Глава четвертая
- Не выпьет ли больной джентльмен глоток поссета на дорожку? - спросила хозяйка "Короны". - День сегодня ненастный - Портсмут это не Гибралтар, а он выглядит еще бледнее, чем раньше. –
Она была уже готова согласиться с мнением горничной: "ему скорее нужен катафалк, чем карета", но подумала, что таким образом может бросить тень на лучший экипаж "Короны", стоявший у дверей.
- Разумеется, миссис Мосс, превосходная идея. Я отнесу. Не сомневаюсь, вы положили в экипаж грелку?
- Две, сэр, и поменяли их не далее, как полчаса назад. Но будь их даже двести, я ни за что не отпущу его в дорогу с пустым желудком. Не могли бы вы убедить его остаться на обед, сэр? Он должен поесть гусиного пирога: нет ничего более укрепляющего, чем гусиный пирог, это всем на свете известно.
- Я попробую, миссис Мосс, но он ведь упрям, как осел.
- Больные, сэр, - заявила миссис Мосс, качая головой, - все такие. Когда я ухаживала за Моссом на его смертном одре, тот тоже все перечил и отнекивался. Ни гусиного пирога, ни мандрагоры, ни поссета: нет и все тут.
- Стивен, - крикнул он нарочито весело, - выпей-ка вот это, и в путь. Твое пальто нагрелось?
- Не хочу, - отрезал Стивен. - Опять этот ваш чертов поссет. Я что, младенец в люльке, чтобы вы вокруг меня так кудахтали и травили своими кодлями?
- Один глоток, - настаивал Джек. - Это подготовит тебя к путешествию. Миссис Мосс не слишком нравится эта поездка, и должен сказать, я с ней согласен. Как бы то ни было, я купил для тебя бутылку "Быстрого Укрепителя доктора Мида", в нем содержится железо. Всего лишь капля, размешанная в поссете.
- Миссис Мосс… миссис Мосс… доктор Мид… железо… воистину, - буркнул Стивен. - Какое пагубное стремление распространилось в наш век, делать…
- Пальто, сэр, - заявил Киллик. - Горячее, как тост. Ныряйте скорее, пока не остыло.
Они всунули его в пальто, застегнули, и повлекли вниз по лестнице, поддерживая под локти, так что ноги доктора едва касались ступенек. В экипаже ждал Бонден. Они запихнули Стивена в прогретую до духоты карету, обмениваясь через его голову понимающими улыбками - пока тот вопил, что они, видимо, решили задушить его своими пледами и овчинами: "Вы решили меня похоронить заживо? Этой проклятой соломы под ногами столько, что хватит для кавалерийского полка". Киллик и Бонден добавляют еще несколько клоков, Джек шел к другой дверце, намереваясь влезть внутрь, когда кто-то дотронулся до его плеча.
Обернувшись, он увидел человека с помятым лицом и увенчанным короной жезлом. Беглый взгляд обнаружил еще двоих и лошадей и подкрепление из плотных подручных шерифа с дубинками в руках.
- Капитан Обри? - спросил человек. - Именем закона вынужден просить вас проследовать со мной. Маленькое дельце Паркина и Клаппа: судебная повестка. Возражений нет, сэр? Пойдем по-мирному, без скандала? Я, с вашего позволения, пойду сзади, а Джо покажет дорогу.
- Отлично, - ответил Джек. Наклонившись к окну, он сказал:
- Стивен, я арестован: Паркин и Клапп. Судебное предписание. Прошу, поговори с Феншоу. Напишу тебе в Грейпс, может там и встретимся. Киллик, вытащи мой саквояж. Бонден, ты с доктором: приглядывай за ним, понял?
- Что за тюрьма? - спросил Стивен.
- Болтера, на Валчер-лейн, - отозвался пристав. - Все удобства, обслуживание, и вообще конфорт.
- Поезжай, - произнес Джек.
- Мэтьюрин, Мэтьюрин, мой дорогой Мэтьюрин! - восклицал сэр Джозеф. - Как я потрясен, как огорчен, как глубоко тронут.
- Ну конечно, - буркнул Стивен. - Зрелище впечатляет, не спорю, но это скорее чисто внешние повреждения. Важные органы не пострадали. Со мной все будет в порядке. Но пока вынужден принимать вас здесь: ступенек мне не одолеть. Как мило с вашей стороны, что вы пришли: мне хотелось бы выказать вам большее гостеприимство.
- Нет-нет-нет, - вскричал сэр Джозеф. - Мне так нравится ваша квартира: другой век… очень живописно… Рембрандт. Какой очаг! Надеюсь, вас здесь хорошо устроили?
- Да, благодарю вас. Они здесь привыкают к моим порядкам. Все превосходно, вот только хозяйке дома вздумалось поиграть в доктора, и только потому, что я несколько часов в день провожу в постели. "Нет, мадам, - говорю я ей, - я не стану пить "Сердечные" Годфри или пробовать капли Уорда. Я же не указываю вам, как готовить салмагунди, поскольку вы - повар; так будьте добры не прописывать мне лечение, ведь я, как вам известно, врач". "Но сэр, - говорит она, - нашей Саре, когда та переутомилась на травле медведя шесть месяцев тому, так полегчало от "Годфри", так что умоляю, сэр, примите хотя бы ложечку". И Джек Обри норовил туда же. "Я же не учу вас как рулить этим вашим шлюпом или кормой или как там зовут эту чертову махину - так что не стоит…" Но куда там. Панацея от жуликов с ярмарки, снадобья от бабушек… эх! Если бы гнев способен был бы укрепить мои мышцы, я бы давно уже был крепок, как литосфера.
Сэр Джозеф намеревался было предложить попробовать воды Бата, но теперь он сказал:
- Надеюсь, с вашим другом все хорошо? Я бесконечно ему обязан: это был невероятно смелый удар. Чем больше я об этом думаю, тем больше восхищаюсь им.
- Да, так и есть. Мне кажется, что такие вещи достигаются ценой величайших усилий, расчета, подготовки, или всех их в одном флаконе. Для этого нужно некое особое качество, достоинство, которому я затрудняюсь дать имя. "Барака", зовут его мавры. Он обладает им в высочайшей степени: то, что для другого было бы преступным безрассудством, для него - просчитанное действие. И все же я оставил его в долговой тюрьме в Портсмуте.
Удивление, сожаление.
- Да. Похоже, его способности действуют только на море, или же это часть его морского характера. Он арестован за долги сворой судейских. Феншоу, его агент, говорит, что это из-за суммы в семьсот фунтов. Капитан Обри знал, что испанские сокровища не будут рассматриваться как приз, но не имел понятия, что новости распространятся по Англии. Как, впрочем, надо признаться, и я - официального уведомления ведь не было. Впрочем, я не должен докучать вам личными неурядицами.
- Дорогой сэр, дорогой Мэтьюрин! Прошу, говорите со мной всегда как с личным другом, другом, который высоко ценит вас помимо всех деловых отношений.
- Это очень любезно, сэр Джозеф, очень любезно. В таком случае признаюсь: меня страшит, что прочие кредиторы, прознав о вновь возникших трудностях, втянут его в безнадежный процесс. Моих средств недостаточно, чтобы выручить его, и хотя выплаты ex gratia, о которых вы столь любезно дали мне понять, покроют почти весь долг, останется еще довольно значительная сумма. А человек с одинаковым успехом может гнить в тюрьме как за десять тысяч, так и за несколько сотен фунтов.
- Они еще не выплачены?
- Нет, сэр. И я наблюдаю со стороны Феншоу явное нежелание делать это. По его заявлению, вещи эти столь необычны, обстоятельства сомнительны, сколько придется ждать - неизвестно, а капиталы его все в обороте.
- Это, конечно, не моя епархия: такими бумагами ведают волокитный департамент транспорта и еще более волокитный департамент государственных обязательств. Но я обещаю вам кое-что кое-куда направить. Тем временем мистер Карлинг замолвит словечко Феншоу, и не сомневаюсь, что вам можно будет обратиться к нему за той суммой, которую вы имели в виду.
- Может, открыть окно, сэр Джозеф?
- Если это не повредит вам. Вы не находите, что несколько жарковато?
- Нет. Тропическое солнце - вот что мне нужно, и бушель-другой угля - единственный доступный эквивалент. Но это вряд ли подходит для человека с нормальной конституцией, не стану спорить. Прошу, снимите сюртук, развяжите шейный платок. Я не придерживаюсь церемоний - можете судить по ночному колпаку и кашне из кошачьей шкуры.
Он начал возиться со шнурами и задвижками окна, но откинулся назад, бормоча:
- Иисус, Мария и Иосиф. Нет сил, совсем нет. Бонден!
- Сэр? - произнес Бонден, возникший в ту же секунду в дверях.
- Сначала выбрать этот линь, потом тянуть и одерживать, ясно? - сказал Стивен, глядя на сэра Джозефа со скрытой усмешкой.
Бонден вытаращил глаза, потом понял, что имеет в виду доктор, и двинулся к окну. Но, уже взяв шнур в руку, заколебался и сказал:
- Не совсем уверен, сэр, что следует так поступать. Мы с утра не слишком хорошо себя чувствовали.
- Ну вот, вы видите, сэр Джозеф? Никакой дисциплины: ни один приказ не исполняется без бесконечных пререканий. Черт бы вас побрал, сэр Бонден!
Насупившись, Бонден приоткрыл окно на пару дюймов, помешал угли в очаге и вышел из комнаты, качая головой.
- Пожалуй, сниму сюртук, - заявил сэр Джозеф. - Значит, говорите, вас устроит жаркий климат?
- Чем жарче, тем лучше. Как только смогу, отправлюсь в Бат, поплескаться в теплой сернистой…
- Вот об этом я намеревался сказать! - вскричал сэр Джозеф. - Рад слышать ваши слова. Это именно та вещь, которую я собирался предложить, если бы… - "если бы ты не был таким диким, взрывным, упрямым и придирчивым", - подумал он, но вслух произнес: - если бы счел себя вправе советовать вам. Самое то, чтобы восстановить силы, моей сестре Кларж известен случай, ну, может, не совсем такой же…
Он почувствовал, что вступил на зыбкий грунт, закашлялся, и без всякой связи продолжил:
- Но вернемся к вашему другу: его женитьба не поможет ему уладить дела? Я читал объявление в "Таймс", и, насколько понимаю, юная леди является довольно богатой наследницей. Леди Кейт говорила, что ее состояние весьма велико - одно из лучших сельских поместий.
- Что так, то так. Но оно находится в руках ее матери, а мамаша эта - одна из самых неромантичных тварей, которая влачила когда-либо свою противную жирную тушу по лону стонущей от того земли. Джек же - иное дело. У него самые причудливые понятия о достоинстве, и он питает глубочайшее презрение к искателям богатых невест. Романтическое существо. И самый скверный лжец на свете. Когда я сообщил ему, что испанские сокровища - не приз, что он снова нищий, он пытался сделать вид, будто только того и ждал: смеялся, утешал меня нежно, словно женщина, говорил, что уже расстался с мыслью о них за эти месяцы - не хотел меня огорчать. Но я-то знаю: той ночью он писал Софии, и внутренне убежден, что Джек освободил ее от всех обязательств. Но это, конечно, не окажет на нее, этот сдобный пирожок, ни малейшего влияния, - закончил он, с улыбкой откидываясь на подушки.
Вошел Бонден, покачиваясь под весом двух бадей с углем, и занялся огнем.
- Не желаете ли кофе, сэр Джозеф? А может стакан мадеры? У них тут есть превосходный серсиал, который я могу от души порекомендовать.
- Спасибо, спасибо. Разве что воды. Стакан холодной воды был очень кстати.
- Стакан воды, Бонден, и графин мадеры. И если я снова увижу чашку рома с разбитым в нее сырым яйцом, Бонден, я вылью ее тебе на голову. Таков, - продолжил он, потягивая вино, - самый прискорбный аспект моего путешествия. Причем даже еще болезненнее, чем то, что я, с вашего позволения, буду называть допросом, есть факт, что творили это французы, представители нации, к которой я питаю нежнейшие чувства.
- Такое не подобает цивилизованным людям? Стоит отделять их от правителей, политиков, революционеров, с этим жутким engouement к Бонапарту.
- Верно. Но эти люди были не из новой формации. Дютур служил инженером при старом режиме, а Ожер был драгуном - настоящим, кадровым офицером. Вот что жутко. Мне казалось, что я изучил этот народ вдоль и поперек: жил там, учился в Париже. Ну да у Джека Обри разговор с ними вышел короткий. Да. Как я говорил, он романтик: после этого дела он выбросил в море свою шпагу, а мне известно, как она была дорога ему. И вот еще: ему нравится воевать - никто не сравнится с ним в битве, - но после нее ведет себя так, словно на войну шел не за тем, чтобы убивать врагов. В этом есть противоречие.
- Я так рад, что вы едете в Бат, - произнес сэр Джозеф, которого внутренний конфликт в душе капитана фрегата волновал значительно меньше, чем здоровье друга. Хотя в обычных обстоятельствах шеф морской разведки больше напоминал айсберг, чем человеческое существо, он питал неподдельное, живое расположение к Мэтьюрину. - Мне приятно, поскольку вы сможете повстречать там моего преемника, да и я буду вырываться время от времени. Меня вдохновляет возможность побыть в вашем обществе, и заодно получше познакомить вас с ним. - Он отметил, как напрягся взгляд Стивена при слове "преемник", смолк на минуту и продолжил.
- Да, я вот-вот вернусь к моим сабинским жукам, у меня есть небольшое имение в Фенсе - сущий рай для колеоптер. Как я жду этого момента! Не без некоторого сожаления, конечно, но оно умеряется тем фактом, что я передаю свои… наши дела - в надежные руки. Вы знакомы с этим джентльменом.
- Неужели?
- Да. Когда вы просили прислать надежного человека, который мог написать рапорт вместо вас - по причине состояния ваших рук - о, какое варварство, какое варварство, говорить так о вас… Я обратился к мистеру Уорингу. Вы провели с ним часа два! - заявил сэр Джозеф, наслаждаясь триумфом.
- Вы удивляете меня. Я изумлен, - буркнул Стивен. Но потом лицо его расплылось в улыбке: этот серый, совершенно не привлекающий внимания человек, этот мистер Уоринг, подходил просто идеально. Он работал без малейшей суеты, эффективно, вопросы задавал только по существу, не выказывая ничего: ни специальных знаний, ни частного интереса. Он мог сойти за недалекого респектабельного исполнителя, занимающего место в средней части иерархической лестницы.
- Он восхищается вашей работой, и прекрасно разбирается в ситуации. Ему предстоит скрываться за ширмой в лице адмирала Сиврайта - намного более удачная система - но вы после моего ухода будете вести дела непосредственно с ним. Вы, уверен, не станете спорить: он профессионал. Именно ему пришлось заниматься ныне покойным месье де Ла Тапеттерье. Кстати, уверен, вы дали ему понять, что у вас имеются иные бумаги и наблюдения, помимо указанных в рапорте.
- Да. Не окажете ли мне любезность передать вон тот переплетенный в кожу предмет? Спасибо. Конфедерасио сожгла дом - как эти парни любят огонь! - но перед отходом я попросил их вожака захватить важные документы, из коих предлагаю вам этот в качестве моего личного подарка к вашей отставке. Он принадлежит вам по праву, поскольку в нем упоминается ваше имя: les agissements néfastes сэра Блейна на третьей странице и le perfide сэр Блейн на седьмой. Это рапорт, составленный формально полковником Ожером, но на деле гораздо более способным Дютуром вашему гомологу в Париже, показывающий современное состояние военной разведывательной сети в восточной части Пиренейского полуострова, включая Гибралтар, с оценкой агентов, деталями их оплаты, и так далее. Он не окончен, поскольку автора прервали на середине абзаца, но достаточно полон и достоверен, даже пятна крови настоящие. Вас ожидает несколько сюрпризов, в частности, в отношении мистера Иуды Гриффитса, но в целом, я надеюсь, останетесь довольны. О, заполучить такой документ для Англии! В моем вчерашнем понимании вещей такой документ должен был быть передан из моих рук исключительно в ваши руки, - произнес Стивен, протягивая папку.
Сэр Джозеф схватил ее с горящими глазами, устремился к свету, и, сгорбившись, принялся с жадностью читать письма, отчеты, списки.
- Пес, - воскликнул он вполголоса, - хитрый пес. Эдвард Гриффитс, Эдвард Гриффитс: молись, парень… В самом посольстве? Значит, Осборн был прав… Скотина… упаси Господь мою душу.
- Так, - уже громко произнес он. - Конечно, мне придется поделиться с моими коллегами из Конной Гвардии и Форин-оффис, но сам документ я сохраню - le perfide сэр Блэйн - чтобы почитать на досуге: каков документ! Я так благодарен, Мэтьюрин!
Он вскочил, видно намереваясь пожать ему руку, но опомнился, глянув на ладонь Стивена. Бережно коснувшись ее, сэр Джозеф сказал:
- Уж если вести речь об обмене сюрпризами, то вынужден признать: вы вышибли меня с ринга.
Почтальон был редким гостем в Мэйпсе. Бэйлиф миссис Уильямс жил в деревне, ее поверенный бывал у нее каждую неделю, знакомых, с которыми она состояла в переписке, было мало, да и те писали редко. Но все равно старшая дочь хозяйки дома прекрасно различала звук шагов почтальона, скрип открываемых им железных ворот, и едва заслышав их, она выбежала из кладовой, промчалась через три коридора и лестницу в холл. И все-таки опоздала. Дворецкий уже положил на поднос "Модный осведомитель для леди" и единственное письмо и направлялся к столовой.
- Есть что-нибудь для меня, Джон? - воскликнула она.
- Только журнал и трехпенсовое, мисс София, - ответил дворецкий. - Я несу их хозяйке.
София тут же ухватилась за возможность, и заявила:
- Немедленно отдайте мне это письмо, Джон.
- Хозяйка сказала, что я все должен отдавать ей, во избежание ошибок.
- Вы обязаны отдать его прямо мне. Вас могут схватить и повесить за укрывательство чужих писем, это незаконно.
- Ах, мисс Софи, это с таким же успехом может стоить мне места.
В этот миг из столовой появилась миссис Уильямс, взяла почту и скрылась. Ее черные брови сходились на лбу в одну линию. Софи последовала за ней, слыша, как вскрывается конверт.
- Мама, отдайте мое письмо, - сказала она.
Миссис Уильямс повернула к ней побагровевшее от ярости лицо и закричала:
- Разве вы распоряжаетесь в этом доме, мисс? Стыдитесь. Я запретила вам переписываться с этим преступником.
- Он не преступник.
- Почему он тогда в тюрьме?
- Вы же прекрасно знаете, мама. Это за долги.
- По моему мнению, это еще хуже: выманивать у людей деньги гораздо хуже, чем бить их по голове. Это самое тяжкое преступление. В любом случае, я запретила тебе переписываться.
- Мы же помолвлены: у нас есть все права переписываться. Я не ребенок.