- Да, но с какой целью? - спросил доктор. - Этот вопрос не дает мне покоя. Девушку принесли ко мне для того, чтобы я оказал ей помощь. Кто мог это сделать? Уж, разумеется, не тот, кто поднял на нее преступную руку. Быть того не может, чтобы тот, кто посягнул на ее жизнь и нанес эти ужасные раны, тащил ее сюда, чтобы спасти. Здесь кроется что-то другое.
- Да, вы правы, - согласился Бруно. - Одна загадка громоздится на другую. Тем не менее тут возможна одна версия. Лесничий Губерт покушался на жизнь молодой графини и только случайно не убил ее до смерти. А мать и сестра обнаружили полумертвую девушку и принесли сюда в надежде спасти.
- Это, действительно, возможно, господин асессор, но, простите меня, маловероятно. Если бы мать и сестра Губерта знали, где находится Лили, они не стали бы дожидаться смертного приговора Губерту, а принесли бы девушку гораздо раньше.
- Но, может быть, они только теперь нашли ее или узнали о ее местонахождении.
- От кого узнали? От преступника? - насмешливо спросил доктор Гаген. - Он все время находится под стражей. И кстати, вы все еще считаете Губерта убийцей?
- Так решили присяжные, он осужден.
- Ну и что, что осужден? - вполголоса спросил Гаген. - Вспомните бедного бродягу, о котором я вам недавно рассказывал.
Бруно поспешил переменить тему разговора.
- Вы должны, господин доктор, сообщить властям о своей находке, или, лучше сказать, о спасении молодой графини.
- О спасении говорить еще рано, господин асессор, но завтра утром я непременно оповещу кого следует. Мне хотелось убедиться, что это действительно молодая графиня, и вы подтвердили мои предположения. Лучше всего было бы, конечно, получить показания самой потерпевшей, но об этом пока и думать нечего. Я даже не могу обещать, что сознание вернется к ней полностью…
Бруно снова подошел к постели и с озабоченным видом еще раз пристально всмотрелся в лицо девушки. Да, это она, его Лили. Нет никаких сомнений. Но как сильно она изменилась!
Новые чувства переполняли его, теперь уже радость, надежда, но и тревога. Любимое им существо не погибло на дне пропасти, а лежит здесь, на постели доктора, который употребит все усилия для ее спасения. Главное, что она не погибла, а в остальном следует положиться на врачебное искусство Гагена и Божий промысел.
Последний раз взглянул Бруно на свою вновь обретенную невесту, действительно похожую на спящую принцессу из сказки, и они вышли из комнаты. В прихожей Бруно крепко пожал руку доктора: именно ему асессор обязан был столь доброй вестью, и этот новый случай послужил еще одним звеном в дружеских узах, все крепче связывающих этих людей.
Начало смеркаться. Проводив асессора, доктор вернулся в комнату. Вскоре туда же пришла экономка. Гаген дал ей некоторые предписания по уходу за своей пациенткой. Экономка принесла небольшой светильник и установила его так, чтобы свет не мог помешать девушке. Внезапно прозвенел звонок, и Гаген сам пошел узнать, кто его спрашивает.
Между тем на дворе порядком стемнело. Отворив дверь, доктор увидел, что его ожидает какой-то прилично одетый господин, приехавший в экипаже.
- Господин Гаген? - спросил незнакомец, подходя ближе и всматриваясь.
- Да, сударь, вы не ошиблись. Что вам угодно?
- Только один вопрос, господин доктор, если позволите, - сказал незнакомец, входя в освещенную переднюю.
- С кем имею честь? - спросил Гаген.
- Мое имя - фон Митнахт. Я управляющий Варбургским имением. Прибыл к вам с поручением от графини.
- Очень приятно. Чем могу служить? - произнес доктор с легким поклоном и провел гостя в свой кабинет, где уже горели свечи.
- Особый случай привел меня к вам, господин доктор. Вы, конечно, слышали о печальном событии, происшедшем некоторое время назад вблизи нашего замка. Недавно пронесся слух, будто прошлой ночью у вашего дома обнаружили полумертвую девушку и что это и есть молодая графиня. Мы, конечно, знаем цену слухам, и тем не менее, графиня Варбург поручила мне навести справки и по возможности взглянуть на вашу находку, если она еще находится в доме. Я непременно должен увидеть девушку, чтобы убедиться, насколько справедливы слухи и может ли графиня питать надежду снова увидеть свою дочь - живой или… мертвой.
Гагена неприятно удивило то обстоятельство, что слухи о найденной молодой графине распространились и дошли уже до Варбурга, но он прекрасно владел собой, и на его смуглом лице не дрогнула ни одна жилка, оно хранило обычное невозмутимое выражение.
Фон Митнахт по-своему истолковал молчание доктора и спросил:
- Мой приход и вопрос, который я вам задал, кажутся вам неприличными? Если так, господин доктор…
- Позвольте мне прежде всего объяснить вам суть дела, - перебил его Гаген. - Состояние найденной у моего подъезда девушки…
- Так это не сказка, а правда! - воскликнул фон Митнахт.
- Да, правда. Но состояние найденной девушки крайне тяжелое, и я не хотел бы допускать к ней кого бы то ни было. Малейшее волнение может стоить ей жизни. Я врач по призванию, всей душой преданный своему делу, врач, который принимает одинаково живое участие во всех своих пациентах, на какой бы ступени общественного положения они ни находились, и душа моя всегда болит о тех, чья жизнь висит на волоске.
- Не беспокойтесь, я буду крайне осторожен и не позволю себе ничего такого, что могло бы потревожить больную, - заверил фон Митнахт. - Надеюсь, вы не откажете мне в моей просьбе и не принудите уйти ни с чем.
Гаген холодно усмехнулся.
- Я никогда никого ни к чему не принуждаю, сударь. Напротив, я готов сию же минуту проводить вас к моей пациентке.
- А верно ли, - спросил фон Митнахт, - что платье и белье девушки были насквозь мокрыми, будто ее извлекли со дна моря?
- Я бы сказал, влажными. Сейчас они уже, наверное, высохли. Экономка развесила их во дворе.
- Очень странно… - произнес управляющий. - И вы действительно нашли ее у дверей вашего дома совершенно безжизненной, и около нее никого не было?
- Совершенно никого, - подтвердил Гаген и повел управляющего в комнату, где лежала его пациентка.
С этой минуты доктор незаметно следил за каждым взглядом, каждым движением человека, который, будучи посланцем графини, столь бесцеремонно вторгся в его жилище.
Войдя в большую, слабо освещенную комнату и увидев в дальнем конце ее постель с неподвижной фигурой, до подбородка укрытой одеялом, фон Митнахт на секунду замешкался.
- Это она? - спросил он вполголоса.
Доктор молча кивнул.
- Она все еще без сознания?
- Как мертвая, - тихо подтвердил Гаген.
- Но есть какая-нибудь надежда на спасение?
- Очень слабая. В любом случае, полного выздоровления ожидать не приходится.
Фон Митнахт приблизился к постели. По знаку доктора экономка подняла лампу и осветила мертвенное лицо девушки.
Гаген с удвоенным вниманием впился взглядом в управляющего.
Тот несколько секунд с непроницаемым видом разглядывал изнуренное беспамятством лицо девушки, а затем с видом полнейшего убеждения отрицательно покачал головой. Когда он повернулся к доктору, и лицо и фигура его выражали обманутое ожидание.
- Это не она, - шепнул фон Митнахт.
Затем он бросил на больную еще один долгий, испытующий взгляд и снова с недоверчивой улыбкой покачал головой.
- Это совершенно посторонняя, вовсе незнакомая мне девушка, - глухо сказал он Гагену. - Благодарю вас. Теперь я вполне убедился, что это не молодая графиня. На первый взгляд некоторое сходство есть, но стоит всмотреться повнимательней, как убеждаешься в обратном. Это совершенно незнакомая девушка, которой я никогда и в глаза не видел.
- Но все же сходство имеется? - спросил доктор.
- Весьма отдаленное, какое нередко встречается у молодых девушек в этом возрасте. В особенности когда лицо утратило жизненные краски, - продолжал фон Митнахт. - Нет, это не она. Кому же лучше знать, графиня это или нет, как не мне. Впрочем, я с самого начала так и предполагал. Ведь невозможно даже представить, чтобы упавшая в пропасть молодая девушка спустя несколько недель вдруг нашлась - и где? В самом центре города. Каким образом она попала сюда, вы можете объяснить?
- Право, затрудняюсь, - тихо ответил доктор и сделал знак управляющему, что пора удалиться.
Вместе они вышли из комнаты, превращенной в больничную палату.
- В этой истории вообще много невероятного, напоминающего сказание об Ундине, - заметил фон Митнахт. - Ундина, это прелестное существо, бросившееся в воду из-за несчастной любви, по временам выходит на берег в образе белокурой девушки с длинными распущенными волосами, чтобы завлечь в морскую пучину какого-нибудь юношу посимпатичней… Но мы-то с вами уже не юноши, господин доктор, - усмехаясь, добавил управляющий, - и нам ли верить старым сказкам?
- О, полноте, сударь, - возразил доктор. - Сказкам надо верить, ибо и в наше время случаются различные чудеса, хотя и другого рода.
- Сказка или быль ввергли вашу несчастную пациентку в столь плачевное состояние, но можете быть уверены в одном - это не графиня Лили, а совершенно посторонний, незнакомый мне человек.
- Что ж, это нисколько не уменьшит моих стараний спасти жизнь несчастной, - заверил доктор. - Она получит такой же заботливый уход, каким была бы окружена графиня.
- Прекрасное правило для врача. Желаю вам успеха, господин доктор, очень благодарен за вашу любезность и прошу извинить за вторжение. Теперь я смогу известить графиню, что слухи не подтвердились.
С этими словами фон Митнахт любезно откланялся и вышел из дома доктора.
Он приказал кучеру свернуть в соседний переулок и ждать там, так как ему необходимо сделать еще одно дело.
Здесь следует заметить, что Мария Рихтер давно уже была отвезена на железнодорожный вокзал и в настоящее время уже, вероятно, находилась в поезде на пути в Гамбург.
Доктор Гаген вернулся к себе в кабинет и принялся беспокойно прохаживаться по нему. Дело становилось все темнее и запутанней. Он нисколько не сомневался, что Бруно не мог обознаться. Почему же графский управляющий сделал вид, что не узнал девушку? Почему, с какой целью? И кто из этих двух господ ошибся - асессор или управляющий?
Тут доктор вспомнил о графском вензеле на нижнем белье, который также являлся свидетельством того, что обладательница его и есть графиня Варбург, и в недоумении пожал плечами.
Оставалась одна надежда раскрыть эту загадочную историю - спасти жизнь девушки и вернуть ей здоровье и силы, чтобы она сама могла рассказать, что же с ней произошло…
В это время в кабинет постучала экономка. Она была расстроена и взволнована.
- Господин доктор! - вскричала она. - Белье и платье несчастной девушки украдены. Они давно уже высохли, я хотела снять их с веревки, а там ничего нет. Обыскала весь двор и не нашла. Верно, украл кто-нибудь. И калитка отворена. А я хорошо помню, как закрывала ее на крючок…
Гаген вышел во двор вслед за экономкой и убедился, что она говорит правду: калитка приотворена, платье и белье с графским вензелем исчезли.
XIV. РОКОВОЕ НАМЕРЕНИЕ
Итак, Мария Рихтер уезжала в Гамбург. Никто не провожал ее. Выйдя у вокзала из кареты, она поручила свой чемодан заботам носильщика. Фон Митнахт наскоро простился с ней и уехал. Девушка осталась одна.
Как это страшно - быть одной в целом мире. Не осталось никого в живых, кто любил бы ее, кому она была бы дорога, кто заботился бы о ней и тосковал в ее отсутствие. Некому было проводить ее и сказать сердечное слово на прощание.
Печальные мысли теснились у нее в голове, когда она смотрела на остальных пассажиров. Вокруг каждого из них любовь собрала круг провожающих из родных и близких или просто добрых знакомых. Их лица озарены были нежной заботой: любящие матери давали наставления отъезжающим детям, брат напутствовал сестру последним добрым и дружеским советом.
А Мария одна-одинешенька, без родных, без друзей, сидела в углу большого, ярко освещенного зала ожидания. Никто не обращал на нее внимания, никому не было дела до ее переживаний.
Мария с трудом сдерживала слезы, готовые брызнуть из глаз от этих грустных мыслей. Она старалась взять себя в руки. "Что за стыд плакать, - убеждала она себя, - что за ребячество! Да и к чему? Какая польза жалеть и убиваться о том, что ушло безвозвратно или потеряно навеки? Надо отбросить прошлое и бодро и мужественно приводить в исполнение принятые планы и намерения… Пройдет немного времени, - думала она, - и я привыкну к своему одиночеству, смирюсь с ним. Ведь далеко не всем хорошо живется на свете, многим приходится испытывать куда больше горя".
Иногда она ловила на себе любопытные взоры, обращенные к ней из разных концов обширного зала. Кто-то, может быть, и сочувствовал ей.
Но вот раздался первый звонок - пора было садиться в вагон.
Девушка выбрала купе, где уже находились три пожилых дамы, вошла и, пожелав всем доброго вечера, уселась в уголок и принялась смотреть в окно.
Мысленно она еще раз прощалась со своей родиной, которую покидала навеки, с могилой матери, с замком, где прошло детство. Перед внутренним ее взором снова возник образ Лили, дорогой подруги и молочной сестры, которую ей не суждено было увидеть даже мертвой, сказать последнее "прости" праху любимого существа, последним поцелуем и искренней, горючей слезой проводить в могилу…
Но вот раздался свисток локомотива, вагоны со скрипом сдвинулись с места, поезд тронулся.
Мария, не отрываясь, смотрела в окно. Мимо нее проплывал освещенный луной город, темнеющие вдали леса. Где-то в той стороне находился Варбург, внизу - маленькая рыбачья деревенька, где жили настоящие ее родители, которых она никогда не видела. За деревней - известковые скалы и страшный обрыв, в который упала бедная Лили…
Мария мысленно прощалась со своим прошлым, а поезд мчался сквозь ночь, унося ее все дальше и дальше и оставляя позади окутанные мраком леса и долы ее отчизны. С быстротой ветра неслась она навстречу новой жизни, в неизвестный, чужой мир, которому суждено стать для нее второй родиной.
Всю ночь просидела она у окна, думая то о прошлом, то о будущем. Спутницы ее крепко спали, а она не могла последовать их примеру - сон бежал от нее.
Под утро поезд прибыл в город, гораздо больше и богаче того, из которого выехала Мария. Но стоянка длилась всего несколько минут. Затем поезд продолжил свой путь.
К вечеру Мария прибыла в Гамбург и остановилась в том самом отеле, который назвала графине. Эту гостиницу порекомендовал ей кто-то из знакомых.
Мария очень устала. Она слегка перекусила и потом уже весь вечер не выходила из своего номера. На следующий день она собиралась при посредничестве американского консула или каким-нибудь другим путем хлопотать о получении места в Нью-Йорке. Если это удастся, она сразу сможет выехать в Америку. Иначе придется отправиться сначала в Англию, в Лондон, и оставаться там, пока не появится подходящее место в Америке.
Измученное бессонной ночью и переживаниями, все существо ее требовало отдыха: она крепко уснула. Освежающий сон подкрепил ее силы.
Утром, едва она успела зокончить туалет, как в дверь постучали.
Мария отворила. Вошел розовощекий рассыльный и спросил, здесь ли живет Мария Рихтер.
- Это я, - ответила Мария, удивленная тем, что ее уже разыскивают в незнакомом, чужом городе на другой же день по приезде.
- Вам телеграмма, - сказал рассыльный, подавая ей листок. - Распишитесь, пожалуйста, на квитанции.
Мария расписалась и, когда рассыльный ушел, вскрыла телеграмму.
Она была довольно лаконична и гласила:
"МАРИИ РИХТЕР. СРОЧНО ВОЗВРАЩАЙСЯ. ЛИЛИ НАШЛАСЬ. ПРИЕЗЖАЙ НОЧНЫМ ПОЕЗДОМ СЮДА, В ГОРОД. КАРЕТА БУДЕТ ЖДАТЬ ТЕБЯ НА ВОКЗАЛЕ. БУДЬ НЕ В ТРАУРЕ, А В СВЕТЛОМ ПЛАТЬЕ. КАМИЛЛА ФОН ВАРБУРГ".
Мария вновь и вновь перечитывала телеграмму. Уж не сон ли это? Лили нашлась. И должно быть, живая, раз графиня в своей депеше приказывает ей снять траур и надеть светлое платье, которое она всегда так любила, потому что и Лили носила такое же. Она не надевала его с того рокового дня, как погибла Лили, - во-первых, траур, а во-вторых, Лили отправилась тогда на свидание точно в таком же.
"Что же все-таки случилось?" - в радостном недоумении спрашивала себя Мария, но телеграмма на этот счет не могла дать никакого объяснения. Единственное, что Мария заметила, вертя бланк в руках, так то, что телеграмма послана из другого, более отдаленного от Варбурга города.
Нельзя было терять ни минуты. Лили нашлась. Как хотелось Марии поскорей увидеть свою молочную сестру, прижать к сердцу, поделиться всеми своими тревогами и горестями по поводу ее загадочного и трагического исчезновения. А может быть, Лили больна? Может быть, нуждается в заботливом уходе, в преданном сердце? Кто, кроме нее, Марии, сумеет предоставить все это молодой графине?
Без малейших колебаний девушка решила последовать приглашению графини.
Мария должна была снять траур и переодеться в светлое платье. Вероятно, каким-то чудом спасенная от смерти Лили была так слаба, что траур мог испугать ее. Быть может, она сама изъявила желание поскорей увидеть свою молочную сестру. Оттого-то графиня и послала телеграмму ей вдогонку. Получается, что все важные события произошли как раз после ее отъезда. Наверное, и Губерт, в судьбе которого Мария старалась принять самое живое участие, защищая его на суде, теперь тоже спасен?
Все эти мысли беспорядочно теснились в голове Марии и побуждали к скорому возвращению.
Не медля более, она вынула из чемодана свое любимое светлое платье. Весной портниха в городе сшила ей и Лили такие платья одновременно, и они не отличались друг от друга ни цветом, ни отделкой. Живо переоделась она в это платье, а траурное убрала в чемодан.
Она спустилась к портье и уплатила за номер. Портье даже не успел еще внести ее имя в книгу приезжающих.
Теперь скорее на вокзал.
Взволнованная до глубины души радостным известием о спасении своей дорогой сестры, Мария верила только во все хорошее. Ей и в голову не могло прийти, что с ней может случиться несчастье.
Через несколько часов поезд уже вез ее обратно, на родину.