Действующие лица (сборник) - Вячеслав Лейкин 6 стр.


Вместо музыки сумбур
Типа сельской нескладухи,
Перегляды, переплясы,
Хохоточек жестяной;
Затаились и шуршат
То ли мухи, то ли духи,
Крысоватый зверопудель
Распевает за стеной.

Вот такая лепота,
Вот такое пробужденье:
Ни посмертно не засеять,
Ни построчно не продать.
Это словно бы суметь
Пострадать за убежденье,
Что страдание не может
Убежденье оправдать.

Вот и глохни, и тряси
Оплешивевшею репой,
Эту музыку распада
Не умеющий постичь,
Окольцованный, как гусь,
Недоумок недолепый,
Разухабисто несущий
Недощипанную дичь.

Вот и лопайся по швам,
Безотчётно потакая
Чьим – не ведая – затеям,
Воспалённый, как чума.
"Отчего же, – скажут, – жизнь,
Неприметная такая,
Вдруг становится причиной
Повреждения ума?"

Эта каверзная связь
Сокровенней пуповины:
Ощущенье восхищенья,
Подогретого бедой.
Это вечные, как стыд,
По себе сороковины
С упоительным рефреном:
"Жаль, что умер молодой".

Час собаки

Растворив кошерное в квасном
И забывшись регулярным сном,
Только это я соприкоснулся
С кем-то важным в чём-то расписном,
Занавес упал, и я проснулся.

Так вот пробудился и лежу,
Как седок низринутый – вожжу,
Волоча поводья сновиденья,
И себя неволею ввожу
В каверзы предутреннего бденья.

Вроде ночь, а в голове светло.
Что за тварь колотится в стекло?
Муза или кто-нибудь попроще?
Прыснуть дэтой, оборвать крыло,
Засушить, и то-то будут мощи,

То-то утешенье дураку
Вставить в набежавшую строку
Эти романтические знаки:
Пульса безмятежное ку-ку,
Веры недокошенные злаки.

Прилетел незримый шестикрыл,
Ласково дыханье перекрыл,
Чтобы стало бедному понятно,
За какой нуждой он воду рыл
И откуда на исподнем пятна.

Отозрел недогрешивший аз,
Ссёкся голос, изморгался глаз,
Что ни свяжет – праздно либо ложно.
Вот и жизнь прошла. В который раз.
Всё равно привыкнуть невозможно.

26.04.94

"Всему приходит череда…"

Всему приходит череда:
Вражде, нужде, обидам.
Спешит за вторником среда,
За стадом индивидум.

За барышом спешит товар,
Молчание за словом,
И честный рисовый отвар
Торопится за пловом.

Всему выходит срок и прок.
Давно ли мой ровесник
Салютовал, узрев порок,
Парил, как буревестник?

Давно ли был он ас перин,
Пленялся дивной ножкой?
А нынче глушит аспирин
И заедает ношпой.

Вот так и мы с тобой, мон шер,
На склоне сели в лужу.
Давно ли шустрый акушер
Нас выволок наружу?

И первый свих, и первый стих,
И вечность в каждой дате,
И долгоногих аистих
Божественные стати.

Давно ли Шуберт на воде
И Моцарт в птичьем гаме?
Вдруг – бац! – и нет тебя нигде,
Уплыл вперёд ногами.

И в наступившей пустоте,
Пустив пузырь из носа,
Тебя списали по статье
Морального износа.

9.03.95

"Дремота опутала нас, как лоза…"

Дремота опутала нас, как лоза,
Свинцом затекла поясница.
Мы спать улеглись и закрыли глаза,
И время нам начало сниться.

И то, как минута тащилась, и то,
Как час извернулся мгновеньем,
В отверзии сна, как в лучах шапито,
Не стало для нас откровеньем.

Мы время ютили в пустых словесах,
Винили в малейшей напасти.
Нам стрелки в ручных, как скотина, часах
Его разрезали на части.

– Вот, – думали мы, – не идея, не вещь,
А нечто, предмет измеренья;
Впилось незаметно, раздулось, как клещ,
Не муча ни слуха, ни зренья,

И всё, и пропало, и нет его, нет.
И лишь иногда, временами
Светает, смеркается, гасится свет…
Но только потом, через тысячу лет,
Поймёшь, как сурово за весь этот бред
Господь посмеялся над нами.

15 ноября

"Ничего не бывает даром-м-морда!" -
прозвучало как бы с небес.
Возможно, из недр, похоже, своих, в общем,
вышло довольно внятно.
Точно не ангел, они молчат, но вроде бы и не бес.
Зажмурил глаза, а там никого, какие-то злые пятна.

Потягивает поверить, хорошо бы узнать, во что.
Между прочим, через неделю будет месяц до двадцать второго.
Некто, возникший словно из шляпы, предлагает сыграть в очко,
Очкастый и тухлый, как рыболов с картины В. Г. Перова.

"Господи, – говорю, – пощади. Хотя бы лет пять скости".
А он себе знай шурует повдоль, персть попирая посохом.
Красота, привычно осклабясь, пытается мир спасти
Доселе неведомым этому миру способом.

Видимость мыслей и мнимость бед непросто соединить,
Как, допустим, свинью и, скажем, кота в колеснице царя Адмета.
И всё бы сошлось по уму, по шву, но не пролезает нить,
И признаков больше, правду сказать, чем самого предмета.

Утешься впрок, упечалься вспять, незримой слезой стеки;
В этом сумраке ночи не разглядеть, в упор не ущупать фарта.
Но до двадцать второго через неделю сущие пустяки,
А там хоть чем, хоть рукой подать до света, до птиц, до марта.

* * *

По замкнутой трассе едва семеня,
С мурлом о небывшем судача,
Мой бог оказался умнее меня,
И это – навряд ли удача.

Во всём своему потакая уму,
Он то не горит, то не тонет.
Он тоньше, хотя бы уже потому,
Что лишней заботой не донят.

Незримое нечто он тайно сгустит,
Им тайно отравит фужер твой,
И слово сомлеет, и смех загрустит,
И дар твой окажется жертвой.

Он в мыслях отточием, в недрах торчком,
Он в горле, и в зеркале он же,
А я, совокупный, слабею очком
На перестраховочной лонже.

Мой ангел-хранитель, мой гений земной,
Рекущий грешно и невнятно,
Мой бог оказался не очень-то мной,
Но кто проиграл, непонятно.

"Воистину поэт: всё в дело, всё в огранку…"

Я памятник себе воздвиг.

Не наступите.

Вс. Зельченко

Воистину поэт: всё в дело, всё в огранку,
Божественный укол учуяв спозаранку,
Нанизывает мир на копьецо зрачка.
Всё владит в мерный стих – баранку ли, вагранку,
Апрель в Ессентуках и монорим сверчка.
Воистину похож, не опытом, но ликом,
Скользящим вдоль чела сканирующим бликом,
Мерцанием в глазу классических химер…
А местность возбуждать неукротимым кликом
Есть тысячи ходов, вот первый, например:
Подкрашенной водой плеснуть по трафарету,
Лукаво надписать: "Себе, анахорету",
С три короба наврать, как некогда Улисс,
И наконец, вопя – "Карету мне, карету!"
Вдруг выскочить в носках из северных кулис.
Одышливый, с лицом бескрайним, как полати,
Как Бенедиктов, глух, как Вяземский, в халате,
Он в Риме был бы гусь, в Афинах гусевед,
Предмету вопреки умеющий некстати
То звук перенапрячь, то перепудрить свет.
Воистину судьба: не ведая препоны,
Уже при жизни стричь завидные купоны,
И вдруг сплошной клистир и ацидофилин,
Эрато извела помпоны на тампоны,
И надувной Пегас уплыл, как цеппелин.

сентябрь 1994

"Мир от меня отстал. Возможно, что забыл…"

Мир от меня отстал. Возможно, что забыл.
Сказать ли – повезло? Не знаю, не уверен.
Неволюсь тем, что есть. Так, глядя на кобыл,
Судьбу благодарит тяжелобрюхий мерин.

Так басенной лисе не в тему виноград,
Так песенный сурок забил на савояра.
Мир от меня уплыл: ни терний, ни наград,
Лишь зеркало из тьмы подмаргивает яро.

Напрасно я считал, что нет меня среди
Угрюмых долбунов, заносчивых и хитрых.
Напрасно я себе командовал: "Следи" -
Но не было меня ни в перечнях, ни в титрах.

Надменность красоты, насмешливость ума
Напрасно я ценил и примерял напрасно.
Навязчивый, как стыд, как вера, как чума,
Кидался на рожон и выглядел непраздно.

Сошло. На нет и с рук. Искомая строка
Колеблется едва, влекома тёмным даром.
И всё-таки я жив. Невыносим пока.
И ласково дышу на ладан перегаром.

2.11.98

Достаточно свободные стихи про что угодно

Про свободные стихи

Мой приятель Туловищев
Сочинял изумительные стихи:
Чеканная рифма,
Упругий ритм,
И мыслям при этом было
довольно просторно.
Но однажды
некий развинченный тип
Из тех, которые,
Когда все резко сделают
"Кру-гом!",
Оказываются впереди,
Сказал ему: – Туловищев,
Ваши стихи, конечно,
вполне и весьма,
Но слишком традиционны.
Мой приятель опечалился
и спросил:
– А что же мне делать?
– Пишите свободным стихом.
– Мой стих свободен, -
Гордо ответил Туловищев, -
Он зависит только
От состояния моих мыслей.
– Вы ошибаетесь, уважаемый.
Свободный стих – это жанр,
В котором нет места
Оковам чугунного метра
И бренчащим болванчикам рифм.
– Свобода – это неряшливость, -
Грустно заметил мой приятель,
Но к совету прислушался…
Однажды в конце октября
Я зашёл к Туловищеву домой.
Он сидел весь в бинтах и гипсе
И переписывал "Онегина"
Свободным стихом.
– Поэзия рафинируется, -
Сказал он мне доверительно, -
Ни оков, ни болванчиков,
Только мысль,
Голая и естественная,
Как задница павиана.
– Что с тобой случилось?
Эти бинты, этот гипс…
– Хотел улететь на юг, -
Ответил он с горечью, -
Браконьеры не дали.
– Туловищев, ты сошёл с ума! -
Воскликнул я в отчаянии.
– Я знаю, мне говорили.
Но как жизни прибавилось,
Как прибавилось жизни,
Если б ты знал.

Про корни

Вертлявые шелушащиеся корни
Выползают на поверхность,
Снуют в неподвижной траве,
Цепляются за камни и стволы,
Греются на песчаном обрыве,
Скрывая в незримых недрах
Связующее начало.
Не так ли слова,
Жужжащие, свистящие, блеющие,
Сплетающиеся в речь,
Порхающие в листве
вечерних газет,
Образующие бессмысленные
созвучия,
Таят в неведомых недрах
Непостижимую связь?
Что единит сыча и сычуг,
Лебёдку и лебеду,
Сирень и сирену?
Допустим, возможно вообразить
Из окон клуба
Клубы табачного дыма, -
Но куда мы пристроим клубни?
Допустим, можно соединить
Жабу и жабры -
Но при чём здесь жабо?
Можно представить старину Лота,
Играющего с дочерьми в лото
На фоне цветущего лотоса,
Но это будет всего лишь
Условное суесловие,
Эквилибр с эквивалентами,
Вензеля левизны…
Однажды дерево рухнет
И корни взлетят на поверхность,
Являя своё единство.
Однажды пустое созвучье
Исполнится странного смысла
И обретёт свободу.
Не так ли запрошлым летом
Твою фату кружевную
С моей фатовской гримасой
Связал равнодушный Фатум?

26.02.86

Про время

Вдруг примерещилось
И как-то сразу окантовалось,
Будто я пережил время.
Не какое-то отдельно проименованное,
Типа время страстей человеческих,
Время разбрасывать камни
Или, скажем, время цветущей жимолости,
А нормальное время,
Озвученное петухами и курантами,
Неторопливо стекающее по четвёртой оси.

И вот оно прекратилось, а я продолжаюсь.
Его не стало, а меня когда ещё хватятся.
В сущности, ничего не переменилось,
Разве что стал внимательнее к своим отражениям
И завтрашний день перестал казаться
Таким уж неотвратимо отвратительным.

А не далее как вчера
Или теперь уже неважно когда
Я слышал сквозь случайную щель,
Как врач говорил какой-то неясной женщине,
Что в принципе это излечимо,
Но есть ли смысл.
Женщина плакала,
И я не вполне уверен, что от счастья.
Попытался тихонько подплакать,
Но не получилось, не вышло,
Времени не хватило.

24.11.08

Про выбор

Однажды меня не узнали до такой степени,
Что я удивился столь искренне,
Что меня тут же узнали и говорят:
"А мы тебя не узнали.
Похоже, будешь богатым,
В крайнем случае, займёшься долголетием".
Альтернатива выглядела весьма незатейливо,
Однако деваться было некуда,
И я выбрал вид на долгое жительство,
Чем и занимаюсь до сих пор
С удручающим постоянством.
"Эхма! – говорю я себе порой, угрюмо прихохатывая, -
Это же сколько времени понадобилось,
Чтобы понять, что надо было соглашаться на богатство:
Во-первых, всё время занят, куда потратить,
А во-вторых, не успеешь посожалеть о несвободе выбора
И утомиться его несовершенством".

11.10.07

Про стечение обстоятельств

Стечение многих обстоятельств
Практически в одно место
Привело не то чтобы к катастрофе,
Но к довольно непростым осложнениям.
(Всё правильно, любезный,
Ваше чувство стиля вас не обмануло:
Нельзя писать – несложные упрощения
Или как там, но, в принципе, это неважно,
Ибо весь мир давно уже
Патологически тавтологичен,
За исключением разве что масла,
Которое перестало быть масляным,
Счастье, что вообще осталось.)
Итак, стечение многих обстоятельств,
Бурное, будто следом
Слили большую воду,
Привело к сакральному убеждению,
Что оставшейся жизни явно не хватит,
Чтобы всё-таки догадаться о её цели
И поразить наконец эту неуловимую цель
Совершеннейшим к ней равнодушием.
(И опять вы правы, голубчик,
Ваш логический механизмик
Сработал безукоризненно:
Нельзя говорить всерьёз о цели,
Имея весьма размытые представления о средствах
Или как там, но, в принципе, это неважно,
Ибо весь мир давно уже
При слове "цель" восторженно вздрагивает
И начинает обратный отсчёт.)
То есть я хочу сказать, моя дорогая,
Что неожиданное стечение многих обстоятельств
В то место, где и одного бы вполне хватило,
Привело не то чтобы к катастрофе, но, скажем, к печали
По поводу отсутствия соответствующего заряда тротила,
Дабы всё это грохнуть к чёртовой матери в самом начале.
И потом, какая любовь, когда мрак, и сырь, и ветви наги?
На подгнивших подмостьях, да ещё и без публики,
какие, братец, спектакли?
Тем более что своевременная ампутация толчковой ноги
Освобождает от избыточных амбиций,
а в них-то и было всё дело, не так ли?

4.04.2000

Про современную поэзию

Отказались от ритма
(Пьяные плясали под метроном
И напрочь отшибли стрелку).
Отказались от рифмы
(Чтобы не было, как у Пушкина).
Отказались от знаков препинания
(Препинанье при этом усугубилось).
Почти отказались от мысли
(Лишённая возможности
Быть пропетой и протанцованной,
Лишённая удовольствия
быть опознанной
В превосходных созвучиях:
тоски-тиски, жизни-тризне, друга-туго,
Мысль сама отказалась
от их торопливых услуг).
Осталась метафора -
Напыщенно распущенная,
Ошалевшая от вседозволенности,
Вывернутая наизнанку
банальность.

14.07.86

Про кино

Молодой человек с гитарой
Идёт по улице
И убеждён, что все убеждены,
Что совсем не случайно
В руках у него гитара.

Знаменитый артист
Со своим знаменитым лицом
Идёт по улице
И догадывается, что все догадываются,
Что жизнь его адекватна.

Интересный мужчина с девушкой
Идёт по улице
И предполагает, что все предполагают,
А некоторые даже уверены!

Командировочный, сын командировочного,
внук командировочного,
Идёт по улице
И ему наплевать, что всем наплевать
На его появление в этом городе.

Гражданин, похожий на страуса,
Идёт по улице
И надеется, что все надеются,
Что однажды уже
Ему об этом сказали.

Командировочный, похожий на страуса,
Со своим знаменитым лицом
А также с девушкой и гитарой
Идёт по улице
Прямо на оператора.
И всё это так же похоже на жизнь,
Как эти стихи на сонет.

23.06.88

Про одного моего одноклассника

Один мой одноклассник,
Между прочим, бывший комсорг,
Сказал мне однажды,
Вытирая за собой рот и ухая диафрагмой:
"Дружище, а ты у нас, оказывается, писатель".
"Писатель стихов", – уточнил я застенчиво.
"Не смущайся, – сказал он. – Это бывает".
"С каждым может случиться", – заключил я уклончиво.
"А я ведь ничего твоего не читал, -
Продолжал мой одноклассник,
Кстати, золотой медалист, -
Не сподобился, не подсуетился вовремя,
Хотя поэзии не чужд".
У меня с собой было, и я ему предложил.
Мой одноклассник,
Кандидат, между прочим, наук,
Долго листал, лицом ничего не выражая,
Потом налил, вытер за собой,
Ухнул диафрагмой и спросил:
"Для чего ты это пишешь?"
"Не знаю, – отвечал я, уже предчувствуя, -
Иногда по нужде, чаще по инерции".
"Это не стихи, – сказал мой одноклассник,
Большой, кстати, друг ещё одного моего одноклассника,
Между прочим, известного пушкиниста. -
Вот у Булата стихи, у Володи стихи,
У Кукина и то стихи,
А у тебя бред сорвавшегося с иглы невропата".
"А людям нравится", – возразил я опрометчиво.
Мой одноклассник
Долго и грамматически сложно
Пытался выразить ответную мысль,
Но мысли не оказалось, и он затих удручённо.
А я сдал остальное,
И мы, аккуратно вытерев за собой,
Синхронно ухнули диафгармой.

Назад Дальше