И, как всегда, зубы испортили мне весь кайф. Бросив ложку, я схватился за ноющую челюсть и, шепча проклятия, начал растирать ее.
"Таблетки, таблеточки мои, где же вы, где?.. Ах вот они, мои сладенькие…"
Мятая упаковка "Каффетина" была срочно извлечена из кармана рубашки. Две серые таблетки мигом сиганули в открытый рот, требующий скорейшего медицинского вмешательства.
Едва утихла боль, я вспомнил, что периодически в течение всех этих дней, меня беспокоила какая-та тревожная и смешная мысль, которая постоянно убегала, стоило к ней обратиться.
- Так я же теперь шепелявый, - вырвался у меня стон, - как же я раньше-то не догадался…
И действительно вместо слова "теперь" у меня получилось "тепеэй". Чертовски неприятно и неудобно, как будто бы набрал в рот камней. Ужасно! Ну и как мне после этого общаться с девушками?
Но неутоленный голод заставил меня отринуть прочь грустные думы и заняться похлебкой. Она к тому времени остыла до приемлемой температуры, перестав обжигать язык. Лихо работая ложкой, я вообще старался ни о чем не думать. Обстановка не располагала к построению четких и ясных силлогизмов. Вот придет ночь - и думай себе сколько угодно, только дровишки успевай подбрасывать.
- Хорошо, - сказал я, подводя итог и оценивая результат кулинарного мастерства, - жизнь, можно сказать, удалась… Эх, сейчас бы сигаретку! Н-да… Где же эти спасатели, черепашьи дети?!
Некому было ответить на этот актуальный вопрос. Он безнадежно завис в воздухе, как и мой компьютер, взявший моду объявлять забастовку в самый неподходящий момент.
Пристроившись поудобней, я стал строить планы на завтрашний день. Правильная организация - необходимое требование при планировании любой предстоящей работы.
Я загорелся идеей попытаться устроить новый большой костер, который, как я надеялся, укажет спасателям место, куда им следует спешить в первую очередь. План заключался в поджоге большой ели. Мне всю жизнь долбили, что новогодняя елка, стоящая в квартире, при неосторожном обращении с огнем может превратиться в новогоднюю свечу. Лежа на импровизированной кровати, я мечтал именно о такой свече, но вся загвоздка заключалась в двух вещах - в дровах и волках. Волков было много, а дров - мало, и это вызывало определенное беспокойство.
Было над чем призадуматься. Я почесал давно не мытую голову, где жирные и грязные волосы сбились в нечто, напоминавшее валенки. Мне в голову пришла идея побриться на наголо, используя швейцарский нож, но я не рискнул лишить себя дополнительной теплозащиты, тем более что приличной шапкой я так и не обзавелся.
Я чесался и думал. В радиусе двухсот метров от хвоста все дрова, которые я мог унести, были собраны подчистую. Так идеально чисто бывает только под кроватью солдата-первогодка. Для того чтобы поднять кривую количества дров от нуля, потребуется изменить систему координат, а значит, расширить радиус поиска.
От одной мысли, что мне придется совершать многочисленные рейды в глубокий лес, где полным полно сказочных персонажей, практикующих поедание всяких там бабушек, трех поросят, козлят и жертв авиакатастроф, меня бросило в дрожь. Очень плохо, когда жизнь скучна, но и очень плохо, когда буквально нет времени на отдых от ежедневных, ежечасных и ежеминутных приключений. Утомляет. Но выбора у меня не было. Придется, значит, идти, подумал я.
Я подкинул дровишек и хлебнул теплого вина. Мне захотелось прогнать прочь грустные мысли, что и было легко и непринужденно сделано.
Закрыв глаза, я подал сигнал Морфею, приглашая божество сновидений в гости. Мне кажется, на моем месте следовало дать этот сигнал выстрелом из стартового пистолета. Видимо, ему у меня было не очень уютно, коль он так долго игнорировал мое приглашение. Я заметил, что этот олимпийский бог - существо очень капризное и привередливое, ну прямо как кошка, гуляющая сама по себе. Морфей навещал меня, когда ему самому вздумается, иногда совершенно пренебрегая моими пожеланиями. Вот и сейчас сон никак не желал окутывать меня своими сетями, вместо него приходили воспоминания. Перед мною появился расплывчатый мираж, материализовавшийся в танцевальный зал "Лябамбы", московского клуба с латиноамериканской начинкой.
Мы пришли в клуб в начале второго ночи, и народ зажигал там по полной программе. Веселые мелодии меренге, сальсы, самбы и румбы сменялись песнями сказочницы Мадонны, попрыгуньи Джерри Хэллэвел. Заводные песни сыпались, словно из рога изобилия, и, как это подчас случается к середине ночи, народу было уже все равно, что играет и кто поет. Впрочем, до кульминации веселья оставалось еще далеко, и мы с Евой смело ринулись в самую гущу друзей латиноамериканских танцев.
Ева, совершенно не умевшая танцевать, восполнила сей недостаток выплеском эмоций. Если бы в тот момент подвести к ней провода, то получаемой энергии хватило бы на освещение целого района. Но, увы, она была девушкой с непостоянным и холерическим складом характера, и поэтому идея о создании компании "Еваэнерго" оказалась отвергнутой.
Это был вихрь или, точнее, смерч невообразимых фигур, способный обратиться в стихийное бедствие. И первым пострадавшим был я. Она прыгала, вертелась вокруг собственной и моей оси и почти каждый раз оказывалась на моих ступнях. Мне еще повезло, что ее обувь была без шпилек, иначе тогда я уехал бы не домой, а в больницу на машине "скорой помощи".
- Что случилось? - сквозь какофонию звуков прокричала Ева.
По всей видимости, она наконец увидела на моем лице очередную реакцию на ее приземление.
- Старушка моя, ты окончательно и безжалостно сокрушила мои конечности… В кого ты такая жестокая?
- Крокодил ты мой зеленоглазый, не плачь, я буду приносить тебе гостинцы, - сказала она и, знаете, так по-матерински погладила по голове, что я готов был замурлыкать, - каждый день гостинцы, представляешь?!
- Я согласен, добрая душа, можешь продолжать дальше скакать и танцевать. Мои ноги в твоем полном распоряжении. Да что там ноги, и сердце тоже!
- Вероника, Вероника! - вдруг закричала она и стала призывно размахивать рукой. Я оглянулся. Сквозь толпу танцующих к нам пробиралась Мартышка. Эта была та пигалица, с которой Ева и еще одна подружка вместе сидели в "Елках" в тот самый вечер, когда мы познакомились.
- Привет, Вероника! - обрадовано воскликнула Ева и обняла свою подружку.
Они по-девичьи чмокнулись. Мартышка посмотрела на меня.
- Привет, - сказал я ей.
- Приветик, - ответила она, как-то странно на меня глядя.
- Ну, рассказывай, какие у тебя новости? - спросила Ева подругу, когда мы устроились за столиком.
- О, у меня все отлично! Через три дня улетаю в Таиланд. Хочу посмотреть на земной рай. Да и обстановку хочется сменить.
- Что случилось?
- Да так, - грустно ответила Вероника, - проехали.
Она вздохнула, скорчила забавную гримаску и развела руками. Ева рассмеялась:
- Так ты опять была безнадежно влюблена?
- Угу, - ответила со вздохом Вероника. - Он сказал, что ему нравятся блондинки… Короче, он точь-в-точь описал тебя… Ну, допустим, я бы могла перекраситься. И даже грудь увеличить. Попа же и без этого у меня шикарная, - Вероника смешно шлепнула по своей симпатичной попке. - Но мой рост - его-то не увеличить… Значит, не судьба! - девушка опять состроила смешную гримаску. Подруги засмеялись, но по глазам Вероники было видно, как сильно она переживает.
- Дурачок он, ничего не понимает в девушках! Ты - золото. Дай я тебя поцелую. Этот глупый обожатель блондинок не знает, что маленькие женщины созданы для большой любви.
Я смотрел в зал, когда подруги обсуждали сердечные дела, но, услышав последние слова Евы, повернулся к ним. Я посмотрел на Мартышку и увидел, что на самом деле она прикольная девчонка и что с ней кому-то будет очень легко и хорошо. Вероника поймала мой взгляд и улыбнулась.
Раньше я никогда не задумывался о так называемых знаках судьбы. И вот вспоминая в полном одиночестве события последнего года, я пришел к мысли, что кто-то там, наверху, подавал мне знак. Тогда я его не заметил… А вот сейчас подумал, что, наверное, не случайно заиграла в тот вечер песня из моего школьного детства: "Но яркий свет и долгий взгляд меня просили с тобой пойти потанцевать. Тепло руки, слова твои мне говорили, что ты мне нравишься…"
Чтобы как-то утешить Веронику, я пригласил ее на танец. Мы смотрели друг другу в глаза. Мне показалось, что они у девушки разного цвета. Правый выглядел коричневым, а левый - почти светло-зеленым. И это было так трогательно, что я готов был сделать для Вероники все, что угодно, отправиться за нею хоть на край света. И готов поспорить, что она чувствовала то же самое.
- Эх, ну и осел же я… Нужно было не пялиться на нее, а хватать в охапку и бежать, - сказал я себе.
Прожорливый, как акула, огонь снова потребовал подбросить ему дровишек. Да, нужно было именно хватать и драпать, устроить похищение сабинянок! Тем более что, на мой взгляд, Вероника весила чуть больше жирного домашнего кота! Я вспомнил, как меня тогда потянуло к этой миниатюрной девушке. Но ведь я осел, который слишком долго и чересчур много думает.
Я уже набрал в грудь воздуха, собираясь признаться Веронике в этом, нахлынувшем вдруг чувстве, но Ева, словно заметила наш обоюдный порыв, и тут же пресекла попытку оживить древнюю легенду о похищении благородных девиц.
По лицу моей сердцеедки пробежала туча. Надвигалась буря.
- Ну что ты расселся, пошли танцевать, - рассержено сказала она, едва мы вернулись с Вероникой за столик, и схватила меня за руку.
Клуб мы покинули часов в семь утра. Повеселились мы тогда просто замечательно. Встреча с Вероникой как-то само собой забылась, тем более что в ту ночь мы ее больше не видели, а Ева о ней не заговаривала. Я думаю, Вероника ушла почти сразу после нашей встречи… Надеюсь, она ушла одна.
Сон никак не шел, и я еще долго вытрясал из торбы памяти многие уже почти забытые события своей жизни. Теперь у меня появилась возможность посмотреть на них со стороны и увидеть в несколько ином свете, в свете моего полного одиночества. И еще. Стоило мне закрыть глаза, как тут же появлялся образ Вероники. И от этого мое одиночество становилось еще тяжелее и невыносимей.
- Осел, какой же я осел, - долго приговаривал я, - ведь она была совсем рядом, нужно было лишь протянуть руку.
Свет же моего костра был слаб, но я решительно достал из кармана черный маркер и стал выводить на стене слова: "Con amore, V". Я хотел написать Veronica, но на первой букве ее имени маркер перестал писать. Горько засмеявшись, я оставил все как есть.
"Пусть V обозначает "Виктория", - подумал я и улыбнулся. - Победа…"
Ночь была долгой, и я подкидывал и подкидывал дровишки, ровно столько, сколько нужно было для поддержания терпимой температуры в каморке.
Глава шестнадцатая
ОГОНЬ МОЕЙ НАДЕЖДЫ
Come on baby, light my fire
Try to set the night on fire…
D. Morrison
Серафим пребывал в прекраснейшем расположении духа. В такие моменты он мне очень нравился, ибо напоминал добродушного философа, беседующего со своими учениками и на каждое их замечание благодушно кивающего.
Серафим рассказывал о том, как вмешивался в мою жизнь, а точнее, в цепь неблагоприятных событий, отводя от меня падающий дамоклов меч. Передо мною вновь оживали те времена, и я каждый раз диву давался: оказывается, неожиданная встреча или глупый поступок могли привести к катастрофическим последствиям, но все обходилось.
Сейчас я казался себе слепым щенком, самонадеянно шагающим прямехонько к пропасти, и только постоянная бдительность старика-ангела спасала меня от больших неприятностей. Правда, иногда Серафим уходил в отпуск или отлучался по срочным делам, и тогда моя жизненная тропа резко сужалась до тонкого каната, протянутого над пропастью.
- Нет, будь моя воля, Серафим, я бы дал тебе большой и тяжелый золотой орден, - заявил я ангелу. - И это далеко не все, что ты заслужил на самом деле.
Старик любил похвалы, а я не видел в том ничего предосудительного.
- Мало того, - продолжал я, - я готов пойти к твоему работодателю и прямо заявить, что негоже такому трудолюбивому, умному, талантливому работнику прозябать на столь, на мой взгляд, недостойном поприще и наверняка, низкооплачиваемом!
Видимо, при этих словах старик смутился, он невнятно проблеял, что мои слова наилучшая из всех наград, что он всем доволен и не видит нужды беспокоить Самого такими пустяками.
Я еще некоторое время делал вид, будто собираюсь отправиться на прием к Господу, буквально заставив Серафима умолять меня, никуда не ходить.
О, если бы вы его слышали! Он разливался соловьем и аж светился от умиления.
Я, конечно, не хихикал в душе, как некоторые невоспитанные товарищи могут подумать. Нет, и еще раз нет! Я только лил бальзам похвалы на сердце старого инквизитора, которому злодеяния прошлой жизни не давали покоя. Я говорил ему: плюнь на все, старик, что было, то прошло. И он плевал, и ему становилось хорошо, как бывает хорошо коту, натрескавшемуся сметаны и лежащему на теплых коленях хозяйки.
Потом, ближе к вечеру, мы, устроившись поудобней, стали рубиться в шахматы. Хотя, если честно, я бы предпочел перекинуться в подкидного дурачка или расписать пульку, так как времени у нас было более чем достаточно. Однако старик заявил, что карты на небесах, находятся под категорическим запретом. Запрещено так запрещено, не плакать же по этому случаю!
Шахматы - игра размеренная и от нее можно получать удовольствие, если играть не с чемпионом мира. Так как играли мы на "интерес", то позволяли себе по ходу матча делать различные колкие замечания, причем большинство из них совсем не относились к игре.
Меня больше всего заботила моя вторая половинка, если так можно выразиться, едва удравшая от волчьей стаи. Однако Серафим заявил, что все будет у меня пучком, предложил не отвлекаться от игры и в доказательство своих слов ловко сожрал моего "офицера".
Спорить я не стал, зная, что ангел не подведет. Все находится под его чутким контролем.
На гибель "офицера" я ответил мощным контрнаступлением, в результате которого был продавлен центр вражеского фронта, при его обороне сложили головы: "конь", "офицер" и две пешки. На правом фланге мне также сопутствовал успех, ознаменовавшийся взятием на абордаж серафимовой "ладьи".
Мои успешные действия были встречены недовольным бурчанием, переходящим в возмущенное клокотание. Впрочем, старикашка быстро собрался с силами и нанес мне ответный удар, заставивший меня попятиться назад, оставив на поле две пешки и второго "офицера".
Я почувствовал легкое беспокойство, связанное с происходящим внизу. И надо признать, моя тревога была совершенно оправдана.
- Нет, ты только глянь, глянь, что там происходит! - воскликнул я, призывая своего шахматного оппонента переключиться на более экстремальное зрелище, чем вынашивание плана сделать шах моему королю.
- Весело, - одним словом оценил происходящее Серафим.
- Тебе смешно! Нужно срочно спасать его! Ну что ты сидишь, сделай же что-нибудь!
- Да не суетись ты! Видишь реку, волки ее не перейдут, по крайней мере, сегодня.
- Почему?
- Насколько я знаю волков, они редко переходят границы владений своей стаи, а это река и есть такая граница.
- Ну, теоретически могут ее перейти?
- Могут… Когда жрать будет нечего.
- Кстати, а почему они покинули самолет, там же полно… еды? - задумчиво вопросил я.
- Еды… - поморщившись повторил Серафим. - Так-то ты отзываешься о своих несчастных соплеменниках… - Он помолчал и, не дождавшись моей реакции, продолжил. - А в самолет волкам теперь не попасть…
- Это еще почему?
Наступило утро. Бросив в очаг последние дровишки, я вышел на улицу, чтобы сориентироваться в обстановке и вообще посмотреть, что к чему.
Рассветало, темнота ночного воздуха потихоньку разбавлялась светом наступающего дня. Багряное солнце окрасило горизонт и позолотило скалы на верхушках пологих гор.
- Что сулит нам день грядущий? - напел я и двинулся по всегдашнему утреннему маршруту.
Начало дня выглядело многообещающим, хотя в моей жизни было полно "многообещающего", и диву даюсь, сколько раз оставался я только с одними обещаниями. Если за каждый невыполненный посул я получал бы по рублю, давно бы стал миллионером. Поэтому я не особо настраивался на хорошее.
Возвращаться в каморку с пустыми руками было нельзя, и я жадно рыскал по округе в поисках дров. И нашел ведь! Аки голодный зверь я набрасывался на любую хворостинку, спеша набрать как можно больше, чтобы с добычей вернуться к родному очагу, который, словно дите малое, требовал пищи. Вернувшись, я поспешил накормить огнедышащего младенца, который с жадностью стрескал деревяшки и буквально на глазах преобразился в пылкого мальчугана.
Работа мне сегодня предстояла большая, а времени было не так уж и много, поэтому завтракать пришлось "на коленке". Выпив последнюю каплю горячего вина, я устремился в лес, по дрова. Задача, стоявшая передо мною, была архисложной. Как уже упоминалось, я задумал запалить в центре Сибири огромную свечу из ели. Надо думать, что дров понадобится не меньше того количества, что я собрал в предыдущий раз. И на все про все у меня было пять- шесть часов дневного времени.
Но, прежде чем приступить к лесозаготовкам я, на всякий случай, проверил при мне ли заветный нож. Он по-прежнему лежал в кармане куртки.
- Как говорится, если завтра война, то кое-кто у нас огребет по своим длинным носам, - пробормотал я.
Удалившись в лес метров на триста- четыреста от жилища, я понял, что дров здесь хоть пруд пруди. Бери и тащи, сколько сможешь, и слова никто не скажет, благо ближайший лесник от меня за несколько сотен верст. Хотя кто сказал - благо? Я бы все отдал, чтобы он был как можно ближе!
Впрочем, об отоплении каморки тоже не следовало забывать. Бог знает, что у меня выйдет с сигнальным костром, а запас, как известно, карман не тянет. Время от времени, я заглядывал в свое жилище, которое мне стало напоминать пещеру. Стены покрылись копотью, весь пол был усеян обломками веток, обрывками полиэтиленовой пленки, банками из-под икры и прочим мусором. Впрочем, этот "культурный слой" служил дополнительным теплоизолятором, ведь спать-то мне приходилось почти на голом полу… Подкинув в очаг очередную порцию топлива, я возвращался к сбору дров.
Притащив первые дрова к выбранной елке, к той самой, под которой находился мой клозет, я понял, что не имею ни малейшего представления о том, как следует правильно складывать костер вокруг ствола. Поверьте, это только на первый взгляд кажется, что навалил огромную кучу дров, поджег ее, и вот тебе большой сигнальный костер.