- А для чего мне это знать, позвольте вас спросить? - допытывался ректор.
- В переводе это всего лишь гром и молния, ваше сиятельство, - развел руками в стороны Петр. - Я прошу меня простить, если допустил невольную оплошность.
Хозяин кабинета пожевал губами, переложил с места на место бумаги на столе. Он благоволил к стоявшему перед ним на ковровой дорожке способному пареньку из простой казачьей семьи, знал и о том, что на Тереке, откуда он родом, никогда спокойно не было. И если подающий надежды студент уедет сейчас туда, то он может не вернуться обратно. Так бывало уже не раз, и четыре года упорного с ним труда лучших преподавателей учебного заведения будут выброшены коту под хвост. В то время, как недалекий отпрыск шустрых купчиков, ничтоже сумняшеся, постарается занять его законное место. Но и переломить упорный характер потомка терских казаков удавалось не всегда. Тайный советник, стоящий на страже государственных интересов, бросил локти на стол:
- Я не настаиваю на немедленном ответе, предлагаю вам, сударь, пойти и подумать.
- Ваше сиятельство, сколько вы даете мне времени? - тут-же подобрался Петр.
- Ну… навестите мать и отца, раз уж вам так хочется, других своих родных. Думаю, на дорогу туда и обратно месяца вполне хватит. Но чтобы через месяц вы были в моем кабинете как пика при ваших земляках-казаках.
И теперь Петр спешил поделиться новостью со своей подружкой, с которой познакомился два года назад. Он выскочил из подъезда и устремился по бесчисленным ступенькам на бульвар перед университетом с цветочными клумбами посередине. Стоявший рядом с швейцаром на выходе старший смотритель сдвинул форменную фуражку на затылок, не успев одернуть мерзавца за своевольное поведение. Проскочив бульвар, Петр с разгона прыгнул в пролетку и приказал извозчику гнать на Разгуляй, где возле старого моста через Яузу его ждала зазноба сердца, девушка по имени Эльза. Они познакомились на гулянье в Александровском саду, оккупированном студентами и учащейся молодежью всех мастей с того времени, когда один из императоров Российской империи надумал поставить там беседку и учредил ежевечернюю игру духовых оркестров. С тех пор под белой кремлевской стеной не смолкали молодые голоса.
На Разгуляе Петр выскочил из пролетки, расплатился с извозчиком и прошелся взад-вперед по тротуару. Время до назначенного свидания еще было, к тому же девушка никогда не опаздывала, проявляя истинную немецкую педантичность. Ко всему она была чистюлей, хотя он часто замечал за ней откровенную развязность, присущую только женщинам легкого поведения. Среди студентов ходил стойкий слух, что немки самые озабоченные по части телесных утех, но с Петром Эльза вела себя строго, не позволяя ему лишнего поцелуя в щеку. Он посмотрел на другой берег Яузы с рядами Красных казарм и в этот момент заметил спешащую на встречу с ним подружку, студентку Высших женских курсов при Первом медицинском институте. Но сегодня будущий фармаколог была не в обычной для всех девиц с курсов коричневой форме с кружевным воротничком и с башмаками на толстой подошве. К Петру приближалась молодая девушка в длинном платье из голландской ткани розового цвета, на голове у нее была широкополая шляпка с интересом и с откинутой на поля темной вуалью, на ногах красовались красные туфли на узком каблуке. В руках, затянутых по локоть белыми перчатками, сам собой раскручивался пестрый китайский зонтик. Петр удивленно сморгнул и невольно взглянул на свою студенческую униформу.
- О, герр Петр, - заметив его растерянность, с грассирующими звуками и с невытравимым немецким акцентом сказала Эльза. - Не стоит расстраиваться из-за того, что вы не прихватили из своего дома приличного костюма. Ведь вы еще не успели заработать себе на одежду.
- Биттэ, фрейлен Эльза, - сминая неловкость, подставил студент локоть под ее руку. - Не желаете ли вы этим сказать, что привезли с собой из Мюнхена половину своего гардероба?
- Этого сказать я не могу, но кое-что у меня имеется.
- Откуда же у вас деньги? Вы стали подрабатывать гувернанткой в богатом доме?
Он знал, что родственники девушки не столь состоятельные люди, они обыкновенные фармакологи в собственной аптеке, сами изготавливавшие и продававшие лекарства.
- Я подрабатываю, Петр, но не гувернанткой, - с некоторым раздражением ответила Эльза. - И давай закроем эту тему.
- Как пожелаете, фрейлен, - насмешливо подмигнул ей кавалер.
- Перестань паясничать, - грубовато оборвала она его. - Иначе я обижусь и дальше пойду сама.
- О, прошу прощения, сударыня, я только хотел сказать, что если бы мы договорились заранее, я тоже постарался бы не ударить в грязь лицом, - тут-же пошел на попятную Петр. За два года он успел здорово привязаться к девушке, хотя окончательного выбора для себя пока не сделал. - А для променада по аллеям Александровского сада и вокруг Манежа сойдет и моя студенческая форма.
- Ты абсолютно прав, - сменив гнев на милость и пристраиваясь рядом, согласилась девушка. - Но сегодня днем ко мне наезжал мой дальний родственник, он подарил мне два билета в театр на Неглинной.
- И ты не могла меня предупредить? - не удержался от восклицания студент.
- О майн гот, ты меня все больше удивляешь. Каким образом?
Собеседник сбил фуражку на затылок, взлохматил светлорусый чуб. Не найдя ответа на заданный вопрос, перевел разговор на театральную тему:
- И что-же нам предложат посмотреть на этот раз? Надеюсь, это не скучный французский театр инволь? И не приевшаяся пьеса англичанина Шекспира с мрачным Отелло и беззащитной Дездемоной, которую мы успели просмотреть уже несколько раз.
- Сегодня там показывают венецианский карнавал масок, - с улыбкой взглянув на собеседника, сообщила девушка. Она восхищенно повела глазами вокруг. - Какие на них красивые одежды и как они прекрасно поют! Но у нас еще есть время прогуляться вокруг Кремля.
- Согласен, - кивнул головой Петр. - Тем более, мне надо кое о чем с тобой посоветоваться.
Молодые люди вышли на Садовую, не спеша прошлись до Красных ворот, от которых до Сухаревской башни с губернаторским выездом было рукой подать. Повернув обратно, перебежали перед ухарями-извозчиками на Басманную, миновав несколько переулков, вошли в один из них и через несколько минут очутились на Тверском бульваре, заполненном народом. Все это время Петр с девушкой говорили ни о чем, но как только ступили на притертые булыжники главной улицы духовной знати Москвы, он прижал ее локоть к своему боку и поведал о разговоре в кабинете ректора университета.
- Ты сказал, что господин ректор дал тебе месяц на размышления? - переспросила Эльза. - И как же ты решил использовать это время?
- Я хотел бы вместе с тобой съездить на родину, мамука с батякой уже прислали с оказией письмо с приглашением нас с тобой в гости, - Петр пожал плечами, придерживая шаг в ожидании ответа.
- А дальше? - с интересом воззрилась на него девушка.
- Не знаю. Если честно, не хочется мне проходить эти голландские университеты. Панталоны, деревянные башмаки, вечные учения…
- Душа требует свободного полета, - иронически поджала губы спутница.
- А что в этом плохого?
- Ничего, если не считать тотального отставания в развитии.
- О чем ты? - не понял Петр.
Не доходя до площади перед Кремлем, девушка завернула в один из переулков и побрела прочь от Тверского бульвара. Скорее всего она почувствовала назревание скандала и решила пресечь выяснение отношений на виду у всех.
- Мы далеко собрались? - наконец надумал спросить спутник.
- Сделаем еще один круг, успокоимся и пойдем в театр.
- Но я хотел бы знать, ты собираешься поехать со мной? - настаивал Петр.
- А ты не желал бы переменить тему разговора?
- А чем она тебя раздражает?
Несколько улиц они пересекли молча, затем повернули на Трубную, пошли по направлению к Грачевке. Показались ряды домов с занавешенными окнами и раскрытыми настежь дверями, послышались звуки роялей и скрипок, перезвон гитарных струн. Все этажи зданий занимали бордели, здесь располагались известные всей Москве номера Галашкина, Нечаева, Фальцфейна и Ечкина. В освещенных лампой с рефлектором коридорах царили Содом и Гоморра, проститутки просили угостить их лафитом или можжевеловкой, осчастливить папироской. Петр с друзьями несколько раз бывал в обществе тульских, варшавских, бристольских и гамбургских проституток с синеватым отливом щек, не скрываемым даже толстым слоем пудры. С вымазанными яркой краской губами и с запахом дешевых духов от потных шей и не совсем чистых волос. И ни разу у него с ними не получилось так весело и непринужденно, как со станичными любушками, потому что приторные запахи убивали в платных клиентках все женское.
Перед номерами девушка на секунду задержала движение, затем резко отвернула на одну из перпендикулярных улиц, она видимо и сама не ожидала, что ноги приведут ее в этот район. Но было поздно, из раскрытых дверей одного из зданий показалась худощавая размалеванная обитательница борделя, заметив парочку, громко окликнула спутницу Петра по немецки. Из всего предложения он разобрал только имя Эльза, заставившее девушку вздрогнуть и ускорить шаги. Окрик повторился, не возымев нужного действия, проститутка выругалась и направилась в обратную от них сторону. Некоторое время Петр молча отмерял расстояние по сглаженной подошвами брусчатке, затем решился спросить:
- Эта немка, которая назвала тебя по имени, она твоя знакомая?
- Откуда мне знать, кто меня окликал, - дернула плечом Эльза. - В этом районе у меня знакомых нет.
Она надолго замолчала, давая собеседнику понять, что его вопросы ее раздражают. Они снова дошли до Тверского бульвара, оставалось скорым шагом доспешить до Неглинной улицы, на которой находилось здание театра. Перед тем, как сделать последний поворот, Петр остановился, придержал подружку за рукав платья:
- Ты не ответила на мой вопрос, который я задал тебе еще в самом начале разговора.
- О чем ты хочешь спросить? - повернула она к нему лицо с холодным выражением в серых глазах.
- Ты поедешь со мной в станицу к моим родственникам?
- Любоваться дикими горами и перевязывать раны терским казакам? - с издевкой воззрилась на него спутница. - Ты отказался от предложения побывать в одной из самых достойных столиц Европы и набраться знаний для своего же блага.
- Если рассуждать как ты, то как раз на Кавказе возможностей пополнить багаж знаний у меня будет больше, - не согласился он.
- Это правда, но с методами врачевания больных из времен Александра Македонского.
- Ты не поедешь со мной? - прямо спросил он. И получил такой же прямой ответ.
- Нет.
- Почему?
- Я разочаровалась в тебе как в человеке, мечтающем о своем деле. У тебя на уме одни горы, драки, да беззаветное служение со своими земляками лишь оружию.
- А кому нужно служить? - усмиряя в груди поднимавшуюся волну раздражения, дрогнул бровями Петр.
- Себе, - ответила девушка. - Просто себе. А потом народу, любому.
- Я не хочу идти с тобой в театр.
- Не ходи. Думаю, что и спектакли тебе не интересны…
Позади осталась Область Войска Донского и часть Кубанской земли, в станице Кропоткинской сошел спутник Петра. Кубанец предложил зайти к нему в хату и передохнуть, заодно поменять лошадей. Двуколка завернула на просторный казачий баз при курене, крытом чаканом и побеленном от основания до застрех меловым раствором. Перед расставанием кубанец подал узелок с харчем.
- Чего ты так гонишь? - когда Петр снова занял свое место на козлах, не удержался он от вопроса. - От самой Москвы никто на хвосте не сидел, дома в Стодеревской тоже все в порядке.
- От досады, - подтягивая вожжи, не стал разглагольствовать на неприятную тему Петр.
Дальнейший путь предстояло проделать одному. Но до самой Пятигорской ничего не случилось. По ухоженному тракту разъезжали небольшие отряды терских казаков при пиках и с шашками, едва не через версту попадались пролетки с откидными верхами, в которых сидели в обнимку со своими женщинами разморенные на солнышке русские офицеры. Незаметно надвинулся вечер, скоро обтянутые резиной колеса зашуршали по булыжной мостовой курортной здравницы. Вспомнив слова кубанца-попутчика о том, что за ним никто не гонится и дома все благополучно, Петр не стал изнурять лошадей, а подкатил к гостинице и соскочил на землю, намереваясь передать вожжи лакею. Внимание привлекли несколько молодых парней, по виду балкарцев или карачаевцев. Они стояли возле подъезда здания в насунутых на брови папахах, с подвернутыми на рваных черкесках рукавами и с настырными улыбками рассматривали входивших в двери и выходивших из них женщин с девушками. Рядом вертелись двое полуобрусевших подростка из местных с хитроватыми чумазыми лицами. Мамаши обмахивались старомодными веерами, девицы прикрывались шелковыми зонтиками и каждая из них норовила кинуть лукавый взгляд в сторону джигитов с едва пробившимися усами. Изредка кто-то оставлял на лавочке серебряную монетку, а то и весь рубль, к которым кавказцы прикасались только тогда, когда вокруг никого не было. Эта странноватая благосклонность не к нищим из своего собственного народа, а к представителям развивающихся наций, вызывала у Петра непонимание с чувством протеста. Он всегда думал о том, что даже собак нужно кормить лишь тогда, когда они этого заслужили и твердо усвоил пословицу - кто не хочет работать, тот не должен есть. В конце концов, как говаривал его отец, всех не накормишь. Лакей почему-то задерживался, Петр раздраженно обернулся по направлению к хозяйственному двору. В этот момент его окликнула одна из постоялиц гостиницы, женщина лет под сорок с опущенной на лицо темной вуалью:
- Молодой человек, я вижу, что вы проделали долгий путь, - приятным голосом сказала она. - Вы торопитесь случайно не из первопрестольной?
- Из Москвы, сударыня, - обернулся к ней Петр. - Что бы вы хотели узнать?
- Что там новенького? - дама в шелковом платье и в соломенной шляпке с цветами на ней подошла поближе, сверкнула сквозь сетку любопытными глазами. От нее за версту несло духами. - Мы уже скоро как месяц на минеральных водах, а газеты сюда доходят с большим опозданием.
- Ничего нового не произошло, разве что началось обустройство набережной Москвы реки до самого впадения в нее Яузы.
- Ну, эта затея не впервой, и первопрестольную желательно бы обустраивать не на северо-восток, а на запад, - отмахнулась подкованная в государственных делах курортница. - А что там с Венгрией, разве наш император еще не подавил восстание мадьяров?
- Сложно сказать, сударыня, но все идет к тому.
За спиной Петра послышался легкий шорох, он оглянулся, но ничего странного не заметил, лишь увидел, как напряглась кучка молодых кавказцев.
- Спасибо и на этом, - раскрывая зонтик над головой, поблагодарила казака женщина. - Желаю вам счастливого пути.
Он проводил ее взглядом до цветника посреди бульвара и снова развернулся ко входу в гостиницу. Лакея по прежнему не было видно, а в груди принялась разрастаться необъяснимая тревога. Джигиты странно перемигнулись, затем один из них стал отдаляться от подъезда, увлекая за собой остальных. Вертевшиеся между ними двое подростков тоже куда-то испарились. Петр подался корпусом к двуколке, заглянул под сидение в дальнем углу салона, где прятал дорожную сакву с деньгами и подарками родным. Но сумки там не оказалось, на полу лежала только свернутая в тугой жгут нагайка с вплетенным в нее свинцовым шариком. Моментально оценив обстановку, Петр схватил плеть и бросился наперерез приготовившимся сорваться в бега кавказцам. Одного он поймал за шкирку и швырнул на землю, подставив одновременно ногу второму, распластавшемуся на плитах тротуара. Третий джигит остановился сам, терзая рукоятку кинжала и сверкая черными зрачками как загнанный в силки бирюк-однолетка.
- А ну стоять, - ощерился на него казак, не переставая высматривать двух юрких подростков и нащупывая за поясом пистолет. - Где сумка с деньгами, бирючиное ваше племя?
- Где оставил, там и возьмешь, - гортанно выкрикнул джигит, нервно бегая пальцами по ножнам.
Юнцов нигде не было видно, наверное они или спрятались, или успели убежать совсем. Но то, что компания представляла из себя единое целое, сомнений не возникало. Обстановка накалялась, горец напротив понял, что перед ним не расхлябанный русский, которого можно было запугать одним грозным видом, а местный казак, конфликт с которым может дорого ему обойтись. К тому же, по закону гор, если он без нужды обнажал клинок из ножен, то вдевать его обратно он не имел права, не применив по назначению. И джигит, несмотря на лежащих уже на земле двоих товарищей, ждал выпада казака и в свою сторону, чтобы окончательно взорваться и принять вызов. Местные эти особенности Петр знал досконально, поэтому не торопился усложнять события, надеясь на мирный исход. Но за время своего отсутствия он запамятовал, что если горец пошел на какое-то дело, то обязан довести его до конца, годы учебы в первой столице империи успели расслабить и его. В подтверждение опрометчивости лишних шагов, когда нужно было действовать решительно, один из разбойников, лежащий на земле, извернулся гибким телом и нанес удар ноговицами по его ботинкам. Второй тут-же вскочил, отбежав к другу, выхватил длинный и узкий кинжал. Его примеру последовал и первый товарищ, занося над папахой исходивший сухой синевой клинок. Дальше медлить было нельзя, Петр вырвал из-за пояса пистолет и наставил на джигита, успевшего увернуться от его приемов, он больше остальных походил на вожака. Но нажимать на курок не поспешил, сознавая, что выстрел всполошит всю округу.
- Где саква с деньгами? - ударив носком ботинка разбойника, продолжавшего валяться на тротуаре, крикнул он. - Если не вернете сумку, перестреляю как бешеных собак.
Джигиты молча буравили его пылающими огнем зрачками, они словно навсегда превратились в глухонемых. Казак со всей силы еще разок двинул их соплеменника ботинком под ребра, наступил на потянувшуюся к кинжалу его руку.
- Я не собираюсь шутить, - крикнул он и выругался по татарски.