Французы подожгли сараи на берегу, и Шарп, пригибаясь ниже стелющегося дыма, принялся пинками выбивать полуобгоревшие двери. Он обнаружил в одном сарае груду просмолённых тлеющих сетей, но в следующем был просмолённая же лодка с красиво изогнутым носом. Сарай горел, но огонь не достиг лодки, и Шарп успел наполовину вытащить её, прежде чем ему на помощь подоспел лейтенант Висенте. Другие сараи уже охватило пламя, но, по крайней мере, эта лодка была спасена, и Шарп считал, что она могла благополучно вместить приблизительно полдюжины людей. Это означало, что до конца дня они все переправятся через реку. Шарп собирался просить Висенте поискать вёсла, но увидел, что на бледном лице юноши застыло потрясённое выражение. Казалось, он готов заплакать.
- Что произошло? - спросил Шарп.
Винсенте молча указал на деревню.
- Французы поиграли с женщинами? - спросил Шарп, направляясь к домам.
- Я не назвал бы это играми, - сказал Висенте горько, - И у нас есть пленный.
- Только один?
- Есть ещё два, - ответил Висенте, поморщившись, - Но этот - лейтенант. Он был без штанов, поэтому не смог убежать.
Шарп не спрашивал, почему пленный драгун был без штанов. Это и так ясно.
- Что вы собираетесь с ним делать?
- Он должен предстать перед судом, - сказал Висенте.
Шарп притормозил и воззрился на лейтенанта.
- Перед судом? - переспросил он удивлённо.
- Конечно.
- В моей стране, - сказал Шарп, - за изнасилование вешают.
- Но не без суда, - возразил Висенте, и Шарп предположил, что португальские солдаты хотели убить заключенного немедленно, и что Висенте остановил их, руководствуемый высокоморальными убеждениями о недопустимости самосуда.
- Дявольщина! - взорвался Шарп. - Сейчас вы не адвокат, вы - солдат. Вы не в суде. Вы убиваете врагов.
Многие жители Барка д’Aвинтас сбежали от драгунов, но некоторые остались, и большинство из них собрались возле дома, который охраняло полдюжины людей Висенте. Мертвый босой драгун без рубашки, мундира, брюк лежал возле церкви. Он, должно быть, стоял у стены, когда его застрелили, потому что на побеленных камнях остался кровавый след. Собака обнюхивала его ноги. Солдаты и селяне расступились, чтобы пропустить Шарпа и Висенте в дом, где молодого драгунского офицера, светловолосого, худого и угрюмого, охраняли сержант Мачедо и ещё один португальский солдат. Лейтенант надел брюки, но не успел их застегнуть, и теперь поддерживал руками. Увидев Шарпа, он затараторил по-французски.
- Вы говорите на французском языке? - спросил Шарп Висенте.
- Конечно, - отозвался тот.
Но Висенте хотел судить этого блондинистого француза, и если позволить ему вести допрос, он добьется не истины, а оправданий. Поэтому Шарп выглянул на улицу.
- Харпер! - он подождал, пока сержант подошёл. - Мне нужны Танг или Харрис.
- Я буду говорить с этим человеком, - запротестовал Висенте.
- Вы понадобитесь в следующий раз, - отрезал Шарп и прошёл в заднюю комнату, где плакала девочка лет четырнадцати, не больше.
Ее лицо покраснело, глаза опухли от слёз, она неровно, постанывая, дышала, иногда вскрикивая с отчаянием в голосе. Она была завёрнута в одеяло, на левой щеке наливался синяк. Старшая женщина, одетая во все черное, пыталась успокоить девочку, которая, увидев Шарпа, закричала ещё громче, заставив его в смущении ретироваться.
- Спросите у неё, что случилось, - сказал он Висенте, затем обернулся навстречу вошедшему в дом Харрису.
Среди людей Шарпа самыми образованными были Харрис и Танг. Танг попал в армию по пьяни, в то время как рыжеволосый весельчак Харрис утверждал, что был добровольцем, ищущим приключений. Их он получил теперь сполна.
- Этот кусок дерьма, - сказал Шарп Харрису, дёрнув француза за светлые волосы. - Был пойман со спущенными штанишками на молоденькой девочке. Спроси у него, что он может сказать в своё оправдание, прежде чем мы его прикончим.
Он вышел на улицу и сделал большой глоток из своей фляги. Вода была теплой и солоноватой. Харпер ждал его у лошадиной поилки посреди улицы, и Шарп подошёл к нему.
- Всё в порядке?
- Ещё два лягушатника там, - Харрис указал большим пальцем себе за спину, на церковь. - Думаю, живые.
Церковное крыльцо охраняли четверо португальцев из отряда Висенте.
- Что они там делают? - спросил Шарп. - Молятся?
Высокий ирландец пожал плечами:
- Прячутся.
- Мы не можем забрать ублюдков с собой, - сказал Шарп. - Тогда почему мы их не расстреливаем?
- Господин Висенте говорит, что мы не должны этого делать, - ответил Харпер. - Он так внимательно присматривает за пленными, этот господин Висенте. Он ведь адвокат, верно?
- Он кажется вполне приличным парнем… для адвоката, - признал неохотно Шарп.
- Приличные адвокаты - это те, которые лежат на шесть футов под маргаритками, вот так вот, - заявил Харпер, - И этот не запретит мне пойти и пристрелить тех двух ублюдков. Говорит, что они всего лишь пьяные, и это, конечно, правда. И всё же это против законов Божьих!
- Мы не можем просто расправиться с пленными, - сказал Шарп.
Он вытер пот со лба и снова надел кивер. Козырёк еле держался, но сейчас он ничего не мог с этим поделать.
- Возьмите Танга и расспросите этих двоих, - предложил он. - Если они просто по дороге выпили, не заплатив, местного вина, то отберите у них всё ценное и дайте пинка под зад - пусть идут туда, откуда пришли. Но если они кого-нибудь изнасиловали…
- Я знаю, что делать, сэр, - сказал Харпер мрачно.
- Тогда сделайте это, - сказал Шарп.
Он кивнул Харперу, затем вернулся к церкви, туда, где ручей впадал в реку. Минуя небольшой каменный мост, дорога шла на восток через виноградник, мимо окруженного стеной кладбища и затем через пастбища на берегу Дору. Местность была открытая, и если подойдут французы, и ему придётся отступать, он не решился бы использовать дорогу. Он молил Бога, чтобы хватило времени на переправу, и это побудило его вернуться в деревню, чтобы поискать вёсла. Или, может, верёвку? Если верёвка окажется достаточно длинной, можно бы натянуть её через реку и буксировать лодку взад-вперед, что, несомненно, было быстрее, чем грести.
Он как раз думал, достаточно ли длинны верёвки от колоколов в этой церквушке, когда из дома вышел Харрис и доложил, что пленного зовут лейтенант Оливье, 18 драгунский полк, и что он, будучи пойман со спущенными штанами, отрицает, что насиловал девочку.
- Говорит, что французские офицеры не могут так поступать, - сказал Харрис. - Но лейтенант Висенте говорит, что девочка клянётся - он сделал это.
- Так сделал или нет? - спросил Шарп раздражённо.
- Конечно, сделал, сэр. Он признался во всём, когда я ему поддал, - заявил Харрис с довольным видом. - Но продолжал настаивать, что она сама его хотела. Говорит, что хотела, чтобы он её утешил, после того, как её изнасиловал сержант.
- Хотела утешиться, - пробормотал со злостью Шарп. - Он, получается, был вторым в очереди?
- Пятым, - сказал выразительно Харрис. - Так говорит девочка.
- Господи, - сказал Шарп. - Если считается справедливым пороть педерастов, тогда этих следует вздёрнуть!
Он вернулся к дому, возле которого крестьяне гневно кричали на француза, взиравшего на них с презрением, более пристойным на поле битвы. Винсенте пытался защитить его от расправы и обратился к Шарпу за помощью, чтобы сопроводить Оливье в безопасное место.
- Он должен предстать перед судом, - настаивал Висенте.
- У него только что был суд, - отрезал Шарп, - и я признал его виновным. Я сейчас врежу ему, а потом повешу.
Взволнованный Висенте не собирался отступать.
- Мы не можем упасть до уровня варварства! - утверждал он.
- Я не насиловал ее, - сказал Шарп, - Так не равняйте меня с ним.
- Мы воюем, чтобы мир стал лучше, - объявил Висенте.
Секунду Шарп смотрел на юного португальского офицера, не веря своим ушам, затем спросил:
- Что случится, если мы его здесь оставим, а?
- Мы не можем так поступить, - ответил Висенте, сознавая, что селяне отомстят французу гораздо более жестоко, чем предлагал Шарп.
- А я не могу взять с собой пленных, - настаивал Шарп.
- Мы не можем убить его! - Висенте даже покраснел от негодования, не намереваясь отступать. - И здесь мы его оставить не можем. Это равносильно убийству.
- О, Христова благодать! - раздражённо бросил Шарп.
Лейтенант Оливье не говорил по-английски, но, кажется, понял, что его судьба висит на волоске, и следил за спором между Шарпом и Висенте как ястреб.
- И кто же будет судьей и присяжными? - спросил Шарп, но Винсенте не успел ответить, потому что с западной окраины прозвучал выстрел, потом снова, затем выстрелы затрещали один за другим.
Французы возвратились.
Подполковнику Джеймсу Кристоферу понравилось носить гусарскую форму. По его мнению, форма была ему к лицу - придавала властность и внушительность, - и он долго восхищался собой перед трюмо в тесной спальне деревенского дома, поворачиваясь то левым, то правым боком. Он решил, что это из-за длинных кисточек на сапогах и высокого жесткого воротника, который заставлял стоять совершенно прямо с поднятым вверх подбородком, и из-за узкого мундира, который так сильно его обтягивал, что худощавый и ладный Кристофер должен был втянуть живот, чтобы застегнуть крючки и пуговицы на расшитой серебряным шнуром груди. Форма заставляла его чувствовать себя облечённым властью, её элегантность подчёркивал подбитый мехом ментик, драпированный на левом плече, и серебряные цепочки на ножнах сабли, позванивающие, когда он ходил взад-вперёд по террасе, ожидая своего гостя. Он сунул зубочистку в рот, нервно орудуя ей между зубами и пристально вглядываясь в поднимающийся вдали столб дыма от горящих в захваченном городе зданий. Горстка беженцев остановилась на ферме, прося еды. Луис побеседовал с ними и потом рассказал Кристоферу, что сотни, если не тысячи людей утонули, когда понтонный мост разрушился. Беженцы утверждали, что это сделали французы огнём своих орудий. Ненависть Луиса к врагу, подпитанная этими слухами, расцвела ещё пышнее, и он с неприветливым выражением смотрел на хозяина, пока Кристофер наконец, не потерял терпение:
- Это - только форма, Луис! Это не признак измены!
- Французская форма, - недовольно пробурчал Луис.
- Вы желаете, чтобы Португалия была свободна от французов? - отрезал Кристофер. - Тогда ведите себя с уважением и забудьте эту форму.
Теперь Кристофер шагал по террасе, чистил зубы и непрерывно следил за дорогой, которая вела за холмы. Часы в гостиной пробили три, и едва отзвенел последний удар, как большая колонна всадников появилась не вершине холма. Это были драгуны, которые могли обеспечить французскому офицеру, собиравшемуся встретиться с Кристофером, защиту от партизан и отступающих португальских войск.
Драгуны 18-го полка остановились в лощине ниже усадьбы, у ручья, где можно было напоить лошадей. Их укороченные спереди зелёные мундиры были запорошены белой пылью. Некоторые, увидев Кристофера во французской гусарской форме, спешили приветствовать его, но большинство не обратили на него внимания, ведя лошадей к ручью. Англичанин направился к своему гостю.
Это был Аржантье, капитан-адъютант 18-го драгунского полка, и по его улыбке было понятно, что он знал и любил подполковника Кристофера.
- Форма вам идёт, - сказал Аржантье.
- Я нашёл её в Опорто, - ответил Кристофер. - Она принадлежала бедняге-военнопленному, умершему от лихорадки, и портной подогнал её для меня.
- И получилось прекрасно, - отозвался Аржантье восхищенно, - Вам не хватает только cadenettes.
- Сadenettes?
- Косичек, - объяснил Аржантье и добавил, что французские гусары отращивают длинные волосы в знак принадлежности к элите кавалерии, а лысые или носят парик, или приделывают к киверу поддельные cadenettes.
- Я не уверен, что хочу отращивать косички, - весело сказал Кристофер, - Но, может быть, найду какую-нибудь девчонку с тёмными волосами и отрежу у неё пару хвостиков, а?
- Хорошая идея, - заметил Аржантье.
Он одобрительно наблюдал, как его эскорт выставил охранение, потом с благодарностью улыбнулся угрюмому Луису, который принёс ему и Кристоферу по бокалу vinho verde, золотистого белого вина долины Дору. Невысокий, с открытым честным лицом, рыжими, влажными от пота, волосами, и отметиной от кивера на лбу, Аржантье пригубил вино и удивился, насколько оно хорошо. Его улыбка была лёгкой, что отражало его правдивую натуру. Кристофер же скорее презирал француза, но понимал, что он будет ему полезен.
Аржантье допил вино.
- Вы слышали об утонувших в Опорто? - спросил он.
- Мой слуга говорит, что вы разбили мост.
- Наверное, они так и говорят, - с сожалением ответил француз. - Мост разрушился под весом беженцев. Это был несчастный случай. Прискорбный несчастный случай, ведь если бы люди остались в своих домах и оказали нашим солдатам достойный прием, тогда не был бы никакой паники на мосту. Они все были бы сейчас живы. Винят нас, но к нам это не имеет никакого отношения. Мост не был достаточно прочен, но кто его строил? Португальцы.
- Печальный несчастный случай, вы говорите, - сказал Кристофер, - Но все равно я должен поздравить вас с быстрым захватом Опорто. Это выдающийся военный подвиг.
- Он был бы более выдающимся, если бы наш противник лучше воевал, - заметил Аржантье.
- Я полагаю, что ваши потери не были чрезмерны?
- Совсем невелики, - ответил непринуждённо Аржантье. - Но половина нашего полка, которую послали на восток, попала в засаду у реки, и там мы потеряли многих. В этой засаде приняли участие какие-то британские стрелки. - он обвиняющее посмотрел на Кристофера. - Я не думал, что в Опорто были британские войска.
- Не должны были быть, - сказал Кристофер. - Я приказал им переправиться на южный берег.
- Тогда они не послушались вас, - сказал Аржантье.
- Кто-то из стрелков погиб? - спросил Кристофер, в надежде, что Аржантье сообщит о смерти Шарпа.
- Я не был там. Я находился в Опорто, получал ордера на постой, искал провиант и бегал с поручениями.
- И я уверен, вы превосходно справляетесь с обязанностями, - вежливо заметил Кристофер, после чего пригласил гостя в дом, где Аржантье выразил восхищение изразцовым камином в столовой и простой железной люстрой над обеденным столом.
Сама еда была незатейливой: цыпленок, бобы, хлеб, сыр и хорошее красное вино, но капитан Аржантье остался доволен.
- Наш рацион был урезан, - объяснил он. - Но теперь всё будет по-другому. Мы нашли в Опорто много провизии и склады, до крыши наполненные хорошим британским порохом и пулями.
- Вы и в них испытывали недостаток? - спросил Кристофер.
- Боеприпасов у нас много, - ответил Аржантье. - Но британский порох лучше. У нас нет другой селитры, кроме той, что счищаем со стен выгребной ямы.
Кристофер мысленно поморщился. Лучшая селитра, являющаяся основой для пороха, привозилась из Индии, и он никогда не думал, что во Франции её может не хватать.
- Думаю, что порох был британским подарком португальцам.
- Которые теперь подарили его нам, - заметил Аржантье. - К огромному восхищению маршала Сульта.
- Тогда перейдём к делу, - предложил Кристофер. - Чтобы у маршала появился повод для недовольства.
- В самом деле, - спохватился Аржантье и примолк, потому что они, наконец, должны были обсудить то, ради чего встретились, весьма странную, но увлекательную идею.
Они собирались поднять - называйте, как угодно: мятеж, восстание или переворот, - в армии маршала Сульта. Тем не менее, это был шанс закончить войну. Аржантье объяснял, что в армии Сульта было много недовольных. Кристофер и раньше слышал это от своего гостя, но не прерывал его, понимая, что ему необходимо чем-то оправдать свою нелояльность. Француз рассказывал, что некоторые офицеры, да и все набожные католики, были смертельно оскорблены поведением их армии в Испании и Португалии. Церкви осквернялись, монахинь насиловали.
- Даже святые причастия были осквернены, - в голосе Аржантье слышались нотки ужаса.
- Я едва могу поверить в это, - поддакнул Кристофер.
Другие офицеры были просто настроены против Бонапарта. Аржантье был католиком и монархистом, но он был готов действовать сообща с теми, кто всё ещё сочувствовал якобинцам и считал, что Бонапарт предал революцию.
- Они не являются нашими союзниками в дальнейшей перспективе, конечно, - сказал Аржантье - Но они присоединятся к нам в сопротивлении тирании Бонапарта.
- Я молюсь об этом, - заявил Кристофер.
Британское правительство давно знало, что была тайная организация французских офицеров, которые выступали против Бонапарта. Они назвали себя Philadelphes. Из Лондона послали агентов в поисках их неуловимого братства, но пришли к заключению, что их численность слишком незначительная, идеалы - слишком неопределенные и, зачастую, противоречат друг другу, чтобы в перспективе они смогли добиться успеха.
Все же здесь, в далёкой северной Португалии, различные по убеждениям противники Бонапарта нашли то, что объединяло всех. Кристофер впервые услышал об этом от французского офицера, взятого в плен на северной границе Португалии. Дав обещание не предпринимать в дальнейшем враждебных действий, он жил в Браге почти на свободе; его единственное ограничение состояло в том, что он должен был оставаться в пределах бараков ради собственной безопасности. Кристофер выпивал с недовольным офицером и услышал рассказ о волнениях среди французов, которые начались из-за непомерных амбиций одного человека.