- Пора, Бонден, - скомандовал он, завидев семафорную станцию. Набранные флаги взметнулись вверх и развернулись, сделавшись хорошо видными. Взгляд Обри метался от моря и надутого паруса к высотам, где под напором бриза реял испанский стяг. Если их сигнал правильный, стяг приспустят. Ни шевеления там, наверху, ничего, и с такого расстояния голо, как на доске. По-прежнему ничего, и вдруг флаг дернулся: вниз и снова вверх.
- Подтверждение, - сказал Джек. - К шкоту. У фалов стоять. - Матросы были на местах, поглядывая то на небо, то на надутый парус. Встав потверже и стиснув губы, он навалился на румпель: канонерка ответила тут же, ее подветренный фальшборт все глубже погружался в пену. Ветер был галфвинд, она кренилась все больше и больше, и вот с левой скулы открылся замок Сент-Филипп. Широкая полоса белой пены, отмечавшая границу действия полного ветра, находилась в четверти мили впереди, судно прошло сквозь нее, врезавшись в спокойную воду с подветренной стороны мыса и встало на ровный киль.
- Довольный Джон, прими руль, - сказал капитан. - Бонден, веди корабль.
Берега, образующие вход в гавань, опрометью бежали навстречу друг другу, и там, где они почти соединялись, находилась узкая горловина с мощными батареями на каждой стороне. В некоторых казематах горели огни, но снаружи было достаточно света, чтобы наблюдатель мог заметить офицера, стоящего у руля - зрелище не слишком обычное. Ближе, еще ближе: и вот канонерка медленно проходит через горловину, настолько впритирку, что можно забросить галету в жерло сорокадвухфунтовок у самого уреза воды. В сумерках раздался голос: "Parlez-vous français?", - и смех. Кто-то другой крикнул: "Hijos de puta". Впереди раскинулось широкое пространство с лежащим в доброй миле справа по носу госпитальным островом, где размещался лазарет. Из-за вершин холмов падали последние отблески солнечного света, наполняя гавань багровыми, переходящими по краям в черное тенями. Поверхность воды по временам покрывалась рябью из-за долетавших снаружи порывов трамонтаны; порывы иногда бывали сильными - там, позади огней, которых становилось все больше - виднелась впадина между холмами, куда такой вот шквал загнал в девяносто восьмом "Агамемнона", положив его на бок.
- Парус на гитовы, - скомандовал Джек. - Достать весла.
Он не отрываясь смотрел на госпитальный остров, пока от напряжения не заслезились глаза. Наконец, от него отвалила лодка.
- Всем молчать, - сказал он. - Ни окликов, ни разговоров. Вы меня поняли?
- У правой скулы шлюпка, сэр, - на ухо шепнул ему Бонден.
Джек кивнул.
- Когда я взмахну рукой так, - произнес он, - выдвигайте весла. Махну еще раз - давайте ход.
Суда медленно сближались, и хотя ум Джека был так холоден и ясен, как только можно было желать, он поймал себя на мысли, что дыхание у него перехватило, и ему пришлось приложить усилие, чтобы сделать вдох.
- Ohé, de la barca, - окликнули их со шлюпки.
- Ohé, - отозвался он и помахал рукой.
Шлюпка подошла к борту, уцепилась крюком, человек с нее совершил отчаянный прыжок на поручни. Джек схватил его за руки и вытащил на свет. Заглянул в лицо: Марагалл. Шлюпка отвалила. Он со значением кивнул Бондену, взмахнул рукой и проводил Марагалла в каюту.
- Как он? - шепотом спросил Обри.
- Жив…все еще там… они поговаривают о переводе. У меня нет сообщений, ничего не получил, - лицо у него было напряженным и бледным, но он растянул его в подобии улыбки и продолжил, - значит, вы вошли. Без проблем. Вам следует встать у старой продовольственной пристани: они вам выделили самое поганое место, поскольку вы "француз". Слушайте: у меня есть четверо проводников, и церковь будет открыта. В половине третьего я подожгу склад Мартинеса у арсенала - Мартинес донес на него. Это позволит моему другу, офицеру, передвинуть войска: к трем часам в радиусе мили от дома не останется ни солдат, ни полиции. Двое наших, что работают там, будут у церкви, чтобы показать вам дорогу в дом. Все правильно?
- Да. Сколько человек там сегодня?
- С судна окликают, сэр, - сказал Бонден, просовывая внутрь голову.
Они повскакали с мест, Марагалл пристально всматривался в темноту. Огни Маона окружали мыс, на их фоне, в сотне ярдов впереди обрисовывался черный силуэт фелюки. С фелюки снова окликнули.
- Спрашивает, как там, снаружи, - прошептал Марагалл.
- Дует сильно, впору брать рифы на марселях.
Марагалл прокричал что-то по каталански, и фелюка исчезла за кормой, растворившись во мгле. Вернувшись в каюту, он утер взмокшее лицо и буркнул:
- О, если бы у нас было время, больше времени. Сколько человек? Восемь, и капрал. Скорее всего, все пятеро офицеров и переводчик, но полковник может еще не прийти. Он играет в карты в цитадели. Каков ваш план?
- Высадиться небольшими отрядами между двумя и тремя часами, добраться задворками до Санта-Анны, овладеть задней стеной и садовым домиком. Если он там, тут же назад, тем же путем. Если нет, пересечь патио, взломать дверь и обыскать дом. По возможности тихо, и вернуться на канонерку. Если не выйдет, отходим через пригороды: у меня шлюпки в Кала-Блау и Раули-Крик. Можете достать лошадей? Нужны деньги?
Марагалл резко затряс головой.
- Дело не только в Эстебане, - сказал он. Если не освободить других заключенных, мы уличим его - раскроем, и одному богу известно скольких еще вместе с ним. Кроме того, некоторые из них - наши люди.
- Понимаю, - произнес Джек.
- Он и сам сказал бы вам то же, - настойчиво прошептал Марагалл. - Это должно выглядеть как освобождение всех заключенных.
Джек кивнул, не отрывая глаз от кормового окна.
- Мы почти вошли. Поднимемся на палубу.
Старая продовольственная пристань приближалась, и вместе с ней вонь гниющих отходов. Они миновали ярко освещенное здание таможни, и темное пространство позади него. Карантинный катер окликнул их, разворачиваясь. Марагалл ответил. Через несколько секунд Бонден негромко скомандовал: "Весла на воду", и аккуратно подвел канонерку к темному грязному причалу. Пришвартовавшись к двум тумбам, они оказались в тишине, нарушаемой со стороны штирборта плеском воды, а с другой - отдаленными звуками города. За каменным причалом простиралась обширная свалка, за ней - заброшенный заводик, канатная мастерская и корабельная верфь, обнесенная покосившимся забором. Два невидимых кота выясняли отношения среди мусора.
- Вы меня поняли? - настаивал Марагалл. - Он сказал бы в точности то же самое.
- Это логично, - отрезал Джек.
- Он сказал бы то же самое, - повторил Марагалл. - Вы представляете, где находитесь?
- Вот церковь капуцинов. А там - Санта-Анна, - ответил Обри, кивнув в сторону башни. Она вздымалась над ними, над дальним концом гавани, так как стояла на холме, круто уходящем вверх, начинаясь в центре города, так что эта часть Маона находилась высоко над уровнем моря.
- Мне нужно идти, - сказал Марагалл. - Вернусь вместе с проводниками. Помните, умоляю вас, помните, что я сказал: освободить нужно всех.
Было восемь часов. Они завели верп, ошвартовав канонерку кормой к причалу, и, держа весла наготове, затаились в этой захламленной пустыне. Джек распорядился, чтобы команда, разбившись по шестеро, принимала пищу в крошечной каюте, остальные тем временем отдыхали под полупалубой: только один огонь, минимум шума, никакой суеты.
Как легко переносят они ожидание! Негромкий говор, приглушенный стук костей, толстый китаец похрапывает, как боров. Они могут позволить себе положиться на всеведущего вождя, в руках которого все: детальный план, мудрость, знание местности, преданные союзники. А Джек не может. Каждую четверть часа звон церковных колоколов разносился над Порт-Маоном, среди них выделялся мощный рокочущий звук Санта-Анны, который так часто слушал он в том самом садовом домике вместе с Молли Харт. Еще четверть часа, полчаса. Девять. Десять.
Он обнаружил, что видит Киллика.
- Три склянки, сэр, - проговорил тот. - Джентльмен вот-вот вернется. Вот кофе и ломтик бекона. Хоть кусочек проглотите, сэр, бога ради.
Как и все моряки, Джек мог спать и просыпаться в любых широтах и в любое время дня и ночи, он владел так же выработанным за годы войны навыком выскакивать из глубокого сна в готовности тут же идти на палубу, но теперь все было иначе - он не только проснулся и был готов идти на палубу - он стал другим человеком: холодное отчаяние ушло и он стал другим человеком. Теперь вонь причала стала запахом грядущей битвы, уступила место резкому аромату пороха. Он с жадностью поглотил пищу и отправился на бак, чтобы при свете лунного серпа поговорить со своей командой, теснившейся под полупалубой. Они поразились, увидев его в таком расположении духа, столь разительно отличавшегося от свирепой замкнутости во время подхода к берегу, но поражало их и то, что колокола отбивают час за часом, а они ждут, и Марагалла все нет.
Было уже почти два, когда с причала донеслись шаги.
- Прошу прощения, - произнес он, отдуваясь. - Заставить людей в этой стране шевелиться… Вот проводники. Все в порядке. В три у Санта-Анны? Я буду там.
Джек улыбнулся.
- В три. Удачи, - сказал он. Потом повернулся к стоящим в тени проводникам. - Куатро групос, синко минутас каждая, ясно? Довольный Джон, потом Ява-Дик. Бонден, ты замыкающий. - И вступил, наконец, на берег - на твердый, неподатливый грунт - после месяцев, проведенных в море.
Ему казалось, что он знает Порт-Маон, но после пяти минут блуждания по темным сонным улицам, слыша только, как шаркают коты в подворотнях, да один раз - как шикнули на ребенка, понял, что заблудился. И потому, миновав низкий вонючий тоннель и оказавшись на хорошо знакомой маленькой площади у Санта-Анны, был страшно изумлен. Дверь церкви была приоткрыта; они потихоньку вошли внутрь. В боковой часовне горела свеча, рядом с ней стояли два человека с белыми платками в руках. Они прошептали что-то проводнику - священнику, или человеку, одетому как священник - и подошли поближе, чтобы поговорить с ним. Джек не понимал их, но уловил несколько раз повторенное слово "фок", а когда дверь снова открылась, заметил на небе алый отсвет. По мере того, как проводники приводили новые группы, церковь наполнялась плотной массой молчаливых людей, пахнущих смолой. Снова отсвет. Он вышел посмотреть: горело за гаванью, дым, подсвечиваемый снизу красным, быстро относило к югу. Пока Джек глядел, послышался крик: пронзительный вопль, внезапно стихший. Он донесся из дома, расположенного где-то неподалеку.
Торопливо пересекая площадь, появился отряд Бондена.
- Слышали это, сэр? Ублюдки взялись за дело.
- Тише, ты, чертов дурак, - тихо выругался Джек.
Часы зашипели и пробили три. Из тени вынырнул Марагалл.
- Идем, - сказал Джек. По площади на угловую улицу, вверх по улице, вдоль длинной белой стены, туда, где к ней прильнуло фиговое дерево.
- Бонден, ну-ка, подсади, - он залез наверх. - Кошку!
Зацепив якорь за ствол, Обри скомандовал:
- Перелезаем здесь, осторожно, - и спрыгнул во двор.
Вот и садовый домик: в окнах свет, внутри длинной комнаты три человека стоят у дыбы; один в штатском сидит за столом, пишет; к двери прислонился солдат. Офицер, который кричал, наклонившись над дыбой, отодвинулся в сторону, чтобы ударить снова, и Джек разглядел, что на земле, распростершись, лежит не Стивен.
За спиной слышался глухой стук - это его люди перелезали через стену.
- Довольный Джон, - прошептал капитан, - ты со своими заходишь с другой стороны, от двери. Ява-Дик - к освещенной арке. Бонден, со мной.
Снова вопль, высокий, нечеловеческий, невыносимый. В комнате поразительно красивый молодой человек повернулся и с торжествующей улыбкой посмотрел на остальных офицеров. Его воротник и мундир были расстегнуты, он что-то сжимал. Джек выхватил шпагу, открыл окно: лица обратились к нему, недоумевающие, потом испуганные и изумленные. Три длинных скачка; стараясь удержать равновесие и яростно сжимая эфес, он наносит удар юнцу и по возвратной стоящему рядом офицеру. Комната мгновенно наполняется: диким шумом, метаниями, ударами, стуком падающих тел, криками последнего из офицеров; стул и стол ломаются под гражданским и двумя повисшими на нем матросами - приглушенный вопль. Солдат выскакивает за дверь: оттуда доносится звериный вой, и тишина. Безумное, нечеловеческое лицо человека на дыбе, все в каплях пота.
- Отвяжите его, - приказал Джек. Когда путы ослабили, человек застонал и закрыл глаза.
Они ждали, прислушиваясь: хотя до них четко доносились голоса трех или четырех солдат, спорящих о чем-то на первом этаже, и мелодичный свист сверху, больше никакой реакции. Громкие голоса - убеждающие и увещевательные - звучали на одной и той же ноте.
- Теперь в дом, - произнес Джек. - Марагалл, где здесь караулка?
- Первая дверь слева после арки.
- Вам известны имена кого-нибудь из них?
Марагалл посовещался с людьми с платками.
- Только Потье, капрал, и Норманд.
Джек кивнул.
- Бонден, помнишь дверь в лицевой стене патио? Поставь на ее охрану шесть человек. Довольный Джон, твой отряд остается здесь, во дворе. Ява-Дик, ты отвечаешь за обе стороны от двери. Парни Ли идут со мной. И тихо, тихо, поняли?
Он пошел через двор: его башмаки громко стучали по мостовой, сзади доносился мягкий топот ног. После секундной остановки, чтобы оглядеться, он крикнул:
- Потье!
В то же мгновение, словно эхо, сверху донесся крик: "Потье!", и свист, прекратившийся было, продолжился. Снова прервался: "Потье!" - уже громче. Спор в караулке стих, там прислушались. Опять: "Потье!"
- J'arrive, mon capitaine, - откликнулся капрал. Он вышел из комнаты, что-то говоря внутрь нее, пока не закрыл дверь. Стон, приглушенный хрип, и тишина.
- Норманд, - позвал Джек, и дверь снова распахнулась. Но на этот раз наружу высунулась угрюмая, озадаченная, почти подозрительная физиономия. Увиденное заставило человека захлопнуть дверь.
- Отлично, - заявил Джек и обрушил на нее все шестнадцать стоунов своего веса. Дверь распахнулась внутрь, дрожа от удара, но с этой стороны забитого телами окна остался лишь один человек; его свалили на пол одним махом. Крики во дворе.
- Потье, - донеслось сверху, и свист двинулся вниз по лестнице, - qu'est-ce que ce remue-ménage? В свете большого фонаря под аркой Джек разглядел офицера: веселого, румяного офицера, в прекрасном настроении и отлично сидящем мундире. Такого офицера, что Джек на мгновение замер. Дютур, без сомнения.
Лицо Дютура, готового было засвистеть снова, исказилось недоумением; рука зашарила в поисках шпаги, но ее не было.
- Хватай его, - сказал Джек стоящим рядом матросам. - Марагалл, спроси у него, где Стивен.
- Vous êtes un officier anglais, monsieur? - спросил Дютур, не обращая внимания на Марагалла.
- Отвечай, раздери бог твою мерзкую душу! - взревел Джек, задрожав от ярости.
- Chez le colonel, - ответил офицер.
- Марагалл, сколько их еще осталось?
- Это единственный, кто оставался в доме: он говорит, что Эстебан в комнате полковника. Полковник еще не вернулся.
- Идем.
Стивен видел их приближение в своем бесконечном бреду: они бывали в нем и раньше, но никогда вместе. И никогда в таких тусклых красках. Он улыбнулся Джек, но лицо его бедного друга было таким озабоченным, белым, страдальческим. Но когда руки Джека коснулись пут, улыбка Стивена сменилась почти пугающей гримасой: яростная вспышка боли заставила две отдаленные реальности слиться воедино.
- Полегче, Джек, дорогой мой, - прошептал он, пока они осторожно усаживали его в мягкое кресло. - А теперь не дадите ли мне чего-нибудь попить, бога ради? А, Марагалл, улыбнулся Стивен, глядя через плечо Джека, - valga'm Deu.
- Довольный Джон, очистить комнату, - сказал Джек, приходя в себя. Некоторые из заключенных поднялись наверх, двое уже решительно двинулись на Дютура, в ужасе забившегося в угол.
- Этому человеку нужен священник, - промолвил Стивен.
- Мы должны убить его? - спросил Джек.
Стивен кивнул.
- Но сначала он должен написать полковнику… Ведите его сюда. Скажем, получил очень важную информацию: американец признался… Это не может ждать. Не имеет права: очень важно.
- Скажите ему, сэр, - обратился Джек к Марагаллу, обернувшись через плечо; на лице у него по-прежнему застыло выражение сострадания. - Пусть напишет эту записку. Если полковник не придет через десять минут, я засуну его в эту машину.
Марагалл подвел Дютура к столу, сунул ему перо в руку.
- Он отказывается, говорит, его офицерская честь…
- Его что? - рявкнул Джек, разглядывая штуковину, с которой они сняли Стивена.
Крики, борьба, шум на лестнице.
- Сэр, - произнес Бонден, - этот малый хотел войти через главную дверь. - Двое моряков втолкнули в комнату человека. - Боюсь, заключенные помяли его на лестнице.
Они смотрели на умирающее, мертвое уже тело полковника. В замешательстве Дютур вырвался, сбил лампу и прыгнул в окно.
- Пока пытается бежать, - сказал Стивен, когда Ява-Дик прибыл с докладом. - О, все-таки слишком, слишком… Джек, что дальше? Увы, я не в состоянии даже ползти.
- Мы отнесем тебя на канонерку, - ответил Джек.
- Вот здесь, за дверью, место, куда они стаскивали умерших подозреваемых, - сказал Марагалл.
- Жуан, - обратился к нему Стивен, - все важные бумаги находятся в сейфе справа от стола.
Медленно-медленно шли они вниз по улице; Стивен жадно глядел на звезды и глубоко вдыхал свежий воздух. Улицы казались вымершими: лишь однажды кто-то посмотрел на причудливый кортеж и тут же скрылся. Прямо вниз - к пирсу и дальше по нему. Вот и канонерка: группа Довольного Джона опередила их, и уже заняла места на веслах.
- Все на местах, сэр, - рапортует Бонден.
Прощайте, прощайте, Марагалл! Да пребудет с вами Господь, и да минуют вас беды! Черная вода журчит все живее и живее, лижет борт судна. Среди сваленной на палубе добычи раздается приглушенный бой часов. Потом тишина: Маон по-прежнему крепко спит. Слева проплывает госпитальный остров, раскачиваются сигнальные огни, в ответ на которые с батареи следует сигнал и насмешливый крик: "Cochons". И облегчение, когда обнаруживается, что рассвет принес с собой обычное стихание трамонтаны, и что парус под ветром - это "Лайвли".
- Одному Богу известно, смогу ли повторить это снова, - произнес Джек, наваливаясь на руль, чтобы привестись круче к ветру, колючие брызги жалили его усталые, покрасневшие глаза. - Но чувствую себя так, будто мне вод целого моря не хватит, чтобы отмыться.