6. В издательстве
– Вы – редактор такой-то? – Пожалуйте, к вашим услугам.
Проходите, садитесь. Простите, с кем выпала честь?
– Вы, конечно, слыхали. Я был отошедшему другом.
– Да, слыхал. Сожалею, но не удавалось прочесть.– В этой папке стихи. Вероятно, получится сборник.
– Вероятно? Ну-ну. Отчего ж он у нас не бывал?
– Он застенчивый был. И к тому же ужасный затворник:
Дом и служба – и всё. – Выпивал? – Иногда выпивал.– Значит, так, позвоните мне где-нибудь после второго.
Откровенно скажу, обнадёжить пока не могу.
Стоп. Минутку. Алло! Дорогой, неужели?! Здорово!
Здесь, сидит предо мною. Ну что ты, я вечно в долгу.Да, принёс. Постараюсь. Вы были знакомы? Откуда?
Да, конечно, ужасно, такой молодой – и умолк.
Я сказал – постараюсь. Нормально. У дочки простуда.
Ну спасибо. Звони. Обещаю, ведь это мой долг.Значит, так, позвоните мне где-нибудь через неделю.
С интересом прочту. Говорите, хороший поэт?
Стоп. Минутку. Алло! Александр Ильич?! Неужели?!
Здесь, сидит предо мною. Принёс. Постараюсь. Привет.Значит, так, позвоните мне завтра. Начнём без оглядки.
Стоп. Минутку. Алло! До второго я занят. Пока.
Александр Ильичу передайте: всё будет в порядке.
Рецензента найдём. До свидания. Жаль чудака.7. Сороковины
Сорок дней. Оболочка в болоте. Душа в эмпиреях.
Звёзды щёлкают клювами. Демоны ржут в батареях
Отопленья центрального. Траура нету в помине.
Собираются гости для самой последней амини.Жизнь и смерть разделились. Зловещая тень крестовины
Рассосалась. Уже попривыкли. И сороковины
С именинами схожи поэтому. Шумные гости
В основном о насущном. И лишь иногда о погосте.То есть повод, конечно, унылый. Однако напитки.
Сквозь глазницы уже заблистали свинцовые слитки,
Пробренчал анекдотец, скользнуло словцо с подковыром,
Отлегло и ушло. Поминанье закончилось пиром.Сорок дней. Поусохли. Приплакались. Приноровились.
Сорок бед не избыть. Бедолаги и раньше травились.
Потужили натужливо. Желчью живых покропили.
Да и в стороны. К дому. Как будто бы их торопили.Словно каждый почувствовал вдруг, как тиранит жестоко
Туповатое темя ему запредельное око,
И на полузахлёбе, на трёпе, на полунамёке
Ощутил, как мизерна удача, как ветрены сроки.
Лето перед очередным концом света
1
Три четверти мимо, а я не в гробу,
А я ещё вот он, снаружи,
Не чаю, не чту, никуда не гребу,
Ни пекла не чуя, ни стужи.
Избыточной снедью крушу телеса,
Заложник шального гормона,
И шастаю важно внутри колеса,
Которому нет угомона.2
Прослыл, добился, преуспел,
В престижном списке занял строчку,
С одной сплясал, с другими спел,
У третьих вымолил отсрочку,Родил, соорудил, вкопал,
Самим собою в гранды прочим,
И даже что-то накропал,
Не хуже прочих, между прочим,И чья-то кто-то там ему
Седьмой водою приходилась,
Но по внезапному уму
Вдруг понял, примеряя тьму,
Что жизнь опять не пригодилась.3
В отчаянье заламываю руки.
И рад бы не себе, да все ушли:
Разъяли, вскрыли, разгребли, учли
И съехали. И нет такой науки,Чтоб вспять переучить меня смогла
На всё забить до степеней искомых.
Не дышится. Повсюду смрад и мгла,
И много непонятных насекомых.4
Как научиться быть довольным
Своим умом недобровольным,
Чтоб зря не париться о том,
Что наше прошлое – фантом,
Блик, мимолётность, образ тленья,
Чередованье просветленья
И помрачения души
В необихоженной тиши,
Воспетой Фетом прошлым летом…
Как не печалиться об этом?5
Откукарекался – и в путь,
Сличая с тем, что прежде было,
В тенетах сумрачного пыла
Образовавшуюся суть.Не ограниченный ничуть
В искусстве сладиться без мыла,
Знай подставляй забавам грудь,
Мол, чтопройдёттобудетмило.Жизнь подчиняется тому,
Кто доверяется уму,
А не случайному сплетенью
Раскорректированных жил.
И тем, кто враскорячку жил,
Ни миражом не стать, ни тенью.6
Так бы жил да и жил бы, да вдруг приключился сбой,
Как, допустим, у дам, но в другом календарном цикле:
Стало вдруг невтерпёж оставаться самим собой,
То есть тем, к кому сам привык и вокруг привыкли.Невесть с кем состоя в непонятно каком родстве,
Тем не менее чуял впрок, что оно чревато.
И при этом вокруг кто-то тихо шумел в листве,
И почти до земли провисала сырая вата.7
То в лузу вдев, то музу ублажив,
Глухой к предначертаньям и обидам,
Я наловчился делать вид, что жив,
И пользоваться всуе этим видом.Избыточный, как майская заря,
Затейливо пылящий в каждом тосте,
Я рыл и ткал и верил, что не зря,
Но не хватило времени и злости.8
Перед тем как давануть педаль,
На которой значится Finita,
И нырнуть в неведомую даль,
Скорчившись навроде аммонита,Было бы невредно поскрести
В памяти и, повод обнаружив,
Что-нибудь нарядное сплести,
Переткав набор словесных кружев.Пусть при этом душу не спасёшь,
Но авось продышишь, прососешь,
Изведя планиду в марафоне,
Памятник – не памятник, а всё ж
Смутный силуэт на общем фоне.
Девяностые
Девяностые
Невозможно понять, как рука остывает в руке,
Если сам не держал, не искал в ней заглохшего пульса.
После этого пей, подыхай, в подворотнях сутулься,
Но не пробуй забыть, как рука остывает в руке.
И не пробуй понять, если сам не держал, не искал
Погубивших на ощупь, в упор, мимоходом, задаром,
Не гасил векселей, выбивая ответным ударом
Злую плесень из глаз и меняя осклаб на оскал.Невозможно поверить, что зрак, пронизающий тьму,
Не отыщет того, что ему заповедано словом.
Это, брат, либерта, это значит – в чугунноголовом
Естестве растворись без остатка, и горе уму.
Только то, что возможно купить, остается в цене,
Так какого же беса берете на понт, на испуг вы?
Все равно не проверить, поскольку горящие буквы
Никогда не запляшут на белой, как совесть, стене.А попробуй представить, как небо ложится пластом
На ландшафт типа лепры и как в перспективе короткой
Появляется некто ничтожный с козлиной бородкой
И приветливо машет рукой или, скажем, хвостом.
Вы зайдете в кабак, и от пятой в глазах зарябит.
"Был ли счастлив?" – тебя сотрапезник рассеянно спросит,
И обязан ответить, что был, под затейливый "прозит"
И себя убедить, раз ни разу еще не убит.30.11.95
"Как тяжело не выглянуть в окно…"
Как тяжело не выглянуть в окно.
А выглянешь – и сам тому не рад,
Что различило выцветшее око:
Сырых небес шинельное сукно,
Убогий строй кладбищенских оград,
Ленивое мерцание порока.Субъект с лицом внезапнее дыры
Седлает "Вольво", уминает порно
И слово обращает в серебро.
На рынке репа чуть не полторы,
Всё противоестественное спорно,
А седина почти уже в ребро.Куда деваться, бедный мой народ?
Я говорю не о евреях, нет,
О тех, с кем жил с тридцать седьмого года.
Затеять под кроватью огород?
Содеять бронебойный фальконет?
Упиться безысходностью исхода?А может, изловчиться и запеть,
Залопотать неугомонным ртом
О гермах, термах, бешеной лазури?
Но нет ни сил, ни опыта стерпеть
И в сотый раз не рассказать о том,
Как прохиндеи нищего разули.2.05.94
"Верните прошлое, где столько было целей…"
Верните прошлое, где столько было целей:
Догнать Америку и выстоять за книгой,
Где всё пронизывал подробно, как мицелий,
Восторг всеобщности с казарменной интригой;Где сокровенная стезя казалась торной:
Следы, отметины, и непонятно – где? Чьи?
Где многогрешный ваш, но, в принципе, покорный
Был постоянно изощрён в простосердечье.Верните прошлое в любом доступном виде,
Там слаще верилось, чем думалось и мнилось,
Там шизофреники, рекущие "Изыди!",
Одни и ждали, чтобы власть переменилась,Там трудолюбию учились мы у белок,
А коллективной безмятежности – у пчёлок,
Там всюду лопалось, но лишь из пары щелок
Всеразъедающий высачивался щёлок.Верните прошлое, в котором был я молод,
И жив товарищ мой, и лето было чаще,
Где вечен день и на секунды не размолот,
И где Пегас ещё не блеял так мычаще,Где Коломбины упоительные стати
И юный Каин сторож собственному брату…
Верните прошлое, и будущее, кстати,
По крайней мере, скомпенсируйте утрату.Январь 1996
Трое в лодке
(нищета и собаки)
Посвящается ведущим популярной рекламной радиопередачи "Трое в лодке" (1993–1994 годы)
Некоторым нравится,
Когда им плюют в физиономию.
"Это освежает", – говорят они,
Сияя повлажневшими глазами.
Некоторые любят,
Когда у них просят закурить
И, не дожидаясь ответа, бьют.
"Жизнь не проходит мимо", -
Замечают они,
Пытаясь подняться.
Некоторых интересует,
Когда наконец закончится
Процесс первоначального накопления капитала
Мордастыми молодыми людьми,
Похожими друг на друга, как надгробья.
"Надежда умирает последней", -
Восклицают они и смотрят вдаль,
Где, заламывая руки,
Протягивает ноги надежда.
А трое в радиолодке
С утра надрывают глотки:
Отличное настроение,
В груди и мыслях роение
Флюида новой формации,
Носителя информации.
Обои от "Искрософта",
От "Крафта" штаны и кофта.
Колёса от "Логоваза",
От "Плаза" ночная ваза,
Для любящих бабьи лона
Предметы от "Бабилона",
От "Хопёр-Инвеста" невеста,
Короста от "Люмпентреста",
Клипсы от "Каталепси",
Чипсы от "Раболепси",
Джинсы от "Менатепси"
И все выбирают "Пепси"…Некоторым нравится
Думать, что всё поправится,
Обустроится, образуется,
Герой ненароком разуется,
И все увидят копыта
У нашего неофита.
"Нет в мире печальнее повести,
Чем повесть о проданной совести", -
Говорят они окружающим,
Абсолютно не возражающим.
И только трое в радиолодке,
Ещё не чуя, что дело нечисто,
Вовсю рекламируют сковородки
Товарищества "Мефисто".9.11.94
Октябрь-1993
Ни сил, ни сна, ни радости в зобу,
А только волчья сыть телеэкрана:
То депутат ударится в божбу,
То прогрессист мордует ветерана.
На драной липе местный марабу
Клюв расщепляет, как ядро урана.
Сипящий север, ноющий сустав
Традиционно требуют октав.И вовремя: октябрь уж наступил,
А следом суета вокруг кормушки.
Ужасный век недаром нас тупил -
Опять зараздавались погремушки;
Угрюмый билдинг вместо Фермопил -
Танцует мир на бесноватой мушке,
Неверен, крив и, видимо, не зря
Таврён кровавым крапом Октября.А виршеблуд, впорхнувши в мезонин,
Выводит неверморы чёрной пастой,
В то время как поэт и гражданин
Торопится извлечь свой молоткастый
Из вышеименованных штанин
И принят на ура клыкастой кастой,
Которой предлагает от затей
Искать цивилизованных путей.Увы, цивилизацию пока
Определяют шлюха и громила.
Полишинель по факту сын полка,
Его секрет от неприятья мыла.
Стигматы не с небес, а с потолка
Доступнее, но верится уныло.
И поневоле хочется туда,
Где светлый праздник Страшного Суда…Какой текущий выдался момент,
Какое бесконечное мгновенье.
Грядёт очередной эксперимент
Под знаком подневольного говенья.
Болящий дух стал вовсе рудимент,
Сердечный жест – фигура сокровенья.
Зато предмет, которым нас гребут,
Теперь национальный атрибут.И всё-таки октябрь. Шуршит, летит,
Бормочет, плещет, блещет, умирая,
Клонит ко сну, вгоняет в аппетит.
И мать Земля воистину сырая.
В озябших небесах сквозной петит
Последней стаи. С чувством самурая,
Закрасившего кровью свой позор,
Смотрю вослед. И стекленеет взор.20.10.93
"Новое поколение вымирает…"
Новое поколение вымирает,
Демонстрируя полное оголение
Нервов, нравов, телес, и даже, вроде бы, выпирает
Странный какой-то орган на месте совести,
Имеющий видимой целью преодоление
Сил, понуждающих ногу ступать, колесо везти.По-другому не скажешь – именно вымирает,
Не поголовно, как скот или войско на поле боя,
А подушно, полично, и, значит, не вымеряет
Сокровенными сроками время существованья,
А, допустим, перестаёт различать зелёное и голубое,
Но зато совершенствует способы усвоенья и доставанья…Ни состраданья, ни зависти, как о себе самом.
Апокалипсис затянулся. Агасфер, страдая за давнее,
Потянул за собою всех. При этом те, кто с умом,
Уверяют прочих, что, дескать, приспело время метаморфоз.
Прочие верят и от этого выглядят еще забавнее.
В воздухе медленно распускается хлорофос.5.05.96
Тяжёлая вода
Конец августа
тысяча девятьсот девяносто пятого года.
Просыпаюсь за полночь
в ярости от ликующе-страстного гуда
И тут же давлю источник вокала -
недососавшего жизнь мою гада.
В окне, шурша и причмокивая,
разволакивается вчерашней газетой обещанная погода.
Морфей мгновенно слинял,
и можно подвигать извилинами, покуда
Ещё не мотает жилы твои на скребки и на метлы
дворничих разухабистая бригада.От первой же мысли о том,
что жизни осталось так безнадёжно мало,
Во лбу мгновенно мелеет,
во рту – как будто в похмельных потьмах
по ошибке наелся мела;
Тем более волны житейского моря уже рассекаешь,
не как фрегат, а в качестве мола.
Вообразишь, смутишься, одно и подумаешь:
"Эк тебя заломало",
Порождённая наспех химера, стряхнувши небытие,
тебя же и поимела.
Всё надеялся: как-нибудь перемелется,
да никак не вымолить время для перемола.За окном между тем занялось:
заиграло, запело, ударило светом,
на стене взбликовало фото
Сочинителя Л. с бородой нараспашку,
с ущербной улыбкой провинциального фата;
Из-за шкафа смущённо вылез призрак счастья
с традиционным приветом от господина Фета.
Оставалось начать: забегать, врубить, сполоснуть;
оставалось жить – была бы охота
За тобой максимально неощутима,
и потому никаких сверхпрограмм
от романа с суперзвездой до поедания суперфосфата -
Вот одно из главных условий
успешного наведенья психотроп и мостов,
а проще сказать – душевного марафета…Конец августа и бесчисленных репетиций
ещё в июне обещанного действа,
называемого "Прощание с летом".
От судьбы не уйти – так известный праведник,
спасшись из города грешников,
погибшего в пламени лютом,
Всю свою благодать профукал в момент,
затеяв инцест с дочерьми,
и звали этого старого греховодника Лотом.
Вот и я таков – не в смысле инцеста, а раб судьбы -
вот и дергаюсь, что твой юнкер Шмидт с пистолетом,
Глядя с горечью, как осина, и клён, и лиственница,
уходя, приветствуют нас безмолвным салютом,
А ночами всё гуще тянет в окно гнилью и сыростью,
понимаем, что гибелью, а говорим – болотом.Август – октябрь 1995
Просьба
Памяти Эрика
Пять лет миновало с того сволочного дня,
Когда ты ушел в песок и тебя не стало.
Сквозь мерную дрожь вечереющего огня,
Сквозь сонную взвесь магнетического кристалла
Слежу за тобой, за условно живым, за тем,
Как ты говоришь беззвучно, куришь без дыма,
Как ты выбираешь из переплетенья тем
Не ту, воплощенье которой необходимо
Паскуде-издателю, как для пупка бандаж,
Костыль для ходьбы, извиненье для выраженья;
И вот уже резво скачущий карандаш
Кропит белизну, разгружая воображенье…
Но как бесновался, как выл я пять лет тому,
Метался меж сосен, себя невпопад жалея,
Как сердце топил, как немой идиот Му-му,
В клокочущей смеси портвейна, чернил, елея,
Как память крестил, как осеннюю тьму монах,
Как в сумерках шёл по Сенной за тобою следом,
И как, объявившись в моих суетливых снах,
Ты вёл себя так, словно что-то про что-то сведал.
Про что? – намекни, просвети, не оставь слепцом,
Надеждой плесни по уныло цедящим жилам.
Вот я – неглубокий старик с проходным лицом,
Мне верить в ничто, в пустоту уже не по силам.
Продлить отраженье? Небывшее освежить? -
Не дай угодить врасплох на скорбные дроги.
Как мама моя, атеистка, кричала: "Жить!" -
Полгода кричала: "Жить!" на смертном пороге.24.09.93
Воспоминание в пионерском лагере Ижорского завода
(пос. Тюрисевя, ныне Серово)
Воспоминанье, круглое, как дата,
Восторжен и болтлив, что твой дебил,
Здесь, в пионерском лагере когда-то
Я Гольдину Викторию любил.Тому назад лет сорок с лёгким гаком
Я сочинял сей образ впопыхах
Вот в этих соснах, выпачканных лаком,
Вот в этих недовытоптанных мхах.Неотвратимый, жаркий, словно дьявол,
Я вис и вился, каменел и мчал,
В её зрачках то плавился, то плавал
И что-то неизбежное мычал.Смугла, туманноока, бурноброва,
Всегда одна, навязчиво одна,
Она была не то чтобы сурова,
Но как-то вдохновенно холодна.А всё же зрела, всё-таки внимала,
Ответный пламень вспыхивал и тух,
Но результата слишком было мало
В сравненье с тем, что изнуряло дух…Теперь здесь осень. Радужные пятна,
И воздух, кисловатый, как вино.
И что казалось встарь невероятно,
За давностью времён исключено.Исключено. А было бы забавно
Забытую Викторию найти
И рыхлой статью пожилого фавна
Свинтить её с торёного пути.Сомнительные радости говенья
Вдруг мстительным восторгом освежить,
Небывшее восстановить мгновенье
И снова вдохновенье пережить.А в результате вычеканить оду
Про то, как Бог судил, а чёрт ссудил.
Хоть говорят – в одну и ту же воду,
Но ты же ведь в неё и не входил.И так закончить: бывшая отрада,
Прими привет от старого дружка -
От запевалы третьего отряда
И старосты юннатского кружка.1992
Пробуждение
Просыпаюсь по частям,
Наблюдаю с интересом:
Вдруг какая не проснётся -
То-то будет красота.
Взрыло дряблою волной
То, что раньше было прессом,
Шея скрипнула шарниром
И душа сошла с креста,На котором до утра,
До включения сознанья
Безмолитвенно моталась,
Будто вялилась во сне,
Угнетённого ума
Безмятежное созданье,
Орган самосозерцанья,
Потаённое пенсне.Сон истаял, мрак погас,
Жизни рьяное роенье
Раскодировать ни смысла,
Ни возможности, увы,
Норовя перевести
Впечатленье в настроенье,
Омолаживаю звенья,
Охорашиваю швы.