанию!
- Вы правильно поступили!
- Но, к сожалению, эта помощь придет слишком поздно, - заметил лейтенант.
- Кто знает! Не надо страшиться. Мы сейчас же поедем к Ньелле и заставим этих безумцев дорого заплатить за свою дерзость! А если уже захватили форт Святой Агаты, мы сравняем счет и выставим их оттуда.
- Дай Бог! - молвил лорд Дерби. - А все-таки они ловко нас провели.
- Ничего, мы еще отыграемся, - вскинул голову лорд Уэнтуорс. - Кто у них командует, не знаете?
- Неизвестно. Скорее всего, де Гиз, а если не он, значит, де Невер. Разведчик, который прискакал с сообщением о внезапном нападении, сказал мне, что издалека он успел разглядеть в первых рядах вашего бывшего пленника - помните? - того виконта д’Эксмеса…
- Проклятие! - взревел губернатор, сжимая кулаки. - Идемте, Дерби, идемте скорей!
Г-жа де Кастро с тем прозрением, которое появляется у людей в самых исключительных обстоятельствах, слышала почти весь их разговор.
И когда лорд Уэнтуорс простился с нею, говоря:
- Извините меня, сударыня, я должен вас покинуть. Срочное дело…
Она ответила ему не без лукавства:
- Идите, милорд, и постарайтесь восстановить свой - увы! - подорванный авторитет, а кроме того, постарайтесь запомнить две вещи: во-первых, легче всего осуществимы именно те мечты, в которых не сомневаются, а во-вторых, с обещанием, которое дает французский дворянин, нельзя не считаться. Первое января еще не наступило!
Взбешенный лорд Уэнтуорс выбежал из комнаты, ничего не ответив.
XIV
ПОД ГРОХОТ КАНОНАДЫ
Лорд Дерби не ошибся в своих предположениях. Вот что произошло.
Отряды де Невера в ту ночь действительно соединились с частями герцога де Гиза, совершили стремительный марш-бросок и совсем неожиданно для англичан предстали перед стенами форта Святой Агаты. Три тысячи стрелков овладели фортом быстрее чем за час. Лорд Уэнтуорс, подъехав вместе с лордом Дерби к форту Ньелле, сам удостоверился в том, что его солдаты бегут по мосту, дабы найти убежище за второй, более мощной линией городских укреплений.
Но когда прошло первое смятение, лорд Уэнтуорс, нужно отдать ему должное, проявил себя самым достойным образом. Как бы то ни было, но он обладал благородной душой, а гордость, присущая его нации, неизменно питала его храбрость.
- Эти французы, должно быть, и в самом деле обезумели, - самоуверенно заявил он лорду Дерби. - Но мы заставим их расплатиться за такое безумие. За двести лет Кале лишь на один год уходил от англичан, а теперь уже десять лет он снова под нашей властью. Думаю, что больших усилий нам не потребуется. Не пройдет и недели, как мы обратим их в позорное бегство! Побольше бодрости, и мы еще посмеемся над господином де Гизом, когда он попадет впросак!
- Вы надеетесь отбить английские укрепления? - спросил Дерби.
- А зачем? - надменно ответил губернатор. - Если даже эти безумцы не прекратят свою дурацкую осаду, то Ньелле все равно задержит их на трое суток, а за это время все английские и испанские части, находящиеся во Франции, успеют прийти к нам на выручку. А если французы совсем потеряют голову, то из Дувра отправят к нам десять тысяч солдат. Но в таких опасениях слишком много чести для французов. Пусть они пока что попробуют одолеть эти добрые стены! Дальше форта Ньелле они не пройдут!
Однако на следующий день, 1 января 1558 года, французы уже стояли на том мосту, за которым, как говорил лорд Уэнтуорс, отступать было некуда. За ночь они прорыли траншею и ровно в полдень принялись бить из пушек по форту Ньелле.
В это же время под непрестанный грохот двух батарей в старом доме Пекуа происходила семейная сцена, торжественная и печальная.
После настойчивых вопросов, которые задавал Пьер Пекуа посланцу Габриэля, читателям несомненно стал ясен их смысл: Бабетте Пекуа предстояло стать матерью.
Но, признавшись в своем грехе, она не смела сказать Пьеру и Жану о том, что Мартин Герр был женат.
Она не могла признаться в этом даже самой себе и беспрестанно пыталась уверить себя, что это невозможно, что господин д’Эксмес ошибся, что Бог не оставит без своей помощи ее, несчастное создание, вся вина которого в том, что она полюбила! Ведь она так доверяла Мартину Герру, она так доверяла виконту д’Эксмесу!..
Тем не менее двухмесячное молчание господина и слуги было для нее жестоким ударом. Терзаясь страхом и нетерпением, она ждала 1 января - последнего срока, который Пьер Пекуа назначил виконту.
И вот 31 декабря сначала неясная, но вскоре подтвердившаяся весть о том, что французы наступают на Кале, вселила в нее трепетную надежду.
Она слышала, как ее братья толковали о том, что виконт д’Эксмес наверняка среди нападающих. Если так, то Мартин Герр тоже там…
И все-таки у нее тревожно сжалось сердце, когда на следующий день, 1 января, Пьер Пекуа позвал ее в нижний зал, чтобы решить, как поступить в подобных обстоятельствах.
Бледная и поникшая, она предстала перед этим суровым домашним судом.
- Садись, Бабетта, - молвил Пьер и указал ей на кресло.
Потом сказал ей серьезно, но с оттенком грусти:
- Бабетта, твое раскаяние и твои слезы растрогали меня. Мой гнев сменился сожалением, а досада - нежностью, и я тебя простил…
- Да будет Господь к вам так же милосерден, как вы ко мне, братец!
- Потом Жан дал мне понять, что твоя беда, быть может, вполне излечима, ибо тот, кто тебя вверг в бездну греха, возможно, сочтет своим долгом извлечь тебя оттуда.
Покраснев, Бабетта еще ниже склонила голову.
Пьер продолжал:
- Все это было бы неплохо, однако Мартин Герр все время молчит. Уже месяц прошел после ухода посланца виконта д’Эксмеса, а о Мартине Герре ни слуху ни духу… И вот сейчас французы у наших стен… Думаю, что и виконт д’Эксмес со своим оруженосцем в их рядах…
- Это уж точно… - перебил его Жан Пекуа.
- Я нисколько в этом не сомневаюсь, Жан. Но если нам доведется свидеться с ними, то как мы встретим их, Бабетта: как друзей или как врагов?
- Не знаю, братец. Я просто их жду…
- Итак, ты не знаешь, спасут ли они нас или покинут? Но что возвещает нам эта канонада? Приход освободителей, которых мы благословим, или злодеев, которых мы должны покарать?
- Зачем вы спрашиваете меня об этом? - ответила Бабетта вопросом на вопрос.
- Почему спрашиваю? Слушай, Бабетта! Ты помнишь, как наш отец учил нас относиться к Франции и французам? Англичан мы никогда не считали своими соотечественниками, нет, они для нас угнетатели! Ведь родина - это большой очаг, это дружная семья, это всенародное братство! Можно ли уйти в другое братство, к другой семье, к другому очагу?
- Боже мой, Пьер, к чему вы говорите об этом? - спросила Бабетта.
- А вот к чему. Быть может, судьба Кале - в грубых мозолистых руках твоего брата. Да, эти руки, почерневшие от каждодневной работы, могут вернуть французскому королю ключ от Франции.
- Так чего же они медлят? - воскликнула Бабетта, всосавшая с молоком матери ненависть к иностранному игу.
- Молодчина! - одобрительно кивнул Жан Пекуа. - Ты поистине достойна нашего доверия!
- Ни мое сердце, ни мои руки не стали бы медлить, - ответил Пьер Пекуа, - если бы я мог лично передать наш прекрасный город королю Генриху. Но, к сожалению, я ничего не могу сделать без виконта д’Эксмеса.
- Как это так? - удивилась Бабетта.
- А вот как: я бы с радостью пошел на такое славное дело вместе с нашим гостем и его оруженосцем. Но теперь я презираю этого бездушного аристократа, который потворствовал нашему бесчестью.
- Кто? Виконт д’Эксмес? - вскричала Бабетта. - Такой отзывчивый и бесхитростный!
- Да что там говорить, - махнул рукой Пьер. - Ясно одно: и господин д’Эксмес, и Мартин Герр все знали, но теперь - сама видишь - оба отмалчиваются.
- Но что же он мог сделать? - добивалась Бабетта.
- Он мог, вернувшись в Париж, прислать сюда Мартина Герра и приказать ему дать тебе свое имя!
- Нет, он не мог так сделать, - грустно покачала головой Бабетта.
- Что? Виконт д’Эксмес не мог принудить своего подчиненного жениться на тебе?
- Жениться? Нет, нет!.. Он не мог… - лепетала обезумевшая Бабетта.
- Да кто же ему мог запретить? - воскликнули оба брата.
Бабетта упала на колени и залепетала как помешанная:
- Ах, простите меня еще раз… Я хотела скрыть от вас… Но когда вы заговорили о Франции, о виконте д’Эксмесе и об этом… Мартине Герре… О, неужели правда то, что сообщил тогда мне господин д’Эксмес?
- Что он тебе сообщил? - Голос Пьера дрогнул.
- Да, да… В день своего отъезда… когда я просила его передать Мартину мое колечко… я не могла ему, чужому человеку, признаться во всем случившемся…
- Что он тебе сказал? Договаривай! - крикнул Пьер.
- Что Мартин Герр женат!..
- Несчастная! - завопил Пьер Пекуа и вне себя замахнулся на сестру.
- И это была правда, - прошептала побледневшая девушка, - теперь я знаю, что это была правда! - И, потеряв сознание, она рухнула на пол.
Жан схватил Пьера за плечи и оттолкнул назад:
- Ты в своем уме, Пьер? Не ее должно карать, а того презренного!
- Верно! - согласился Пьер Пекуа, стыдясь своей несдержанности.
Суровый и замкнутый, он отошел в сторону, а Жан тем временем наклонился над неподвижной Бабеттой. Так прошло немало времени.
Издалека, почти с равномерными перерывами, доносились пушечные залпы.
Наконец Бабетта открыла глаза и, пытаясь вспомнить, что произошло, спросила:
- Что случилось?
Она перевела еще затуманенный взгляд на склонившегося над нею Жана Пекуа. Странное дело: ей показалось, будто Жан совсем не грустен. На его добродушном лице застыло выражение глубокой нежности и какого-то странного удовлетворения.
- Надейся, Бабетта, надейся! - негромко произнес Жан.
Но когда она посмотрела на бледного и подавленного Пьера, она невольно вздрогнула - к ней сразу же возвратилась память.
- Простите, простите… - зарыдала она.
Повиновавшись мягкому жесту Жана, Пьер подошел к сестре, приподнял ее и посадил в кресло.
- Успокойся, - сказал он, - я на тебя зла не держу. Ты и так немало пострадала!.. Успокойся. Я скажу тебе то же, что и Жан: надейся!..
- Но на что я могу еще надеяться?
- Что прошло, того не вернешь, но зато можно отомстить, - нахмурился Пьер. - Повторяю, я тебя простил. Знай, Бабетта: я тебя люблю, как и прежде, но гнев мой не угас, он только обратился к одному лицу. Теперь я должен покарать презренного Мартина Герра…
- О брат! - со стоном перебила его Бабетта.
- Да, ему не будет пощады! Ну, а с его хозяином, с господином д’Эксмесом, у меня особые счеты, ему я верю по-прежнему.
- Я же говорил! - подхватил Жан.
- Да, Жан, и ты был прав, как всегда. Теперь все разъясняется. Благодаря признанию Бабетты мы теперь знаем, что виконт д’Эксмес не обманул нашей дружбы.
- О, я знаю его благородное сердце! - заметил Жан. - Он наверняка задался целью возместить сен-кантенское поражение громовой победой.
И сияющий ткач протянул руку к окну, будто приглашая прислушаться к оглушительному реву пушек, который, казалось, становился все сильнее и сильнее.
- Жан, - спросил Пьер Пекуа, - о чем говорит нам эта канонада?
- О том, что господин д’Эксмес там.
- Верно. Но, кроме того, - добавил Пьер на ухо своему двоюродному брату, - она говорит нам: "Помните пятое число!"
- И мы о нем помним!
- Теперь, когда все неясности позади, - отозвался Пьер, - у нас будут другие заботы. За три дня нам надо сделать многое. Нужно обойти все укрепления, поговорить с друзьями, распределить оружие…
И вполголоса он повторил:
- Будем помнить, Жан, пятое число!
Через четверть часа озабоченные оружейник и ткач вышли из дома.
Казалось, они начисто забыли о существовании какого-то там Мартина Герра, а тот, в свою очередь, даже не подозревал о горестной участи, которая уготована ему в Кале, где он отродясь не бывал.
XV
В ПАЛАТКЕ
Три дня спустя, к вечеру 4 января, французы, несмотря на пророчества лорда Уэнтуорса, еще продвинулись вперед. Они не только перешли мост, но и захватили форт Ньелле вместе со всеми имеющимися там запасами оружия и снаряжения. Такая позиция давала французам полную возможность заткнуть ту брешь, через которую могли просочиться подкрепления англичан и испанцев. Подобный результат, пожалуй, вполне оправдывал трехдневную ожесточенную борьбу.
- Но это же абсурд! - воскликнул губернатор Кале, когда увидел, что английские солдаты, несмотря на все его усилия, панически бегут к городу.
И он - какое унижение! - вынужден был последовать за ними, ибо долг его - погибнуть последним.
- Наше счастье, - сказал ему лорд Дерби, когда они очутились вне опасности, - наше счастье, что Кале и Старая крепость все же могут продержаться два или три дня. Форт Ризбанк и выход к морю свободны, а Англия не за горами!
На военном совете, созванном лордом Уэнтуорсом, было установлено, что спасти их может только Англия. С самолюбием считаться теперь не приходилось. Если тут же сообщить в Дувр о происшедшем, то через сутки они получат мощное подкрепление, и тогда Кале спасен!
Скрепя сердце лорд Уэнтуорс согласился с этим решением. И вскоре одинокая шлюпка отчалила от берега, увозя гонца к дуврскому губернатору.
Потом англичане приняли все возможные меры для укрепления Старой крепости - самого уязвимого места в обороне Кале. Ну, а форт Ризбанк был надежно защищен морем, дюнами и горсткой солдат городской стражи.