- Отлично. Сначала пусть поработают зубы и желудок, а потом подумаем, что делать.
После ужина Питух подошел к пленному и развязал его.
- Ты участвовал в похищении младенца, который нам очень дорог, - начал допрос Жан Оторва. - Отвечай, кто приказал украсть ребенка, кто твои сообщники? Если скажешь, обещаю сохранить тебе жизнь.
На вид пленному было не более двадцати пяти. Смуглый, как магрибинец, с короткой бородкой и черными густыми вьющимися волосами, он только бросал на зуавов враждебные взгляды, но не отвечал.
- Ты понимаешь по-французски? - снова спросил лейтенант.
Пленный молчал. Тогда горнист повторил вопросы на плохом, но вполне понятном итальянском. Ответа не последовало. Оторва пожал плечами:
- Даю тебе пятнадцать минут на размышление. Если по истечении этого срока я не получу ответа, предстанешь перед судьями, которые выносят в основном смертные приговоры.
Незнакомец и бровью не повел, как будто слова относились не к нему. Прошла минута. Вдруг капрал, хлопнув себя по лбу, воскликнул:
- Обозный, возьми свечку и посвети мне!
Зуав вспомнил о таинственных бумагах, изъятых у гренадера. Молодой человек вытащил их из кошелька и при свете свечи стал быстро читать. Оторва и Питух с любопытством смотрели на него. Закончив чтение, Франкур спрятал документы и на минуту задумался. Загадочная улыбка мелькнула на его губах.
- Разрешите сказать несколько слов пленному? - вполголоса обратился он к командиру.
- Говори, дружище.
Франкур повернулся к незнакомцу:
- Ты прекрасно слышишь и прекрасно понимаешь меня, хоть и прикидываешься глухонемым. Ты не похож на сельского парня из Ломбардии, не смахиваешь и на дикаря-мародера, несмотря на цыганскую внешность… У тебя тонкие пальцы, элегантные сапоги, белоснежное белье… Думаю, не ошибусь, если скажу, что ты - один из семерых…
Пленный невольно вздрогнул. Это заметили все, так как Обозный держал свечу перед самым лицом незнакомца.
- Я говорю, - спокойно продолжал капрал, - о заговорщиках из подземелья фермы Сан-Пьетро, что прятали лица под черными капюшонами с дырками для глаз.
Тяжелый вздох невольно вырвался у преступника. Неужели, руководствуясь интуицией, Франкур напал на правильный след? А может быть, вздох свидетельствовал о смертельной усталости незнакомца?
- Эти бандиты говорили об организации покушений на суверенных союзников, воюющих за освобождение Италии. И господа из "Тюгенбунда" не теряли времени даром.
Не знакомец, казалось, не реагировал. Однако Обозному, стоявшему ближе всех к пленному, было видно, как у того пот выступил на лбу.
- Но ваши планы провалились! - снова заговорил капрал. - Виктор-Эммануил не выпил яд, а пуля гренадера не убила Наполеона III.
Внезапно лицо незнакомца покраснело до корней волос, затем побледнело, по телу пробежала судорога, но не последовало ни звука, ни вздоха. Франкур нанес последний удар.
- Мы знаем всех членов пресловутой организации "За непорочные связи" и скоро истребим их. Сомневаешься? Что ж, посмотрим! Ты, вероятно, из Сицилии? Нет?.. Из Пьемонта или Милана? Так и не ответишь? Наверное, из Тироля?.. Или из Вены, а может быть, из Венеции? Имеешь ли ты право носить золотое кольцо?.. О! Скорее всего ты седьмой, человек с платиновым перстнем. Отвечай, и ты спасешь свою шкуру.
Незнакомец, шумно втянув носом воздух, воскликнул на плохом французском языке с сильным итальянским акцентом:
- Ты - сам черт! Дьявол в красных штанах!
- Значит, ты признаешься? - уточнил капрал.
- Ничего я не признаю. Я патриот и борюсь за освобождение моей страны…
- Воруя оружие у освободителей…
- О! Это мелочь…
- Вот как? Ладно, довольно болтовни! Где ребенок?
- Я буду жить?
- Мы сохраним тебе жизнь.
- А свободу?
- Это зависит от главнокомандующего.
- Дьявол!
- Если ты предоставишь ему точные сведения об армии противника, возможно, он вернет тебе свободу.
- Пусть меня отведут в Суа-Экалленца, и я расскажу много важных вещей.
- Не торопись! То молчал, как пень, теперь тараторишь, как сорока.
От французов не укрылась мгновенная перемена в поведении пленного, заставившая усомниться в искренности его слов. Если бы у солдат было время поразмыслить, они бы поняли маневр итальянца, который старался отвлечь внимание своих противников от тайного общества и его членов. Молодые люди были солдатами, а не полицейскими, которые постарались бы извлечь максимум информации. Зуавам важно было узнать, что стало с маленьким Виктором Палестро, где его искать, в остальном, считали они, разберется майор.
Франкур продолжал допрос:
- Рассказывай по порядку обо всем, что знаешь. Но если ты обманешь, я пристрелю тебя, как собаку.
- Обещаю говорить правду, - заверил присутствующих итальянец.
- Почему украли ребенка?
- Не знаю.
- Где его родители?
- Не знаю. Клянусь Святой Мадонной, не знаю!
- Куда его отвезли?
- В Милан… Во дворец Амальфи.
- Как ты сказал? - переспросил зуав. - Во дворец Амальфи?
В памяти возник образ прекрасной итальянки. "Вам надо только назвать себя и сказать: "Я хочу поговорить с синьориной Беттиной".
ГЛАВА 5
Разрешение получено. - Свобода действий. - Обозный спасает себе жизнь. - В Милане. - Триумфальное шествие троих зуавов. - Дворец Амальфи. - Статуя Святого отца. - Хорошо поели, но слишком много выпили. - Апартаменты для полковника. - Не надо путать подношения с сапогами. - Приказ и недоразумение. - Драка.
Франкур заснул только в полночь, а в четыре часа уже трубили подъем.
Зуавы просыпались, чтобы спешно приступить к своим многочисленным обязанностям. Лагерь походил на потревоженный муравейник. Только Франкур не принимал участия в работе. Со вчерашнего дня его голова была занята одной мыслью: "Как вернуть ребенка?" Наконец, приняв решение, он направился к Оторве.
- Господин поручик, дайте мне отпуск на двадцать четыре часа для поездки в Милан.
- Но завтра парадный марш войск… Только полковник может позволить вам отлучиться.
- Пожалуйста, ради малыша… Полковник не откажет, если вы попросите.
- Ну, хорошо! Я сделаю это для сына нашего полка.
Полковник сначала недовольно нахмурил брови, но, узнав о подвигах зуава, согласился.
- Ваш капрал ловок, как черт: то он посыльный генерала, то лучший среди гвардейцев. Я разрешаю ему отправиться в Милан. Пусть возьмет с собой двух надежных солдат по своему выбору, заодно подыщут нам место, где разместить войска и Генеральный штаб.
Франкур горячо поблагодарил Оторву за посредничество и попросил отпустить Раймона и Обозного.
Трое солдат тотчас покинули лагерь. Путь лежал через поле брани, усеянное трупами австрийцев и французов. Друзья видели скрюченные пальцы, вдавленные в сырую землю, перекошенные лица с открытыми ртами и остекленевшими глазами.
- Господи! Кто знает, может завтра наступит наш черед! - содрогнулся от нахлынувших чувств капрал.
Обозный, не обладавший философским складом ума и понимавший все буквально, побледнел.
- Не говорите так, капрал… У меня просто ноги подкашиваются…
Раймон усмехнулся и подмигнул толстяку:
- Они у тебя еще вчера подкашивались. Да, капрал, вчера зуав Обозный дал такого стрекача с поля боя - только пятки засверкали.
- Не может быть! Ведь в Палестро ты дрался, как настоящий боец… Неужели струсил?
- Ох, на меня нашел такой страх, что… Я не хотел, чтобы меня убили…
Раймон рассмеялся, отчего на его немолодом бородатом лице резко обозначились морщины.
- К тому же, - продолжал оправдываться юноша, - вы отсутствовали, капрал, а отделение без вас - что тело без души… Представьте полк без командира!
- Я польщен.
- А еще я подумал о бедных папе и маме. Что будет с ними, если тело их любимого сына останется лежать в какой-нибудь канаве?
- Мы, бывалые солдаты, любим риск, порох, звуки фанфар и победу.
- Я не герой, - все больше воодушевлялся Обозный. - Мне плевать на белые мундиры, которых мы яростно лупим, мне плевать на свободу всех этих людей, которые кричат: "Вив ля Франс!", а сами не сражаются. Я мог бы с большей пользой использовать время, вырастив, к примеру, десять арпанов пшеницы, или посадив картофель, или сделав из винограда вино… да много чего еще.
- Что ж, твои занятия не так опасны, как война, - с иронией заметил Раймон.
- Ладно, поговорим лучше о победе, - прервал друзей капрал, не желая, чтобы вспыхнула ссора.
- А что победа! Она не сто́ит ни мешка пшеницы, ни корзины винограда! - запальчиво возразил толстяк.
- Ну ты и болтун!
- Это итальянцы болтуны и вруны. И вот что я скажу: все перебежчики - пьемонтцы!
Франкур весело рассмеялся:
- Ну, толстяк, какая каша у тебя в голове…
Разговаривая, зуавы не заметили, как прошли Корбетту. До Милана оставалось четыре лье. Встречавшиеся крестьяне радушно приглашали французов-освободителей выпить стакан-другой вина. Ничто так не возбуждает жажду, как победа! Напрасно Франкур призывал друзей к сдержанности: ведь им предстоял визит во дворец Амальфи. Что подумают о солдатах французской армии, от которых за версту пахнет вином? Несмотря на разумные доводы, Раймон и Обозный вошли в столицу Ломбардии сильно навеселе.
Со вчерашнего вечера город пребывал в сильном волнении. Жители праздновали победу, с восторгом наблюдая позорный уход австрийской армии. Кавалеристы, артиллеристы, пехотинцы - все вперемежку, то и дело натыкаясь на повозки "скорой помощи", спешно покидали Милан. Напрасно командиры пытались навести порядок в войсках. Солдаты перестали слушаться и подчиняться, панический страх взял верх над привычкой к дисциплине. В небольшом городке близ столицы жители уже развесили национальные флаги и, взявшись за оружие, возводили баррикады. Появление французов усугубило панику с одной стороны и вызвало бурю ликования - с другой.
В городе еще находилось более четырех тысяч австрийских солдат. Толпящиеся на перекрестках и около баррикад миланцы скандировали:
- Да здравствует свобода! Да здравствуют французы!
Осмелев, они крушили пушки, растаскивали оружие и прочие военные атрибуты противника, ломали и топтали ненавистные знамена. Уже стали постреливать по убегавшим тедескам.
Радостные возгласы, пистолетные выстрелы и колокольный звон слились в общий шум. Друзей толкали, пихали и, наконец, сжали так, что те не могли пошевелиться. Напрасно Франкур изо всех сил кричал по-итальянски: "Где дворец Амальфи?" А ведь речь шла о логове врагов Италии, об оплоте австрийской тирании. Конечно, французов проводят туда. Сто́ит дорогим гостям только сказать слово - от проклятого дворца не останется камня на камне!
Вихрь ликующей толпы закрутил зуавов. Чьи-то могучие руки подняли их над восторженными лицами, орущими ртами и аплодирующими руками. Людское море увлекало французов в глубь улиц и площадей.
- Теперь ты понимаешь, что такое победа? - крикнул Обозному капрал.
Толстяк был наверху блаженства.
- Кажется, я стал героем!
- Так и есть. Считай, тебе посчастливилось откусить от праздничного пирога!
- Выходит, я оказался сто раз прав, что спрятался вчера…
Людской поток вынес зуавов на площадь, где топтались сотни австрийцев, не успевших покинуть город.
- Французы! Французы! - испуганно закричали солдаты, увидев яркие фески и красные шаровары победителей.
Франкур, насадив головной убор на острие штыка и подняв высоко над собой, заорал во все горло:
- Сдавайтесь, тысяча чертей! Или мы истребим вас!
Под натиском итальянцев первые ряды противника побросали оружие и подняли руки вверх. Их примеру последовали остальные. Две тысячи воинов, взятых в плен без единого выстрела, подгоняемые горожанами, устремились к замку.
Толпа остановилась у мрачного здания с темными крепостными стенами и узкими оконными проемами.
- Il palazzo Amalfi! Palazzo Amalfi!
На грубый стук дверь чуть-чуть приоткрылась.
Зуавы спрыгнули на землю и, отдав миланцам честь, вошли во дворец. Массивная дверь закрылась, и французы оказались в огромном вестибюле, посреди которого возвышалась освещенная лампадами золотая статуя старца в церковных одеждах, сидящего на троне. У подножия, на пьедестале, на ручках кресла лежали различные предметы, не имеющие между собой ничего общего, - ковчег, детская пустышка, шпага, маленький кораблик, серебряное сердечко, дверная ручка и многое другое. Французы с удивлением разглядывали их, когда вошел мужчина, одетый в черное.
- Вы говорите по-французски? - спросил Франкур без всякого приветствия.
- Да, месье.
- Прекрасно! Кто вы?
- Я управляющий его сиятельства графа ди Сан-Жермано.
- Мне необходимо видеть его.
- Графа сейчас нет. Скажите, что вам нужно, я передам, когда он вернется.
Пока капрал разговаривал с управляющим, Раймон и Обозный разглядывали статую.
- Это Папа, - шепнул старый зуав своему товарищу, - вернее, его мраморное изваяние.
- Похоже на Пия Девятого, - подхватил Обозный. - Я часто видел его портреты… Хорошая работа, не хуже, чем в соборе. Но зачем все эти безделушки вокруг?
- Должно быть, подношения в знак признательности за то, что он исполнил какое-либо желание.
- А здесь не очень уютно, - озираясь, произнес толстяк. - Надеюсь, во дворце есть хороший погреб и столовая.
Франкур уже стал замерзать в холодном, как склеп, доме. Ему было не по себе от пронизывающего взгляда мажордома.
- Я хотел бы подобрать апартаменты для полковника: просторное и хорошо отделанное помещение. Вы понимаете, командир для нас - как сам император. И еще - комнаты для генералов и конюшню для лошадей.
- Вы останетесь довольны.
- Я могу посмотреть?
- Конечно, но, прежде чем начать осмотр, не согласитесь ли выпить и закусить с дороги?
Не дожидаясь ответа, управляющий поднес к губам свисток. Появились двое одетых в черное слуг.
- Проводите этих отважных солдат в столовую и проследите, чтобы им всего хватило.
Пройдя по облицованному плитами коридору, зуавы очутились в столовой. Накрытый тончайшей скатертью стол был великолепно сервирован: хрустальные бокалы, серебряные приборы и множество чудесно пахнущих яств. Обед для эрцгерцога!
Друзья сложили сумки и карабины в угол и, не подав виду, что зрелище произвело на них впечатление, уселись за стол. Откупоривая бутылку с длинным узким горлышком, Раймон усмехнулся:
- Похоже, нас ждали!
- Черт возьми, стоило не умереть вчера, - облизал спекшиеся губы Обозный.
- Только не напивайтесь! - предупредил Франкур.
Он еще не отделался от неприятного впечатления, которое произвел на него управляющий. А события последних дней научили молодого человека осторожности. Зуавы принялись за еду. С аппетитом Гаргантюа они поглощали все подряд. В течение часа без передышки работали только зубы да челюсти. Щеки солдат залоснились и порозовели, глаза заблестели. Состязаясь, кто больше выпьет, Раймон и Обозный откупоривали одну бутылку за другой.
Наконец капрал остановил их:
- Достаточно! Больше ни капли, это приказ! Господин управляющий! А теперь не могли бы вы показать нам апартаменты?
Солдат повели по просторным залам. От выложенного мраморными плитами пола веяло холодом, в покоях стоял запах плесени. На стенах висели огромные, почерневшие от времени полотна. Кожаная обивка кресел потрескалась. Как и в большинстве богатых итальянских домов, отсутствовал элементарный комфорт. Франкур состроил недовольную гримасу:
- Никакого коврика - не пол, а каток. Здесь легко простудиться. Нужно, чтобы постелили ковры, - обратился он к управляющему.
- Это невозможно. В замке нет того, что вы просите.
- Тогда мы реквизируем их где-нибудь. Обозный, ты займешься этим!
- Что? - переспросил совершенно пьяный толстяк.
- Найди где хочешь пару лучших ковров и положи на пол. Это для полковника. Понял?
Обозный на мгновение задумался, хихикнул и ответил, с трудом ворочая языком:
- Ну, если только для полковника…
- Давай, давай, действуй. Часть своих комендантских полномочий я возлагаю на тебя. Можешь приказывать слугам. А теперь, господин управляющий, проводите меня на конюшню.
Обозный остался стоять посреди залы. Мысли путались в голове, не давая сосредоточиться и решить непостижимо трудную задачу.
- Он, кажется, сказал: хороших и новых… чтобы полковнику было приятно! Вот дурацкая затея… прямо глупость какая-то… Но это - приказ, и нужно подчиняться. А если я не найду? Бог мой, тогда положу солдатские башмаки!
Толстяк обернулся к стоявшему в углу слуге и крикнул тоном, не терпящим возражений:
- Эй! Принесите немедленно пару сапог!
- Но, синьор…
- Высоких сапог, начищенных до блеска, новых.
- Уверяю вас, ваше превосходительство…
- Меня зовут Обозный… Я зуав второй роты Третьего полка, воюю за освобождение Италии. Если ты сейчас же не принесешь пару сапог, я врежу тебе, как последнему изменнику! Выполняй!
Эта грозная тирада, сопровождавшаяся устрашающими жестами, возымела действие. Испуганный слуга бросился исполнять распоряжение. Оставшись один, Обозный устроил невообразимый шум. Он прыгал, стучал, бил посуду и кричал, что истребит всех и все. Слуга вернулся, напуганный больше, чем прежде, с парой гигантских сапог, годных, пожалуй, лишь для отборных солдат папской охраны либо карабинеров императорской гвардии.