– Нас уже увидели. – Он ожидал этого приезда все утро. Рано или поздно регент должен был услышать об этой незаконной прогулке и послать Асмора, чтобы привезти назад его сбежавшего подопечного.
Галера зарылась носом в берег ниже того места, где они сидели. Асмор спрыгнул на берег и направился к ним.
– Регент очень недоволен вашим отсутствием. Он велит вам тотчас вернуться в храм, где вашего внимания ожидают государственные дела.
– А я, господин Асмор, очень недоволен вашей невоспитанностью. – Нефер пытался сохранить часть своего уязвленного достоинства. – Я – не конюх и не слуга, чтобы ко мне обращались в такой манере, а вдобавок вы не выказали уважения принцессе Минтаке. – Но с ним обращались как с ребенком, и с этим ничего нельзя было поделать.
Однако он попробовал сделать хорошую мину при плохой игре и пригласил Минтаку плыть обратно вместе с ним; ее служанки следовали за ними на втором судне. Таита тактично держался на носу, поскольку это была первая возможность молодых людей поговорить наедине. Не совсем уверенный, чего ожидать, Нефер изумился, когда вместо того, чтобы беспокоиться о вежливых любезностях, она немедленно начала обсуждение возможного успеха или провала мирных переговоров между их противостоящими сторонами. Скоро она произвела на него впечатление своей сообразительностью в политике и определенностью мнений.
– Если бы только нам, женщинам, разрешили управлять этим миром, здесь вообще никогда не было бы дурацкой войны, – подвела она итог, но он не мог не возразить. Они оживленно спорили всю обратную дорогу к храму. С точки зрения Нефера, поездка была слишком коротка и, когда они подошли к причалу, он взял принцессу за руку.
– Я хотел бы увидеть вас снова.
– Я тоже хотела бы этого, – ответила она, не отнимая руки.
– Скоро, – настаивал он.
– Достаточно скоро. – Она улыбнулась и мягко отобрала руку. Глядя, как она идет к храму, он чувствовал себя странно, будто лишался чего-то.
– Мой господин, вы присутствовали на предсказании Лабиринтов Амона Ра. Вы знаете о тяжелой задаче, порученной мне богами. Вы знаете, что я никогда не смогу презреть их особое желание и поэтому предан вашим интересам. У меня была серьезная причина помочь мальчику в том, что, в конце концов, было только безопасным приключением.
Но Нага было не так легко успокоить. Он был все еще разъярен тем, что Нефер ускользнул от Асмора и сумел провести утро в болотах с гиксосской принцессой.
– Как я могу верить этому, когда вы помогали Неферу? Нет! Вы толкнули его на это безумие.
– Господин регент, вы должны понять, сколь важно для нашего предприятия, чтобы я сохранял полное доверие молодого фараона. Если окажется, что я противоречу вашим распоряжениям, это заставит мальчика думать, будто я – все еще его человек. И трудная задача, возложенная на меня Лабиринтами, упростится.
Таита дипломатично отклонял все обвинения регента, пока тот не прекратил возмущаться и только желчно ворчал.
– Этого не должно повториться, Маг. Конечно, я верю в вашу преданность. Вы были бы истинным глупцом, выступив против точно выраженных желаний богов. Однако в будущем всякий раз, когда Нефер захочет покинуть свои палаты, его должны сопровождать Асмор и охрана. Я не могу позволить себе потерять его.
– Мой господин, как идут переговоры с Вождем Пастухов? Не мог бы я чем-нибудь помочь вам обеспечить успех в этом деле? – Таита ловко пустил собак по другому следу, и Наг последовал за ними.
– Апепи нездоров. Утром у него был столь сильный приступ кашля, что показалась кровь и ему пришлось покинуть палату переговоров. Но хотя он и не может присутствовать лично, он не позволяет никому другому говорить от его имени, даже господину Троку, которому обычно доверяет. Лишь боги знают, сколько времени пройдет, прежде чем этот огромный медведь вернется на переговоры. Возможно, нас вынудят потратить впустую не один день или даже не одну неделю.
– Чем болен Апепи? – спросил Таита.
– Не знаю… – Наг осекся на полуслове, поскольку его осенило. – Почему я не подумал об этом прежде? С вашим искусством вы сможете вылечить его от чего угодно. Сейчас же ступайте к нему, Маг, и сделайте все, что в ваших силах.
Подходя к палатам царя, Таита услышал во внутреннем дворе голос Апепи. Он походил на рычание черногривого льва, пойманного в западню, и стал еще громче, когда Таита вошел. Когда он переступал порог, его чуть не сбили три жреца Осириса, в страхе убегающие от царя; тяжелая бронзовая чаша врезалась в пол. Ее бросил через комнату гиксосский царь, сидевший голым посреди палаты на куче мехов и скомканных простыней.
– Где вы были, Чародей? – проревел он, едва завидев Таиту. – Я перед рассветом послал Трока найти вас. Почему вы явились спасти меня от этих адских жрецов с их воняющими ядами и горячими клещами только в середине дня?
– Я не видел Трока, – объяснил Таита, – но прибыл, как только господин Наг сказал мне, что вы нездоровы.
– Нездоров? Нездоров! Чародей, я на грани смерти.
– Позвольте посмотреть, что можно сделать для вашего спасения.
Апепи перевернулся на волосатый живот, и Таита увидел у него на спине ужасную фиолетовую опухоль размером с два царских кулака. Когда Маг легонько коснулся ее кончиком пальца, Апепи снова взревел и облился потом.
– Легче, Таита. Вы так же ужасны, как все жрецы Египта вместе взятые.
– Как она появилась? – Таита сделал шаг назад. – Какие были симптомы?
– Началось с ужасной боли в груди. – Апепи показал. – Потом я начал кашлять, и боль стала острее. Я чувствовал, как что-то двигается здесь, а потом боль, казалось, переместилась в спину и там вылезла эта шишка. – Он протянул руку через плечо, коснулся опухоли и снова застонал.
Прежде чем продолжить, Таита приготовил настой из красного шепенна, сонного цветка. Этот настой свалил бы и слоненка, но хотя взгляд Апепи поплыл, а речь стала нечленораздельной, он все еще оставался в сознании. Таита вновь ощупал опухоль, и царь застонал, но больше не сделал ничего.
– Глубоко в вашем теле находится какое-то инородное тело, мой господин, – заявил он наконец.
– Не удивительно, Чародей. Злые люди, большинство из них египтяне, втыкали инородные тела в мою плоть, с тех пор как я последний раз высосал жидкую кашу, данную мне няней.
– Я бы подумал, что это наконечник стрелы или лезвие, но нет никакой входной раны, – размышлял Таита.
– Открой глаза, парень. Я покрыт ими. – Волосатое тело царя действительно было сплошь покрыто старыми боевыми шрамами.
– Я собираюсь разрезать ее, – предупредил его Таита.
Апепи зарычал:
– Сделайте это, Чародей, и прекратите тявкать.
Пока Таита выбирал в своем ящике бронзовый скальпель, Апепи поднял с пола толстый кожаный пояс и сложил вдвое. Он сжал его зубами и приготовился к ножу.
– Сюда! – позвал Таита стражников от двери. – Подойдите и держите царя.
– Убирайтесь, ослы! – отменил Апепи приказ. – Мне пока никто не нужен, чтобы держать меня.
Таита встал над ним, вычислил угол и глубину разреза, затем сделал одно быстрое и глубокое рассечение. Апепи испустил сквозь зубы приглушенный рев, но не шелохнулся. Таита отступил: из раны вырвался фонтан темной крови и густого желтого гноя. Тошнотворное зловоние наполнило палату. Таита отложил скальпель и вставил указательный палец глубоко в рану. Кровь пузырилась вокруг него, но он почувствовал на дне разреза что-то твердое и острое. Он взял щипцы из слоновой кости, которые ранее положил под рукой, и стал опускать их в разрез, пока не почувствовал, что конец задел что-то твердое.
Апепи перестал стонать и лежал без движения, только мышцы его спины непроизвольно подрагивали. Он с громким сопением и хрипом дышал через нос. С третьей попытки Таита захватил объект щипцами и тянул, пока не почувствовал, что тот тронулся. Тогда он начал вытягивать его к поверхности. Предмет вышел наружу – последний дюйм с потоком гноя и осколков, – и Таита повернул его так, чтобы на него упал свет из окна.
– Наконечник стрелы, – объявил он, – и находился там долгое время. Поразительно, что он не убил вас много лет назад.
Апепи выплюнул пояс и сел, посмеиваясь.
– Клянусь волосатыми яичками Сеуета, я узнаю эту маленькую игрушку. Один из ваших разбойников всадил ее в меня в Абнубе десять лет назад. Тогда мои хирурги сказали, что она так близко к сердцу, что ее не достать, поэтому оставили ее внутри, и я носил ее с тех пор.
Он взял кремневый треугольник из окровавленных пальцев Таиты и собственнически улыбнулся.
– Я чувствую себя будто мать с первенцем. Я прикажу сделать из него амулет и буду носить его на шее на золотой цепи. Вы можете наложить на него заклятие? Это отведет от меня другие стрелы. Как вы думаете, Чародей?
– Я уверен, он будет очень действенным, мой господин. – Таита набрал в рот горячего вина с медом из чаши, которую приготовил, и при помощи полой медной трубки промыл рану от гноя и крови, впрыскивая вино глубоко в разрез.
– Какая трата хорошего вина, – сказал Апепи, поднял чашу обеими руками и осушил остаток содержимого. Он швырнул чашу в дальнюю стену и рыгнул. – А сейчас, в награду за услуги, я расскажу вам забавную историю, Чародей, – она вернет нас к нашей последней беседе на вершине башни в Бубасти.
– С предельным вниманием ловлю каждое ваше слово. – Таита склонился над ним, перевязывая открытую рану полосами льняной ткани, бормоча при этом заклинание на закрытие ран:
Я перевязываю тебя, творение Сета.
Я закрываю твой красный рот, творение великого зла.
Апепи вдруг перебил:
– Трок предложил мне лакх золота в качестве брачного выкупа за Минтаку.
Руки Таиты замерли. Он стоял с полосой ткани, наполовину обмотанной вокруг бочкообразной груди Апепи.
– Что вы ответили на это, великий?
Он так встревожился, что царский титул сорвался с его уст прежде, чем он сумел сдержаться. События принимали опасный и непредвиденный оборот.
– Я сказал ему, что выкуп за невесту составляет пять лакхов. – Апепи усмехнулся. – Этот пес так хочет мою маленькую сучку, что его зуб, восстав, застит ему глаза и ослепляет, но, несмотря на все, что он украл у меня за эти годы, даже ему никогда не набрать пяти лакхов. – Он снова рыгнул. – Не волнуйтесь, Чародей, Минтака слишком ценна, чтобы бросить ее впустую кому-то вроде Трока, когда я могу с ее помощью привязать как цепью к моему царству вашего маленького фараона.
Он встал и поднял плотную мускулистую руку, пытаясь заглянуть под нее и увидеть свою перевязанную спину, будто старый петух, сунувший голову под крыло.
– Вы превратили меня в мумию прежде времени, – засмеялся он, – но это – хорошая работа. Идите и скажите своему регенту, что я готов рискнуть и снова вдохнуть запах его духов и что через час я встречусь с ним в палате переговоров.
Нага смягчил успех Таиты и его сообщение от Апепи. Любое подозрение насчет вероломности Таиты, которое у него, возможно, возникло, было зачеркнуто.
– Этот старый негодяй Апепи почти созрел, – злорадствовал Наг. – Он готов сделать даже больше уступок, чем сознает, вот почему я так сердился, когда он прервал переговоры и удалился к своему ложу. – Он так восхищался собой, что не мог усидеть на месте, вскочил и начал мерить шагами каменный пол. – Как он, Маг? Вы дали ему какое-нибудь зелье, которое в силах затуманить его разум?
– Я дал ему столько, что это свалило бы с ног дикого быка, – заверил Таита. Наг прошел к своему косметическому ящику, налил из зеленого стеклянного пузырька в ладонь духов и провел ей по затылку. – Что ж, я использую это в полной мере. – Он пошел к двери, затем оглянулся через плечо. – Идите со мной, – приказал он. – Возможно, ваши способности мне понадобятся прежде, чем я закончу с Апепи.
Добиться от Апепи подписания договора оказалось не столь легкой задачей, как мнилось Нагу. Не было заметно никакого неблагоприятного воздействия ни раны, ни лекарства, и он разглагольствовал, крича и ударяя сжатым кулаком по столу еще долго после того, как сторож на стене храма криком возвестил полночь.
Никакой компромисс, предлагаемый Нагом, не казался ему подходящим, и наконец даже Таиту утомила его непримиримость. Наг отложил переговоры и под крики петухов во внутреннем дворе отправился спать.
На следующий день, когда в полдень они снова встретились, Апепи не стал более податливым для доводов, и переговоры пошли еще более бурно. Таита использовал все свое влияние, чтобы успокоить его, но Апепи очень медленно поддавался уговорам. Поэтому лишь на пятый день писцы смогли начать записывать условия договора на табличках из глины иератическим письмом и иероглифами, на египетском языке и в переводе на гиксосский. Они трудились до поздней ночи.
До тех пор Наг не допускал фараона Нефера Сети на тайное совещания. Он продолжал заниматься своими обычными делами: уроками с наставниками, занятиями с оружием, встречами с послами и делегациями торговцев и жрецов, которые все просили уступок или пожертвований. В конце концов Нефер взбунтовался, и тогда Наг отправил его охотиться с соколом и без него с младшими сыновьями Апепи. Эти вылазки оказались не самыми приятными, и первый день закончился громким спором о добыче, чуть не приведшим к драке.
На второй день по предложению Таиты к группе охотников с соколом присоединилась принцесса Минтака, чтобы играть роль миротворца между двумя партиями. Даже ее старшие братья относились к ней с немалым уважением и подчинялись ей, когда в другом случае могли бы выхватить оружие и броситься громить египтян. Подобным же образом, когда Минтака ехала рядом с Нефером в его охотничьей колеснице, его воинственные инстинкты засыпали. Он обращал мало внимания на угрозы и хвастовство ее неотесанных братьев и наслаждался остроумием и эрудицией принцессы, не говоря уже о ее близком присутствии. В ограниченном пространстве колесницы, когда та подскакивала на неровной земле, преследуя убегающие стада газелей, их часто бросало друг на друга. Иногда Минтака хваталась и держалась за него, даже когда непосредственная опасность исчезала.
Вернувшись в храм после первой охоты, Нефер послал за Таитой, якобы желая описать ему дневное развлечение, но был рассеян и отвлечен. Даже когда Таита спросил его о работе его любимого сокола, Нефер не выказал никакого воодушевления. Пока внезапно не заметил мечтательно:
– Разве тебя не удивляет, Таита, до чего девушки мягкие и теплые?
К утру шестого дня писцы закончили работу; пятьдесят таблиц договора были готовы для подписания. Теперь Наг послал за фараоном, чтобы тот принял участие в заседании. Точно так же на церемонии должно было присутствовать все потомство Апепи, включая Минтаку.
Снова внутренний двор храма заполнило блестящее собрание царственных и благородных особ, и наконец царский герольд громоподобным голосом начал зачитывать текст договора. Нефер был тотчас поглощен его содержанием. Они с Минтакой подробно обсуждали его в течение нескольких дней, проведенных вместе, и обменивались многозначительными взглядами всякий раз, когда думали, что обнаружили недостаток или оплошность в условиях. Однако их было немного, и Нефер был уверен, что заметил во многих частях длинного документа тайное влияние Таиты.
Наконец пришло время прикреплять печати. Затрубили в бараньи рога, и Нефер прижал свой картуш к влажной глине. Апепи сделал то же самое. Нефера разозлило то, что гиксосский царь присвоил полномочия фараона, приняв священный картуш.
Наг с загадочным выражением лица под толстым слоем косметики наблюдал, как новые соправители двух царств обнялись. Апепи по-медвежьи облапил стройную фигуру Нефера, и собравшиеся разразились громкими криками: "Бак-хер! Бак-хер!" Солдаты гремели оружием о щиты или ударяли концами пик и копий о каменные плиты.
Нефер едва не задохнулся: от Апепи сильно пахло немытым телом. Одним из египетских обычаев, отвергнутых гиксосами, было поддержание личной гигиены. Нефер утешал себя мыслью, что если ему запах противен, то Нага, когда царь выразит свою любовь ему, должно ожидать потрясение. Он мягко освободился из рук своего соправителя, но Апепи, заботливо глядя на фараона сияющим взглядом, положил волосатую лапу на его плечо. Затем он повернулся к переполненному внутреннему двору.
– Подданные могущественной страны, которая вновь объединилась, я заверяю вас в моих почтении и любви к родине. В залог этого я предлагаю руку моей дочери, принцессы Минтаки, фараону Неферу Сети, моему соправителю по Египту. Фараон Нефер Сети, делящий со мной двойную корону Верхнего и Нижнего Царств, должен стать моим сыном, а его сыновья станут моими внуками!
Все присутствующие во внутреннем дворе на долгое мгновение замерли, осознавая это потрясающее заявление. Затем разразились еще более восторженными криками одобрения, грохот оружия и топот сандалий стали оглушительными.
Выражение лица фараона Нефера Сети у любого другого смертного назвали бы глупой ухмылкой. Он пристально смотрел через внутренний двор на Минтаку. Она замерла, одной рукой прикрыв рот, как если бы не дала себе вскрикнуть или завизжать, и широко открытыми от удивления глазами пристально глядела на отца. Темный румянец медленно залил ее лицо и, застенчиво глянув в сторону Нефера, она встретилась с ним глазами. Они пристально смотрели друг на друга, будто в переполненном внутреннем дворе не было никого больше.
Таита наблюдал за всем этим от подножия трона фараона. Он понял, что Апепи мастерски выбрал время для своего заявления. Теперь никто – Наг, Трок или кто-нибудь другой – никак не могли бы встать на пути брака.
Таита стоял близко к трону Нага. Под своей косметикой регент явно был в глубоком замешательстве, ясно сознавая собственное затруднительное положение. Если Нефер женится на принцессе, он окажется вне досягаемости Нага. Регент видел, как двойная корона выскальзывает у него из рук. Наг, должно быть ощутил взгляд Таиты, поскольку поглядел в его сторону. Мгновение Таита глядел ему в душу, и это было все равно что смотреть в сухой колодец, заполненный живыми кобрами, в честь которых назвали регента. Затем Наг отвел жестокие желтые глаза, прохладно улыбнулся и кивнул в знак согласия и одобрения, но Таита знал, что тот яростно соображает. Однако мысли регента были настолько быстры и сложны, что даже он не мог следовать за ними.
Таита повернул голову и поискал в рядах гиксосов напротив крупную фигуру господина Трока. В отличие от регента, Трок не старался скрыть свои чувства. Его обуревал яростный гнев. Его борода словно бы встопорщилась, а лицо налилось кровью. Он открыл рот, будто хотел выкрикнуть оскорбление или протест, затем закрыл его, положил руку на рукоять меча и сдавил ее так, что костяшки пальцев побелели. На мгновение Таите показалось, что он сейчас вытянет его и бросится через внутренний двор к стройной фигуре Нефера. С огромным усилием он вернул самообладание, пригладил бороду, затем резко повернулся и стал проталкиваться прочь из внутреннего двора. Вокруг царила такая суматоха, что почти никто не заметил его ухода. Только Апепи наблюдал за ним с циничной улыбкой.
Когда Трок скрылся за высокими гранитными столбами Хатор, Апепи убрал руку с плеча Нефера и направился к трону Нага. Он легко поднял регента с подушек и обнял даже энергичнее, чем фараона. Прижав губы к уху Нага, он тихо прошептал:
– Больше никаких египетских хитростей, мой душистый цветок, или я затолкаю их в твою задницу так глубоко, насколько достанет моя рука.