* * *
Куркову снился расстрел.
…Линию фронта он пересек без проблем. "Зелёнка" отведенную ему роль сыграл: признал в нем сокамерника Потом бегство, стрельба с обеих сторон… Пришлось попетлять аки зайцу. Не дай бог, свои зацепили бы, а фрицы - не подобрали б. Так бы и истек кровью.
У фашистов тоже все прошло так, как и предполагали Старков с Рыбаком. Допросы. Днем и ночью. Да, били. Да, не давали спать. Да, угрожали расстрелом. Но когда узнали, что имеют дело с зэком, успокоились.
А потом приказали расстрелять троих. И все трое оказались из его батальона.
В то недоброе утро Куркова вывели из блиндажа, сунули в руки автомат и подвели к маленькому строю. Первым Сергей увидел сержанта Ложкина из бывшей своей разведроты. Фамилию второго солдата он не помнил, но знал в лицо. А замыкающим в строю стоял лейтенант Ступников. Из особого отдела. Тот самый лейтенант, который обеспечил ему "уход" за линию фронта.
"Ну как же вы так, мужики…" - на глаза навернулись слезы. А в спину уже уперся ствол пистолета:
- Стреляйте, Политов. Или становитесь рядом с ними. У вас есть выбор.
Выбирать категорически не хотелось. И тогда Ступников, разглядевший, видимо, в его глазах решимость развернуться и дать очередь по немцам, крикнул:
- Что, сука, забыл уже Москву? Зато она тебя помнит! Помнит тебя Москва, слышишь?! Стреляй, падла, не тяни! - Зрачки двадцатилетнего лейтенанта потемнели от страха ("Как же так? И не жил еще почти, а уже умирать?..), по он продолжал выкрикивать оскорбительные обвинения в адрес Сергея, намекая ему таким образом на необходимость выполнения задания. А заодно и выполняя свое задание. Последнее…
Курков зажмурился и нажал на спуск. Автомат выплюнул заложенную в него порцию свинца и выпал из рук. Падая без чувств к ногам погибших, Сергей успел зачерпнуть горсть земли и всыпать се себе в рот. Чтобы не завыть…
- Встать!
Пронзительный окрик вырвал Куркова из лап кошмарного сна. Прямо в исподнем он вскочил с кровати и вытянулся перед небольшой группой офицеров, возглавляемой капитаном Шталем.
- Капитан, а он что, действительно из России? - вопросил чей-то пьяный голос.
- Я с Украины, - ответил "за капитана" окончательно проснувшийся Курков.
- Молчать! - рявкнул Шталь. - Что бы ты ни сказал, все равно останешься для нас русской вонючей свиньей! - Судя по всему, слова капитана и вид полуодетого солдата изрядно развлекли офицеров: они дружно загоготали. Сам же Шталь явно находился в состоянии более сильного подпития, нежели компания, ибо речь его звучала не в меру замедленно: - Нет, друзья… вы только посмотрите на этот… экземпляр! Сапиенс советикус!.. Существо хоть двуногое и двурукое, но при этом… совершенно безмозглое… Способно выполнять только самые примитивные команды, да и то… на уровне подсознания…
Компания вновь разразилась смехом.
- Капитан, а это правда, что Отто поручил вам за ним наблюдать?
- Совершенно верно. Как оно жрет, спит и испражняется…
- И каковы первые наблюдения?
- Оно всё делает, как свинья…
Очередной шквал гогота прокатился по казарме.
Курков меж тем спокойно смотрел на пьяных офицеров. Двоих из них он уже знал: Эриха Шталя и ефрейтора Бохерта. Шесть пьяных лиц, карикатурно похожих одно на другое, смеялись над глупостями кретина.
- Мне тоже интересно наблюдать за вами, господин капитан. - Голос Куркова перекрыл офицерский хохот. - Особенно в клозете. Когда вы принюхиваетесь к русским испражнениям.
Шталь с кулаками бросился на Куркова. Тот молниеносно ушел в сторону, и пьяное тело капитана рухнуло в межкроватный проход. Тяжелая тишина опустилась на казарму. Никто не понял, что произошло, но все видели: русский стоит, а капитан бесчувственно распластался на полу.
Один из офицеров попытался было достать из кобуры пистолет, но удар в подбородок свалил с ног и его: получай за Ступникова! Правой ногой Курков чуть не сломал челюсть обер-лейтенанту: за сибиряка Ложкина! Вывернув одновременно кисть руки гауптштурмфюреру, он заставил того взвыть и пасть на колени: а тебе - за неизвестного солдатика, могилу которого никто никогда не найдет!
Казарма проснулась, но встревать в потасовку никто из солдат не спешил.
- Еще одно движение - и я сломаю ему руку! - крикнул Курков и с силой стиснул кисть. Гауптштурмфюрер заорал не своим голосом.
Дрожащими руками ефрейтор Бохерт смог наконец вытащить из кобуры пистолет и навести его на русского.
- Прекратить! - голос Скорцени заставил всех повернуть головы в сторону входа.
Штурмбаннфюрер стоял, заложив руки за спину, в дверном проеме и исподлобья наблюдал за развернувшейся в казарме баталией.
Бохерт опустил пистолет. Тяжело дыша, пьяные офицеры мрачно смотрели на командира.
- Курков, отпустите руку Конрата. Не лишайте меня хорошего снайпера. - Скорцени прошел в глубь казармы. - Неплохо отдыхаем, господа. Бохерт, вы ведь, если не ошибаюсь, сменились сегодня с дежурства?
- Так точно, господин штурмбаннфюрер.
- В таком случае у вас есть время собрать личные вещи. Завтра отправляетесь на Восточный фронт.
Руки Бохерта плетьми упали вдоль тела.
- Кто еще хочет составить компанию ефрейтору? - Скорцени обвел стальным взглядом пьяную компанию. - Никто? Тогда запомните: он, - палец штурмбаннфюрера уперся в грудь Куркова, - нужен мне. Лично мне. И если кто-то из вас вновь захочет поквитаться с русскими в его лице, тот первым же эшелоном отправится на передовую. Вопросы есть? Вопросов нет. Разойтись. - Штурмбаннфюрер повернулся к русскому: - Что ж, я рад за себя. Кажется, я в вас не ошибся, рядовой Курков. - С этими словами он развернулся и пошел к выходу.
* * *
Эльза не спала. Штольц пришел домой поздно ночью, часов в двенадцать. Пройдя в спальню, увидел, что жена лежит на кровати с книгой в руке. Маленькая. Хрупкая. Прозрачная.
Штольц положил пакет от Шелленберга на одеяло: - Здесь лекарства. - Он улыбнулся: - Теперь все будет в порядке.
- От Вальтера? - голос Эльзы слабым эхом прошелестел по комнате.
- Да. Он передает тебе привет.
- Напрасно ты взял у него это. - Изможденная женская рука с трудом отодвинула пакет от себя.
- Почему? - Штольц скинул пиджак, присел рядом с женой.
- Вальтер никогда и ничего не делает просто так. Им движет только расчет. За все, за каждое движение. Он что-то от тебя хотел?
- Нет, - попытался солгать Штольц. - Да у меня, кроме тебя, ничего и нет.
- Есть. - Эльза чуть приподнялась на локте, чтобы лучше видеть лицо мужа в вечернем сумраке. - По вечерам ты куда-то уходишь. Я знаю, что не к женщине. Я это чувствую. Однако в последнее время ты явно чем-то озабочен. Плохо спишь. Тебя что-то беспокоит. Лекарства Вальтера связаны с причиной этого?
Штольц несколько минут молча сидел на кровати, не зная, что ответить. Затем прошел в ванную, умылся. Потом вернулся в спальню, прилег рядом с женой, взял ее миниатюрные ручки в свои и мягко сказал:
- Родная моя, тебе нужно уехать. Не возражай, выслушай меня. Скоро в Берлине произойдут некоторые события… Плохие, неприятные события. Тебе нельзя здесь оставаться. Тем более город постоянно бомбят. Я каждый день молю Господа, чтобы ни одна из этих смертельных болванок не упала на наш дом. Самое лучшее место, где можно переждать бомбежки и грядущие события, - это Гетенбург. Дом тети Марты…
Эльза слабо улыбнулась:
- Разве Гетенбург отличается сейчас чем-нибудь от Берлина?
- Отличается, - Штольц придал голосу убедительности. - Там нет ни одного оборонного объекта. К тому же это центр европейской культуры, как и Дрезден. Его бомбить не станут. И англичане, и русские - наши враги, но не варвары.
- Нет, Карл, я не поеду. Останусь с тобой. Если суждено умереть от бомбы, то лучше уж умрем вместе…
- Нет, родная моя, - Штольц нежно провел кончиками пальцев по щеке супруги, - умирать я не собираюсь. И тебе не позволю. Просто мне будет легче выполнить данное Вальтеру обещание, если ты покинешь Берлин. Ведь если события, которые должны в скором времени произойти в столице, пойдут не по тому пути, как я ожидаю, одному мне будет проще выбраться из города. И потому тебе следует уехать раньше. И ждать меня в Гетенбурге.
Эльза снова улыбнулась, но уже грустно.
- Значит, Вальтер тоже замешан в событиях, о которых ты говоришь?
- Да, - решил более не лгать Штольц.
- В таком случае будь осторожен, Карл. Шелленберг далеко не тот душка, каковым хочет казаться.
Штольц устало ответил:
- Я знаю.
* * *
Альберт Шпеер, министр военной промышленности Германии, закрыл служебный дневник, в который только что внес очередную запись: "Странно, как я мог ошибаться раньше? Оказывается, генерал Ватер полный кретин. Или - превосходный перестраховщик. Сегодня, во время совместного ужина в отеле "Берхтесгаденер-Хоф", он неожиданно заявил, что не видит на Восточном фронте никакой критической ситуации. По его словам выходит, что нам сопутствуют временные неудачи, которые вскоре прекратятся, а все трудности, которые преодолевают наши войска, незначительны ".
Шпеер прикрыл глаза. "Трусы. Все мы трусы", - билась в голове назойливая мысль.
Буквально две недели назад тот же Вагнер на совещании у Гитлера обрисовывал ту же самую обстановку, но в таких красках, что даже у Шпеера, знакомого с ситуацией на фронте, волосы встали дыбом. И генерал вынес тогда приговор: Германия катится в пропасть. Причем после его выступления фюрер тут же закрыл совещание, и все покинули помещение. Остались только Гитлер и Вагнер. О чем у них шла беседа, неизвестно, но теперь ее результат налицо.
Да, Гитлер умел работать с людьми. Сам Шпеер пришел к нему когда-то молодым архитектором и дослужился до чина министра. Что, правда, еще ни о чем не говорило: Гитлер мог сегодня похвалить тебя за работу, а завтра - снять с занимаемой должности даже без объяснения причины. Нет, все-таки главное достоинство фюрера состояло в его умении убеждать. Буквально за несколько бесед он мог заставить поверить в свои убеждения даже противника. После чего тот неминуемо становился верным союзником рейхсканцлера. Шпеер и сам не раз попадал под подобное влияние Гитлера. Но чтобы изменить свое мнение вот так, сразу на сто восемьдесят градусов?!
Министр откинулся на спинку кресла. Тупик. Полный тупик.
Два дня назад Шпеера посетил старый друг Карл Ханке, гаулейтер Нижней Саксонии. Обычно он приезжал веселый, энергичный. Всегда находил слово, чтобы подбодрить старого товарища. В этот же раз выглядел подавленным, мрачным, постаревшим.
Они пили вино. Ханке молчал. Тупо смотрел в пол и пил. Много пил. А когда собрался уезжать, неожиданно произнес:
- Альберт, если тебе предложат посетить концлагерь, придумай любые отговорки, но ни в коем случае не соглашайся. Там страшно. Нет, я даже не могу подобрать нужных слов, чтобы объяснить тебе, что там происходит. Это нужно видеть. Но этого нельзя видеть. Это нужно немедленно закрыть. Потому что… Альберт, что мы делаем?!
Вот так он и уехал, оставив после себя вопрос: что же мы делаем?
Шпеер примерно знал, что творится в ведомстве Гиммлера. По слухам и отдельным докладам. Но одно дело - цифры и сплетни, а другое - голос друга. Шпеер больше доверял другу.
Куранты пробили два часа ночи. Пора спать. На завтра назначена встреча с генералом Фроммом. Придется посвятить день резервистам. А теперь - спать…
* * *
Курков озирался по сторонам.
- Что, господин солдат, никогда раньше не бывали в ресторане? - Эрих Шталь, сегодня в форме капитана вермахта, крутил в пальцах серебряную вилку, выписывая ею замысловатые фигуры.
- Отчего же? У нас в России тоже имеются подобные заведения. И ничуть не хуже, чем у вас. Только сейчас они закрыты. Война.
- Спасибо за напоминание, господин вор.
- Отставить. - Скорцени бросил на стол меню. - Вам обоим скоро представится возможность проверить свои мускулы. И даже значительно быстрее, нежели вы думаете.
- Так выпьем за паши мускулы! - капитан Фихте вскинул руку с бокалом, наполненным красным вином. - За наши крепкие стальные мускулы!
Курков поддержал тост, но сразу же поставил бокал на место. Вино показалось ему терпким и очень вкусным.
- Угощайтесь, Курков, не стесняйтесь. Может, в вашей Московии и есть рестораны, подобные нашим, но таких поваров, как в "Бристоле", вам вряд ли доводилось в них встречать, - подзадорил его капитан Радль, друг (насколько понял Курков) капитана Шталя.
- Помню, когда мы здесь были в последний раз, Шульц специально для нас приготовил великолепные свиные хрящики, - продолжил Шталь, повязывая салфетку под подбородком. - Но у него, к сожалению, оказался слишком длинный язык, - капитан бросил быстрый взгляд на русского, - так что больше он нас ничем уже не порадует.
Курков незаметно окинул взглядом сидевших с ним за одним столом офицеров. С некоторыми он успел уже познакомиться. Например, с капитаном Фихте, который недавно вернулся из Польши и сегодня ночью получил от него удар в скулу. Что он делал в Варшаве, узнать пока было невозможно, хотя тот старательно изображал из себя говоруна и компанейского парня. В цивильном костюме пришел в ресторан и майор Фалькерзам, близкий друг Скорцени. Оба стояли у истоков создания таинственного батальона "Великая Германия", упоминание о котором Курков слышал от нескольких диверсантов в казарме. Справа расположился капитан Хеллмер. Пожалуй, единственный из всех, кто относился к присутствию русского спокойно. Кстати, именно по его просьбе Скорцени взял Куркова в ресторан. Капитан Радль, сидевший рядом со Скорцени, постоянно крутил головой, выискивая среди посетителей заведения красивеньких девиц. Из всех находившихся рядом офицеров Куркова волновал лишь Эрих Шталь.
После вчерашнего ночного происшествия тот стал демонстративно следовать за ним повсюду, всем своим видом показывая, что не верит русскому ни на йоту. Это раздражало и одновременно пугало. Следовало срочно дать знать о себе "Берте", но для начала нужно было найти способ покинуть казарму. Сегодня утром Скорцени, в присутствии Сергея дважды сообщил всем, что в самом скором времени русский террорист получит инструкции и отправится на задание, предварительно пройдя тренировку на базе замка Фриденталя. Значит, следовало поторопиться. Тем более сегодня был как раз день связи.
- О чем задумались, Курков? - Скорцени поглощал пищу быстро, механически. Как животное, которое не утоляет голод, а вталкивает в себя еду про запас.
- Я бы хотел сходить в церковь.
За столом воцарилась тишина. Один лишь Шталь, как водится, расхохотался.
- Наш русский друг - верующий? - Фихте по-новому, с явным удивлением взглянул на Куркова. - Странно. Я слышал, что Сталин запретил своему народу верить в Бога.
- Меня в детстве крестила мать. В католическом храме. Советского Союза тогда еще не было.
- А меня лично не покидает ощущение, что Советский Союз был всегда. - Шталь добавил в свой бокал вина и осушил его в два глотка. - И каждый первый в нем - шпион. Верно, Курков?
- Точно так же, как в Германии каждый первый - сотрудник гестапо.
- Что?! - Шталь вскочил с места и вцепился в отвороты кителя Куркова.
- Сидеть! - рявкнул Скорцени. - Здесь вам не казарма.
- Так утверждает советская пропаганда. - Сергей невозмутимо оправил обмундирование.
- Браво! - Хеллмер похлопал его по плечу. - Ай да московский медведь! Эрих, по-моему, в лице этого молодого человека вы обрели достойного противника.
- Благодарю за комплимент, господин капитан, но я отнюдь не горю желанием быть врагом хоть кому-то из вашей команды, - тотчас отреагировал Курков.
- Увы, но на дружбу, мой друг, у вас просто не хватит времени, - с притворным сожалением изрек Скорцени. - Итак, вы хотели помолиться? Что ж, сегодня разрешаю покинуть нас. Лютц, мой адьютант, объяснит вам, как добраться до ближайшего собора. Даю нам четыре часа: в девятнадцать ноль-ноль вы должны быть уже в казарме. - Когда Курков покинул компанию, Скорцени в гневе навис над Шталем: - Эрих, если бы я не знал вас как боевого офицера, то принял бы за тыловую крысу, рвущуюся свести счеты с первой попавшейся жертвой!
- Но, мой командир, я не верю ему!
- А кто вас заставляет верить? И я ему не верю! Скажу больше. В скором времени ни я, ни вы его не увидите. Но сейчас он мне нужен. Так что извольте потерпеть.
- Он работает на Сталина! Я уверен в этом.
- И хорошо. - Скорцени загадочно прищурился, и Шталь понял: командир затеял какую-то очередную дьявольскую, как он сам говорил в таких случаях, игру. - Если наш русский друг работает на НКВД, или как там называют их службу безопасности, то мне это только на руку. - Штурмбаннфюрер поднял бокал: - Прозит!
Шталь пить не стал:
- Простите, господа, но я вас тоже покину. Боюсь, как бы наш русский гость не заблудился в уличных лабиринтах Берлина.
Скорцени промокнул рот салфеткой и похлопал ладонью по столу:
- Только никакой самодеятельности, Эрих.