- Совет да любовь! - проворчал он, взглянув на умиленную парочку. - Я так и думал! Эх, и мокрая же ты курица, Мартин!
- Да чего там, чего там!.. - как бы смущенно, бормотал Арно, растягивая губы в восторженной улыбке.
- Ладно, это твое дело! - усмехнулся тюремщик. - А мое дело - инструкция. Время истекло, и тебе, красавица, пора уходить.
- Как! Надо уже расстаться?
- Ничего. Завтра наглядитесь друг на друга досыта.
- Значит, завтра я буду свободен! - обрадовался Арно. - И тогда мы заживем с тобой на славу!
- Завтра и будут нежности, - свирепо оборвал его тюремщик, - а сейчас, Бертранда, убирайся прочь!
Она последний раз поцеловала Арно, помахала ему на прощание рукой и вышла. Тюремщик двинулся за ней. Арно окликнул его:
- Нельзя ли мне свечу… или лампу?
- Почему нельзя? Можно… - ответил тюремщик. - Ведь вас держат не так строго, как Арно дю Тиля. И потом, ваш хозяин, граф де Монтгомери, такой вельможа!.. Чтоб ему угодить, и вам угождают! Сейчас пришлю вам свечу.
И действительно, через пять минут в камере у Арно уже горела свеча. Оставшись один, Арно дю Тиль проворно сбросил холщевую одежду и надел тот самый коричневый камзол и желтые вязаные штаны, которые обнаружил в сундуке Мартина Герра. Потом он сжег свой старый костюм и смешал пепел с оставшейся в камине золой.
Разделавшись с этим, он потушил свечу и с облегченным вздохом растянулся на соломенном тюфяке.
"Что же получилось? - спросил он самого себя. - Сдается мне, что судьи меня основательно засудили. Но будет даже забавно, если в самом поражении я изыщу возможность стать победителем. Подождем!"
II
ПРЕСТУПНИК ОБВИНЯЕТ САМОГО СЕБЯ
Нетрудно догадаться, что в эту ночь Арно дю Тилю не спалось. Лежа на соломенном тюфяке с широко открытыми глазами, он взвешивал свои шансы, рассчитывал, прикидывал, изыскивал последние возможности, которые могли бы сыграть ему на руку… Составленный им план заключался в том, чтобы последний раз подменить собою Мартина Герра; это было настолько дерзко, что в самой дерзости этой таилась надежда на успех. Если уж сам случай идет ему навстречу, неужели Арно изменит присущая ему наглость? Пусть же события развиваются своим чередом, а он будет только направлять в нужное русло непредвиденные случайности и неожиданности. Только и всего.
Утром он осмотрел свой костюм и нашел его безукоризненным; затем в точности восстановил все манеры и ухватки Мартина Герра: сходство было полнейшим. Да, ничего не скажешь: у этого негодяя был врожденный актерский талант.
Ровно в восемь часов дверь тюрьмы со скрипом растворилась, и вчерашний тюремщик впустил в камеру графа де Монтгомери.
Арно дю Тиль, приняв спокойный и равнодушный вид, тревожно подумал: "Вот она, черт возьми, решительная минута! Последняя ставка!"
Он с жадным нетерпением ждал первого слова, с которым к нему обратился Габриэль.
Габриэль начал так:
- Здравствуй, бедняга Мартин!
Арно дю Тиль облегченно вздохнул. Граф де Монтгомери назвал его Мартином! Значит, карусель снова завертелась. Арно спасен!
- Здравствуйте, мой добрый и бесценный хозяин, - ответил он, вкладывая в эти слова все свое, на сей раз неподдельное чувство - чувство благодарности, и, осмелев, добавил: - Нет ли каких-нибудь новостей, ваше сиятельство?
- По всей вероятности, приговор вынесут нынче утром.
- Наконец-то! Слава тебе, Господи! - воскликнул Арно. - Признаться, мне все это порядком надоело. Значит, сомневаться или опасаться теперь не приходится? Правое дело восторжествует!
- Надеюсь, что так, - медленно произнес Габриэль, внимательно приглядываясь к Арно. - Однако этот мерзавец Арно дю Тиль принимает отчаянные меры.
- Неужто? Что же он опять натворил?
- Видишь ли, изменник пытается заварить прежнюю кашу.
Арно всплеснул руками:
- Надо же! Но каким же образом, Боже правый?
- Он осмеливается утверждать, что вчера стражники перепутали камеры и отвели Арно в твою, а тебя - в его.
- Быть этого не может! - удивленно и негодующе вскинулся Арно. - Чем же он может это доказать?
- А вот чем: после вчерашнего допроса вас обоих не отправили обратно в городскую тюрьму, а оставили в помещении суда, ибо по ходу разбирательства вы могли понадобиться судьям. Вот тут-то, он говорит, и произошло недоразумение. Будто бы тюремщики перепутали и приняли его за Арно дю Тиля. Вот на этих-то ничтожных утверждениях он и строит новые свои подвохи. И все плачет, чуть не рыдает, зовет меня.
- А вы его видели, ваше сиятельство? - вырвалось у Арно.
- И не собирался! Я боюсь его уловок, он ведь способен обвести вокруг пальца даже и меня. Этот прохвост удивительно находчив и изворотлив!
- Выходит, что вы, ваше сиятельство, его же и защищаете, - с деланным недовольством заметил Арно дю Тиль.
- Ничуть, но нужно признать, что если бы хоть половину такого ума и такой ловкости направить на добрые дела…
Тут Арно с негодованием перебил Габриэля:
- Да ведь он же подлец!
- До чего же ты зол на него! - заметил Габриэль. - Между тем, направляясь сюда, я подумал, что, если бы ты захотел, можно было бы возбудить ходатайство о его помиловании…
- Помиловании?.. - нерешительно переспросил Арно.
- Конечно, тут есть над чем поразмыслить. Вот ты и подумай, Мартин, а потом скажи.
Арно дю Тиль подпер рукой подбородок, поскреб задумчиво по щеке, помолчал и наконец вымолвил:
- Нет, никакого помилования! Так будет лучше!
- О Мартин, я и не думал, что ты так жесток! - упрекнул его Габриэль. - Это совсем не похоже на тебя. Ведь только вчера ты жалел и был готов на все, чтоб спасти его!..
- Вчера! Вчера! - возмутился Арно дю Тиль. - Вчера не было еще и последней омерзительной проделки…
- Пожалуй, ты прав, - согласился Габриэль. - Значит, ты считаешь, что злодею надлежит умереть?
- Господи Боже, - протянул Арно дю Тиль с видом мученика, - вы прекрасно знаете, ваше сиятельство, насколько чуждо мне насилие, месть и всякое кровопролитие! Я скрепя сердце иду на эту меру только потому, что она просто необходима. Посудите сами: пока этот человек жив, для меня спокойной жизни не будет. Вот сейчас, последней своей проделкой, он доказал, что он неисправим, и тем самым рассеял последние сомнения! Пусть Арно дю Тиль умрет.
- Если так, пусть умрет, - поддакнул Габриэль. - То есть он умрет, если будет осужден… Ведь приговор еще не вынесен.
- Как! Разве дело еще не кончено? - спохватился Арно.
- Почти кончено, но кое-какие неясности еще остались. Этот чертов Арно успел вчера произнести перед судом очень толковую и убедительную речь.
"Ну свалял же я дурака!" - пронеслось в голове Арно.
Габриэль продолжал:
- Вот сейчас ты толково и уверенно доказал мне, что Арно должен умереть, а вчера перед судьями ты не мог связать и двух слов, не привел ни одного доказательства в пользу правого дела. Тебе дали полную возможность защищаться, а ты так ничего и не сумел опровергнуть…
- Ваше сиятельство, при вас я чувствую себя свободно, а судейское сборище меня угнетает. И потом, должен признаться, мне казалось, что суд лучше моего разберется во всем этом деле. Но, видать, с законниками нужно вести себя по-другому. Им нужно краснобайство, теперь мне ясно. Вот бы начать сначала!
- Да ну! И что бы тогда сделал?
- Тогда бы уж я разговорился!.. И обратите внимание: опровергнуть все доводы и ухищрения этого Арно дю Тиля - сущие пустяки!
- Неужто пустяки?
- Прошу прощения, ваше сиятельство, но его слабинку я вижу не хуже, чем он сам, и если бы я не стеснялся, то сумел бы рассказать судьям…
- Что бы ты им рассказал? Расскажи и мне!
- Что бы я им рассказал? - переспросил Арно. - Да ничего не может быть проще… Вот послушайте!
И Арно дю Тиль начисто опроверг свою же собственную, сказанную накануне речь. Он распутал весь этот клубок недоразумений, состряпанный им же самим. Он развернул перед Габриэлем две судьбы - честнейшего человека и проходимца, которые, так же как масло и воду, невозможно смешать. Словом, своей собственной рукой он разрушил до основания здание лжи, которое возвел только вчера с таким искусством.
Живи Арно дю Тиль в наше время, он был бы превосходнейшим адвокатом. Но - увы! - на беду свою, он родился на триста лет раньше.
- Думаю, что больше говорить не о чем, - так он закончил свою речь. - Досадно только, что не слыхали меня судьи.
- Почему же? - возразил Габриэль. - Они тебя слышали.
- Как так?
- Взгляни сам.
Дверь камеры распахнулась, и перед ошеломленным и оробевшим Арно предстали на пороге председатель суда и двое его судей.
- Что это значит? - обратился Арно к Габриэлю.
- Это значит, что я, опасаясь, как бы мой бедный Мартин Герр от робости опять не запутался, дал возможность судьям без его ведома послушать его заключительную и крайне убедительную речь.
- Вот и прекрасно! - со вздохом облегчения проговорил Арно дю Тиль. - Премного вам благодарен, ваше сиятельство.
Потом, обращаясь к судьям, жалостливо спросил:
- Могу ли я надеяться, что моя речь доказала вам мою правоту?
- Бесспорно, - ответил председатель суда. - Высказанные вами доводы нас вполне убедили.
- Ага! - ликовал Арно дю Тиль.
- Но, - продолжал председатель, - у нас есть доказательства и того, что вчера при размещении узников произошло недоразумение, а именно: Мартин Герр был водворен в вашу камеру, а вы, Арно дю Тиль, в настоящее время находитесь в его помещении.
- Что такое? - пролепетал пораженный Арно. - Ваше сиятельство, а вы что скажете на это? - обратился он к Габриэлю.
- Я скажу следующее, - сурово произнес Габриэль. - Я хотел получить лично от вас полное доказательство невиновности Мартина и вашей вины. Вы меня заставили, презренный, играть роль, которая мне была омерзительна. Но видя вашу наглость, я понял, что в борьбе с такими, как вы, допустимы все виды оружия и что лжеца можно одолеть только ложью. В конце концов, вы сами облегчили мне задачу: ваша подлость сама вовлекла вас в западню!
- В западню? - отозвался Арно. - Значит, тут была западня! Но так и знайте, ваше сиятельство, вы отрекаетесь от вашего Мартина! Как бы вам не ошибиться!
- Не настаивайте, Арно дю Тиль! - вмешался председатель суда. - Ошибка была заранее обусловлена и совершена с ведома суда. Вы изобличены полностью.
- Но если вы говорите, что ошибка была обусловлена, - не унимался наглец, - кто может поручиться, что не было ошибки в исполнении вашего приказа?
- Свидетели - солдаты и тюремщики!
- Они ошибаются! - завопил Арно дю Тиль. - Я действительно Мартин Герр, оруженосец графа де Монтгомери! Я не дам себя так легко осудить! Сведите меня с моим двойником, поставьте нас рядом, тогда и выбирайте, кто Арно дю Тиль, а кто Мартин Герр, кто виновен, а кто неповинен! Вы хотите лишь усугубить всю эту путаницу! Но вопреки всему я всегда буду утверждать: я Мартин Герр! И никто не может меня опровергнуть, никто не сумеет доказать обратное!
Судьи и Габриэль лишь покачивали головой да грустно улыбались, видя такое бесстыдство.
- Я снова говорю вам, Арно дю Тиль, - заметил председатель, - спутать вас с Мартином Герром невозможно.
- Да почему же? - вопил Арно. - Как распознать? По какой примете?
И тогда Габриэль воскликнул с негодованием:
- Ты сейчас узнаешь, подлец!
Он махнул рукой, и Мартин Герр показался на пороге камеры.
Мартин Герр - без плаща! Маргин Герр - калека! Мартин Герр - на деревянной ноге!
- Вот он, Мартин Герр, мой оруженосец, - заявил Габриэль, смотря в упор на Арно дю Тиля. - Он чудом избежал виселицы в Нуайоне, но не избежал в Кале справедливой мести, которая предназначалась тебе, и был сброшен в пропасть. Но пути Господни неисповедимы, и вот теперь само Провидение дает нам возможность отличить бесстыдного злодея от искалеченной жертвы.
Арно дю Тиль, бледный, подавленный, уничтоженный, не смел ни отпираться, ни защищаться.
- Пропал! Я пропал! - пробормотал он и рухнул на пол без сознания.
III
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СПРАВЕДЛИВОСТЬ!
Итак, песенка Арно дю Тиля была спета. Судебное разбирательство тут же возобновилось, и через четверть часа обвиняемый был вызван в зал суда для оглашения приговора, который мы воспроизводим дословно по документам того времени:
"На основании допроса Арно дю Тиля, он же Сансетта, именующего себя Мартином Герром, заключенного в тюрьме города Риэ,
на основании показаний свидетелей, как-то: Мартина Герра, Бертранды де Ролль, Карбона Барро и, в частности, г-на графа де Монтгомери,
на основании показаний самого подсудимого, который поначалу всячески отрицал свою вину, но впоследствии признался в содеянных им преступлениях, явствует,
что указанный Арно дю Тиль окончательно изобличен в обмане, лжи, самозванстве, прелюбодеянии, грабеже, святотатстве и краже.
Суд осуждает указанного Арно дю Тиля и приговаривает его:
во-первых, публично покаяться перед Артигским храмом, для чего ему надлежит остаться в одной сорочке, разуться, обнажить голову, надеть на шею веревку и, держа в руках зажженную свечу, стать на колени;
во-вторых, просить прощения у Бога, короля и правосудия, а также у супругов Мартина Герра и Бертранды де Ролль.
По совершении сего указанный Арно дю Тиль передается в руки палачу, который с той же веревкой на шее проведет его по всем улицам и общественным местам селения Артиг и приведет его к дому, где проживает указанный Мартин Герр.
Затем он будет вздернут и удавлен на виселице, а тело его - предано сожжению.
Постановлено в Риэ, в двенадцатый день июля месяца года 1558".
Иного приговора Арно дю Тиль и не ждал. Он выслушал его с угрюмым и безразличным видом, сознался во всем, признал приговор справедливым и даже проявил некоторое раскаяние.
- Я прошу, - сказал он, - у Господа милосердия, у людей - прощения и надеюсь претерпеть наказание как истинный христианин.
Мартин Герр, присутствовавший при этом, лишний раз доказал судьям свою подлинность: он разразился потоком искреннейших слез, а затем, поборов застенчивость, обратился к председателю: нельзя ли, мол, как-нибудь помиловать Арно дю Тиля, поскольку он, Мартин Герр, готов простить ему все ошибки прошлого.
Но ему возразили, что право помилования принадлежит одному королю, но, даже если б суд к нему и обратился, король ни за что бы не согласился, потому что преступления Арно дю Тиля слишком гнусны и омерзительны.
А через неделю перед красивым домиком, уже возвращенным законному владельцу, Арно дю Тиль, согласно приговору, принял наказание за все совершенные им злодеяния.
В этот день вся округа собралась в Артиге, дабы присутствовать при казни.
Преступник, надо сказать, проявил в последние минуты известное мужество и весьма достойно завершил свою недостойную жизнь.
Когда палач, по обычаю, трижды оповестил: "Правосудие свершилось!" - притихшая, устрашенная толпа стала расходиться, а в это время в доме, некогда принадлежавшем повешенному, некая чета проливала горькие слезы и творила жаркие молитвы - то были Мартин Герр и Бертранда.
Но вскоре живительный воздух родного края, душевная теплота родных и близких и в особенности нежная забота Бертранды начисто разгладили морщины на лбу Мартина, и на губах его заиграла веселая улыбка.
Однажды теплым вечером, после радостного и спокойного дня, он отдыхал в виноградной беседке и не заметил всадника, который неторопливо подъехал к дому, спешился и направился к бывшему оруженосцу.
С минуту он взирал с улыбкой на блаженствовавшего Мартина, потом подошел ближе и молча похлопал его по плечу.
Тот живо обернулся и тут же вскочил, прикоснувшись к своей шапке:
- Вот оно что! Это вы, ваше сиятельство! Простите, но я даже не заметил вас.
- Не извиняйся, Мартин, - улыбнулся Габриэль (это был он), - я заглянул к тебе вовсе не для того, чтобы нарушить твой покой, а чтобы в нем удостовериться.
- Тогда, ваше сиятельство, взгляните на меня - и тут же все поймете.
- Что я и сделал, - грустно рассмеялся Габриэль. - Так, значит, ты счастлив?
- О, ваше сиятельство, ну чисто птица в воздухе или рыба в воде!
- Вот и хорошо, что ты обрел наконец долгожданный покой и достаток.
- Что верно, то верно… потому-то я так и доволен. После долгих скитаний, бесконечных войн и всяческих лишений я, пожалуй, имею право пожить денек-другой в свое удовольствие. Что же касается достатка, то, вернувшись домой, я вдруг заделался чуть ли не богачом. Но деньги-то это не мои, и мне противно к ним прикасаться. Их принес в дом Арно дю Тиль, и я хочу возвратить их по принадлежности. Большую часть - иначе говоря, стоимость вашего выкупа - я верну вам, ваше сиятельство. Остальные деньги, украл ли их Арно или приобрел - не все ли равно? - могут только запачкать руки. Поэтому после оплаты судебных издержек они целиком пойдут в пользу бедняков нашего края.
- Но тогда тебе почти ничего не останется…
- Нет уж, извините, - запротестовал Мартин, - когда служишь столько времени такому щедрому хозяину, как ваше сиятельство, непременно кое-что накопишь. Я привез с собой из Парижа довольно тугой кошелек. Да и Бертранда не из бедных. Одним словом, мы на бобах не останемся…
- Но надеюсь, Мартин, ты не откажешься получить от меня то, чего не взял бы от Арно. Я прошу тебя, верный мой слуга, оставь себе в награду десять тысяч экю.
- Как, ваше сиятельство? - вскричал пораженный Мартин. - Такой щедрый подарок!
- Полно, - возразил Габриэль. - Ведь не думаешь же ты, что я хочу оплатить твою верность! Нет, я и без того твой должник на всю жизнь. А теперь хватит об этом… Лучше скажи мне, как относятся к тебе прежние друзья. Я ведь заглянул нарочно, чтобы убедиться в твоем полном благополучии. Так как же твои друзья?
- Что ж, ваше сиятельство, многие из них умерли, но кто уцелел, любят меня не меньше, чем в прежние времена. Кое-кто из них даже поссорился с тем самым Мартином из-за его вечной грубости. Посмотрели бы вы теперь, как они довольны!
- Верю тебе, Мартин, верю, - кивнул головой Габриэль. - Но почему ты ничего не говоришь мне о своей жене?
Мартин с некоторым замешательством почесал за ухом:
- Хм!.. Моя жена…
- Ну да, твоя жена… - с беспокойством отозвался Габриэль. - Неужели Бертранда по-прежнему тебя угнетает? Неужели у нее не смягчился характер?
- Да нет же, ваше сиятельство, - возразил Мартин, - нет, она меня просто на руках носит. Ни тебе капризов, ни придирок! Ей-Богу! От такой благодати я просто не могу прийти в себя. Не успею я позвать, а она уже бежит… Удивительно!
- Ну и в добрый час! А то ты меня чуть не напугал.
- Если уж говорить начистоту, - смутился Мартин, - так меня все-таки берет какое-то сомнение… Можно с вами, ваше сиятельство, говорить совершенно откровенно?
- Разумеется.
Мартин Герр осторожно огляделся и, убедившись, что вокруг ни единой души, тихо заговорил: