* * *
Приоткрыв дверь, Гюнтер поискал глазами шефа. Однако вместо него увидел сидевшего перед столом Гизевиуса. Гюнтер был вынужден шагнуть в глубь кабинета. Шеф стоял возле сейфа, находящегося в двух метрах от стола и потому невидимого от двери.
- Простите, господин группенфюрер, но вас срочно спрашивают.
- Кто? - Мюллер недовольно посмотрел на секретаря.
- Капитан Шмульцер.
Группенфюрер захлопнул дверцу металлического шкафа: Шмульцер отвечал за прослушивание телефонов.
- Останьтесь с арестованным, - приказал шеф Гюнтеру и вышел в приемную. - Докладывайте.
Шмульцер протянул отпечатанные на машинке листы бумаги:
- Вот, господин группенфюрер, последний разговор объекта "Вальтер".
Мюллер быстро прочитал текст.
- Когда состоялся разговор?
- Тридцать пять минут назад.
- Почему не доложили сразу?
- Пока распечатали, запротоколировали…
- Достаточно объяснений. Благодарю. Можете идти.
Как только капитан покинул приемную, шеф гестапо вызвал к себе по телефону унтерштурмфюрера Генриха Шумахера.
Пока тот поднимался с первого этажа на второй, Мюллер перечитал текст более внимательно.
Итак, господин Шелленберг, вот она, та ледяная дорожка, по которой ваша карьера покатится вниз. Значит, план "186". Название придумал явно не Гиммлер. Он сентиментален, конечно, но не до такой степени. "Скорее всего мальчишка, - подумал о Шелленберге Мюллер. - Решил таким образом подластиться к рейхсфюреру". 186 - это был личный порядковый номер Гиммлера в иерархии СС. Да, только молокосос, обожающий всякие интриги, мог такое придумать. Теперь достаточно представить рейхсфюреру все в нужном свете, и ваша роль в ликвидации заговора, господин Мюллер, будет несколько прощена. Хотя и ненадолго. Гиммлер трус. Он всегда был трусом. Не было у него никогда стержня, своеобразного мужского начала. Напакостит - и в кусты. Но мстителен, зараза. А потому еще более опасен.
Шумахер вошел, как обычно, легкой стремительной походкой.
Мюллер движением руки подозвал его ближе и протянул слегка подкорректированные списки Бормана:
- Это список подлежащих срочному аресту. Те, кто помечен крестом, должны проявить сопротивление… Ты меня понял?
- Так точно, группенфюрер.
Мюллер принюхался:
- Пил сегодня?
- Настойка от зубной боли. С утра дергает. - Шумахер потёр правую щеку.
- Смотри у меня. - Мюллер снова вернулся к списку: - Тех, кто подчеркнут, доставить к нам. Остальных - в Плетцензее.
- Понял, господин группенфюрер.
- И еще одно деликатное дело. Ты знаком со Шмульцером?
- Из отдела VIF?
- Совершенно верно. С ним должен произойти несчастный случай. Сегодня утром. Как только выполнишь, немедленно доложи.
- Немедленно не доложу.
Мюллер вскинул голову:
- То есть?
- После того как выполню работу, схожу к стоматологу. Сил больше нет терпеть. А после доложу.
Мюллер махнул рукой:
- Будь по-твоему.
- Хайль Гитлер! - унтерштурмфюрер покинул помещение приемной.
Мюллер задумчиво посмотрел ему вслед. - "Интересно, кому мы в скором времени будем кричать "хайль"? - мелькнула забавная мысль. - А впрочем, какая разница? Все равно недолго".
* * *
Вместе с другими журналистами и партийными издателями, вызванными в министерство пропаганды, Карл Штольц наблюдал за тем, как Геббельс отдает распоряжения, касающиеся обороны помещения.
Приволакивая искалеченную ногу, министр в нервном возбуждении метался по кабинету. То и дело поглядывая в окно, "Хромоножка" попутно советовал представителям той или иной газеты, как, а главное - на чем, следует фиксировать внимание читателей.
Неожиданно он остановился и, указывая на Штольца, крикнул:
- Бешеные собаки! Все они бешеные! Но ничего! Я спущу своего дьявола с цепи! Мы их всех перевешаем! Всех до единого! Пощады не будет никому!
Штольцу стало не по себе. Ощущение, что Геббельс смог каким-то образом разглядеть в нем врага, сковало его в буквальном смысле слова. Но министр тут же отвернулся от Штольца и перевел тему на детали. Карл незаметно для окружающих перевел дыхание: пронесло. Правда, следом возникло чувство обреченности. Конечно, Геббельс не мог знать о подпольной деятельности журналиста. Но откуда тогда взялось это кошмарное предчувствие смерти?
- Всем получить оружие! - приказ волной прокатился по коридорам и кабинетам министерства. - Тот, кто не примет участия в обороне здания, автоматически будет причислен к изменникам рейха. Наказание - расстрел на месте.
Штольцу достались автомат и две гранаты.
- С гранатами обращайтесь аккуратно, - усмехнулся офицер, выдававший оружие, - а то ваша фамилия появится в газете в последний раз. В некрологе. - И указал журналисту на пост возле второго окна.
Чуть приподняв голову над подоконником, Карл разглядел лишь слепящие фонари автомобилей, вокруг которых суетились смутные тени. Офицер присел с Другой стороны окна. Тоже выглянул. По-яснил:
- Специально на окна свет направили. Чтобы мы не могли прицельно стрелять.
- Но ведь с верхних-то этажей видно нормально.
Офицер похвалил:
- А голова у вас работает. Но перед нами не новички. Наверняка у них для верхних этажей снайперы имеются.
- И эти что будут делать? - Штольц постарался сдержать дрожь в голосе.
- Для начала, думаю, попытаются захватить первый этаж. То есть пройти через нас. - Офицер деловито проверил наличие патронов в обойме пистолета. - Так что приготовьтесь, господин писатель. И с гранатами, повторяю, поосторожнее. Не хватало мне еще взлететь на воздух по вашей халатности.
А Геббельс в эти минуты, положив рядом с собой пистолет, писал:
"Если мы останемся живы, то проведем в рейхе тотальную войну. Именно тотальную. Германия - в ружьё / Мы прочешем Германию вдоль и поперек. Мы поставим под траурные знамена новые миллионы солдат …"
Геббельс прекратил писать и задумчиво поглядел на черный проем окна. Там, в темноте, стояли враги. Впереди очередная битва. Сколько раз он и его недруги вот так, лоб в лоб, сталкивались на полях уличных сражений? Геббельс всегда гордился тем, что НСДАП выходила победителем из любой переделки. Но тогда с ними был фюрер: их стяг, их мысль, их гордость. Теперь они осиротели.
Министр стиснул зубы, чтобы подбородок не задрожал от переполнивших его чувств. Снова поднял ручку и вывел следующую строку:
"И мы схватим государственный аппарат за горло железной рукой!"
* * *
Курков выбрался из лаза, огляделся. Бой закончился. На дороге догорали танки. Между ними ходили люди Скорцени, подбирали своих раненых. То тут, то там раздавались одиночные выстрелы. "Добивают", - догадался русский.
Он перевернулся на живот, прополз немного вперед. Выглянул из-за воняющего гарью обгоревшего танкиста. Тут же в тело покойника ударила пуля.
- Не стреляйте! - что есть мочи заорал Сергей.
Выстрелы прекратились. Курков приподнялся.
- Господи Иисусе, - донесся голос откуда-то сбоку, - да это ж Иван!
Курков медленно поднялся и, спотыкаясь, спустился по битому кирпичу к машине Фолькерсама.
- Живой? - радости в голосе командира Курков не услышал. - Неплохо разделался с танком. Везет тебе, русский.
Герлах дружески похлопал солдата по плечу:
- Зам нашего Отто не слишком разговорчивый, верно?
- Мне с ним детей не крестить. - Курков и не сообразил, что произнес фразу на русском языке.
- Что ты сказал? - Герлах недоуменно воззрился на собеседника.
Курков перевел.
- А, русский юмор. - Герлах рассмеялся. - Нужно будет запомнить. А танк ты по всем правилам ликвидировал. Вот только куда потом пропал?
- По голове чем-то стукнуло, - соврал Сергей. - Вроде деревянным, но тяжелым. Видно, от взрыва. Вот и провалялся в яме.
- На войне, как на войне. - Герлах оглянулся по сторонам, кивнул на Радля: - А ведь он в тебя стрелял.
- Только что, когда я выбирался?
- И когда полз на задание. - Герлах отвинтил крышку фляги, прополоскал горло.
- Откуда знаешь? - Курков и не заметил, как перешел с лейтенантом на "ты".
- Видел. Он еще перед посадкой в машину поспорил, что пристрелит тебя во время боя.
- С кем поспорил?
- Со мной.
- Так ты теперь в выигрыше?
- A-а, всего каких-то двадцать марок. Впрочем, Иван, ты, кажется, приносишь удачу.
Курков кивнул на горевший танк:
- Не всем.
Герлах снова рассмеялся. Радль, заслышав его голос, направился к ним. Лейтенант замолчал.
- Не надо мной ли ты только что смеялся? Или мне показалось?
Герлах взглянул на злое, темное от грязи и копоти лицо соратника по батальону и снова рассмеялся:
- В первый раз тебе показалось. А вот сейчас нет.
Радль вскинул правую руку, чтобы нанести удар, но Герлах выставил "блок" и нанес сильный хук левой. Капитан согнулся пополам и со свистом теперь втягивал воздух в лёгкие.
- Ты щенок, а не бойцовская собака. - Герлах развернулся и направился к бойцам своей роты.
Радль разогнулся, правой рукой нащупал ременной чехол и выхватил тяжелый армейский тесак. Курков уже успел убедиться, сколь искусно солдаты Скорцени умеют обращаться с холодным оружием. И не только с оружием. Однажды он даже стал свидетелем незаурядной меткости Радля: тот с пяти метров вогнал в дерево обыкновенную столовую вилку. Тогда, правда, Сергей мысленно усмехнулся: все-таки вилка была достаточно тяжелой, а такие предметы можно использовать и с большего расстояния.
Рука сама собой вскинулась, перехватила кисть Радля, вывернула ее. Тесак упал на землю. Курков ногой отшвырнул его в сторону. Радль взвыл от боли.
Герлах обернулся. Фигуры сцепившихся в схватке четко вырисовывались в свете автомобильных фар на фоне темноты. Наблюдавшие за дерущимися из машин зааплодировали. Фолькерсам выглянул из кабины:
- Что там происходит?
- Русский налаживает контакт с Радлем, - ответил ему чей-то голос сверху, и в кузове грузовика завязался спор, кто выйдет победителем.
Капитан сумел вырваться и ударить Куркова сапогом под колено. Нестерпимая боль обожгла мозг. Следующий удар пришелся в лицо. Курков упал на землю и принялся кататься по ней, ловко уворачиваясь от ударов сапога противника. Со стороны машин донесся смех. Радль попытался ударом ноги достать лицо Куркова. Да так, чтобы обязательно сломать нос или выбить глаз.
Сергей прижал локти к груди, а ладонями прикрыл голову. "Куда немец откинул тесак? Кажется, вон он, упал близ горящего танка. Да, точно, это он там лежит. Ну, сука, заметь его! Дай шанс ответить., Если ты пойдешь на меня с ножом, мне простят твою смерть. А если нет? Вдруг наоборот? Нет, оправдают. Я зачем-то нужен Скорцени, иначе бы на меня столько времени не тратили. Ну же, возьми, фриц, свою железку..>
Радль словно услышал его просьбу. Нанеся еще один удар по телу русского, он подхватил нож с земли:
- Сейчас, Иван, я разделаю тебя, как свинью!..
Курков напружинился. Радль сделал шаг, перехватил поудобнее рукоятку…
Выстрел со стороны машины Форкесама прекратил поединок.
- Убрать оружие!
- Командир, - раздались недовольные голоса, - пусть добеседуют до конца!
Радль, тяжело дыша, злобно уставился на командира.
- Вторично повторять не стану. Считаю до двух…
Радль сплюнул и недовольно спрятал оружие.
Форкесам жестом приказал обоим занять места в машинах:
- У нас дел на сегодня и без внутренних разборок хватит. Связист, сообщи штурмбаннфюреру: мы возвращаемся к ведомству Геббельса. Русский садится во вторую машину, Радль - в первую. Это приказ.
* * *
- Можно закурить?
Мюллер пожал плечами:
- Если вас устроят наши солдатские сигареты… - Он протянул Гизевиусу зажигалку. - И обратите внимание: мы снова перешли на "вы".
- Да, я заметил.
- Итак, господин дипломат. Вам надлежит срочно покинуть Германию. Срочно - это значит немедленно. Пока в Берлине не объявился рейхсфюрер. Пока папаша-Мюллер, то есть я, не начал чистку. А я буду проводить ее очень тщательно. До тех пор, пока не определится будущее лицо власти. Но вам я могу гарантировать: тех лиц, о которых вы мне недавно рассказывали, в новом правительстве не будет. Они закончат свои жизни через три-четыре дня. На виселице. Вы же к этому моменту должны будете находиться уже в Берне. - Мюллер говорил обстоятельно, взвешивая каждое слово. - Теперь поговорим о вашей будущей беседе с Даллесом. Запоминайте. Передадите ему, что гестапо-Мюллер проявил собственную инициативу. Особо выделите слово "собственную". Далее распишите мою несомненную полезность в нашем с ним сотрудничестве. Ее можно выразить следующими пунктами. Освобождение некоторых нужных ему лиц и вывоз их из Германии. Передача кое-каких крайне интересных ему документов. Особенно касающихся некоторых лиц, входящих в круг президента его страны. С такими бумагами он сможет приобрести очень весомую власть. Можно подумать и о материальном поощрении. Впрочем, о последнем лучше не говорите.
"Скажет, - подумал про себя Мюллер. - Обязательно скажет. Всякие высокие материи ничто в сравнении с приличной суммой на собственном счету в банке нейтральной страны. Или, на крайний случай, две-три картины стоимостью в полтора миллиона долларов.
Это весомый аргумент. Они знают, что мы имеем. Война есть война. Она на то и дана, чтобы победителю доставались некоторые ценности. И мы можем этими вещицами поделиться. А почему бы и нет?"
- Вопросы?
Гизевиус затянулся сигаретным дымом, закашлялся:
- Действительно плохой табак. А что мне делать, если Даллес не захочет вступить с вами переговоры?
- Должен захотеть. Если мы услышим отказ, то будем считать, что вы не предприняли должных усилий. Чем это вам грозит, надеюсь, понимаете?
- Да Кому мне передать результаты переговоров?
- Вас найдут. Еще вопросы?
- Как мне выбраться из Берлина?
- Вопрос по существу. - Мюллер подошел к шкафу, выдвинул одно из отделений, быстро перебрал карточки, вставленные в специальные ячейки, и достал одну из них. - На одном из вечеров, если помните, вы встречались с неким господином Штольцем.
- Журналистом?
- Совершенно верно. Вот его адрес. - Карточка легла перед Ги-зевиусом. - Запомните. Ни в коем случае не записывайте. Он вам поможет с документами и билетами на поезд.
- А если он поинтересуется, откуда у меня его адрес?
- Вам его выдали в штабе Фромма. Перед началом ликвидации. Вы успели сбежать. Прятались в подвалах. Теперь вам срочно нужно связаться с американцами. Кстати, это соответствует действительности. Терять контакт с ними Штольц не захочет. В конце концов, пообещайте, что Даллес узнает и о нем лично. Тогда все пройдет на высшем уровне.
Гизевиус собрался с духом:
- А почему бы вам тоже не сбежать? Вместе со мной.
Мюллер ощерился в улыбке:
- Мне не нужно сбегать. Я вообще не люблю бегать. Таких людей, как я, приглашают.
* * *
Полковник Тейлор прошел в штабную палатку.
Генерал Монтгомери стоял, наклонившись над картой. Командующий 21-й группы армий союзников водил по схеме недавнего боя указательным пальцем правой руки, в то время как левая сжимала алюминиевую кружку с кофе.
- Я вам не помешаю, господин генерал?
Монтгомери отвлекся от увлекательного занятия:
- А, это вы, Генри… Не спится?
- Да какой тут сон. Говорят, Айк взбешен?
- Не то слово! - "Айком" в войсках союзников окрестили командующего американской группой войск, генерала Эйзенхауэра. - Собирается снять меня с поста командующего. И, как мне сообщили, к ним по этому поводу прилетел наш Бульдог. "Бульдогом" британские политики прозвали за мертвую хватку нынешнего премьер-министра - Уинстона Черчилля.
- Почему? Мы ведь фактически задачу выполнили. А на то, что Кан не захвачен нами полностью, есть объективные причины.
Монтгомери отхлебнул кофе.
- В данной ситуации объективная причина одна: у нас нет достоверных сведений о противнике. Мы ничего не знаем о количестве войск в Кане, об их техническом состоянии. Мы даже не имеем понятия, кто руководит обороной. Разве можно воевать в таких условиях? А они еще требуют стремительного наступления! Мы и так потеряли свыше тридцати процентов личного состава! Наступление на этот паршивый городишко превратилось в мясорубку. И каков результат? Нам удалось продвинуться только на пять миль. Всего на пять! В то время как американцы уже захватили Сен-Ло.
- Если б мы не сдержали немцев под Калом, черта с два янки взяли бы Сен-Ло.
Монтгомери улыбнулся краешком губ:
- Представляю, как выглядел бы Айк, если б его парни сидели сейчас вроде нас в дерьме. Кажется, ты что-то хотел сказать?
- Да, мой генерал. Пришло сообщение о покушении на Гитлера.
- Слышал. Только сегодня эта информация не играет никакой роли.
- Как сказать. - Начальник штаба переставил кофейник с табурета на край стола и присел на импровизированный стул. - Еще в начале июля ходили слухи, что немцы якобы имели встречу с представителями штаба Эйзенхауэра.
- Переговоры - нормальное явление для войны. Если б сейчас ко мне явились парламентеры из Кана, я бы их принял. Не безумцы же они в самом деле?!
- Но представители вермахта пришли не к нам, а к американцам. С нами немцы не пожелали иметь дела.
Генерал насторожился:
- Что-то я не пойму, Генри, к чему ты ведешь…
- Помните день составления генерального плана наступления? Что тогда предлагал Айк?
Монтгомери потер лоб:
- Ты имеешь в виду наступление широким фронтом? Но мы ж вроде пришли тогда к общему мнению, что не сможем так действовать. У нас просто не хватило бы сил. Нам остается рассчитывать только на мощное наступление на узком участке фронта.
- Совершенно верно. И американцы с этим согласились. Хотя и не в полной мере. Но в данной ситуации мы находимся с ними примерно в одинаковых условиях. Теперь же, со смертью Гитлера, они, то есть условия, могут поменяться. Представьте, что произойдет, если американцы, со своей идеей широкого фронта, вступят в переговоры с немцами и те начнут широкомасштабную сдачу территорий. Не нам - американцам! Кто потом станет диктовать нам условия?
Монтгомери отставил чашку.
- Неужели Эйзенхауэр пойдет на переговоры с заведомо проигравшей стороной?
- Вы сами только что сказали: для войны это нормальное явление./
Генерал заложил руки за спину:
- Предположим, вы правы. И с кем из немцев в таком случае будет вестись диалог?
- Слухи ходили о Роммеле.
- Роммель ранен и прикован сейчас к больничной койке.
- Временно. А вот когда встанет на ноги, переговоры, я думаю, пройдут именно через него.
- Попахивает изменой, - поморщился генерал.
- Согласен.
Монтгомери налил себе вторую порцию кофе.
- А если вы ошибаетесь, полковник?
- Посмотрим. Завтрашний день покажет.
- Операция "Кобра"?