- Один совершенно безнравственный рыцарь, сэр Эдип. Он хотел жениться на Эльфриде и сесть на трон, стать королем, понимаешь? Слыхал когда-нибудь выражение "черный как ночь"?
- Слыхал,- отозвался Людвиг.
- Так вот, его изобрели тогда в качестве характеристики сэра Эдипа.
Я заметил, что девушка остановилась и прилежно изучает путеводитель. Заметил также, что она держит его вверх ногами. Кассир задумчиво посмотрел на нас.
- Вам не нужен путеводитель, сэр,- произнес он скорее утвердительно, чем вопросительно, и мое ухо уловило мягкий, словно изысканный сыр, дорсетский акцент.
- Нет, спасибо,- беззаботно ответил я.- Мне знакома история сей благородной груды камня.
- Я так и понял, сэр,- подмигнул он мне.- Ваш друг - иностранный джентльмен, верно?
- Немец,- сказал я.- Сами знаете, что это за порода.
- О-о, да, конечно, отлично знаю.
- Вы родом из Дорсета? - поинтересовался Людвиг.
Не в силах больше сохранять серьезное выражение лица, кассир промямлил: "Да, сэр" - и поспешно отступил в глубь, сдоей будки.
- Пошли,- позвал я Людвига.- Нам еще много надо посмотреть, и у этого места захватывающая история.
Мы миновали девушку, она медленно последовала за нами.
- Теперь,- сказал я, поднимаясь вверх по зеленому откосу,- мы пропустим одно-два столетия и остановимся там, где Генрих Седьмой проиграл в кости замок Генриху Восьмому.
На густой траве паслось несколько овец; рога барана украшали его голову, будто две огромные спиральные раковины.
- Так вот,- продолжал я,- как известно, у Генриха Восьмого были в жизни только три страсти - женщины, еда и музыка. Сейчас ты видишь перед собой остатки стада тех самых овец, которых подавали Генриху с горохом, картофельными чипсами и мятным соусом. Разумеется, для него готовили отбивные, но в те дни, когда он казнил одну или двух своих жен, в честь этого события приказывал запечь баранью ногу с розмарином и чебрецом.
- Они очень грязные,- заметил Людвиг, глядя на овец.
- Так надо,- ответил я,- чтобы на них не позарились браконьеры. Овец моют раз в году, в день Святого Омо проводят торжественный обряд погружения овец в специальную яму на территории замка.
- О,- вымолвил Людвиг, обводя взглядом глыбы разрушенной кладки и разбитые стены.- А где же кухни?
Я завел его в помещение, где, по всей вероятности, некогда сидели караульные, охраняя вход в замок и подъемный мост, полируя свои луки и стрелы и не давая остыть кипящему дегтю. В одной изогнутой стене этого помещения - без кровли, площадью примерно шесть на три метра - была узкая крестовидная бойница.
- Здесь,- сказал я,- находилась большая кухня. Молодая американка задержалась у входа.
- Но здесь мало места,- заметил Людвиг.
- Вполне достаточно, если ты искусный повар и располагаешь всеми современными удобствами. Генрих, как я уже говорил тебе, был очень разборчив в еде, и повар рисковал жизнью, если готовил плохо. А хороший повар вполне мог на такой площади приготовить от семи до десяти блюд для банкета. Опрятность - вот залог успеха в кулинарном деле,- вкрадчиво произнес я, живо вспомнив, как моя жена твердила, что в жизни не встречала такого неопрятного повара, как я.
- Но как же отсюда подавали блюда в замок? - озадаченно справился Людвиг.
- Через раздаточное окошко.- Я показал на бойницу.- Что подлиннее, вроде сельдерея,- через вертикальную прорезь, подносы с отбивными - через горизонтальную.
Людвиг подошел поближе, чтобы лучше видеть.
- Поразительно,- произнес он.
Молодая американка укоризненно посмотрела на меня, улыбнулась и вдруг исчезла, чем немало меня огорчила. Я продолжал водить жадно слушающего мои бредни Людвига по замку, надеясь догнать ее, но она как сквозь землю провалилась.
А Людвиг никак не мог успокоиться. Когда я показал ему комнаты для гостей площадью около двух с половиной метров на два, он подчеркнул, что в них с трудом могла втиснуться двуспальная кровать и не оставалось места, чтобы войти. Как справляется с этими трудностями королева Елизавета (я сообщил ему, что она приезжает сюда на уик-энд вместе с отцом)? Очень просто, ответил я, открывает дверь и прыгает в постель. Большая экономия передвижений. И поскольку кровать занимает всю площадь, вы избавлены от необходимости подметать под ней. Еще его заботило состояние санитарного узла; показав ему на остатки круглой башни метрах в пятистах от главного здания, на самом краю холма, я пояснил, что там помещались мужская и женская уборные.
- Почему так далеко? - спросил он.
- По двум причинам,- ответил я.- Во-первых, как это видно по их расположению, каждый раз, когда спускали воду, содержимое скатывалось по склону прямо в лагерь противника, нагоняя панику на врага. Во-вторых, они служили Генриху для карательных мер. Он обнаружил, что придворные испражняются прямо на стенах, чем вызывали недовольство часовых внизу. Вот Генрих и велел построить уборные там, приказав под страхом смерти пользоваться только ими. Поверь мне, в холодные зимние ночи это было весьма действенное наказание.
Американская девушка по-прежнему не показывалась, чем сильно меня расстроила. Я-то надеялся, что еще несколько моих драгоценных исторических открытий перекинут мостик между нами. Мало-помалу мы возвратились к главному входу, и когда начали спускаться по откосу, я увидел вдруг юную красавицу. Она смотрела на нас сверху из окруженного, словно чешуйками пепла, галками полуразрушенного окна в одной из относительно целых стен замка. Я помахал ей рукой, она помахала в ответ, поощрив на дальнейшие действия. Сложив ладони рупором, я крикнул:
- Прекрасная леди, сегодня у меня день спасения красивых принцесс, и я вижу, что вы попали в беду!
Она устремила на меня печальный взор и наклонилась вперед, так что длинные черные волосы ее упали на плечи.
- Сэр рыцарь, меня постигло страшное несчастье,- услышал я мелодичный голос, говорящий с мягким американским акцентом.- Как вы проведали о моей беде?
Я проникся к ней расположением.
- Леди, об этом знает все королевство.- Я отвесил ей старомодный поклон.- Я и мой шут вместе проделали утомительный долгий путь, дабы спасти вас от участи, которая хуже смерти.
- Что такое шут? - спросил Людвиг.
- Это такой дурак,- ответил я.
- Ты хочешь сказать - идиот? - возмутился он.
- Сэр рыцарь,- снова обратилась ко мне принцесса, испуганно озираясь,- говорите тише, боюсь, стража может услышать.
- Леди, дошло до меня, что ваш дядя, этот злодей, заточил вас здесь, чтобы лишить вас и королевства, и девственности! - крикнул я.
- Шут - это идиот? - допытывался Людвиг.
- Дипломированный паяц,- ответил я.
- И девственности - тоже? - осведомилась принцесса.
- Что такое паяц? - спросил Людвиг.
- Да, лишить вас сокровища, коим женщины так дорожат,- сообщил я принцессе.- Ваш дядюшка даже сейчас, зловеще хмуря брови...
- Паяц - то же самое, что шут? - хотел знать Людвиг.- У слова "идиот" два синонима?
- Да,- коротко ответил я, желая продолжить диалог с моей принцессой.
- Скажи мне, прекрасный рыцарь, чем занят сейчас мой дядя? - пропела она.
- Сейчас он сидит, готовя вам страшную участь, леди. Однако не бойтесь, я...
- Участь - то же, что смерть? - спросил Людвиг.
- Да,- сказал я.
- Скажи мне, прекрасный рыцарь, могу ли я ее избежать с твоей помощью? - поинтересовалась моя принцесса.
- Не бойтесь, леди, ничего,- ответил я.- Никакой дядюшка, пусть даже самый кровосмесительный, самый порочный, самый извращенный, будь вместе с ним хоть тысяча приспешников, пусть даже самый коренастый, волосатый и средневековый, какие бы силы нам ни противостояли, с моим верным мечом Экскалибуром...
- Ты знаком с этой девушкой? - заинтересовался Людвиг.
- Сэр Ланселот - это вы! - мелодично воскликнула леди в окне.
- Я, мэм, к вашим услугам!
- Ты где-нибудь встречался с ней раньше? - спросил Людвиг.
- Послушай,- огрызнулся я,- помолчи немного. Галки кружили над башней, издавая ворчливые крики.
- Леди,- воззвал я к принцессе,- там внизу нас ожидает мой верный конь, моя лошадь Мерседес, на ней мы доставим вас в безопасное место.
- Одна лошадь? - возразил Людвиг.- В этой модели "мерседеса" двадцать лошадей.
- Сэр Ланселот,- откликнулась моя принцесса,- ваша доброта равна вашей храбрости.
- Тогда я поднимусь на ваши бастионы, убью ваших стражей и отвезу вас в селение Борнмут, где нас ждут оленина и мед.
- У нас в Германии много оленины,- сообщил Людвиг.- К ней подают яблоки, запеченные в тесте.
- Увы, Ланселот,- сказала принцесса.- Боюсь, ничего не выйдет, хотя я жажду отведать меда с водкой и щепоткой горькой ангостуры. В селении том мой жених ждет моего спасения, а у него ревнивый нрав.
- Что такое - нрав? - спросил Людвиг.
- Характер,- ответил я.- Черт! Она помолвлена.
- Нрав - от слова "нравиться"? - поинтересовался Людвиг.
- Принцесса,- грустно сказал я,- почему вы так опрометчивы. Вспомните изречение: "Поспешный брак - долгое раскаяние". Не говоря уже о том, что мне пришлось так потрудиться, извлекая мой меч из камня ради вас.
Она рассмеялась:
- Уверена, вы найдете другую принцессу. Прощайте, сэр Ланселот.
- Прощай, милейшая Гиневра...
- Ты сказал, что не знаком с ней,- заметил Людвиг, когда мы направились к выходу с территории замка.- Откуда же ты знал ее имя?
- Она - Гиневра Смит из Джоллитауна, штат Огайо,- ответил я.- И я познакомился с ней в Нью-Йорке. А теперь едем обратно в Борнмут. Трактиры уже открыты.
- Этот замок,- сказал Людвиг, когда мы проходили под аркой,- совсем не в исправном состоянии.
- Нам, англичанам, они нравятся именно такими,- сообщил я.- Чтобы в них сохранялся аромат старины, так сказать.
- А у нас на Рейне,- возразил Людвиг,- много замков, много больших красивых замков, и они все в исправном состоянии.
К счастью, как раз у входа стояла брошенная кем-то тачка с гравием.
- Вот,- показал я,- смотри, мы тоже кое-что предпринимаем. Вернись сюда через год или два, увидишь, что замок будет выглядеть не хуже "Хилтона".
В потускневшем солнечном свете луговая зелень приобрела изумрудный оттенок; распаханные поля стали пурпурно-коричневыми. Гавань Пула озаряли розовые лучи, и летящие на свои гнезда чайки отражались снежинками в почти зеркальной глади моря. Людвиг включил еще какие-то баварские мелодии, отбивая такт по баранке за неимением кожаных шортов.
- Какой интересный день был сегодня,- заметил он, когда мы выехали на улицу, ведущую к гостинице.- Когда приедут мои родители, я повезу их смотреть замок Корф и расскажу все, что узнал.
Я ощутил легкие угрызения совести.
- Надо было купить тебе путеводитель, все запомнить невозможно.
- Я запомнил,- возразил Людвиг.
- Тебе спасибо за чудесный день,- сказал я.
- Спасибо тебе,- учтиво ответил он.
Оставив машину в гараже, мы направились пешком в гостиницу.
- Ты не забудешь таблетки, которые обещал мне? - робко справился Людвиг.
- Конечно, не забуду,- сказал я.- Я их куда-то засунул, никак не могу найти. Но завтра поищу как следует.
- Завтра - последний день,- напомнил Людвиг.- Послезавтра я уезжаю в отпуск.
- Будут тебе таблетки, даю слово.
И я нашел их, очень кстати, как показал ход событий. Возвращаясь на другой день из кино, я с удивлением увидел целую толпу людей перед гостиницей "Ройял Хайк-лифф Пэлис". Подойдя ближе, разглядел также полицейскую машину с синей мигалкой, "скорую помощь" и две пожарных машины, над которыми к небу тянулись лестницы, словно шеи диковинных доисторических зверей. По мостовой новорожденными удавами расползлись пожарные рукава. Высоко на торце гостиничного здания помещалась причина всей этой сумятицы - неоновая вывеска, которая каким-то образом ухитрилась загореться. Хотя немедленно была объявлена тревога, к тому времени, когда огонь был потушен, от вывески остались только буквы "ял", "Хай" и "лис", напоминая то ли заголовок одной из рукописей Мертвого моря, то ли имя некоего древнего китайского философа. Протиснувшись через толпу, я увидел расстроенного Людвига, который сопровождал выходящих из гостиницы дюжих пожарных и еще более дюжих полицейских. У него было такое бледное, измученное и виноватое лицо, как будто он сам поджег злополучную вывеску.
- Привет,- бодро поздоровался я.- Вижу, ты тут здорово повеселился.
Людвиг застонал.
- Ужасно! Ужасно! - судорожно вымолвил он.- Что они там натворили в номерах, выбираясь на крышу. Я чувствую себя ужасно! Завтра начинается мой отпуск.
- Но ведь ты не поджигал вывеску,- заметил я.
- Нет! Не поджигал, но это произошло в мое дежурство,- сказал он, глядя на меня страдальческими глазами.- Она загорелась, когда я дежурил.
- Весьма неосмотрительно с ее стороны,- отозвался я.- Но гостиница не сгорела, так что у тебя все будет в порядке. Пойдем, выпей стаканчик и успокойся. Или ты предпочитаешь "скорую помощь"? Она тут стоит.
- Нет-нет, спасибо,- совершенно серьезно отверг Людвиг это мое предложение.- Мне нельзя покидать гостиницу. Я должен заняться уборкой.
Когда мы позже встретились в баре, он все еще никак не мог успокоиться.
- Ты принес таблетки? - жалобно осведомился Людвиг.- Понимаешь, со всеми этими делами мне стало еще хуже.
- Черт! - воскликнул я.- Совсем забыл. Но ты не волнуйся, будут тебе таблетки. Когда ты завтра уезжаешь?
- В два часа,- ответил Людвиг таким голосом, будто на это время была назначена его казнь.
- Я собираюсь позавтракать в ресторане "Белла Виста",- сообщил я.- Загляни туда, выпьешь стаканчик на дорожку и получишь от меня таблетки.
- Спасибо,- сказал он.- Чувствую, без них отпуск будет мне не в радость.
На другой день - я только что управился с жареной телятиной и зеленым салатом с приложением в виде отличного кьянти - в "Белла Висту" явился Людвиг с темными кругами под глазами, с нервно дрожащими руками.
- Нашел? - тревожно осведомился он.
- Нашел,- ответил я, оценивая взглядом его состояние.- А теперь садись и расслабься. Ты выглядишь так, что при виде тебя любая женщина уронит на пол свой бюстгальтер.
Я извлек из приготовленного для него конвертика зелено-черную капсулу.
- Так вот,- сказал я тоном частного врача-консультанта,- принимай в день по одной капсуле, не больше. Понял? И только в том случае, если почувствуешь, что тебе это необходимо. О'кей?
- Да! Да! - горячо произнес Людвиг, глядя на капсулу, словно на пробирный камень, способный все превращать в золото.
Я заказал бутылку вина, налил ему бокал. Он выпил залпом. Я налил еще.
- Теперь глотай капсулу,- сказал я.
- Ты уверен, что я смогу вести машину? - спросил Людвиг.
- Можешь и пить, и вести машину,- заверил я его.- На меня эти капсулы совсем не действуют. Между прочим, я только что сам принял одну.
- Отлично,- сказал он, глотая капсулу.- Понимаешь, это очень важно, потому что мне предстоит долгая поездка.
- Ясно. Можешь не беспокоиться. Будешь как огурчик. После второго бокала вина он встал и крепко пожал мне руку.
- Я так рад, что мы познакомились,- произнес Людвиг.
- Я тоже. Навести меня как-нибудь. И захвати Пенни. Я буду не против, если она уронит на пол бюстгальтер.
- Ты шутишь,- гордо заметил он.- Теперь я знаю, когда ты шутишь.
- Ладно, счастливо отдохнуть,- сказал я, и он побрел к своему "мерседесу" навстречу кратковременной свободе от гостиничных забот.
Я же допил вино и отправился в кино. Там меня ждал фильм, который я давно мечтал посмотреть. Предвкушая удовольствие, я тщательно выбрал место, покупая билет.
Погас свет, пошли титры... Дальше я ничего не помню, пока три четверти часа спустя сидящий рядом мужчина не потряс меня за плечо, прося не храпеть так громко, а то ему совсем не слышно, что говорят артисты. Я удивленно вскочил на ноги - никогда еще мне не случалось засыпать в кинотеатре! Не иначе проклятая капсула виновата, в сочетании с вином, сказал я себе.
Потом вспомнил Людвига и похолодел.
Боже мой! Несясь по дороге на встречу со своей Пенни, он вдруг уснет за рулем "мерседеса"?.. Я живо представил себе обрызганные кровью остатки автомобиля, расплющенного о дерево. Может быть, он еще не выехал?! Я выскочил из кино как сумасшедший и примчался в гараж; не сомневаюсь, что моя физиономия выглядела такой же безумной, как лицо Людвига, когда он нервничал.
- Мистер Дитрих - он уже уехал? - спросил я дежурного.
- Да, сэр, примерно с час назад,- последовал ответ. Признаюсь, я чувствовал себя отвратительно целых три дня, пока не получил из Кале открытку, которая сняла тяжкое бремя с моей души. Текст открытки гласил: "Встретил Пенни, завтра начинаем вместе счастливый отпуск". И подпись: "Твой грязный лгун Людвиг".
Кажется, есть какая-то поговорка насчет того, кто смеется последним, однако я уверен, что Людвиг никогда о ней не слышал.