– Как раз на вершине горы. Скоро они увидят нас.
– Остановить передних! – приказал Сафар-бей, обдумывая обстановку. – Нужно захватить дозорных!
И тут все вздрогнули от внезапного пронзительного крика. Это Славчо приподнялся на своих носилках и, вытянув шею, завопил надсаживаясь:
– Эге-ей! Гайдуки! Изме-ена!
Удар ятагана оборвал тот крик вместе с жизнью юноши. Славчо вздрогнул и умолк. Петр безумным взглядом уставился в окровавленное недвижимое тело брата. Рванулся к нему, но сильная рука Абдагула остановила на полпути, схватила за горло. Великан занес над ним ятаган, но Сафар-бей опередил его, схватив за руку:
– Погоди, Абдагул! Он еще пригодится нам. Держи его покрепче, веди за нами! Вперед!
Через несколько минут янычары взобрались на вершину Черной горы.
А тут уже начался бой. Дозорных было четверо. Трое из них, став плечом к плечу, сдерживали натиск Карамлыка и его пятерых товарищей. Четвертый раздувал трут, чтобы поджечь смолу в бочке, стоящей на каменной глыбе.
С тремя быстро покончили. Их окружили и изрубили саблями. Четвертый же, увидев, что поджечь смолу не успеет, бросил трут, прыгнул в сторону и скрылся из виду. Когда янычары подбежали к обрыву, перед ними открылась вся Чернаводская долина – узкая, мрачная, с отвесными стенами скал. Внизу, на нешироком уступе, среди девственного леса, виднелись постройки гайдуцкого стана, обнесенные высоким прочным палисадом. Вниз вела одна дорога: длинный, составленный из нескольких тонких, ровно обтесанных и отполированных до блеска еловых стволов, шест. Рядом покачивалась от ветра крепкая веревочная лестница с деревянными перекладинами, – только по ней можно было подняться сюда снизу.
Заметив гайдука, стремительно скользящего по шесту, Сафар-бей выхватил пистолет и выстрелил. Гайдук разжал руки и камнем полетел в пропасть.
– Путь свободен! – указал бюлюк-паша в ущелье. – Вперед!
Но не успел никто из янычар ступить и шагу, как Петр, вырвавшись из рук Абдагула, метнулся к шесту, обхватил его руками и ногами, и ухнул по нему вниз.
– Проклятье! Стреляйте! Стреляйте все! – заорал Сафар-бей.
Онбаша Хапич выстрелил, но промахнулся и ринулся по жерди следом за беглецом. За Хапичем помчались Абдагул, Сафар-бей… а затем друг за другом начали спускаться остальные янычары.
Петр знал, что в стане спокойны за черногорские стены, так как дозорные в случае малейшей опасности подадут дымовой сигнал. Смерть брата так потрясла его, что он вдруг понял всю мерзость совершенного им поступка и во что бы то ни стало решил предупредить товарищей о грозящей опасности.
На сторожевой башне не видно никого. Вероятно, бой в ущелье отвлек внимание дозорных от этой части стана. Какая беспечность! Ну хотя бы один гайдук остался здесь на своем посту!
Петр бежал к палисаду, проклиная в мыслях беззаботных дозорщиков, будто не он сам привел сюда янычар. "Если у воинов Сафар-бея имеются штурмовые веревочные лестницы, то через несколько минут они проникнут внутрь крепости! Что же тогда… Все погибнут…"
– Братья! – кричал Петр, задыхаясь от быстрого бега. – Другари!.. Сюда!.. Спасай черногорскую сте-ену-у!
Позади настигал его топот. Петр оглянулся и увидел перекошенное от злобы лицо Абдагула, взметнувшуюся вверх его руку и… яркий блеск ятагана на солнце…
– Собака! – выдохнул Абдугал, рассекая юноше шею. Вырвал ятаган и еще дважды пронзил уже мертвое тело.
Подбежал Сафар-бей. Сверху один за другим, спускались янычары. У каждого за плечами, в мешке крепкая веревочная лестница с большим железным крюком-лапой.
– На штурм! На штурм! – закричал бюлюк-паша.
Со свистом взметнулись вверх крюки. Одни упали назад, но некоторые зацепились за стену. По лестницам ловко полезли вверх первые смельчаки; захлопали на ветру широкие красные шаровары.
За первой волной нападающих полез и Сафар-бей.
Стену взяли без малейшего сопротивления. Только после того, как с полсотни янычаров проникли во двор, ударил в набат колокол. Испуганно закричали гайдуки, не понимая, откуда пришла беда.
Воеводы Младена в стане не было. Как только донесся шум боя со сливенской дороги, он оставил здесь полтора десятка гайдуков, а с остальными помчался на помощь своим. За старшего в стане оставил Ганчо, отважного, сильного, но не очень рассудительного гайдука. В другой обстановке воевода не доверил бы ему оборону крепости, но теперь, когда на Черной горе находились надежные дозорные, а на сливенской дороге разгорался жаркий бой, на Ганчо, думал Младен, вполне можно положиться.
Но Ганчо подвел. После отъезда воеводы большинство гайдуков взобралось на западную стену, откуда хорошо был виден бой в долине. Сюда же пришла и Анка. Ганчо с пятью гайдуками стоял на юго-западной стене, как раз напротив Черной горы. Но когда с дороги донеслись громкие крики и выстрелы, он не выдержал и перешел на западную стену. И его товарищи, не очень-то подчиняясь Ганчо как старшему, один за другим тоже перешли туда.
Появление янычар в тылу ошеломило всех. Послышались тревожные крики: "Нас окружили! Мы пропали!.."
Ганчо сразу понял, какую допустил ошибку. Но исправить ее можно было разве что ценою собственной жизни. Во всяком случае, сдать стан и предстать живым перед воеводой он и не мыслил. Надо спасать то, что еще возможно!
– Драгомир, – обратился он к старому пушкарю, – дай сигнал воеводе, что мы в опасности. А вы, Стоян и Павелчо, спасайте Анку. Выведите ее в безопасное место. Остальные – все за мной! Выбьем янычар или умрем, другари!
Он первым бросился навстречу врагам, которые уже спускались во двор. Послышался гром выстрела из единорога: это Драгомир известил воеводу об угрозе стану.
Видя, что отбросить янычар не удастся, Ганчо решил остановить их между домами, разделявшими двор пополам.
– Ставьте здесь бочки! Тащите сюда все – перегородим проход! – кричал он, нанося саблей удар янычару, опередившему других. – Продержимся, пока подойдет воевода!
Вскоре проход был перегорожен. Кроме больших бочек из-под воды, сюда полетели столы, скамьи, сосновые бревна, заготовленные на дрова… Ганчо взобрался наверх и, воодушевляя товарищей, ловко орудовал железным боздуганом.
Разгорелся бой. Гайдуки отчаянно отбивали натиск. Упали первые янычары. Нападающие замешкались… Никому не хотелось лезть вперед, где свистел, наводя ужас, боздуган Ганчо. Сафар-бей выстрелил из пистолета, но Ганчо, как заколдованный, остался невредим. Только улыбнулся зловеще и стукнул боздуганом изо всех сил одного из янычаров по голове.
– Бейте поганых! – гремел его громкий голос. – За Болгарию! За Болгарию!..
Сзади к нему приблизился Павелчо, дернул гайдука за штанину:
– Ганчо, Анка отказалась уходить. Что делать?
Ганчо оглянулся и замер. Через двор к бойцам направлялась жена воеводы – в черном платье, стройная и суровая, с саблей в руке. За нею, в чем-то убеждая, торопился Стоян, молодой русый гайдук. Видно, уговаривал, умолял ее возвратиться, но она словно не слышала его.
Ганчо спрыгнул на землю.
– Анка! Мать наша! Остановись! – Он раскинул перед ней руки. – Дальше не пущу! Там смерть! Что скажет воевода…
– Мы не должны сдать стан, Ганчо! Я останусь здесь. Янычары прорвутся в тыл Младену только через мой труп!
Как ни был недалек Ганчо, он сообразил, что никакие уговоры теперь не помогут. Анка не отступится от своего. Что ж, пусть остается. Он шепнул Стояну, чтобы тот ни на шаг не отходил от нее. А вслух произнес, как клятву:
– Майка, мы не отступим ни на шаг. Верь нам! Но очень прошу, заклинаю: не подходи к нам! Укройся в доме или в воротах. Ну же!..
– Ты добр, Ганчо. Но лишних слов не нужно… Смотри, янычары рвутся вперед! Твое место там!
Ганчо обернулся – бой стал яростней. Кое-где янычары уже взобрались на завал. Блестели горячие сабли. Падали убитые, кричали раненые. Гайдуки еле сдерживали свирепый натиск врага.
Послышался голос Сафар-бея:
– Вперед, правоверные! Рубите гяуров! Не жалейте никого! Возьмите живой только вон ту волчицу-воеводиху.
Ганчо, как разъяренный барс, метнулся в самую гущу боя. Боздуганом, как молотом, раскроил голову какому-то толстому янычару, столкнул с воза другого и увидел богато одетого агу. Сафар-бей! Вот до кого ему нужно добраться!
Но между ним и Сафар-беем два ряда янычар! Разве прорвешься! Остается одно – распрощаться с боздуганом, который верой и правдой служил ему много лет… Ганчо сорвал с запястья ременную петлю, раскрутил боздуган над головой и бросил… Тут бы и расстался Сафар-бей с жизнью, не пробеги между ним и Ганчо янычар. Бедолага сам налетел на тяжелую железную булаву с острыми шипами и рухнул наземь.
Перепуганный Сафар-бей остановился и с ужасом глянул на залитое кровью лицо несчастного, который корчился в предсмертных муках. Рядом лежал гайдуцкий боздуган.
– Велик Аллах! – прошептал помертвевшими губами ага, представив себя на месте янычара.
К нему подбежал Карамлык. Быстро вытащил из колчана стрелу:
– Сейчас я этого мерзкого гяура, собаку!..
Ганчо вздрогнул всем телом, покачнулся назад. Слишком близко оказался от него Карамлык – лучший стрелок с верным глазом и сильной рукой. Посланная им стрела пронзила грудь гайдука под самым сердцем, словно иголка льняную рубаху. Ганчо обеими руками схватился за тоненькую стрелу с удивлением взглянул на нежное черное оперение, будто спрашивая: "Неужели это ты – смерть моя?" – а вытащить ее из раны уже не имел силы. Глаза остекленели, сильные ноги, что носили гайдука чуть ли не по всей необъятной горной Планине, подкосились, и Ганчо упал вниз… Успел только крикнуть:
– Держитесь, други!
Янычары заорали от радости. Сафар-бей ударил саблей по руке какого-то гайдука и вскочил на заграждение, заваленное телами убитых и раненых.
Гайдуки падали один за другим, но не отступали. Вот их осталось только пятеро. На каждого наседали по двое и по трое врагов. Остальные янычары растаскивали завал, чтобы зайти гайдукам в тыл. С грохотом покатились бочки, сдвинулись бревна.
Сразу же кинулись к Анке янычары.
Жена воеводы подняла саблю и пошла им навстречу.
– Да живея Болгария! – воскликнула громко.
Несмотря на свои сорок пять лет и тяготы гайдутства, она оставалась стройной, подтянутой, красивой. "Наша мать" – так звали ее гайдуки, вкладывая в эти слова всю свою суровую и нежную любовь.
Как знать, помнят ли янычары приказание Сафар-бея взять эту женщину живой? Анка же смело шла им навстречу, гордо подняв голову.
Ее заслонил собою Стоян.
– Другари, ко мне! – закричал он в отчаянии, понимая, что один он недолго сможет продержаться. – На помощь!..
Снова выстрелил единорог. На этот раз Драгомир развернул его жерло во двор, и каменное ядро со свистом врезалось в гущу янычар. Бросив бесполезное теперь орудие, старый пушкарь спрыгнул со стены и, потрясая над головой боздуганом, бросился на помощь другу:
– Держись, Стоян! Иду!
Он подоспел вовремя: над молодым гайдуком засверкали янычарские сабли. Драгомир сбил одного с ног. Другой попятился. Подбодренный помощью, Стоян насел на него и прикончил точным ударом сабли.
Но силы были слишком неравны. Пали последние защитники гайдуцкого стана, которые отстаивали сооруженный наскоро завал. Один лишь Павелчо, залитый кровью, с отсеченной рукой, кое-как еще отбивался.
– Арканьте их! Берите живьем! – приказал Сафар-бей.
Павелчо сбили с ног, схватили. Над Анкой, Стояном и Драгомиром прошуршали тонкие длинные арканы с натертыми салом петлями. Анка успела перерубить один, но другой обвил ее тело, и женщина упала.
Стоян с Драгомиром не давали себя заарканить. Стали спиной к спине и саблями рубили веревки. Видя, что Анке помочь невозможно, они начали постепенно отходить к воротам. Гурьба янычар преследовала их.
Вдруг за стенами послышались крики, топот ног… Подмога! Гайдуки удвоили усилия. Стоян, развернувшись лицом к воротам, сделал быстрый выпад, прорвал кольцо врагов, метнулся под арку и эфесом сабли выбил засов. Под натиском многих тел ворота распахнулись. Во двор влетели десятка два гайдуков во главе с воеводой.
То, что они увидели, потрясло, ошеломило всех. Вокруг – одни янычары. Слышно лишь многоголосое "алла". Первую минуту даже воевода растерялся, побледнел. Отбить стан почти невозможно. Но где же Анка? Что с нею?..
Словно отвечая на его мысли, Стоян крикнул:
– Она там! Жива! Ее схватили! – И тут же покачнулся: стрела впилась ему в плечо. – Ничего, это пройдет… – прошептал. – Спасайте майку Анку!
Эти слова вывели воеводу из оцепенения. Он быстро окинул взором поле боя: враг, удивленный появлением свежих сил гайдуков, перестраивал ряды. Воевода правой рукой выхватил саблю, а левой – пистолет и ринулся вперед. За ним помчались все гайдуки…
Бой закипел с новой силой. Хотя гайдуков было значительно меньше, в тесном дворе они бились почти один на один с врагом. Только на место упавшего янычара тут же становился другой, а место убитого или тяжело раненного гайдука (легко раненные продолжали сражаться) занять уже было некому. Повстанцы удваивали, утраивали усилия, стараясь заменить тех, кто погиб.
Сражаясь с каким-то янычаром, воевода вдруг увидел жену. У входа в дом два аскера заламывали ей руки за спину, а третий связывал их веревкой. Одежда порвана, черные, пышные, с проблесками седины волосы рассыпались по плечам.
– Анка-а!..
Женщина встрепенулась. Отчаянный крик вырвался из ее груди:
– Младен!
Ей зажали рот, потащили за угол дома.
Воевода разрядил пистолет в грудь ближайшего янычара, хотя берег пулю на крайний случай, и, перепрыгнув через труп, ринулся следом. Это было опрометчиво, тем более что за ним сумел проскочить лишь Стоян, едва успевший перевязать рану. Другие же гайдуки остались за строем янычар, сразу сомкнувших разорванный ряд.
Услышав крик Анки, Сафар-бей понял, что это сам воевода. Зловещая улыбка исказила его красивые губы.
– А-а, попался, горный беркут! – воскликнул с ненавистью. – Теперь не вырвешься! – Он спрыгнул с бревна, на котором стоял, управляя боем, резким окриком подозвал к себе десяток янычаров. – Видите того гайдука в черном чепкене? Это воевода Младен!.. Заходите ему в тыл.
Сафар-бей преградил дорогу воеводе и скрестил с ним сабли. Звякнул металл о металл. У воеводы крепко сжаты губы, бледное лицо покрыто потом. Сафар-бей зловеще скалит ровные зубы. Он видит, как янычары с тыла обходят воеводу и его раненого напарника, потому не торопится нападать, а постепенно отступает, заманивая противника в глубину двора.
Воевода понял, что перед ним не простой янычар.
– Молись Аллаху! Сейчас ты встретишься с ним, ага…
– Сафар-бей, если тебе угодно знать мое имя, гайдуцкая собака! – криво усмехаясь и уклоняясь от выпада воеводы, злобно бросил Сафар-бей.
– А-а, Сафар-бей! Палач болгарских мужчин, женщин и детей! Что ж, тем больше у меня оснований отправить тебя к праотцам!
Воевода сразу словно окреп. Его удары приобрели могучую силу и ловкость. Сафар-бей перестал улыбаться, еле сдерживая стремительный натиск противника. Балканский шайтан! Нелегко будет взять его живым. А жаль! Как бы возросла слава Сафар-бея, если бы удалось заковать этого гяура в кандалы и на цепи провести через всю Болгарию до самой столицы!..
Но прикончить воеводу оказалось не так-то просто. После его точных и быстрых ударов у Сафар-бея была разодрана одежда, а из левой руки сочилась кровь. С тыла воеводу защищал Стоян.
Тем временем шум боя начал стихать. Погибли один за другим все гайдуки, прибывшие с воеводой. Янычары вытирали окровавленное оружие, перевязывали раны и… с интересом наблюдали за поединком своего главаря с гайдуцким воеводой.
Сафар-бей закусил губу. Уж этого он никак не ожидал. Вместо того чтобы сразу схватить вожака гяуров, эти трусливые шакалы решили потешиться необычным зрелищем! "Ну погодите же! Только бы Аллах помог мне вырвать победу, я воздам вам сторицей, негодяи!"
Он отступал все дальше к окровавленному и заваленному трупами заслону. Потом внезапно сделал глубокий выпад. Воевода вынужден был податься назад и уперся в спину Стояна. Против молодого гайдука сражался тоже лишь один янычар.
– Стоян, слушай внимательно, – повернув набок голову, тихо проговорил Младен. – Сейчас мы отступим к воротам… Ты у нас лучший бегун. Попробуй добраться до наших… Передай мой приказ: всем выйти из боя и разойтись по горам и лесам. Надо спасать людей!
– Хорошо, – шепнул Стоян и потеснил противника.
С боем, сопровождаемые толпой янычаров, дошли они до арки, и Стоян, ударом снизу выбив саблю у противника, шмыгнул в ворота. Янычары не сразу догадались, что гайдук убегает, потому никто не погнался за ним. Когда же опомнились, было поздно. Несколько лучников выпустили стрелы, но Стоян прыгнул с обрыва в кусты и исчез.
Подбодренный успехом молодого гайдука, воевода решительнее пошел в наступление. Понимал, что обречен на смерть, и желал лишь одного – убить Сафар-бея!
Сафар-бей тоже дрался, как приговоренный. Гордость не позволяла ему просить помощи у своих подчиненных. Незначительная на вид рана сильно кровоточила и причиняла большие страдания. Смертельная бледность свидетельствовала о неимоверном напряжении всех сил.
Бюлюк-паша чувствовал: стоит ему споткнуться – и он погибнет. У него не хватит сил увернуться от сабли проклятого гяура.
Это состояние своего начальника заметил хитрый и вездесущий Карамлык. С криком "Он убьет его!" янычар раскрутил над головой аркан, накинул на шею воеводы и резко потянул на себя.
Воевода упал. Карамлык прыгнул вперед и наступил на саблю воеводы, чтобы он не перерубил аркан.
Ослепленный ненавистью и пережитым страхом, Сафар-бей ринулся вперед с поднятым клинком, чтобы поразить поверженного врага.
Но сквозь шум, стоны раненых и выкрики янычаров до него вдруг донесся от ворот короткий окрик:
– Ненко!