- Что же мне, под чеченские пули надо было соваться? - повернулся к нему покрасневший от стыда и злости Петр. - Тогда бы я сейчас с вами здесь не сидел.
- То-то и оно, сынок, прежде чем что-то делать, надо поразмыслить мозгами, - сменив шутливый тон на строгость, наставительно произнес глава семейства. Таким жестким способом он хотел запечатлеть в голове у Петра его просчет, чтобы тот больше не допускал подобного в будущем. - Тебя из Червленной никто на ночь глядя не гнал, а в той станице проживает кум нашего внучка, а твоего племянника Александра. Заночевал бы у него, а утром поехал бы дальше.
- Батяка, а где гарантии, что разбойники и с утра бы засаду не устроили? - разрывая зубами кусок мяса, решился поддержать младшего брата Панкрат. Он прекрасно понимал, чего добивается от него отец. - Они сейчас злые как собаки, потому что Шамиль забил им головы газаватом против неверных.
- Значит, надо было дожидаться какой ни то попутной оказии. Помнишь, как под Гудермесским аулом мы по зиме едва сами не втемяшились в похожую историю?
- Спасибо, ноги унесли, - помолчав, согласился сотник и потер тыльной стороной ладони коричневый шрам на левой скуле. - Но там было куда как закручено.
Петр быстро обернулся к брату, он давно заметил новый рубец на его лице, протянувшийся от левого глаза почти до угла рта, но расспросить про это не было времени. Испуганно зыркнув глазами на мужа, Аленушка уткнулась ему в плечо и тут-же распрямилась. Она стеснялась показывать свои чувства на виду у всех, да и Павлушка как раз решил навести порядок в своей тарелке.
- А что там произошло? - все-таки не удержался от вопроса Петр.
- Тебе это интересно? - с усмешкой покосился на него Панкрат. - Ты ж променял мужское ремесло на белые панталоны в обтяжку.
- Перестаньте вы его подначивать, - вконец возмутилась Софьюшка под ставшие озабоченными перегляды находящихся за столом. - Это вас угораздило не жалеть своих жизней, а Пьер с Захаром выбрали правильную дорогу. В конце концов, каждый занимается тем, к чему его потянет.
- Да мы что, мы помалкиваем, - сдерживаясь, чтобы не засмеяться, опустил голову Дарган. Ему понравилась Панкратово упоминание про белые панталоны.
- Нет уж, вы лучше расскажите, как едва не остались под этой Гудермесской насовсем, - вдруг вскинулась Софьюшка, она поняла, что от этого примера толку будет больше. - Думаю, после такого признания Пьер сам рассудит, как ему поступать дальше.
Отец со страшим сыном посмотрели друг на друга, насупившись, отложили ложки и скорбно качнули чубатыми головами:
- О таком вспоминать до сих пор горестно, на всю жизь глубокая зарубка осталась, - наконец вместо отца отозвался Панкрат. - Зря ты, мамука, завела про это разговор.
- Нет, Пако, не зря, - супруга главы семьи упрямо смахнула с лица прядь светлых волос. - Не только я, но и ты с батькой обязаны помогать Пьеру с Захаром встать на правильный путь.
- Еще за ручку их водить, - недовольно пробурчал Дарган. - Как тех телков, до седых волос.
- Водить не следует, они и так почти отделились, а подсказать дельное мы обязаны.
- Пусть лучше расскажет, почему приехал без невесты, - после некоторого раздумья попытался перевести беседу в другое русло Панкрат. - Все уши своей немкой промозолил, в каждом письме про нее отписывал.
- А вот это точно, - встрепенулся от тяжелых мыслей и Дарган. - Про такое мы послушаем с превеликим нашим удовольствием.
Софьюшка сердито трепыхнула ноздрями, она знала, что если ее мужчины не пожелали в чем-то исповедаться, то силком их вряд ли заставишь. Она покосилась на сидевшего через стол Петра и едва удержалась от улыбки - таким удрученным был у него вид. Тем временем ее младший сын торопливо рассуждал, говорить ли семье всю правду, в том числе и о предложении Эльзы перевести московский особняк на свое имя. Или следует ограничиться шутливой присказкой, постаравшись не уронить в глазах ближайших родственников собственного достоинства. Наконец он решил признаться во второстепенном:
- Мне предложили проходить практику в голландском городе Амстердаме, а я решил настоять на своем отпуске в родную станицу.
- Ну и что? - развернулся к нему Дарган.
- Эльза надумала поддержать предложение ректора университета, и даже пообещала поехать со мной. Она сказала, что в казачьей станице делать совершенно нечего.
За столом возникло некоторое замешательство. Дарган смущенно покашлял в кулак, Панкрат со стуком отодвинул от себя чашку, сестры тоже не скрывали своего возмущения, воззрившись на Петра горящими глазами.
- Надо было послушать эту разумную девушку, - как-то неуверенно произнесла Софьюшка. - А когда дело дошло бы до свадьбы, она и нас не объехала бы стороной.
Глава семьи усмехнулся в седые усы, редко перечивший жене, сейчас он был категорически с ней не согласен:
- Если человек с первых шагов начал воротить от нас свой нос, то нечего ему тут и делать, - твердо сказал он. - Видал ты, какую Петрашка ученую мамзель подцепил! Не горюй, студент, наши скурехи все глаза проглядели, тебя дожидаючись. Вон их сколько по вечерам на станичной площади…
Глава одиннадцатая
На острове Святого Духа, в мрачноватых коридорах родового замка Свендгренов, царило большое оживление. По этажам бегала прислуга, с мерками на плечах шныряли костюмеры, носились с черпаками поварята. И даже старый церемониймейстер, важно расхаживавший возле входа в зал приемов, не скрывал своего волнения, он то и дело доставал из-за обшлага парадного мундира, расшитого золотыми нитками, огромный носовой платок и вытирал им с каменного своего лица обильный пот. Предстояло объявленное накануне грандиозное событие - званый ужин для коронованных и приближенных к трону особ, во время которого должна была состояться помолвка между единственной дочерью профессора Мартти Свендгрена, имеющего титул эрцгерцога и несколько ученых званий на поприще науки, и приехавшим из России ее женихом, до сих пор никому неизвестным русским казаком. Поговаривали, что на ужине будет присутствовать король Бернадот, дальний родственник хозяина крепости, а потом состоится великосветский бал с масками и костюмами. Сам профессор вместе с женой находились в просторной прихожей, в которой принимали гостей, прибывающих на остров на небольших судах и катерах. Молодые, каждый в своей комнате, готовились облачиться в лучшие свои наряды, чтобы показаться перед публикой из высшего света во всей красе. И снова Захар не скрывал досады от того, что не посмел выпросить у батяки с мамукой денег на новые фраки с костюмами, решив отложить покупки на более поздний срок. Он предположить не смел, что его помолвка с Ингрид произойдет так быстро, он надеялся, что она состоится после знакомства девушки с его семьей. Но оказалось, что все в мире относительно, даже такие всего лишь житейские обряды.
В дверь постучали. Бросив мимолетный взгляд на ковер с оружием, Захар отложил свои скудные пожитки в сторону и повернулся ко входу. Он и не думал забывать о друге детства своей невесты, на время оставившего его в покое.
- Войдите, - спокойно разрешил он.
В комнату протиснулся увешанный одеждой с ног до головы широкоплечий слуга, поклонившись, он прошел к дивану и начал раскладывать на нем принесенные вещи.
- Что это! - воскликнул Захар, думая, что коридорный ошибся дверью.
- Биттэ шён, герр Закхар, - сказал слуга на плохом немецком, указывая на груду костюмов, видно было, что их только что пошили. - Воллен зи… майнэ кляйнэ фрейлен Ингрид, майнэ либэн фрейлен… биттэ, герр Закхар.
- Это мне? - изумился стоящий возле кровати выпускник Российского императорского университета, до сих пор облаченный в сероватую тройку и в коричневые ботинки из крокодиловой кожи. На стуле перед ним висели его великоватый черный фрак и еще один костюм невзрачной расцветки, не менее мешковатый.
- Я, я, мне… - закивал головой здоровенный рыжеволосый малый в коротких штанах и в белых вязанных чулках до колен. На плечах у него болталось подобие жилетки без рукавов, а ноги были обуты в туфли с тупыми носками, больше похожие на деревянные башмаки. Он повторил. - Битте шён, герр Закхар.
- Спасибо тебе… Э-э, данке шён и… как там у вас, шнелле!
- Яволь.
Слуга неторопливо свел каблуки ботинок вместе и вышел за дверь, во всех его движениях сквозила неистребимая скандинавская размеренность. Захар проводил его рассеянным взглядом, недоумевая, почему этот рыжий молодец решил обратиться к нему по немецки. Придя к мысли, что во всем виноваты жены русских императоров, принцессы гогенцоллернские, голштейн-готторпские и прочие, он подошел к дивану и принялся рассматривать одежду. Вспомнил вдруг, что несколькими днями раньше возле него вертелся человек с мерками в руках, он заставлял гостя поворачиваться и так, и эдак, не слушая его вопросов и ничего не объясняя сам. Тогда он подумал, что обмеривают его для пошива маскарадного костюма. В один день с помолвкой надвигался какой-то шведский праздник и девушка пояснила, что все гости будут в масках, а так же в барсучьих и медвежьих с волчьими шкурах. Оказалось, что будущая невеста решила представить своего жениха подобающим образом той самой влиятельной свите при дворе его величества короля Бернадота. Среди груды вещей и правда выделялся настоящим мехом шутовской костюм под бурого медведя. Но Захар выбрал сначала великолепный черный фрак с отглаженными фалдами и с атласными отворотами по бортам, повертев перед собой, он решил немедленно его примерить. Благо стену напротив разделяло прекрасное зеркало от потолка до пола. Фрак с брюками оказался как раз впору, на полу перед диваном стояли и хромовые к нему ботинки. Осмотрев себя со всех сторон и найдя, что наряд будто специально подгоняли под его фигуру, Захар прошелся по комнате взад-вперед. Он подумал о том, что в роли жениха титулованной невесты смотрится весьма неплохо. Приятные мысли перебил очередной стук в дверь, который показался довольно настойчивым. Не переставая улыбаться, бывший студент громко распорядился:
- Да-да, - крикнул он. - Вы можете входить, я уже облачился в одежды.
И сразу переменился в лице, метнув, как и в первый раз, быстрый взгляд на стену с оружием. В комнату вошел друг детства Ингрид, кавалерийский офицер Виленс Карлсон. Но теперь он был облачен не в грубый армейский мундир, а в костюм матерого волка с желтыми подпалинами и с выглядывающей из-за его спины клыкастой пастью. Несколько дней соперника не было видно и не слышно, он не присутствовал ни на одном из званых обедов или ужинов, которые с приездом хозяев устраивались весьма часто. Пройдя на середину комнаты, мужчина расставил ноги и окинул Захара презрительным взглядом с ног до головы.
- Вы уже готовитесь стать женихом Ингрид Свендгрен? - холодно осведомился он.
- Да, готовлюсь, - не стал отпираться Захар. - А в чем, собственно, дело?
- Я предупреждал вас, чтобы вы убирались отсюда подобру-поздорову и как можно быстрее. Почему вы до сих пор этого не сделали?
- Разве я нахожусь в вашем поместье? - пожал плечами жених. - Мне доподлинно известно, что этот замок принадлежит семейству Свендгренов, которые официально пригласили меня к себе.
- Именно так, русский казак, но с некоторых пор эти владения и мои.
- Почему вы так решили?
- Потому что между мною и Ингрид уже была договоренность о помолвке. Она не состоялась по одной причине - отъезде моей невесты на учебу в Санкт - Петербург. И вам об этом хорошо известно.
- Простите, но на этот счет у меня другие сведения. Ингрид сказала мне, что она расторгла помолвку с вами сама, по личной инициативе, - открыто улыбнулся Захар. - Не слишком ли вы торопите события, господин офицер?
- Это вы поторопились признать предстоящую помолвку с эрцгерцогиней достойной вас, - криво усмехнулся соперник. - Подумайте, разве она вам пара? Я от рождения наделен титулом барона, а вы всего лишь русский казак.
- Странно, разве без титулов я похож на ничтожество? Вы глубоко заблуждаетесь, бывший друг детства моей невесты, я твердо уверен, что достоин руки госпожи Ингрид Свендгрен, с которой у нас сегодня вечером обязательно состоится помолвка, - с вызовом вскинул подбородок Захар. - И если потребуется, я постараюсь доказать это любыми способами.
- Вот как!
Мужчина скорчил неприятную мину и неторопливо осмотрел комнату, словно впервые вошел в нее. Остановив свой взгляд на ковре, увешанном оружием, он подергал правой щекой и растянул рот в ухмылке, показав ряд неправильной формы мелких зубов. Затем прошел на середину комнаты, небрежно бросил перчатки на постель, на которой спал Захар и развернулся на каблуках тупоносых ботинок:
- Итак, вы согласны доказать свою правоту любыми способами, - с той же оскорбительной усмешкой обратился он к своему противнику, облаченному в новенький фрак. - Я вас правильно понял, господин русский казак?
- Именно так, милостивый государь, - принимая вызывающую позу, отозвался тот. - Что вы желаете этим сказать?
- На этом ковре висит старинное оружие, принадлежащее семейству Свендгренов, - не оборачиваясь назад, соперник указал рукой на стену позади себя. - Я предлагаю вам поединок на любом из клинков, или даже пистолетов, на выбор. Пусть нас рассудит это боевое оружие и вместе с ним провидение, имеющие отношение только лишь к этому дому.
- Согласен, - понимая, что дуэли вряд ли избежать, и что решение назревшего вопроса в какой-то степени справедливое, кивнул головой Захар. - За кем вы оставляете выбор клинков?
- Вы решили драться на саблях или на палашах? - вместо ответа удивленно причмокнул губами швед. - А почему не на дуэльных пистолетах? Вот же они, в полной боевой готовности. К тому же, наш с вами вопрос разрешится гораздо быстрее.
- Мне спешить некуда, - сбрасывая с себя фрак и оставаясь в одной рубашке, отрывисто сказал Захар. Он быстрыми шагами подошел к ковру и снял с него русскую саблю, обладавшую удобством и имевшую плавный изгиб. - Прошу, господин хороший, теперь ваша очередь взять клинок в руки.
Холодно кивнув неправильной формы головой с широким пробором в светлых волосах, соперник, облаченный в костюм матерого волка, почти не глядя сорвал с креплений точно такую же саблю, со звоном выхватив клинок, отбросил ножны поверх лежащих на кровати перчаток.
- Господин казак, я к вашим услугам, - принимая мушкетерскую стойку, с пафосом провозгласил он. - И давайте не будем терять времени.
Захар мигом сообразил, что кавалерийский офицер вряд ли когда дрался в пешем солдатском строю, тем более, сходился с противниками в поединках на армейских саблях. Его раскоряченная фигура говорила о том, что ему больше подошла бы дворянская шпага, нежели обыкновенный увесистый клинок, хотя роста он был немалого. Оставалось не попасть под размашистый удар и постараться самому с ловким казачьим приемом опередить соперника. Захар занес оружие над головой и привычно рассек перед собой воздух по косой линии, примечая, какой выпад последует от стоящего перед ним претендента на руку его невесты. Швед отреагировал моментально, он бросил туловище вперед, стараясь попасть саблей посередине клинка противника, чтобы детским способом вырвать его из рук Захара. То есть, скользнув лезвием по лезвию, обкрутить свое оружие вокруг ручки чужого клинка и дернуть его на себя. Казак как бы поддался силе, он расслабил руку и тут-же вышел из закрученного соперником жесткого сверла сильным рывком сабли на себя. Вилен Карлсон отскочил назад, он пока не догадался, что ему противостоит опытный воин, за спиной которого не одна битва с горцами и не один поединок со злыми абреками из их среды, не уступающими в ярости с ловкостью любому европейцу, искусному в ближних боях. Швед снова приготовился к атаке, сделав ложный выпад правой ногой, он подтянул левую ступню, и тут-же, перенеся на нее тяжесть тела, с замаха пустил лезвие под подбородок жениха Ингрид. Конец острия прошел в половине вершка от расстегнутого ворота рубашки Захара. Но казак не отскочил назад, сберегая лишние четверть сажени, он лишь откинулся головой, чтобы в следующее мгновение самому совершить похожий на змеиный бросок. Острие сабли вспороло толстую ткань костюма противника, обнажив на уровне ключицы белое тело, из неглубокой раны показалась неровная строчка крови. Она возбуждала, эта расползающаяся по коже кровь, словно обладала древними заклятиями, призывающими насладиться ею вволю и подпасть под ее власть.
В груди у Захара стал образовываться прохладный пузырек знакомой до зубовного скрежета жестокости, принуждавший его драться как бы без души, но с полным контролем над своими действиями. Движение его все больше становились экономными и целенаправленными, во всей сухопарой фигуре начали чувствоваться звериные повадки, заставляющие противника ошибаться из-за своей непредсказуемости. Швед вдруг осознал, что вызвал на поединок не вымуштрованного европейца, действия которого были предельно ясны, а как бы саму природу, ощетинившуюся от посягательств на нее тысячами невидимых ядовитых стрел, каждая из которых имела право сразить его наповал всего одним незаметным уколом. Но было уже поздно, в глазах его соперника появился дикий блеск, загасить который смогла бы теперь лишь одна его смерть. И швед, не желая признавать своего поражения, бросился напролом, как ходили когда-то его предки, немецкие псы-рыцари - тупорылой свиньей. Короткая схватка привела к тому, что сабля потомка рыцарского рода сделала в воздухе сальто мортале и воткнулась острием в ковер, увешанный оружием от верха до низа. Она будто твердо решила занять свое законное место. Кавалерийский офицер, облаченный в костюм матерого волка, беспомощно развел руками в стороны, не зная, на чем остановить свой взгляд. У него даже мысли не возникло броситься к ковру и сорвать с него другой клинок. А может он понимал, что добежать до стены все равно не удастся, слишком легким и быстрым попался ему соперник, по лицу которого было видно, что он мало думает о пощаде к своим врагам.