- Ничуть, я вам только воздаю должное, - возразил Мартин. - И в доказательство этого я, перечислив ваши достоинства, тут же отмечу ваши недостатки. Ивонне, господин виконт, как я уже говорил, - сущий герой на поле битвы, но в обыденной жизни он робок и впечатлителен, как девица. Он, например, боится темноты, мышей, пауков и чуть ли не теряет сознание при малейшей царапине. Он обретает свою буйную отвагу только тогда, когда его опьяняет запах пороха.
- Все равно, - сказал Габриэль, - мы его поведем не на бал, а на бой. Ивонне со всей его деликатностью - принять.
Ивонне откланялся по этикету и удалился, с улыбкой поглаживая рукой свой тонкий черный ус.
На смену ему явились два белокурых гиганта, стройные и невозмутимые. Одному на вид можно было дать лет сорок, другому - не больше двадцати пяти.
- Генрих Шарфенштейн и Франц Шарфенштейн, его племянник, - доложил Мартин Герр.
- Что за дьявол, кто они такие? - поразился Габриэль. - Откуда вы, ребята?
- Мы только отшасчи немножко францозиш, - сказал старший.
- Как так? - спросил виконт.
- Ми плох понималь францоз, - проговорил великан помоложе.
- Это немецкие рейтары, - сказал Мартин Герр, - иными словами - наемные солдаты. Они продают свою руку тому, кто лучше платит, и хорошо знают, чего стоит храбрость. Они уже были у испанцев и англичан. Но испанец мало дает, а англичанин слишком торгуется. Покупайте их, господин виконт, в деле они будут хороши. Они никогда не спорят и, как люди точные в своих обязательствах, всегда лезут прямо на пушки с полнейшей невозмутимостью. Ведь для них мужество - только предмет сделки.
- Я беру этих поденщиков славы, - сказал Габриэль, - и для большей верности плачу им за месяц вперед. Кто там еще?
Оба тевтонских Голиафа по-военному отдали честь и направились к выходу, чеканя шаг.
- Следующий, - произнес Мартин, - по имени Пильтрусс. Вот он.
Некое разбойного вида существо в изодранном платье, переваливаясь, вошло в комнату, остановилось в замешательстве и воззрилось на Габриэля, словно он был судьей.
- Не стесняйтесь, Пильтрусс, - мягко обратился к нему Мартин Герр. - Несмотря на ваш дикий вид, вам, право, нечего краснеть.
Потом он доложил своему господину:
- Пильтрусс, господин виконт, так называемый человек с большой дороги. Он ходит по дорогам, которые кишат чужеземными грабителями, и грабит грабителей. Что же касается французов, то он их не только милует, но даже и помогает им. Итак, Пильтрусс - своего рода завоеватель. Тем не менее он ощутил потребность изменить свой образ жизни. Вот почему он с такой охотой принял предложение вступить под знамя виконта д’Эксмеса.
- Хорошо, - сказал Габриэль. - Я принимаю его под твою, Мартин, ответственность, с условием, что он изберет ареной для своих подвигов не большие дороги, а укрепленные города.
- Благодари господина виконта, чудак, - подтолкнул его Мартин Герр.
- Благодарю вас, господин виконт, - заторопился Пильтрусс. - Обещаю вам, что никогда не буду драться один против двух или трех, а только против десятерых.
- В добрый час, - усмехнулся Габриэль.
После Пильтрусса явилась некая мрачная, бледная и чем-то озабоченная личность.
Зловещее выражение его лица усугублялось бесчисленными шрамами и рубцами.
Мартин представил этого седьмого, и последнего, новобранца под невеселой кличкой Мальмор.
- Господин виконт, - сказал он, - вы не должны отказывать бедняге Мальмору. У него явное пристрастие к войне. Он просто грезит сражениями и, однако, ни разу в жизни даже не пригубил из этого кубка наслаждения. Он так смел, так рвется в стычку, что с первого же шага получает рану, которая и приводит его в лазарет. Все его тело - сплошной рубец, но он крепок, а Бог милостив, и он поднимается и снова ждет подходящего случая. Господин виконт, вы сами видите, что нельзя лишить этого скорбного вояку радости, которая принесла бы обоюдную пользу.
- Ладно, беру Мальмора с его воинственностью, - сказал Габриэль.
Довольная улыбка скользнула по бледному лицу Мальмора, и он ушел, дабы присоединиться к новым своим товарищам.
- Надеюсь, теперь все? - спросил Габриэль своего оруженосца.
- Да, господин виконт.
- Что ж, у тебя недурной вкус, - заметил Габриэль. - Благодарю за удачный выбор.
- Да, - скромно промолвил Мартин Герр, - такими ребятами не стоит пренебрегать.
- И я так думаю, - согласился Габриэль. - Крепкая компания.
- А если сюда добавить еще Ландри, Обрио, Шенеля, Котамина и Балю, наших ветеранов, да еще господина виконта во главе, да еще четыре или пять человек из вашей челяди, так у нас будет такой отряд, которым можно будет похвастаться перед друзьями, и особенно перед врагами.
- Правильно, - сказал Габриэль. - А сейчас ты займешься их экипировкой. Мой же день пока еще не закончен.
- Куда вы собираетесь нынче вечером, господин виконт? - спросил Мартин.
- В Лувр, к герцогу де Гизу. Он ждет меня к восьми часам, - ответил Габриэль, поднимаясь со стула. - Ты даже не знаешь, как нужна мне победа! И я добьюсь ее!
И, направляясь к двери, он воскликнул про себя:
"Да, я тебя спасу, отец! Я спасу тебя, Диана!"
XII
НЕЛОВКИЙ ЛОВКАЧ
Теперь перенесемся мысленно за шестьдесят лье от Парижа, и тогда мы окажемся в Кале в конце ноября 1557 года.
Не прошло и двадцати пяти дней с отъезда виконта д’Эксмеса, как гонец его уже появился у стен английской крепости. Он потребовал, чтоб его провели к губернатору, лорду Уэнтуорсу, для вручения ему выкупа за бывшего пленника. Он был неловок и крайне бестолков, этот гонец: как ни указывали ему дорогу, он двадцать раз проходил мимо ворот и, по своей глупости, тыкался во все замаскированные двери. Это было сущим наказанием - дурачина успел обойти чуть ли не все наружные укрепления у главного входа в крепость.
Наконец после бесчисленных указаний он все-таки отыскал нужную дорогу. В те далекие времена магическая сила слов: "Я несу десять тысяч экю для губернатора", - была такова, что суровые формальности выполнились мгновенно. Его для виду обыскали, затем доложили о нем лорду Уэнтуорсу, и вот носитель столь уважаемой суммы был беспрепятственно пропущен в Кале.
Посланец Габриэля еще долго блуждал по улицам Кале, прежде чем отыскал дворец губернатора. Итак, потратив больше часа на десятиминутную дорогу, он наконец вошел во дворец и сразу был принят губернатором. В тот день Уэнтуорс пребывал в тяжкой меланхолии. Когда посланец объяснил цель своего прихода и тут же положил на стол тугой мешок с золотом, англичанин спросил:
- Виконт д’Эксмес ничего не велел мне передать, кроме этих денег?
Пьер (таково было имя посланца) поглядел на лорда с тупым изумлением, которое не делало чести его врожденным способностям.
- У меня, сударь, - сказал он, - нет другого дела, как только передать вам выкуп. Хозяин больше ничего мне не приказывал, и я даже не понимаю…
- Ну хорошо, хорошо! - перебил его лорд Уэнтуорс. - Просто виконт д’Эксмес стал там более рассудителен, с чем я его и поздравляю. Воздух французского двора отшиб ему память.
И тихо добавил, будто про себя:
- Забвение - это половина счастья!
- А вы, милорд, со своей стороны не прикажете мне передать что-либо моему хозяину? - спросил посланец, с глуповатым безразличием внимая меланхоличным вздохам англичанина.
- Коли он промолчал, то и мне нечего ему сказать, - сухо ответил лорд Уэнтуорс. - Однако напомните ему, что до первого января я готов к его услугам как дворянин и как губернатор Кале. Он поймет.
- До первого января? - переспросил Пьер. - Так ему и сказать, милорд?
- Да, именно так. Вот вам, любезный, расписка в получении денег, а также возмещение за беспокойство при такой долгой дороге. Берите же, берите!
Пьер вроде бы заколебался, но потом принял кошелек из рук лорда Уэнтуорса.
- Спасибо, милорд, - сказал он. - Не разрешите ли вы мне обратиться к вам с просьбой?
- С какой именно?
- Помимо того долга, который я вручил вашей милости, виконт д’Эксмес еще задолжал одному из здешних жителей… Как его зовут-то?.. Да, Пьеру Пекуа, у которого он был постояльцем.
- И что же?
- А то, милорд, что мне бы надо заявиться к этому Пьеру Пекуа и вернуть ему то, что причитается!
- Не возражаю, - сказал губернатор. - Вам покажут, где он живет. Вы устали с дороги, но, к сожалению, я не могу вам позволить остаться здесь на несколько дней, ибо здешним уставом запрещено пребывание иностранцев, а французов в особенности. Итак, прощайте, любезный, добрый путь.
- Прощайте, милорд, покорнейше вас благодарю.
И, покинув дворец губернатора, посланец опять принялся плутать по городу в поисках улицы Мартруа, где жил, если читатель помнит, оружейник Пьер Пекуа. Наконец, найдя нужный ему дом, он вошел в него и увидел самого хозяина. Оружейник, мрачный как туча, сначала его принял за заказчика и отнесся к нему с полным безразличием. Однако, когда новоприбывший сказал, что он послан виконтом д’Эксмесом, лицо горожанина сразу просветлело.
- От виконта д’Эксмеса! - воскликнул он.
И, повернувшись к подмастерью, который уже навострил уши, бросил ему:
- Кантен, мигом слетай к братцу Жану, скажи, что прибыл человек от виконта д’Эксмеса.
Раздосадованный подмастерье побежал выполнять поручение.
- Говорите же, дружище! - заторопился Пьер Пекуа. - О, мы знали, что господин виконт никогда нас не забудет! Говорите поскорей! Что он вам велел передать?
- Большой привет и сердечную благодарность, затем вот этот кошелек, а также слова: "Помните пятое число".
- И это все? - недоверчиво спросил Пьер Пекуа.
- Все, хозяин.
- Мы здесь живем втроем: я, мой двоюродный брат Жан и сестра Бабетта, - не унимался оружейник. - У вас было поручение ко мне. Пусть так. Но неужели у вас нет ничего ни для Бабетты, ни для Жана?
В эту минуту вошел Жан Пекуа.
- Я имел дело только к вам, мэтр Пьер Пекуа, и, кроме этого, сказать мне нечего.
- Вот как? Видишь, брат, - заявил Пьер, обращаясь к Жану, - видишь, господин виконт д’Эксмес нас благодарит, изволит нам полностью вернуть деньги и велит нам передать: "Помните!" Вот и все…
- Погоди, Пьер! - перебил его Жан Пекуа, будто о чем-то догадываясь. - Скажите, дружище, если вы действительно состоите при виконте д’Эксмесе, вы должны знать среди его челяди некоего Мартина Герра?
- Мартина Герра?.. Ах да, конечно. Мартина Герра… ведь он его оруженосец.
- Он все время при виконте?
- Все время.
- И он знал, что вы направляетесь в Кале?
- Конечно, знал… Когда я покидал особняк виконта, он меня, помнится, провожал…
- И он никому и ничего не велел передать?
- Да нет же, говорю вам.
- А может быть, Мартин велел что-нибудь сказать по секрету? Если так, то всякая осторожность теперь излишня. Мы уже знаем все… Вы можете говорить в нашем присутствии. Больше того, мы можем удалиться, а особа, которую Мартин Герр безусловно имел в виду, здесь налицо и сама с вами поговорит.
- Клянусь честью, - тянул свое посланец, - я ни слова не понимаю из всего, что вы говорите.
- Довольно, Жан! - с негодованием вскричал Пьер Пекуа. - Не понимаю, Жан, какая радость бередить рану, которую нам нанесли!..
Жан молча поник головой.
- Угодно ли вам пересчитать деньги? - спросил озадаченный посланец.
- Не стоит труда, - угрюмо отозвался Жан. - Возьми, вот это тебе, а я пойду распоряжусь, чтоб тебя накормили.
- Спасибо за деньги, - покраснел посланец. - Ну, а есть мне совсем не хочется, я ведь уже перекусил в Ньелле. Я должен немедленно уезжать. Ваш губернатор запретил мне задерживаться в городе.
- Мы тебя не задерживаем, дружище, - промолвил Жан Пекуа. - Прощай и передай только Мартину… Или, впрочем, ничего не передавай. Скажи лишь господину виконту, что мы его благодарим и помним все насчет пятого.
- Послушай, - добавил Пьер Пекуа, выходя из глубокого раздумья. - Скажи своему господину, что мы согласны терпеливо ждать его целый месяц. Но если год кончится, а мы от него никаких вестей не получим, - значит, у сердца его нет памяти… Потому что настоящий дворянин должен помнить не только про одолженные деньги, но и про сокровенные тайны, которые ему доверены. На том и прощай, дружище.
- Господь вас храни, - сказал посланец виконта д’Эксмеса. - Все ваши вопросы и все пожелания я точно передам своему господину.
Жан Пекуа проводил его до ворот, Пьер остался дома.
Бестолковый гонец, потолкавшись по переулкам и исходив вдоль и поперек этот путаный город Кале, очутился наконец у главных ворот и предъявил свой пропуск. Его снова обыскали и только тогда выпустили в чистое поле.
Он тотчас же двинулся в путь и, лишь отойдя на целое лье от города, остановился.
Теперь можно было и отдохнуть. Он присел на придорожный бугорок и задумался. Довольная улыбка скользнула по его губам.
"Не знаю, чем объяснить, - сказал он про себя, - но в этом городе все какие-то удивительно мрачные и печальные. Уэнтуорс что-то не поделил с д’Эксмесом, а братья Пекуа имеют какие-то счеты с Мартином Герром. Э! Мне-то что до их счетов? Лично я получил все, что хотел. Правда, у меня нет ни клочка бумаги, но зато я помню до тонкостей все расположение города".
И перед его мысленным взором тут же предстали все улицы, валы и сторожевые посты, которые он вроде бы невзначай повидал.
"Очень хорошо! Все четко и ясно, - подумал он. - Герцог де Гиз будет доволен. А через шесть недель, если Бог и обстоятельства будут за нас, мы будем хозяевами в Кале".
Чтобы наши читатели не утруждали себя загадками, откроем им: звали этого человека маршал Пьетро Строцци, он был одним из знаменитейших и талантливейших военных инженеров своего времени.
Немного отдохнув, Пьетро Строцци снова зашагал по дороге, чтобы поскорее добраться до Парижа. Все его мысли вертелись вокруг Кале и лишь мимоходом затрагивали тех, кто там жил.
XIII
31 ДЕКАБРЯ 1557 ГОДА
Нетрудно догадаться, почему Пьетро Строцци нашел лорда Уэнтуорса в таком грустном и подавленном настроении. Нетрудно также понять, почему губернатор Кале отозвался о виконте д’Эксмесе столь высокомерно и презрительно.
Дело в том, что ненависть герцогини де Кастро к своему тюремщику все возрастала и возрастала.
Когда он изъявлял желание нанести ей визит, она находила любые предлоги, лишь бы избежать его посещения. Ну, а если уж ей приходилось иногда терпеть его присутствие, то по ее холодному и чрезмерно учтивому виду сразу было видно, как тяготит ее эта беседа.
Что же касается самого губернатора, то каждый визит повергал его в жесточайшее уныние. Но тем не менее он не в силах был отказаться от этой пагубной страсти. Ни на что не надеясь, он все же не отчаивался. Он хотел быть в глазах Дианы блестящим джентльменом и поистине угнетал пленницу своей предупредительностью. Он окружал ее идеальным вниманием, приставил к ней французского пажа и даже пригласил одного из итальянских музыкантов, на которых был немалый спрос во времена Возрождения. Однажды он дал в ее честь бал, на который пригласили всю английскую знать Кале. Приглашения были направлены даже по ту сторону пролива. И однако, г-жа де Кастро не пожелала на нем присутствовать.
Лорд Уэнтуорс, видя такое безразличие и пренебрежение, не раз твердил себе, что лучше было бы для своего же покоя принять королевский выкуп, который предлагал ему Генрих II, и вернуть Диане свободу. Но поступить так - значит, вернуть ей любовь Габриэля д’Эксмеса, а на такую тяжелую жертву у англичанина не хватало ни размаха душевного, ни мужества.
Так в нерешительности и беспокойстве проходили дни, недели, месяцы.
31 декабря 1557 года лорд Уэнтуорс велел доложить о себе герцогине де Кастро. Она приняла его, сидя пред высоким камином…
Шел надоевший ей разговор об одном и том же - о том, что их связывало и то же время разъединяло.
- Нет, сударыня, в вашем упрямстве есть что-то неестественное, - говорил лорд Уэнтуорс, покачав головой. - Вы не смогли бы окончательно меня оттолкнуть, если бы не хранили какую-то безумную надежду. Неужели вы рассчитываете на то, что несбыточно? Посудите сами - откуда к вам может прийти помощь?
- От Бога, от короля… - отвечала Диана. Она запнулась на полуслове, но лорд сразу же понял, что кроется за этим умолчанием.
"А больше всего - от виконта д’Эксмеса!" - подумал он, но, не желая об этом упоминать, ограничился горестным замечанием:
- Конечно, надейтесь на короля, надейтесь на Бога!.. Если Бог действительно желал бы вам помочь, он мог бы это сделать в первый же день вашего приезда сюда, а, между прочим, вот уже год на исходе - и никакого благоволения с его стороны.
- Я надеюсь на год, который начнется с завтрашнего дня, сударь.
- Что же до короля Франции, отца вашего, - продолжал лорд Уэнтуорс, - то у него, слава Богу, забот хватает. Ведь беды его дочери ничтожны по сравнению с бедами Франции.
- Так говорить можете только вы! - сказала Диана с сомнением.
- Лорд Уэнтуорс никогда не лжет, сударыня. Знаете ли вы, в каком положении находится ваш венценосный батюшка?
- Что я могу знать в этой темнице? - воскликнула Диана, не в силах скрыть свое волнение.
- Тогда соблаговолите об этом спросить у меня, - обрадовался лорд Уэнтуорс, поняв, что завладел ее вниманием. - Итак, знайте, что возвращение герцога де Гиза в Париж ни в какой мере не улучшило положения Франции. Было собрано несколько отрядов, было восстановлено несколько крепостей - и только! В данное время французы колеблются, не зная, что предпринять. Бросятся ли они на Люксембург или направятся в Пикардию, неизвестно. Может быть, они захотят отобрать Сен-Кантен или Гаме?..
- А может быть, и Кале? - перебила его Диана и вскинула глаза на губернатора, чтобы увидеть, какое впечатление произведет на него сказанное ненароком слово.
Но лорд Уэнтуорс, не поведя и бровью, отвечал с великолепнейшей улыбкой:
- О сударыня, позвольте мне оставить ваш вопрос без ответа. Тот, кто имеет хоть малейшее понятие о военном деле, ни на минуту не допустит нелепой мысли, что герцог де Гиз, опытный полководец, решится на столь глупую затею. Ведь тем самым он выставил бы себя на посмешище перед всей Европой…
В эту минуту за дверью послышался шум, и в комнату стремительно вошел стрелок. Лорд Уэнтуорс вскочил и гневно воззрился на него:
- В чем дело? Кто посмел меня беспокоить?
- Простите, милорд, но я от лорда Дерби! - доложил стрелок. - Лорд Дерби велел мне немедленно оповестить вас о том, что вчера в десяти верстах от Кале был обнаружен двухтысячный отряд французских стрелков.
- А! - воскликнула Диана, не скрывая своей радости.
Но лорд Уэнтуорс бесстрастно вновь обратился к стрелку:
- И это, по-твоему, достаточное основание, чтобы нагло врываться ко мне?
- Простите, милорд, - пролепетал бедняга, - но лорд Дерби…
- Лорд Дерби близорук, - перебил его губернатор. - Он способен принять дорожные кочки за горы. Так и скажи ему от моего имени.
- Слушаю, милорд, - сказал стрелок, - но лорд Дерби предполагал на ночь удвоить число караулов…
- Пусть остаются как есть! И не сметь ко мне приставать с вашей дурацкой паникой!
Стрелок поклонился и вышел.