– Мы все уродливые люди. Ни в ком нет совершенства. Просто кто-то свое уродство называет красотой и гордится им безмерно. Не надо подражать таким людям. Оставайтесь собой. Помните, что вы сотворены по образу и подобию Божьему, Господь любит вас такой, какая вы есть. Любите и вы себя. Я уверен, что в вашей жизни произойдет нечто особенное, едва вы сбросите оковы и станете свободной, – он улыбнулся. – И еще, помните, человек, который не ценит дар, полученный от Бога, неизбежно его теряет. Задумайтесь о том, что будет, если вы лишитесь своего дара.
– О, об этом лучше не думать, – проговорила Аграфена, побледнев.
– Нет, моя дорогая, именно об этом вы должны думать непрестанно, – сказал актер назидательно.
– О чем это вы тут воркуете? – раздался неприятный голос мадам Алонсе.
Аграфена растерялась, актер улыбнулся, привлек ее к себе и поцеловал в губы.
– Поздравляю, молодой человек, вы первым поцеловали жабу, – презрительно бросила примадонна. – Будем ждать, что произойдет потом: она ли превратится в царевну или у вас отвалится нос.
Она больно стукнула Аграфену веером по руке и ушла в грим уборную.
– Зачем вы так поступили со мной? – по щекам Аграфены потекли слезы.
Актер поцеловал ее еще раз, сказал:
– Я очарован вами, милая, – разжал объятия. – Уходите, уходите немедленно, иначе я за себя не ручаюсь.
Аграфена развернулась и побежала к служебному выходу. Остановилась у дверей, несколько раз глубоко вздохнула, вытерла слезы и пошла за кулисы на свой балкончик. Она должна была отыграть этот спектакль. Ей нужно было поставить финальную точку в своей театральной карьере. И она сделала это.
Аграфена никогда еще так не пела, как в тот вечер. Даже мадам Алонсе расчувствовалась, протянула ей букетик васильков, самый скромный из множества букетов, подаренных публикой. Аграфена прижала цветы к груди, увидела записку: "Я очарован вашим пением. Приходите по адресу…" Решив, что это послание написал ей актер, она помчалась на свидание.
О том, что цветы предназначались не ей, Аграфена вспомнила только тогда, когда увидела автора записки немолодого элегантного господина с приятным голосом.
– Мне говорили, что мадам Алонсе – подсадная утка, что все ее невероятно сложные арии поет юная барышня. Теперь я в этом убедился сам, – проговорил он, усадив Аграфену в кресло. – Вы талантливы, дитя мое. Вам незачем прятаться от зрителей. Мадам Алонсе без вас – мыльный пузырь. Она вам не нужна. Вы сами можете стоять в свете рампы. Грим, костюм, парик сделают вас другой. Мы превратим вас в небесную красавицу, и про красоту примадонны Алонсе никто не вспомнит. Публика будет скандировать: "Виват, восходящая звезда!" – улыбнулся. – Вы смотрите на меня так, словно я предлагаю вам взойти на Голгофу.
– Ваше предложение слишком неожиданное, – Аграфена потупила взор. – Позвольте мне подумать.
– Конечно, дитя мое. Только думайте не очень долго. Я буду ждать вашего ответа до завтра. Приходите ко мне в это же время, – он проводил Аграфену до двери, поцеловал кончики ее пальцев. – До завтра.
Аграфена помчалась домой. Этот странный разговор заставил ее действовать. Она поспешно собрала вещи и уехала к тетушке. Та давно звала ее в свой загородный дом. Тете хотелось, чтобы племянница помогла ей вести хозяйство и занялась вокалом с ее детьми.
– Наконец-то Господь услышал мои молитвы и привел тебя в наш дом! – воскликнула тетя, обняв Аграфену. – Как я рада видеть тебя, Фенюшка. Теперь наша жизнь станет другой.
Она была права. О годах, проведенных в доме тетушки, Аграфена вспоминала с нежностью. Она бы ни за что не покинула это семейство, если бы не узнала о глухонемой девочке, которой требуется заботливая няня.
О Диане рассказала тетина приятельница. Она же привела в тетин дом отца Дианы – немолодого мужчину с грустными глазами.
– Вы – наша последняя надежда, – сказал он Аграфене. – Если вы откажитесь, я…
– Я не откажусь, – Аграфена улыбнулась. – Я готова поехать с вами.
– Вы – удивительный человек! – он крепко сжал ее руки в своих. – Спасибо, что решились на такой ответственный шаг.
– Не стоит слишком нахваливать Аграфену, господин Валдис, – пожурила его тетя. – Моя девочка совершает благородный поступок, это верно, но иначе поступить она просто не имеет права. И я рада, что она сама это понимает.
Тетя обняла Аграфену, поцеловала в щеку, сказала:
– Господь вознаградит тебя, дорогая. У тебя все получится, я знаю.
В тот же день Аграфена уехала из тетиного дома. Почти всю дорогу ехали молча. Аграфена смотрела в окно кареты, любовалась яркими осенними красками. Когда вдали замаячили крестьянские дома, господин Валдис нарушил молчание.
– Мне сказали, что вы хорошо поете, это так?
Она пожала плечами, головы не повернула.
– У моей жены, Луизы, прекрасные вокальные данные, но рождение Дианы не позволило ей стать примадонной. Она всю себя посвятила дочери.
Он тронул Аграфену за руку. Она повернулась, почувствовала, как краска заливает щеки.
– Я очень прошу вас не петь в нашем доме, чтобы не огорчать Луизу, – сказал он, глядя ей в глаза. – Пусть Луиза будет единственной, непревзойденной исполнительницей.
– Пусть, – проговорила Аграфена. – Обещаю, что в вашем доме я петь не буду.
– Спасибо, – он вздохнул с облегчением…
И вот Аграфена стоит у рояля, смотрит в глаза мадам Луизы и на вопрос: "Умеете ли вы петь?" отвечает так, как просил ее господин Валдис: "Нет".
– Вы никогда не брали уроки вокала? – не сдается Луиза.
– Нет.
– Неужели вам не хотелось петь?
– Хотелось.
– И что же вы делали? – Луиза – само любопытство.
– Шла в поле или в лес и пела так, как мне хотелось. Пела о том, о чем хотела моя душа, – ответила Аграфена.
– А я всегда пою то, что хочет Валдис, – проговорила Луиза со вздохом. – Супруг выбирает для меня романсы, сонеты, арии.
Она села к роялю, пропела: "Не искушай меня без нужды…", захлопнула крышку рояля.
– Я устала, простите меня.
Аграфена поклонилась, ушла. Луиза закрыла лицо ладонями, разрыдалась.
– Почему, почему, почему у этой уродливой Фени жизнь счастливее моей? Почему?
Аграфена вышла из гостиной, пошла к Диане. Девочка сидела на кровати, поджав под себя ноги, и читала книгу. Аграфена взяла стул, села напротив. Диана захлопнула книгу, протянула Аграфене.
– Ты хочешь, чтобы я тебе почитала? – спросила та.
Диана замотала головой.
– Нет?
Тогда Аграфена взяла лист бумаги, протянула Диане, предложила:
– Напиши все, что ты хочешь сказать.
– Я хочу играть, – написала Диана.
– Я поняла, ты хочешь взять черную коробочку! – воскликнула Аграфена.
Диана кивнула утвердительно. Спрыгнула с кровати, подбежала к двери, посмотрела на Аграфену.
– Иди, у меня открыто, – сказала та, поднявшись.
Диана вбежала в ее комнату, оставив дверь распахнутой, схватила черную коробку, открыла, написала: "Я говорю!" Закрыла, выждала немного, снова открыла, написала: "Я слышу!" Третьей записью стали слова: "Я пою!"
Диана с надеждой посмотрела на Аграфену. Та улыбнулась, сказала:
– Все твои желания исполняться обязательно. Но запомни, ящик не поможет, если ты сама не будешь стараться.
Диана кивнула, вытянула вперед губки, выдохнула: "Д-э".
С этого дня все свое время девочка проводила в занятиях. Ее упорство было вознаграждено. Через полгода она уже могла говорить отдельные слова. Постепенно восстановился и слух.
Диана ликовала. Она выбегала на улицу, поднимала голову вверх и громко кричала свое любимое слово: "Ура!" Радость Дианы передавалась всем обитателям дома…
Приближался день рождения Дианы. Валдис и Луиза решили отметить его по-особенному. В саду соорудили сцену, на которую поставили рояль. Площадку перед сценой превратили в зрительный зал.
Гостей собралось много. День был необыкновенно солнечным и очень теплым. Луиза и Диана, одетые в белоснежные наряды, прошли по пурпурной ковровой дорожке, встали у рояля, поклонились.
– Сегодня день особенный, сегодня одиннадцатый день рождения нашей дорогой Дианы, – сказал Валдис, встав рядом с женой и дочерью. Одет он был в черный смокинг и выглядел помолодевшим. Глаза его сияли, улыбка не сходила с лица. Голос звучал громко, уверенно. – Вы все знаете, что целых десять лет мы не теряли надежды на чудо, и оно произошло.
Луиза села к роялю, заиграла. Диана прикрыла глаза, смешно выпятила вперед губки, выдохнула: "Д-э", а потом запела. Ее голосок дрожал, словно лепесток на ветру. По щекам текли слезы. Диана пела:
– Благодарю Тебя Господь,
Ты мне послал спасенье.
Хвалой и радостью мои
Наполнил ты уста.Тебе душа моя поет,
К Тебе мое стремленье,
"Осанна" вторят птицы мне,
Взлетая в небеса.
Пока она пела, слезы текли даже по щекам мужчин. Никого не могло оставить равнодушным это проникновенное пение.
Финальный аккорд подхватило эхо, разложило на сотню голосов, а топом наступила тишина. Гости были так ошеломлены произошедшим, что не сразу вознаградили юную исполнительницу аплодисментами. Диана поклонилась, сказал: "Спа-си-бо", прижалась к отцу.
– Чудо, произошедшее с нашей девочкой, стало возможным благодаря стараниям самой Дианы и ее наставницы Аграфены, которую мы зовем: наша Фея, – сказал Валдис, указав на Аграфену, стоящую в тени деревьев. – Наша милая, добрая Фея, идите к нам.
Аграфена смутилась. Диана пришла ей на выручку. Она взяла ее за руку и вывела на сцену.
Яркое солнце ослепило Аграфену. Она опустила голову, но тут же подняла ее верх, чтобы слезы не залили нежно-розовое платье, которое выбрала для нее Диана. Аграфена с большим трудом сдерживала рыдания, рвущиеся из груди. Когда-то она мечтала стать известной исполнительницей, стоять на сцене в свете софитов, приобрести мировую известность, но то, что происходит сейчас, намного важнее, и Аграфена это понимает. Стоя на залитой солнцем сцене, она мысленно благодарит Господа за уроки мудрости, которые она получила, живя в доме Валдиса и Луизы. Сегодня – самый счастливый день в ее жизни.
Апофеозом праздника стал большой именинный торт, который гостям раздавала Диана.
Воспользовавшись моментом, Аграфена потихоньку ушла. Она вышла из сада через потайную калитку, спустилась к реке, села на берегу, задумалась.
– Хотите побежать вслед за рекой? – раздался за ее спиной негромкий мужской голос.
Аграфена повернула голову, растерянно посмотрела на элегантно одетого господина, пожала плечами. Он сел рядом, положил свою руку поверх ее руки, сказал:
– Вы меня забыли, а я вас забыть не могу, как ни стараюсь. Я – Ипполит Алмазов, в дом которого вы приходили, когда служили в театре. Тогда я предложил вам свое покровительство, а вы убежали. Вы исчезли, – он поцеловал кончики ее пальцев. – Вы – удивительный человек, Аграфена. Вы не перестаете меня удивлять. Выходите за меня замуж, – она вздрогнула. – Я знаю, мое предложение застало вас врасплох. Вы не сможете бросить Диану, потому что вы привыкли думать о других больше, чем о себе, – она кивнула. – Милая моя, Фея, пора изменить отношение к жизни. Неужели вам не хочется любви? – она пожала плечами. – Не обманывайте себя, вам давно хочется иметь свой дом, воспитывать детей, просыпаться в объятиях любимого человека. Я знаю, что вы – настоящая Фея, но, несмотря на это, ничто человеческое вам не чуждо, – он прижал ее руку к губам. – Я наблюдал за вами, и кое-что понял. Вы – несчастливы и очень одиноки. Вы мне напомнили улитку, сидящую в своей раковине. Выходите наружу. Сбросьте с себя все условности, – он поднялся. – Я приеду сюда через полгода. Если захотите что-то изменить в своей жизни, я вам помогу. Честь имею.
Он ушел, а она еще долго сидела на берегу, смотрела на убегающую за горизонт реку…
– Где ты была? – спросила Диана, когда Аграфена вернулась в дом.
– Летала на далекую планету, – шепнула ей на ушко Аграфена. – Только никому об этом не рассказывай.
Диана приложила ладошку к губам, кивнула. Аграфена погладила ее по голове, хотела уйти к себе, но Диана удержала ее.
– Дай слово, что не исчезнешь до Рождества, – попросила она.
Аграфена присела на корточки, прижала девочку к груди, сказала:
– Обещаю, моя радость.
– О чем вы тут шепчетесь? – спросила Луиза.
– О любви, – ответила Диана.
– О любви? – глаза Луизы округлились. – Девочка моя, тебе только одиннадцать лет, а ты…
– Мы говорили о Божьей любви, мама, – прервала ее Диана. – Сегодня был прекрасный день. Спасибо за праздник, который вы мне устроили. Можно я пойду спать, я смертельно устала.
– Да-да, доброй ночи, дорогая, – Луиза поцеловала дочку. Когда та ушла, она спросила у Аграфены:
– Вы довольны праздником?
– Да. Все прошло замечательно. Диана счастлива, а это самое главное, – ответила та.
– А вы разве не чувствуете себя счастливой? – Луиза прищурила глаза. – В вас влюбился Алмазов. В вас, а не… – она развернулась, ушла.
Аграфена закрылась в своей комнате, достала чемодан, бросила его на кровать, раскрыла дверцы шкафа, простонала:
– Господи, за что мне все это?
В дверь постучали. Аграфена спрятала чемодан, вытерла слезы, открыла.
– Можно я побуду у тебя? – спросила Диана.
Аграфена посторонилась, девочка вошла, сняла покрывало с кровати, забралась под одеяло, улыбнулась.
– Мне у тебя нравится. Я буду сегодня спать здесь.
– Спи, а я проведу ночь на стульчике, – сказала Аграфена, усаживаясь на стул.
– Ты ведь поняла, что я пошутила? – спросила Диана, выглядывая из-под одеяла. Аграфена кивнула. – Я пришла к тебе, чтобы послушать сказку про паруса надежды. Помнишь, ты обещала мне ее рассказать?
– Помню, – ответила Аграфена. – Слушай. Давным-давно, когда мир был похож на цветущий сад, а люди были добрыми и наивными, как дети, злой волшебник решил похитить у них радость. Сделать это оказалось очень просто. Люди сами отдали ему радость. Они хотели, чтобы незнакомец, появившийся в их мире, почувствовал себя счастливым. Так и случилось. Глаза незнакомца засияли, он громко закричал: "Ура!", подняв лицо к небесам. Но когда он опустил голову, люди испугались. Лицо незнакомца почернело, в глазах заплясали злые огоньки, губы искривились.
– Сегодня вы все стали моими рабами, – закричал незнакомец, выставив вперед длинные руки с крючковатыми пальцами. – Ваш цветущий мир отныне будет серым и холодным, таким, каким хочу видеть его Я – Властелин Тьмы! Отныне никто из вас не должен делать добрые дела, никто не должен говорить добрые слова, проявлять сочувствие, чтобы вирус доброты не разрушил наш черный мир, мир зла, коварства, клеветы. Я приказываю всем быть злыми, эгоистичными, завистливыми, жадными, жестокими и никогда больше не повторять за глупцами поговорку: "Не делайте добра, не будет зла". Запомните, зло рождается только от зла, и не смейте примешивать сюда никакую добродетель. Забудьте о ней скорее, и жизнь ваша изменится до неузнаваемости.
Колдун захохотал так, что затряслась земля, раскинул в разные стороны руки, превратился в громадную черную птицу и улетел на высокую гору, где стоял замок Солнца.
Люди любили Солнце. Им нравилось, что каждое утро вниз с горы льется солнечный поток, наполняя мир светом, а души радостью. Люди принимали радость и спешили поделиться ею с другими. Они знали, что чем больше они отдадут, тем больше счастья и радости получат после. Они верили в доброту и свет. Они хранили свой мир.
Но как только злой волшебник проник в замок Солнца, все изменилось до неузнаваемости. Солнечный свет иссяк. Все вокруг стало унылым и бесцветным. Люди понурили головы. Никто больше не радовался, не смеялся, не пел. Люди перестали смотреть друг другу в глаза. Друзья стали злейшими врагами. Никто не желал быть чутким, добрым, внимательным. Зло, насилие, вседозволенность стали главными человеческими качествами, достойными похвал.
Но остались и такие люди, которые не желали мириться с происходящим. Они не хотели жить в мире зла, разврата и лжи. Они верили, что скоро все изменится, и их мир вновь будет миром радости, добра и света. Они должны сразиться со злым волшебником, но для этого им нужен летающий фрегат. Чтобы его создать, люди решили понаблюдать за птицами. Тогда-то и пришла им в голову мысль сделать паруса, напоминающие птичьи крылья. Эти необычные паруса люди назвали парусами надежды.
Когда фрегат был готов, встал новый вопрос: кто отправится на гору?
Воинам идти нельзя, колдун сразу заподозрит что-то неладное и убьет их.
Мудрецов он прогонит, с женщиной разговаривать не станет, а вот появление ребенка его наверняка удивит. Но кто отпустит своего ребенка в логово злодея?
Пока заговорщики решали, что делать, маленькая девочка пробралась на фрегат. Она ничего не подозревала об опасности, нависшей над ней, она просто решила немного полетать. Вначале ей было радостно смотреть с высоты на землю и считать, проплывающие мимо облака. Но, когда она поняла, что фрегат приближается к замку злого волшебника, ей стало страшно. Она не знала, что делать и решила довериться интуиции.
Она сошла с фрегата, потихоньку вошла в замок, спряталась за одной из многочисленных дверей. Именно у этой двери остановился злой волшебник. Девочка затаила дыхание, прислушалась.
– Я предупреждал тебя, моя Радость, ты никому не нужна, – проговорил злодей. Голос у него был неприятным, словно кто-то скреб металлом по стеклу. У девочки задрожали колени.
– Ты рано празднуешь победу, колдун. Я верю, люди найдут способ спасти меня, – сказала Радость. Голос у нее был нежным, ласкающим слух. Девочка немного успокоилась.
– Не обольщайся ни на чей счет, – предупредил ее колдун. – Людишки тебя забыли. Им хорошо в моем мире, лишенном условностей и запретов. Им можно все, что пожелают их темные душонки.
– Людям не может быть хорошо в мире зла, – возразила Радость. – Твоя вседозволенность – мираж, увлекающий людей в черную дыру забвения, в ад.
– Замолчи, – крикнул он. – Ты утомила меня. Еще одно слово, и я запру тебя в башне страданий.
– Твой мир – это башня страданий, – сказала Радость со вздохом.
– Так думаешь только ты, – он ткнул в нее своим крючковатым пальцем.
– Не я одна, – сказала Радость.
– Не я одна, – передразнил он. – Да у твоих почитателей не хватит смелости явиться на мою гору.
– А что ты будешь делать, если кто-нибудь из моих почитателей сюда все же придет? – спросила Радость.
– Я отпущу тебя, – ответил колдун с усмешкой.
– Я тебе не верю.
– Милая моя, людям нужно доверять, – проговорил он льстивым голосом.
– Людям, а не колдунам, – сухо сказала Радость.
– Ну, хорошо, чтобы ты мне поверила, я дам тебе свой драгоценный перстень. Пусть он будет символом свободы, которую ты никогда не обретешь, потому что ни один смельчак не сможет подняться на эту гору! Ждать тебе придется несколько вечностей.
– Вовсе нет! – воскликнула девочка, выйдя из своего укрытия. – Мы уже пришли в замок, чтобы спасти Радость.
– Мы? – колдун смерил малышку презрительным взглядом, крепко сжал ее руку. Девочка сморщилась от боли. – С каких это пор такие малявки стали говорить о себе во множественном числе?