- Совершенно верно, сэр. Если американцы, как планировалось, начнут ее утром, то мои предположения не верны. Ну, а если начало операции будет приостановлено, то дальнейшие выводы делать вам, мой генерал.
Монтгомери прищурился:
- Не волнуйтесь, полковник, соответствующие выводы я сделаю. Уж что-что, а это я умею.
* * *
Шасси самолета коснулись бетонного покрытия, тот подпрыгнул, во второй раз уже более уверенно прижался к дорожке и, натужно ревя двигателями, понесся вдоль нарисованной на ней белой линии.
Гиммлер протер заспанные глаза и выглянул в иллюминатор.
- Что такое? Это же не Берлин!
- Так точно, господин рейхсфюрер, - поддержал его адъютант, - Аугсбург. Аэродром доктора Мессершмидта.
- Я и сам вижу. Почему мы не в столице? Немедленно выясните, что все это значит. Вызовите пилота)
Конечно же, рейхсфюрер не поверил объяснению Баура, хотя оно и выглядело довольно убедительно. Сегодня был не тот день, когда происходят случайности. Но иного выхода, кроме как ждать починки машины, не было. Других самолетов на аэродроме не наблюдалось.
Гиммлер покинул салон и направился было к зданию Управления полетами, но, не пройдя и половины пути, остановился.
- Штурмбаннфюрер, - позвал он своего помощника, - пришлите ко мне доктора, а сами сходите на пункт связи и созвонитесь с Шелленбергом. Пусть он доложит, что происходит в столице.
Гиммлер неожиданно испугался. Испугался засады, которая могла поджидать его в помещении Мессершмидта. Там, в узких коридорах, его людей могли блокировать и не дать им возможности спасти своего патрона. На открытой площадке, в окружении преданных офицеров СС рейхсфюрер чувствовал себя несколько увереннее.
Керстен устало спустился по трапу и вялым шагом подошел к Гиммлеру.
- Что с вами, доктор?
Врач спрятал дрожащие руки в карманы:
- Очень утомительный полет, господин рейхсфюрер.
Гиммлер, расхаживая перед врачом, изредка бросал взгляды на двери, за которыми скрылся штурмбаннфюрер. Керстен в данную минуту был ему не нужен, просто присутствие рядом другого человека хоть как-то помогало скрыть волнение. Если помощника арестуют, значит, "вынужденная" посадка не случайна. Аугсбург - вотчина Геринга. Здесь все принадлежало "Борову", в том числе охрана. Верных рейхсфюреру людей из СС на территории завода и аэродрома не было. А потому он служил прекрасной мишенью. Во всех отношениях.
Гиммлер стрельнул глазами по сторонам.
Летчики и механики возились с двигателем истребителя. Но они ведь могли и просто делать вид, что устраняют неисправность. А у самих под ветошью спрятаны автоматы. Вот мелькнула фигура на смотровой башне. Снайпер? Холодный пот заструился по позвоночнику.
Наконец адъютант появился в дверях. Один. Без сопровождения.
Гиммлер облегченно выдохнул: его не собирались ни убивать, ни даже арестовывать. Штурмбаннфюрер подбежал к шефу, вытянулся, доложил:
- Мой рейхсфюрер, бригаденфюрера на месте нет. Как сообщил его секретарь, он два часа назад выехал арестовывать адмирала Канариса.
- Спасибо, Вилли.
- И еще, господин рейхсфюрер. Секретарь сказал, что в городе идут бои.
- В районе РСХА? - моментально отреагировал Гиммлер.
- Никак нет. О помощи только что попросило министерство пропаганды.
Гиммлер удовлетворенно сжал пальцы в кулак.
- Да, тяжелое положение сейчас в Берлине. Но, думаю, они там справятся. Мы ведь с господином министром и не в таких переделках бывали. Поинтересуйтесь у пилотов, как долго они еще будут чинить самолет. Господин доктор, - обратился он после ухода адъютанта к Керстену, - мне не нравится ваш вид.
- Простите, господин рейхсфюрер, но я все еще расстроен. Те врачи были моими коллегами.
- Они были изменниками. И не только Германии, но и вашей пресловутой клятвы.
Гиммлер почувствовал, как тепло расслабления приятно ударило в ноги.
- Вы же знаете, фюрера ни что уже не могло спасти, - вновь попытался оправдать действия коллег доктор.
- Но они не имели права молчать о его смерти! - Настроение Гиммлера улучшалось с каждой секундой.
Керстену же, напротив, захотелось присесть, но вокруг простирался лишь голый бетон.
- Цивилизованная Европа вас не поймет, - доктор произнес эти слова вполголоса, но рейхсфюрер их прекрасно расслышал.
- Хм, цивилизованная Европа… А что есть Европа как не Германия во всем ее историческом развитии? Даже Священная Римская империя создавалась лишь для того, чтобы дать толчок развитию немецкой нации! Великая Германия - самый крепкий элемент в союзе европейских государств, доктор. И только она, наша старушка Германия способна вести всех европейцев за собой. Всю вашу так называемую "цивилизованную Европу". Точнее, способна стать сюзереном всех европейских государств.
- Простите, господин рейхсфюрер, - Керстен почувствовал вдруг приступ тошноты, - но я вас не очень понимаю…
Однако Гиммлер не замечал состояния доктора. Дало о себе знать резкое расслабление после затяжного нервного напряжения.
В Аугсбурге его, как выяснилось, никто с арестом не ждал. В Берлине, судя по всему, обстановка под контролем. А выговориться хочется. Так почему бы не оседлать любимого конька, пусть даже и перед таким ничтожеством, как доктор?
- Я веду к тому, что если б не была открыта Америка, то Германия и до сих пор оставалась бы главенствующим центром Европы. Рост колоний изменил ситуацию. Только он и ничего более. Ведь что такое Британия? Остров. Даже нет - островок. Причем не входящий в состав Европы. Но - жиреющий благодаря колониальным захватам. А Европа при этом должна выживать собственными усилиями, еле сводя концы с концами. Мы не согласны с этим. Германия - могущественнейшее государство! Вы в этом сами смогли убедиться. И мы не собираемся создавать колонии, как это сделала Англия. Мы хотим объединить Европу. Соединить ее части в одно целое. Возможно, в чем-то придется действовать силой. Однако альтернативы у нас нет. В противном случае Европа станет либо добычей России, либо Соединенных Штатов. Так что, доктор, мы не порабощаем, а защищаем вашу так называемую "цивилизованную Европу" от варваров, проливаем кровь ради безопасности Запада.
- И делаете это нецивилизованными методами.
- Победителей не судят.
- Сначала нужно стать победителем. - Керстен тотчас и сам испугался своих слов.
Но Гиммлер весело рассмеялся:
- Не волнуйтесь, доктор. Мы победим. Штурмбаннфюрер, так что у нас там с двигателем? Скоро ли вылетим?
* * *
Когда машины Фолькерсама прибыли к зданию министерства пропаганды, работы для солдат практически не осталось: мятежников уже взяли в кольцо бойцы геринговской дивизии люфтваффе. Тех же мятежников, которые пытались оказать хотя бы малейшее сопротивление, расстреливали на месте. Пленные, под строжайшим надзором, освобождались от оружия, поясов, ремней. С них тут же срывали погоны, ордена, связывали за спиной руки и заталкивали в автофургоны.
- Русский, - поманил Фолькерсам Куркова взмахом руки, - займи позицию возле входных дверей. Заметишь что-нибудь подозрительное - стреляй без предупреждения.
Сергей перекинул автомат в правую руку. Левой достал сигареты. Табак, конечно, так себе. Эх, махорочки старшины Лузгина бы сейчас! Вот то табачок был…
Курков прислонился к двери, затянулся чужим легким дымом. Ну до чего ж они аккуратно всё делают! Даже когда связывают руки арестованным, движения какие-то чересчур размеренные, неестественные. А те, зная, что их везут на смерть, сами подставляют ладони. Курков сплюнул: да он бы уже раза три сбежал, а эти… И они еще надеются выиграть войну? Тьфу!..
Люди в военной форме сновали туда и обратно. Отдавались разного рода распоряжения. Мелькали знакомые лица.
Скорцени появился неожиданно. Он внимательно посмотрел на Куркова, усмехнулся и, не сказав ни слова, прошел внутрь здания.
Вскоре к центральному входу подкатили три грузовика. Солдаты принялись закидывать в них тела убитых. Те же, что принимали наверху, старались разложить трупы так, чтобы в кузов их влезло как можно больше. Все работали молча и сосредоточенно.
Скорцени снова появился на выходе.
- Господин Курков, поедете с ними, - он указал рукой на автомобили с покойниками.
Курков закинул автомат за спину и направился к ближайшей машине. В кабине места не оказалось. Пришлось забраться в кузов.
Трупы лежали плотно, в три ряда, и были прикрыты грязным брезентом.
Сергей хотел было освободить себе место в углу, но его остановил голос незнакомого ефрейтора, который запрыгнул в кузов вслед за ним:
- Не стоит. Кладбище недалеко. Потерпи. - И сел прямо на брезент.
Курков садиться не стал. Все-таки освободил немного места для ног и вцепился в край борта машины.
- Брезгуешь? - Ефрейтор рассмеялся, достал портсигар, закурил. - Или боишься?
- Чего их бояться? Покойники, они и есть покойники. Навидался на фронте.
- Воевал? - немец с уважением посмотрел на солдата. - А мне вот не довелось. По болезни, - пояснил он. - Лёгкие. А вот с покойниками каждый день общаюсь, привык.
- Похоронная команда? - догадался Курков.
- Точно. Кому-то ведь нужно и этим заниматься, - философски заметил ефрейтор.
Он продолжал еще о чем-то рассказывать, но Курков его уже не слушал: то ли брезгливость, то ли презрение - он и сам не мог разобраться, какое именно из этих чувств, - охватило его. Если он еще мог как-то понять, почему фашисты столь варварски ведут себя на его земле, с его соплеменниками, то их отношение к своим же людям, к тем, что сейчас лежат под ногами, оправдать было невозможно. Что происходит? Почему? Еще вчера эти солдаты и офицеры мирно общались, при встречах вежливо приветствовали друг друга, а сегодня вот так легко, без всяких угрызений совести стали лишать друг друга жизни? И теперь некоторых из них везут к месту безымянного захоронения… А в том, что оно будет безымянным, Курков не сомневался.
- Меня зовут Пауль! - прокричал разговорчивый ефрейтор. - А тебя? Кстати, солдат, у тебя странное произношение. Если бы я не видел, что тебя направил к нам в помощь сам Большой Отто, то давно бы доложил куда следует.
- Я из Прибалтики, - соврал Курков. Зачем, и сам не знал.
- Теперь попятно. Но я ваших эрзац-немцев не признаю. Вы не поднимали рейх с колен, как это делали мы. Не сидели по тюрьмам. Не дрались с полицией. Вы пришли на все готовое. Помню, как ваш брат приезжал из Прибалтики поездами. С чемоданами, тюками. Сытые, довольные. Я тогда одному вашему в морду дал.
- За что? - Курков спросил просто так, для поддержания беседы. Нога никак не могла найти себе место. Под подошвой сапога ощущалась мягкая, еще не успевшая окоченеть плоть.
- А ты бы видел его рожу! Сам бы захотел по ней съездить. Здоровая, упитанная. Ухмыляющаяся. Да что ты, словно барышня, мнешься? Оттолкни его в сторону!
Курков пнул сильнее. Из-под брезента раздался тихий стон.
- Что, живой? - оживился ефрейтор. - Ничего. И такое случается. Добьем на месте.
Машина остановилась. Курков спрыгнул на землю. Из кабины выбрались шофер и офицер в форме обер-лейтенанта. Ефрейтор последовал примеру Сергея.
Водитель, фельдфебель вермахта, проверил ворота. Заперты. Вернувшись к машине, он включил фары и нажал на клаксон. Пронзительный рёв вспугнул ночную тишину.
Недовольный церковный служка приоткрыл створку ворот и хотел было возмутиться, но, увидев перед собой серьезную компанию во главе с офицером, сдержался.
- Что вам угодно, господа?
- Для начала откройте ворота. И покажите самый дальний и малоприметный угол кладбища. Наших клиентов следует закопать тихо, без всяких следов.
- Но, господин офицер, сейчас ночь…
- Выполняйте, и поживее. Времени нет. Через десять минут придет еще одна машина.
Испуганный служка распахнул ворота. Автомобиль, следуя за служителем, медленно пересек кладбище и остановился неподалеку от дальней каменной стены.
- Здесь, - сторож указал на место, заваленное мусором и недавно спиленными ветками. - Если расчистить, можно сделать обширное захоронение.
- Ефрейтор, приступайте.
Курков спрыгнул на землю, взял штык-лопату и принялся помогать новому знакомому. Земля оказалась мягкой, податливой, преимущественно песчаной. "В такой землице картошку бы сажать", - вспомнились ему неожиданно слова Толика, напарника по последнему, провальному, делу. Толик, сельский парень, вынужден был заняться воровством из-за голода, выгнавшего его из родной деревни. Почему-то именно после того, как вспомнилось конопатое лицо напарника, Куркову впервые за последние дни нестерпимо захотелось домой. Черт с ним, хоть в тюрьму, но домой.
- Эй, прибалт, отдай лопату фельдфебелю, - ефрейтор вылез из довольно приличных размеров ямы, - а мы с тобой перенесем пока трупы. Где, кстати, святоша?
Курков посмотрел по сторонам. Служки нигде не было.
- Вот каналья, - выругался ефрейтор. - Придется теперь самим возиться со всем этим дерьмом.
Они вернулись к машине. Пауль залез в кузов, откинул задний борт, сбросил на землю брезент. Мертвые тела в грязных окровавленных мундирах по-прежнему лежали наспех уложенными штабелями. А над ними возвышался лысый самодовольный соплеменник Гёте и Шиллера.
- Принимай!
В руки Куркова скатился первый труп. Пока он старался аккуратно положить его на землю, к ногам с глухим стуком упало второе тело.
- Что ты там возишься? - раздался сверху недовольный голос. - Сюда скоро новая машина прибудет, и мы этих должны успеть закопать.
Курков принялся просто оттаскивать падающие на него тела в сторону.
- Эй, прибалтиец, подай пистолет.
Курков кинул ефрейтору оружие. Раздался выстрел. За ним второй.
- Оттаскивай и сбрасывай всех в яму. Постарайся сделать так, чтобы они уместились в два слоя.
Пока Сергей переносил мертвые тела, ефрейтор шустро обшарил карманы тех, что еще лежали у машины. Добыча оказалась впечатляющей: три обручальных кольца, перстень, марки.
Курков поднял очередное тело, когда его остановил властный окрик:
- Стоять! Ни с места! Что здесь происходит?
Из-за машины вышел полицейский патруль из шести человек во главе с вахмистром.
Обер-лейтенант выпрыгнул из кабины.
- Кто старший? Подойти ко мне! - объявил он в приказном тоне.
О чем он говорил с вахмистром, Курков не слышал, но в результате полицейские присоединились к их малочисленной похоронной команде.
А чуть позже прибыла машина, в которой трупов было раза в три больше, чем в предыдущей. А за ней еще одна. И еще…
Курков все делал автоматически. Хватал труп за руки или ноги, тащил его по мокрой то ли от росы, то ли от крови траве, скидывал в яму, шел за следующим. За спиной привычно раздавались одиночные выстрелы. К пяти утра обер-лейтенант приказал засыпать котлован сначала известью и хлоркой, а потом землей. Но на это сил у Куркова уже не хватило. Не обращая внимания на окрики офицера, он забежал за машину и согнулся в рвотных конвульсиях.
* * *
Геринг выполз из машины и уставился прищуренными маленькими глазками на жилище руководителя партийной канцелярии НСДАП и личного секретаря фюрера, Мартина Бормана. Нос рейхсмаршала удовлетворенно сморщился: простой, двухэтажный, ничем не примечательный особняк проигрывал его хоромам по всем статьям. Район, конечно, хороший, у горы Обельзальцберг. Ну, так оно и понятно: чин позволяет.
Геринг снял фуражку, передал адъютанту, вытер вспотевший лоб платком и направился в дом.
Геббельс, прибывший несколько ранее, уже сидел перед камином с бокалом коньяка. При появлении рейхсмаршала он вяло улыбнулся и процедил сквозь зубы:
- Спасибо, Герман. Твои люди вовремя спасли наше дело.
"Интересно, - подумал рейхсмарашл авиации, хотя лицо его при
этом выражало полную открытость, - возбуждаясь с женщинами, он тоже говорит им, что занимается плотской любовью только во имя нашего дела?"
Борман спустился по лестнице. Китель расстегнут, надет поверх белой майки. "Волосы мокрые, - отметил Геринг. - Видимо, только что принял ванну. Спокоен".
- Господа, - на правах хозяина дома Борман взял слово первым, - не будем тратить время на эмоции. Как вам известно, фюрер скончался. Однако Германия жива. И должна продолжать жить. А значит, дело фюрера должно быть продолжено. И кем, если не нами? Теми, кто стоял рядом с Адольфом Гитлером все эти годы…
Геринг, в отличие от Геббельса, всю лишнюю, но столь востребованную в таких случаях словесную шелуху пропускал мимо ушей. Пока рейхслейтер изощрялся в красноречии, он вспоминал, как Борман женился в 1929 году на Герде Бух - довольно привлекательной девице, с которой он и сам бы был не против переспать. Свидетелем на их свадьбе был сам Гитлер. Адольф веселился, трепал невесту по щеке, говорил Борману, будто завидует ему. А после, когда молодых расписали, Ади первым сел в свадебный автомобиль, на переднее сиденье, и кричал всем прохожим, что его друг женился…
Борман говорил медленно, основательно, тщательно подбирая каждое слово.
"Жалкий Мефистофель, - Геринг снова ушел в размышления. - А ведь совсем недавно стоило тебе при обсуждении военной обстановки положить перед Гитлером записку, порочащую того или иного генерала, как все решалось в прямо противоположном направлении. Интересно, а с кем из нас ты теперь будешь вести себя так же? Со мной или с этим коротколапым инвалидом?"
Геринг никак не мог простить Борману, что тот стал для Гитлера незаменимым человеком, оттеснив его, законного преемника, на второй план. Медленно, постепенно, тщательно продумывая каждый шаг, Борман превратился для фюрера в нечто большее, нежели секретарь или доверенное лицо. Он стал необходимостью. Тенью. Геринг прекрасно понимал: сам он ради завоевания любви Гитлера никогда бы до поведения Бормана не опустился. Но Гитлер, увы, обожал именно таких людей. Рейхсмаршал постоянно помнил об этой черте фюрера, и потому обида никак не проходила.
- Теперь нам следует подумать о будущем Германии, - продолжал Борман. - Мне бы хотелось услышать от вас соображения по поводу ведения наших дальнейших военных действий.
Геринг понял: настал его выход.
- Во-первых, - медленно начал он, - следует признаться самим себе, что продолжать войну на два фронта нам уже не по силам. Да, на данный момент наши войска сдерживают наступление американцев и англичан, но ценой каких усилий? А те же русские довольно быстро освоили наступательное движение и теперь им успешно пользуются. Думаю, нам в первую очередь следует предпринять такие меры, чтобы мы могли снять с Западного фронта часть наших войск и направить их на восточное направление.
- Предлагаете переговоры? - подал голос Геббельс:
- Я бы данное предприятие так не называл. Скорее обоюдное соглашение. В конце концов, Черчиллю ведь тоже вряд ли понравится, если на берегу Ла-Манша англичане будут видеть рожи сибирских мужланов.