Николай Алексеевич Заболоцкий (1903–1958), выдающийся и интереснейший поэт России XX века, прошел в литературе сложный путь – от ритмического новаторства и принципиально условной эстетики до прозрачной ясности классического стиха: "Любите живопись, поэты..."
Этот сборник, составленный сыном поэта Никитой Заболоцким, включает полный свод стихотворений и поэм, вошедших в литературное завещание автора, а также стихотворения из ранних собраний.
Содержание:
От составителя 1
Татьяна Бек - Бессмертье перспективы - Николай Заболоцкий и его гены сегодня 1
Столбцы и поэмы - (1926-1933) 5
Городские столбцы 5
Смешанные столбцы 9
Поэмы - 1929-1933 12
Стихотворения 1932-1958 18
Автобиографическая проза 34
Ранние годы 34
История моего заключения 38
Картины Дальнего Востока 41
Примечания 42
Николай Алексеевич Заболоцкий
Не позволяй душе лениться. Стихотворения и поэмы
От составителя
На протяжении всей творческой деятельности Н.А. Заболоцкий периодически объединял свои стихи и поэмы в рукописные или машинописные своды и считал их проектом или прообразом будущих печатных изданий. Обычно последующий свод включал, кроме вновь написанных, отобранные и часто заново отредактированные произведения предыдущего свода. При жизни поэта было издано всего четыре небольших стихотворных сборника, и только первый из них, "Столбцы" (1929), по составу полностью соответствовал воле автора. Ряд стихотворений и поэма "Торжество Земледелия" были опубликованы в журналах и альманахах. Незадолго до смерти, в октябре 1958 года, Заболоцкий составил литературное завещание, в котором установил перечень произведений для Заключительного свода, его структуру и источники текстов. За пределами этого свода осталось более ста стихотворений, в том числе все детские и шуточные стихотворения и поэма "Птицы".
Следует отметить, что многие, главным образом, ранние произведения Заболоцкого подверглись неоднократной авторской редактуре и существуют в двух основных вариантах: в редакции до правки в 40-50-х годах и в редакции, вошедшей в Заключительный свод. Правка производилась по разным, иногда нелитературным причинам. Так, желая опубликовать свои произведения, поэт вынужден был считаться со строгими в то время цензурными и редакторскими требованиями. Поэтому нельзя считать, что внося изменения в свои тексты, он безоговорочно отбраковывал первоначальные варианты. Многие из них оставались дорогими ему, и он сохранял их в своем архиве, в частности – в составе сводов и сборников.
В данное издание произведений Н.А. Заболоцкого мы включили целиком Заключительный свод 1958 года, составленный согласно литературному завещанию автора.
В публикуемых текстах составителем восстановлены некоторые строки, измененные или исключенные автором явно по цензурным соображениям. В поэме "Торжество Земледелия" в гл. 3 восстановлены опущенные строки 9-18 по Своду 1952 г., в гл. 5 восстановлена строка 26 по Своду 1936 г., в гл. 7 восстановлены опущенные строки 9-34 по Своду 1936 г. и опущенные строки 75-82 по Своду 1952 г. В стихотворении "Утренняя песня" последняя строка восстановлена по "Второй книге" 1937 г. В стихотворении "В кино" восстановлена строка 6 снизу по приложению к Своду 1952 г.Кроме того, стихотворения "Венчание плодами" и "Ночной сад" приводится по изданию "Вторая книга", а стихотворение "Оттепель" в варианте авторского Свода 1948 г. Все указанные своды хранятся в архиве составителя и описаны им в примечаниях к книге: Н.А. Заболоцкий. Полное собрание стихотворений и поэм. С.-Пб. "Академический проект" Новая библиотека поэта. 2002.
Настоящий сборник включает также автобиографическую прозу, позволяющую читателю в общих чертах познакомиться с нелегкой жизнью Н. А. Заболоцкого.
Никита Заболоцкий
2.04.2004
Татьяна Бек
Бессмертье перспективы
Николай Заболоцкий и его гены сегодня
За мертвым сиротливо и пугливо
Душа тянулась из последних сил,
Но мне была бессмертьем перспектива
В минувшем исчезающих могил.
Листва, трава – все было слишком живо,
Как будто лупу кто-то положил
На этот мир смущенного порыва,
На эту сеть пульсирующих жил.
А. Тарковский "После похорон Заболоцкого". 1962.
I
24 апреля (а по старому стилю оно было 7 мая) 1903 года в городе Казани в семье агронома Алексея Агафоновича Заболотского и его супруги Лидии Андреевны, в девичестве Дьяконовой, родился сын – первенец Николай. В году 25-м он, уже осознавши себя поэтом, сменил в своей фамилии тс на ц, а ударение перенес с первого о на второе. То есть к имени своему смолоду подошел как поэт, как звукописец, даже как преобразователь ритма...
В очерке "Ранние годы" Заболоцкий с неповторимо серьезным юмором первым учителем своим называет... отцовский книжный шкаф: "У моего отца была библиотека – книжный шкаф, наполненный книгами. С 1900 г. отец выписывал "Ниву", и понемногу из приложений к этому журналу у него составилось порядочное собрание русской классики, которое он старательно переплетал и приумножал случайными покупками. Этот отцовский шкаф с раннего детства стал моим любимым наставником и воспитателем. За стеклянной его дверцей, наклеенное на картоночку, виднелось наставление, вырезанное отцом из календаря. Я сотни раз читал его и теперь, сорок пять лет спустя, дословно помню его немудреное содержание. Наставление гласило: "Милый друг! Люби и уважай книги. Береги их, не рви и не пачкай. Написать книгу нелегко. Для многих книги – все равно, что хлеб"... Здесь, около книжного шкафа с его календарной панацеей, я навсегда выбрал себе профессию и стал писателем, сам еще не до конца понимая смысл этого большого для меня события".
Отцовский книжный шкаф олицетворяет в настоящем признании классическую традицию , которой Заболоцкий – без лести и покорности – оставался верен на всех этапах своего многоступенчатого и причудливого пути.
С 13-го года будущий поэт живет и учится в Уржуме (Вятская губерния), ходит в реальное училище, играет роли и поет романсы в самодеятельных спектаклях, увлекается живописью... Первая его, самодельная, книжица так и называется "Уржум".
Начало 20-х – пора интенсивных занятий, самообразования, учебы. Московский университет: и медицинский, и историко-филологический факультеты. Закрепился, впрочем, на медицинском, поскольку там студентам полагался повышенный продовольственный паек, но исправно ходил в поэтическое кафе "Домино". Потом был Петроградский пединститут имени Герцена – отделение языка и литературы, а параллельно – "Мастерская слова", молодежная литгруппа, работа грузчиком, обострение цинги наконец...
II
В автобиографии Заболоцкий писал: "В 1925 году я окончил институт. За моей душой была объемистая тетрадь плохих стихов, мое имущество легко укладывалось в маленькую корзинку".
Тогда же он в Союзе писателей познакомился с Даниилом Хармсом и Александром Введенским, которые называли себя "чинарями", чуть позже – с Николаем Олейниковым.
Как отмечает сын поэта и неустанный его биограф, исследователь, текстолог Никита Заболоцкий, молодых людей сроднило общее преклонение перед Велимиром Хлебниковым, стремление к необычным словосочетаниям, дистанция меж стихом и лирическим переживанием, полисемия, ритмическое новаторство, ирония и замысловатая фантазия. "Сближение с Хармсом и Введенским помогло Заболоцкому влиться в тот поток авангардистского искусства, который на некоторое время определил его творческое движение и обогатил его поэзию новыми приемами, взятыми не только из арсенала литературы, но и из живописи" .
Так возникает содружество, сыгравшее в поэтической эволюции Заболоцкого огромную роль, – с осени 1927 года они именуют себя ОБЕРИУ. Уже в 50-годы наш поэт расшифровывает эту аббревиатуру как "общество единственно реалистического искусства".
Известно, что именно Заболоцкому принадлежат две первые части декларации обериутов 1928 года и что он предложил следующие формулы новой эстетики: "очищать предмет от мусора истлевших культур" и "смотреть на предмет голыми глазами". Такой подход позволял художнику-словотворцу называть вещи и явления как будто впервые, а еще давал возможность с головокружительной смелостью освежать старые и покрывшиеся патиной инерции жанры: оду, элегию, анакреонтику .
Чрезвычайное влияние на раннюю лирику Заболоцкого оказали работы художников Татлина и, в особенности, Филонова с их вниманием к магии конкретных вещей, с принципиальной условностью форм, с "постановкой на сделанность", с дроблением изображаемого предмета, с выстраиванием рядов из животных, растений, предметов, среди которых – на равных правах, но не главенствуя – присутствует человек. Неслучайно поэт, уже в поздние годы оглядываясь на пройденный путь, писал не без дидактики, которой никогда – просто по-разному ее артикулируя и озвучивая – не чурался:
Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно, -
здесь особенно важен эпитет "изменчивая". Заболоцкий, как, пожалуй, никто другой из поэтов XX века, осознавал неуловимую подвижность каждого исторического и индивидуально-личностного мгновенья, а приемы для увековеченья таковой подвижности он черпал в смежных искусствах – в живописи и архитектуре, музыке, театре и цирке.
Он же – поэт – посылал свою музыку на выучку к науке: открытия Вернадского и Циалковского (как и философа Григория Сковороды) стали трамплином для его поэм, для его лироэпической натурфилософии.
III
И все-таки прежде всего – живопись. Критика неоднократно сопоставляла картины Филонова "Животные", и "Ломовые", и "Коровницы", и "Крестьянская семья", и "Цветы мирового расцвета" со стихотворениями Заболоцкого эпохи "Столбцов" (так назывался его первый поэтический сборник 1929 года), в коем мир людей, придавленный и искаженный городской цивилизацией, в тоске взыскует братства с очеловеченными животными. В стихотворении 1926 года "Лицо коня" поэт, архаист и авангардист одновременно, мечтает о взаимопроникновении далеких энергий:
И если б человек увидел
Лицо волшебное коня,
Он вырвал бы язык бессильный свой.
И отдал бы коню. Поистине достоин
Иметь язык волшебный конь...
Заметим, как чудодейственно преображена здесь пушкинская строка "и вырвал грешный мой язык": грешный – бессильный – язык человек гипотетически вырывает себе сам и перепоручает волшебному (апелляция к фольклору, к сказке) коню.
Эта, почти утопическая, мечта о преобразовании мира природы творческим усилием человека не оставит Заболоцкого на протяженье всего пути. Так, в 46-м он напишет стихотворение "Читайте, деревья, стихи Гезиода", где намеревается усадить за парты зайцев и птиц, а березы сделать школьницами, видит в кузнечике Гамлета, а бабочек помещает на лысое темя Сократа: то есть – жест, передающий коню язык человека, длится и варьируется. И еще вот что явно: зрелая натурфилософия поэта, выношенная в ученых штудиях, весело и лукаво обогатилась (а в творческой мастерской все идет в дело!) его же опытом поэта детского – взрослым, если можно так сказать, остатком от работы в журналах "Чиж" и "Еж", имевшей место в начале 30-х: там царила атмосфера розыгрыша. С самого начала – об этом пишет Лидия Гинзбург – "его инфантильность обдуманная, внутренне противостоящая другим системам".
Если вернуться в конец 20-х годов, на трагикомический карнавал НЭПа, то следует признать, что Заболоцкий стал уникальным хроникером и контрпевцом этой постреволюционной ярмарки. "По самой сути лирика, – пишет Лидия Гинзбург, – своего рода экспозиция идеалов и жизненных ценностей человека, но также – антиценностей – в гротеске, в обличении и сатире. В "Столбцах" мир антиценностей – это мир мещанского понимания жизни, отраженных в словах умышленно скомпрометированных, будь то слова грубо бытовые или подчеркнуто книжные, "красивые"... Антиценность в поэзии всегда соотнесена с ценностью, явной или подразумеваемой".
Ведущей стихией внутри "Столбцов" была стихия шутейно-язвительная. Описывая абсурд нового быта, его вульгарный алогизм и его фальшь, уродство и хищность, поэт прибегает к смеховым и сказовым приемам, оставаясь верен – в блаженной традиции русского юродства – собственным нравственным первоосновам, бегущим от ханжества в светотень иронии. В стихотворении "Белая ночь" (лето 1926-го) мир перевернут и противоестествен:
Гляди: не бал, не маскарад,
Здесь ночи ходят невпопад,
Здесь, от вина неузнаваем,
Летает хохот попугаем.
Здесь возле каменных излучин
Бегут любовники толпой,
Один горяч, другой измучен,
А третий книзу головой...
Стиховое полотно держится на словах и словосочетаньях единого – сниженно апокалиптического – ряда: невпопад... книзу головой... обман... рожи корчив... я искалечу... сумасшедший бред... куковали соловьи... дыбом волоса... При этом автор – это необходимо подчеркнуть – отчетливо отъединяет себя от этой местной кунтскамеры (в данном случае процитируем раннюю редакцию): "Я шел подальше. Ночь легла/вдоль по траве, как мел бела..." Он – отдельно, он – вне хаоса, он – "подальше". Не так ли художники старой школы рисовали в уголке картины, внизу любой фантасмагории и массовки, собственный маленький, посторонний сюжету, автопортрет?
Сквозь все "Столбцы" и стихотворения, к этой книге примыкающие, проходит позиция персонажей, которую можно обозначить такой строкою Заболоцкого: "На перекрестке вверх ногами". Мир явлен, повторяю, в перевернутом и противоестественном состоянии: "один, задрав кривые ноги, скатился задом наперед" (опять цитируем раннюю редакцию); "жабры дышат наоборот"; "и жизнь трещала, как корыто, летая книзу головой"... А в стихотворении "Футбол" (1926) тело форварда согнуто в дугу, он спит опять же задом наперед, причем без головы. Интересно, что в перепечатке стихов этой поры Заболоцкий "Футбол" заложил репродукцией картины выдающегося трагического примитивиста Анри Руссо "Игроки в мяч". Победа вещи над человеком, потеря духовности – в "Футболе" очевидная идея, общая для "Столбцов"...
В стихотворении "Новый быт" (1927) социальная сатира заострена до последнего предела. Здесь человек, с первых дней существования помещенный в бюрократически-изолгавшийся мир, уже младенцем "сидит в купели, как султан" (́султан – здесь символ азиатской власти) и, лишенный индивидуальности, прет напролом по расхожим тропам безбожно-тоталитарного режима:
Уж он и смотрит свысока
(в его глазах – два оселка),
потом пирует до отказу
в размахе жизни трудовой,
гляди! гляди! он выпил квасу,
он девок трогает рукой
и вдруг, шагая через стол,
садится прямо в комсомол...
На свадьбе "ополченца новой жизни" председатель угощает молодоженов солдатским (воинственно-армейская лексика: ополченец, солдатский и проч. – форсируется и входит в потешный контраст с темою свадьбы) вином и халвой – "и, принимая красный спич,/ сидит на столике Ильич". Сообщим, что в первом издании по настоянью редакции слово "Ильич" было заменено на "кулич", отчего абсурд, воплощенный в стихотворении, не стал менее грозным, а текстологическое обстоятельство вошло в итоге в сатиру Заболоцкого самостоятельной деталью.
Гротескный алогизм как взрыв сокровенного смысла – одно из первых открытий Заболоцкого – лирика.
"Столбцы" разлетелись в несколько дней и, по эпистолярному свидетельству самого поэта, "вызвали в литературе порядочный скандал". В чем только ни упрекала его рапповская клика – достаточно перечислить названья разгромных статей: "Система кошек", "Распад сознания", "Система девок", "Социология бессмыслинки" и так далее. Поэту инкриминировались гаерство, кривлянье, новобуржуазность, реакционность, маниакальная эротика, пародия на Козьму Пруткова и смешение державинской архаики со словарем собирательного мещанина наших дней... Позднее провокационный перенос черт персонажа на образ автора аукнется в травле Михаила Зощенко, прозаика, который едва ли не первым осознал и оценил великую продуктивность сумбурно-убедительной гармонии Заболоцкого.
IV
В дальнейшем Заболоцкий отошел от эстетики "Столбцов", признавая, впрочем, что они раскрыли ему вход в "секрет пластических изображений". Наивно полагать, что отход от сказовой сатиры и абсурдистской иронии был связан у поэта исключительно с разгромной критикой и обеднил его творческую мастерскую. Дело сложнее. Это – как называется стихотворение Заболоцкого 1937 года – именно метаморфозы:
Как мир меняется! И как я сам меняюсь!
Лишь именем одним я называюсь, -
На самом деле то, что именуют мной, -
Не я один. Нас много. Я – живой.
Иосиф Бродский в беседе с Соломоном Волковым сказал, удивив своего собеседника: "Я думаю, что поздний Заболоцкий куда более значителен, чем ранний. (́Волков: Я не ожидал такой оценки.) ...Вообще Заболоцкий – фигура недооцененная. Это гениальный поэт. И, конечно, сборник "Столбцы", поэма "Торжество Земледелия" – это прекрасно, это интересно. Но если говорить всерьез, это интересно как этап в развитии поэзии. Этап, а не результат. Этот этап невероятно важен, особенно для пишущих. Когда вы такое прочитываете, то понимаете, как надо работать дальше" .
Как мост от раннего Заболоцкого к позднему – стихотворение 1932 года "Утренняя песня" (в первой редакции оно называлось персональнее – "Семейство художника"). Все глаголы и эпитеты здесь настаивают на выпрямлении, высветлении, выздоровлении пластики мастера:
Могучий день пришел. Деревья встали прямо.
Вздохнули листья. В деревянных жилах
Вода закапала. Квадратное окошко
Над светлою землею распахнулось,
И все, кто были в башенке, сошлись
Взглянуть на небо, полное сиянья...