Даже после обстрела не обошлось без потерь: затаившиеся среди трупов выжившие враги ценой жизни отщипывали от полков Хавасана боевые единицы и десятки. Но постепенно их перебили всех до единого. Путь к Иида освободился, и вскоре показались ровные ряды асигару: вооружённых нагинатами крестьян - защитников крепости, перед подстывшей дымящейся водой рва, кое-где отчасти поспешно отбитого ото льда, чтобы проруби ограничивали численность атакующих. Над каменистыми высокими отвалами фундамента крепостных стен высились башенки с воротами, защищённые поверху лучниками и аркебузирами. Где-то за стенами скрывались катапульты и заморские ядрометатели. Среди обороняющихся в поле виднелись доспехи самураев, приданных пехоте, спокойно ожидали приближения атакующих всадники со знамёнами Токугавы.
Полотнища знамён обеих сторон колыхались в клубах дыма; казалось, войско Белого Тигра - древний призрак, которого наслали разгневанные боги. Дым развеялся, сменившись туманом. Он застилал глаза и теснил дыхание, но вооружённые отряды Хавасана двигались твёрдо, уверенно, зная, что предстоит великое дело.
Воодушевлённые неистовым рвением генералов, самураи устремились на противника, им не страшно было умирать, знали, что попадут в Ракуэн. Хатамото Ёсисады Хадзиме безжалостными тиграми вгрызлись в ряды неприятеля, выставившего перед собой острые оленьи рога копий яри и лезвия нагината. Неудержимо, безостановочно продвигались атакующие вперёд, словно их жизненной целью было снести стены крепости. Лёд крепостного рва, кое-где тускло отблёскивавший янтарём, побагровел, и отливал теперь цветом расплавленного рубина. Свежепролитая кровь застывала на доспехах, древках и шлемах, становясь похожей на чёрный лак. Лёд трескался, и воины с криком проваливались в холодную воду, но выбирались на берег, и, невзирая на дикий холод, обмороженные, продолжали бой. В ночи то и дело слышались то высокие, то низкие голоса сигнальных раковин. Неминуемая сдача крепости представлялась делом времени, выдержки и терпения нападающих.
Первая оборонительная линия врага пала. Начала сопротивление вторая - со стен Иида сыпались камни, летели стрелы, лилось горящее масло, раздавалась пальба из мушкетов - из варварского оружия намбадзинов. Хотя отряды вражеского клана и сражались с неистовством отчаянных, но их грозные крики выражали горечь, объявшую даже командира гибнущих защитников крепости.
- Подводим катапульты, зажигаем на них солому, несём лестницы! Выкурим врага! - решал Хавасан, стоя в относительной безопасности напротив крепостных ворот на куче трупов мёртвых воинов. Конь его, лиловый, забрызганный кровью, громко ржал. Валуны, швыряемые вражескими катапультами, и ядра вражеских орудий Сусаноо направлял в сторону от него - удача благоволила храброму генералу! Пропустив солдат, волочивших лестницу, он прикрывался железным веером - множество луков целилось в него, но стрелы достигали на излёте, а пули вообще не долетали - порох китайский, сдобренный сушёными кузнечиками.
Подожжённые катапультами, закурились чёрным густым дымом кровли Иида, дымили и дымили грозно, безостановочно, а ветер гнал едкий дым в крепость, где осаждённые задыхались, слабли, захлёбываясь чёрным и пепельно-жёлтым масляным ядом…
Глава 3
Замок в городе Хамамацу оберегали гвардейцы Имагавы Нибори. На это и рассчитывал Ёсисада Хадзиме, направляя Мицухидэ именно сюда, в бывшие владения родичей Асикага, совсем недавно подчинённых Токугавой. Предавший раз, предаст повторно - так рассчитал сёгун. Крестьянской армии с небольшим подкреплением хатамото Ёсисады добавочные сильные и мстительные союзники в этих местах совсем бы не помешали!
Токугава Иэясу достаточно легко управился с Шуззе-дзе, "замком успеха", потому озаботился расширить его и обнести частоколом, и даже переименовал - дал нынешнее название. И сам переехал сюда из Оказдаки, провинция Айти.
До утра город пылал. Армия Мицухидэ грабила и радовалась безнаказанности, наслаждаясь кровавым пиром. Толпы горожан теснились у частокола, но в замок их не пускали. Самураи Имагавы высыпали во внутренний двор из казарм, заняли позиции вдоль валов и перед бойницами, до нервной дрожи сдерживали себя, чтобы не палить в черноту. До зари ситуация зависла в неопределённости: Имагава ничего не предпринимал, не имея ясного понятия о силах и возможностях нападавших, а разбойничающим крестьянам Ёсисады и так всё нравилось. В суматохе таранной высадки с кораблей погибли многие командиры - некому было призвать мародёров к порядку. Только к рассвету якудза Кендзо и бойцы Лао сумели накинуть узду на крестьянское войско, обогатившееся на дармовщинку и отожравшееся до поросячьей отрыжки.
Генерал Мицухидэ объезжал неровный строй своей армии на вороном жеребце. Мрачнее тучи, всматривался в самодовольные гнусные рожи - как же ненавидел он сёгуна за позорное назначение! Свидетели позора - отряд моряков, лишившихся кораблей. Моряки не принимали участия в грабежах, всю ночь они боролись за выживание своих посудин: заводили под днища матерчатый пластырь, откачивали воду, а кто смог оставаться на плаву, уходили в бухту. Захват города мнился им делом решённым.
Но ещё оставался замок!
Мицухидэ ждал условный знак…
Пройти частокол оказалось нелегко - мешала толпа перепуганных горожан, растормошившая охрану. Под видом спасающихся перелезть ограду нереально. Лао долго колотил в ворота и орал, вызывая охранников. Те не спешили открывать ему - то ли не слышали из-за гомона толпы, то ли не верили, что "посланник генерала Мицухидэ" настолько наглый и самоуверенный тип.
- Имагава, выходи, подлый трус! - захлёбывался яростью Лао, колошматя калитку.
Тем временем Шуинсай и группа синоби додзё Ампаруа энергично расчищали пятак непосредственно перед воротами. Только обнаружив за забором некое подобие порядка, охранники заинтересовались настойчивой личностью переговорщика.
- Эй, ты, там! - рявкнул басом хантё воинов Имагавы сверху, с галереи над воротами, разглядев Лао. - Кто таков, собачья твоя морда?
- Отворяй, тупица! - взъярился Лао. - У меня поручение от генерала Мицухидэ!
- Смерть ему! - злобно крикнули несколько ртов с галереи.
- Цыть! - хантё проявил дипломатичность. - Лезь сюда, инуномусуко.
Хантё скинул под ноги Лао узловатый канат. Тот дёрнул, проверяя прочность крепления, и вмиг очутился наверху. В бока ему тут же упёрлись жала яри. Злые настороженные физиономии самураев бледны, но полны решимости - оценили мастерство, поняли, что этот усатый дядька вовсе не крестьянин.
- Уберите железяки, придурки, - мирно посоветовал им Лао. - Я дарю вам жизнь.
Спустя час переговоров через вторые уста, Лао и сопровождающие его ниндзя удостоились лицезреть самого Имагаву Нибори. Заплывший салом полководец выслушал речь Лао, чуть наклонив голову - тугоух.
- Ты понимаешь, шпион, что я с вами могу сделать? Даже не за дерзость вашу, а за сам факт вашего существования - негодяи, не почитающие кодекс Бусидо, вы подлежите жестокой казни и смерти в муках.
- Боюсь, тогда генерал не сможет удержать моих учеников от сожжения замка вместе с вами, тайсё Имагава.
- Вот как? Смеешь мне угрожать?
- Что вы, тайсё, просто ситуация такова - либо вы напрасно погибаете за интерес бывшего вашего заложника и союзника Токугавы, который вас предал и унизил… либо вместе с моим даймё выступаете против Оды, вашего родового врага.
- Ода и так в моих руках, - возразил Имагава. - Но я встречусь с прославленным покорителем эмиси, генералом Мицухидэ, чтобы принять его извинения. Ты приведёшь его сюда, одного и безоружного, а остальные пока посидят в башне.
Цокольный этаж замка служил казармой, он соединялся подземными ходами со складом припасов, с колодцем, куда стекала ключевая вода из источника под замком, с арсеналом. Ниже, прямо под полом казармы, был сооружён ещё один этаж - тюремный. Камеры тюрьмы Имагавы представляли собой каменные мешки, перекрывались сверху коваными металлическими решётками, а на решётки настилались тростниковые маты, по которым ходили воины. С одной стороны, это было практичное решение: нелегко решиться на побег, когда бежать придётся через казарму ёдзимбо. А с другой стороны самим ёдзимбо бывало лихо от такого соседства: заключённые оказывались весьма неприятными - громко и противно стонали, и самураям-христианам казалось, словно так напоминают о себе голоса грешников из их христианского ада. К тому же иногда заключённые засиживались на этом свете, и, ослабевшие духом, оказывались весьма неопрятными засранцами, и такое положение дел в прямом и переносном смысле отравляло атмосферу казармы.
Шуинсая сбросили в одну из камер, отдельно от других. Их вообще всех раскидали поодиночке, понимая, на что способны синоби. Обобрали каждого, раздели до голой кожи. Возиться с осмотром естественных полостей, впрочем, не стали - побрезговали. Ограничились обливанием тростникового пола водой, чтобы не сразу загорелся, если кто утаил в себе воспламеняющие вещества.
- На, укройся… - хриплый старческий женский голос в темноте прояснил, что Шуинсай не один. - Могли бы подумать своими куриными мозгами, прежде чем скидывать ко мне голого мужика.
Мастер Зотайдо торопливо прикрыл наготу какой-то тряпкой. Странно, но тряпица никем не была населена - женская рука и в темнице заботилась об опрятности быта.
- Простите, хаха, - покраснел Шуинсай, чувствуя себя до крайности глупо.
- Устраивайся поудобнее, чичи, - последовало приглашение. - За что, не спрашиваю, надеюсь, что надолго. Скучно тут одной.
Шуинсай поёжился.
- Мы заложники. Нас сегодня выпустят, когда Имагава с Мицухидэ договорятся.
- О чём договорятся? И кто такой Мицу-э-как его там?
- Генерал Мицухидэ захватил город и сожжёт замок, если Имагава не заключит с ним союз.
- Какой город?
Вопрос был задан с интересом, что озадачило Шуинсая. Как же сюда попала эта женщина, коль ей неизвестно, где она, собственно, находится? И кто она?
- Хаха, а кто вы? Почему вы тут?
Женщина в темноте долго возилась у противоположной стены, и наконец собралась в комок, поджав ноги.
- Я его жена… Нибори бросил меня ради дочки Оды. Молодая дура должна была выскочить за Токугаву, а тот передарил девку Имагаве, как наложницу. Думал привязать Нибори к себе с помощью такого подарка.
- Сочувствую вам! - промолвил Шуинсай.
- Да ладно, чего там! Я не в обиде… Мне сюда сбрасывают кое-кого из акуто или проштрафившихся буси… Какая-никакая, а добавка к столу… Ты там, в уголке-то, смотри аккуратнее, не наткнись на черепа да рёбра! Пока вместе доедим последнего, позабавишь меня, чем сможешь, а как наскучишь - я и тебя… в кипарисовый ларчик.
Сумасшедшая! Шуинсай пошарил вокруг, нащупал что-то похожее на берцовую кость, пододвинул к себе несколько рёбер - вооружился.
- Что, боишься? - женщина блеснула единственным глазом. - Зря!.. Это я так, пугаю, чтобы не скучно век коротать. Кости-то остались от прежних жильцов - сгноил их тут ещё свёкор покойный.
Она встала и без боязни подошла к Шуинсаю, уселась рядом. Длинные бледные волосы, белое лицо, выцветший глаз, но как будто ни одной морщинки.
- Ты, господин, не гляди, что крива - вишь, не беззубая ещё!
Наверху затопали охранники, послышалась ругань, затем с потолка полилась вода - видно, кто-то всё-таки изловчился зажечь циновки.
- Эй, мастер, - решётка откинулась, и Шуинсай увидал Чонг-Ву…
В сопровождении телохранителей генерал Мицухидэ въехал во двор замка Имагавы. Вокруг него ещё толпился народ, но уже никто не прорывался за ограду. Большинство беженцев разошлись по домам и как-то обустраивались на пепелище - якудза жёстко восстановили дисциплину в крестьянском войске.
Генерал степенно спустился с коня - ступил сперва на хрустнувший хребет стремянного, затем на землю. Имагава ждал его на втором этаже замка, в приёмном зале. Поднявшись по деревянной лестнице, Мицухидэ увидел вассала своего врага восседающим на мягком футоне. Имагава и не подумал встать. Напротив, весь его вид выражал оскорблённое достоинство и надменность.
- Можешь не падать лицом в пол, - разрешил Имагава, - ты, покоритель эмиси. Но я, потомок рода, владеющего разорённым тобою городом, слушаю твои оправдания, Кено Мицухидэ, слуга прохвоста!
- Владевшего, но не владеющего, - поправил Мицухидэ, ничуть не смущённый. - Встань, склони голову и поблагодари меня за то, что я верну тебе и твоему роду этот город, когда мы заключим почётный союз.
Осмыслив сказанное, Имагава стал наливаться гневом, его жирное лицо покраснело, налилось кровью до фиолетового оттенка. Подбородки задрожали.
- Ты! - пискнул он. - Бандит! Я тебя сгною! Я тебя казню на площади! Голова твоя будет висеть на воротах, а тело пожрут крабы!
Мицухидэ оглядел ряды самураев, выстроившихся по периметру зала с обнажёнными катанами в руках.
- Ты не хозяин даже в этом замке, Имагава Нибори, - спокойно заявил Мицухидэ. - Приведи-ка сюда хотя бы одного из твоих заложников. Знаешь ли ты, где они сейчас?
Спустя четверть часа в зал на четвереньках вполз начальник замковой стражи и упал перед господином, носом в ноги.
- Бежали! - дрожа всем телом, пролепетал он.
- Как бежали?! - всполошился Имагава. - Куда бежали?
- Поищи в арсенале, - посоветовал Мицухидэ. - Там, где у тебя бочки с порохом.
Имагава пнул в лицо горе-служаку, и тот, в кровавых соплях, поспешил убраться. Ещё на четверть часа зал погрузился в молчание, пока злосчастный начальник охраны вновь не появился в проёме дверей - трясущийся, как лист на ветру. Рот его кривило, щёки колыхались, а глаза скакали вразнобой.
- ТАМ!!! С огнём! Двое…
- Двое! - подтвердил Мицухидэ. - Из шестерых…
Имагава Нибори опасливо заозирался. Ему всерьёз стало страшно за собственную шкуру - а ну как вот сейчас, откуда ни возьмись, в его толстую шею тихим плевком вопьётся отравленный дротик! Остро захотелось стать крошечным и скользким. Он сглотнул.
И вдруг…
- Господин! - из-за фусума к Нибори метнулась тонкая девичья фигурка в ультрамариновом кимоно, сверкнули крупные сапфиры на шее и запястьях. - Старая людоедка сбежала! Я видела, она ищет меня в моих покоях! Защити меня!!!
Мицухидэ вздрогнул.
- Кто ты, дева?
- Это моя жена… - почему-то сообщил растерянный Имагава. - Старшая дочь Бадафусы…
- Оды? - тупо уточнил Мицухидэ, теряя самоконтроль.
Вечернее солнце освещало нестройные ряды пеших асигару - копейщиков и аркебузиров, брызгало золотом и бронзой на доспехах самурайской замковой конницы. Новоявленные союзники принимали доклады командиров подразделений.
Надменный жирный Имагава, и рядом с ним прославленный покоритель варваров севера Мицухидэ, предатель.
На рейде, не входя в порт, качалась старая посудина каррака. С её палубы на берег смотрела женщина в синем. Саюке не понимала, как Мицухидэ договорился с Имагавой - кто они теперь, друзья или враги Трёх Тигров? Асахара, следивший за генералом, ещё не вернулся…
Глава 4
От поднявшегося ветра сосны скрипели, качались, стонали. Снег сыпался с их ветвей, и, подхваченный холодными потоками воздуха, превращался в белые вихри. Они, жалобно завывая, кружились и морозили обветренные лица самураев, прибывших на заставу защищать подходы в Айти. Безустанно немногочисленные отряды генерала Риозо, одного из военачальников Оды Бадафусы, возводили оборонительную линию в долине между юго-восточными отрогами горного хребта Кисо, над которой господствовали три хирадзиро: с севера - Синсиро, с юга - Тахара, и между ними, практически посередине, Тоёхаси. Мощная каменная твердыня Ниренги стояла подле кипарисовой рощи на холме высотой в сотню сяку. Она величественно возвышалась над снежно-серой долиной, являлась на редкость удачной опорой для броска в любом направлении. Земляная насыпь, соединяющая эти равнинные замки, надлежаще укреплённая, могла сдержать натиск войска любой численности и силы, давала равно прекрасные возможности для нападения издали и вблизи. Потерять форпост оборонительного рубежа Айти - значило лишиться щита.
Воины рыли глубокие рвы, ставили заграждения и возводили насыпи. У них также имелись скрытые ловушки на реке Асакура, которую армии Белого Тигра придётся форсировать не один день. Немолодой, но чрезвычайно усердный Риозо и его новый сподвижник, предатель Мицухидэ не должны были пропустить врага - любой ценой! Самураи роптали по поводу медлительности первого военачальника и не доверяли второму, который имел непривычный северный выговор и разговаривал исключительно с теми, кого знал и кого сдал в распоряжение Оды.
Риозо говорил безостановочно: подбадривал, иногда и журил сотников, они в свою очередь вдохновенно руководили самураями своих тайки, но стоило тому замолчать, уйдя в мысли, на лицах уставших воинов появилось выражение растерянности и досады, они принялись возбуждённо задавать вопросы:
- Сколько дней ненавистному генералу Хавасану идти до нас по северному ущелью?
- Какова оснащённость войска Накомото, давно ли доносили разведчики?
- Как скоро достигнет линии укреплений войско Ёсисады?..
…который гонит отступающего Токугаву, не давая передышки и по пути разграбляя провинцию за провинцией…
Негромкие переговоры воинов Мицухидэ, бывших самураев Белого Тигра, походили на жалобные причитания. Они особенно не желали встречи с Хавасаном и Накомото, а некоторые даже порывались прикончить предателя-генерала, сдавшегося не самому Оде, а всего-то девчонке, дочке Бадафусы. И что на него нашло?!
Роптали, впрочем, одни непосвящённые, а якудза, знающие замысел - подогревали эти настроения, поддерживая градус недовольства чуть ниже точки вскипания.
Под кроваво-красным закатным солнцем воины продолжали работать. Шёлковый плащ лилового цвета, который теперь носил Мицухидэ поверх толстого кимоно на меху, и тот пропитался потом. Мучило нехорошее предчувствие. Мерзким склизким червём оно ползало днями внутри груди и мешало спать по ночам.
Проснувшись снова в холодном поту, Мицухидэ глядел в тёмный потолок хижины и всхлипывал, разговаривая сам с собой. Ему казалось, что давний недруг, Хавасан совсем близко, а лучший друг, Хадзиме, вот-вот нагрянет с холмов впереди оборонительной линии на плечах Токугавы и пронзит сердце холодной катаной. Закутавшись в плащ, прогретый жаром каменного очага, генерал-предатель надел бесшумные кожаные таби, вышел из хижины и побрёл под широкий и длинный навес, где вповалку, кутаясь в шерстяные покрывала, беспокойно дремало на свежем воздухе низшее командование.
- Просыпайся, Сэн! - нагнувшись, Мицухидэ похлопал по щекам молодого самурая, который был его личным слугой. Открыв глаза, цуюхарай по привычке схватился за рукоять катаны, но опомнился:
- Мицу-сама? - сонно уточнил он со смертельной нервной усталостью на потемневшем лице. - Мы погибнем, и чем скорее, тем лучше. Мы - предатели!
- Нет… нет, - резко покачал головой Мицухидэ, глухо зарыдав. - Оннигороши, Онна!.. Я не смог!..