- Ты сказал это таким тоном, будто намереваешься уехать - надолго.
- Как знать…
- Не понимаю. Ты куда-нибудь собираешься?
- Пока не собираюсь, но все может случиться. Вполне возможно, мне и придется выехать куда-нибудь по делам службы или что-нибудь в этом роде. Но довольно. Прощай, Лили. Только бы Гаген побыстрей выздоровел.
Девушка долго смотрела вслед своему жениху. Она не знала, что его ожидает, но чувствовала, что сегодня он был совсем не таким, как всегда, и рассталась с ним с тяжелым чувством.
На следующее утро, когда фон Ильменау зашел к Бруно, он застал его уже на ногах. Асессор вручил своему другу письма к матери и доктору Гагену, которые написал ночью, и попросил переслать их по адресам, если с ним что-нибудь случится.
Обменявшись несколькими словами, они вышли и сели в стоявшую перед домом карету, где их ожидал лейтенант фон Блюм с парой пистолетов для предстоящей дуэли.
Через некоторое время они прибыли в назначенное для поединка место.
Карета остановилась, свернув на просторную поляну. Там уже стоял экипаж противной стороны. Неподалеку прогуливались в ожидании Брандт с секундантами и доктор Мюллер.
После обычных приветствий барон Альгейм вышел на середину поляны и обратился к обоим противникам со следующими словами:
- Господа! Прежде чем предоставить оружию решить спор, я считаю своим долгом спросить вас, не сочтете ли вы возможным покончить дело каким-нибудь другим способом?
- Я буду считать себя удовлетворенным, - заносчивым тоном произнес Брандт, - если господин асессор публично извинится передо мной на том же самом месте, где оскорбил меня.
- Я отвечу за своего друга, так как он не считает возможным принять эти условия, - сказал Ильменау. - Предлагаю прекратить бесполезные разговоры и приступить к делу безотлагательно.
Бруно не обратил внимания на дерзкие слова Брандта. Он был спокоен и сосредоточен.
Ильменау и Альгейм внимательно осмотрели пистолеты и зарядили их, в то время как Валкер и Блюм отмеря на поляне шестьдесят шагов и кончиком сабли провели по черте в тех местах, где должны были стоять противники.
Вскоре приготовления были окончены. Бруно и Брандт заняли предназначенные им места.
- Господа, - снова раздался голос Альгейма, который вместе с Ильменау отошел на несколько шагов в сторону. - Напоминаю порядок дуэли. Первому стрелять фон Вильденфельсу. В случае, если его выстрел останется без последствий, стреляет лейтенант Брандт.
Последовала короткая тягостная пауза.
- Господа! Начали! - объявил фон Альгейм.
Бруно медленно поднял руку с пистолетом и прицелился.
По лицу своего противника он видел, что ему нечего ждать пощады, и благоразумие подсказывало предупредить возможную угрозу. В то же время он чувствовал, что не в состоянии хладнокровно целить в человека, если даже тот и враг.
Поэтому он поднял дуло пистолета вверх и выстрелил в воздух.
- Подобное великодушие может слишком дорого обойтись этому асессору, - сказал вполголоса Блюм второму секунданту Валкеру.
Настал черед Брандта. Он метил в грудь Бруно, но от волнения рука его дрогнула в момент выстрела, и пуля пролетела мимо.
По условиям дуэль должна продолжаться до тех пор, пока один из противников не будет ранен или убит. Бруно видел, что противник его шутить не намерен, поэтому решил положить конец дуэли, слегка ранив лейтенанта. Для него это не представляло труда, так как еще в университете он отличался своим умением стрелять.
Он прицелился в левую руку Брандта и нажал курок. Лейтенант пошатнулся. Альгейм и Блюм кинулись к нему.
- Вы ранены! - воскликнул барон, увидев на рукаве кровь.
- Пустяки, царапина, - презрительным тоном отвечал лейтенант. - Я настаиваю, чтобы дуэль продолжалась.
Он прицелился в Бруно еще раз. Брандт понимал, что полученная им рана - суровое предостережение и что новый промах будет для него губителен.
Медленно поднял он руку с пистолетом и тщательно прицелился в голову Бруно. Тот, не шевелясь, спокойно смотрел на направленное на него дуло.
Блеснула вспышка, ударил выстрел.
Бруно сделал шаг назад и, прежде чем Ильменау успел добежать до него, рухнул на песок. Быстро подошел доктор.
Тем временем Брандт в сопровождении барона с гордым видом победителя оставил место дуэли.
Бруно был без сознания. Пуля пробила ему голову возле виска. Из раны сочилась кровь.
- Боюсь, что дела плохи, - сказал доктор, накладывая на голову временную повязку.
Валкер, Блюм и Ильменау осторожно перенесли раненого в карету. Лошадь тронули шагом, чтобы толчки не беспокоили Бруно.
Лейтенант Брандт, узнав о тяжелом состоянии противника, по совету опытного в подобных делах Альгейма сообщил обо всем случившемся своему командиру.
ХХII. ОКОНЧАНИЕ СУДЕБНОГО РАЗБИРАТЕЛЬСТВА
Через некоторое время после событий, описанных нами в предыдущей главе, мы встречаем доктора Гагена, уже выздоровевшего, в здании суда, куда он был приглашен для дачи показаний. Пригласили в то же время и графиню.
В назначенный час свидетели заняли свои места. Рядом с Лили сели доктор Гаген и его экономка.
На скамье подсудимых по-прежнему сидел лесничий Губерт Бухгардт. Предметом разбирательства оставалось, главным образом, тяготевшее над ним обвинение. Признание личности молодой графини оказалось лишь побочным актом в этой ужасной драме.
Председатель открыл заседание и предоставил слово графине Варбург.
Повторив сказанное ею на предыдущем заседании, она добавила следующее:
- Взгляните на эту девушку. Пусть все, кто знал мою несчастную дочь, обратят внимание на то, что я сейчас скажу. Где белокурые волосы моей дочери? Где свежий цвет ее нежного девичьего лица? Неужели вы допускаете возможность ошибки с моей стороны? Как я могла не узнать мою дорогую дочь, потерю которой оплакиваю до сих пор?.. - Она повернулась к Лили и заговорила мягким, ласковым голосом: - Дитя мое, кто бы вы ни были, заклинаю вас памятью незабвенной Лили сказать нам всю правду. Я убеждена, что не одна вы виноваты, что вас принудили к этому обману другие люди - назовите же их. Раскайтесь! Еще не поздно избежать грозящего вам наказания…
Лили, бледная и дрожащая, едва не лишилась чувств при этих словах графини.
Встал доктор Гаген.
- Как врач, - сказал он, обращаясь к суду, - я вынужден протестовать против такого обращения с молодой особой, которая еще не вполне оправилась после тяжелой болезни.
- Суд принимает ваше замечание, - сказал председатель и обратился к графине: - Вы должны адресовать свои показания и пожелания только суду.
Графиня отвернулась от Лили и сказала прежним холодным и высокомерным тоном:
- Я не признаю эту девушку моей дочерью. Более того, я считаю ее мошенницей или помешанной. Очень сожалею, что не удалось отыскать Марию Рихтер, молочную сестру моей дочери. Ее показания рассеяли бы все недоразумения.
Лили бессильно опустилась на стул, услышав эти слова, и закрыла руками мокрое от слез лицо.
Глаза лесничего мрачно и угрожающе устремились на графиню, кулаки невольно сжались при виде столь глубокой испорченности.
Председатель взял лежавшую на столе бумагу.
- Вашему показанию, графиня, прямо противоречит письменное показание асессора Вильденфельса. Он положительно утверждает, что эта молодая особа не кто иная, как графиня Варбург.
- Господин Вильденфельс долгое время отсутствовал и по возвращении видел мою дочь только один раз и то вечером. Поэтому ему легко было впасть в ошибку…
- Доктор Гаген, - спросил председатель, - объясните суду, может ли человек вследствие опасного для жизни падения несколько недель находиться в бесчувственном состоянии?
- Может, - отвечал доктор. - И не только четыре недели, как в данном случае, но и дольше.
- Возможно ли, чтобы человек в таком состоянии мог лежать две недели без всякой помощи и не умереть?
- И это возможно.
- И в-третьих, возможно и объяснимо ли, чтобы человек в таком состоянии мог преодолеть расстояние, отделяющее замок Варбург от города, и затем снова упасть без чувств?
- Нет, это невозможно.
- Вдова Вильгельмина Андерс, вы являетесь экономкой доктора Гагена, - обратился председатель к старой женщине. - Помните ли вы обстоятельства, при которых нашли эту молодую особу?
- Да, помню.
- Расскажите суду, как было дело.
- Ночью, около двух часов пополуночи, я услышала, как в дверь кто-то отрывисто позвонил. Я подошла к окну и увидела, что на скамье у дверей лежит молодая девушка.
- Заметили ли вы в ней признаки жизни? - спросил председатель.
- Нет, она лежала как мертвая. Вышел доктор, мы внесли ее в дом и положили на постель. Еще много дней после этого она оставалась неподвижной.
- Принимала ли она лекарство?
- Да, я вливала ей в рот понемногу целебную микстуру и питательный бульон.
- Как произошло пробуждение?
- Очень медленно и постепенно. Сначала она лишь слегка двинула рукой, потом, через день, открыла глаза, но еще не могла пошевелиться.
- Какими были ее первые слова?
- Она испуганно обвела взглядом комнату и чуть слышно спросила: "Где я?" Потом сказала, что комната ей незнакома, и стала спрашивать, в какой части замка она находится.
- Вы хорошо расслышали, что она говорила именно о замке?
- Да, про замок она упоминала часто. Я вначале не знала, что отвечать, и звала доктора. Она спрашивала про какую-то "маман", потом потребовала, чтобы позвали графиню. Мало-помалу она стала припоминать, что с ней произошло до момента падения в пропасть. Когда доктор начинал расспрашивать, как это случилось, она испуганно умолкала. И только позже, поняв, что она не в замке, призналась, что ее столкнул управляющий графини фон Митнахт…
- Скажите, доктор, - обратился к Гагену председатель, - не может ли быть следствием падения поражение мозга, расстройство умственных способностей?
- Да, это возможно.
- Не замечали ли вы у молодой особы, о которой идет речь, какие-нибудь признаки такого расстройства?
- Нет, я считаю ее выздоровление полным.
- Свидетельница Андерс, по ее словам, нашла девушку на скамейке, лежащую без чувств. Следовательно, ее кто-то принес. Вы никого не заметили?
- Нет, никого. Я не могу дать этому никакого объяснения. Впрочем, не только этому. Молодая графиня Варбург, да будет позволено мне так называть эту особу, пока суд не докажет обратного, кем-то принесена, это очевидно. На голове ее была рана, нанесенная, судя по всему, чем-то острым. Откуда взялась эта рана? При падении ее невозможно было получить. Остается предположить, что молодая графиня не упала на самое дно пропасти, а задержалась на каком-нибудь уступе. Убийца, чтобы добить свою жертву, спустился следом за ней и нанес острым предметом эту рану. Впоследствии некто нашел бездыханное тело и, обнаружив в нем признаки жизни, доставил в город и подбросил мне под дверь, а сам, боясь быть обвиненным в убийстве молодой графини, скрылся. Это единственное возможное объяснение.
- О чем говорила больная, когда очнулась? - спросил председатель. - Может быть, с момента падения какие-нибудь проблески памяти сохранились в ее мозгу?
- Нет, она ничего не помнила с того момента, как ее столкнули в пропасть.
- Свидетельница Андерс, - снова обратился председатель к экономке, - вы снимали платье с больной. Была ли какая-нибудь метка на белье?
- Графская корона над буквой "W".
- Да, метка была, - подтвердил доктор. - Самое удивительное, что в тот вечер, когда господин Митнахт пришел ко мне взглянуть на больную, вывешенное для просушки постиранное белье бесследно исчезло с моего двора.
- Не хотите ли вы сказать, что мой управляющий, дворянин, украл это белье? - надменно произнесла графиня.
- Белье исчезло не долее чем через полчаса после ухода фон Митнахта, и все поиски оказались безрезультатными, - продолжал Гаген, не обращая внимания на слова графини.
Сообщение доктора произвело сильное впечатление на всех присутствующих.
- К этому я должен добавить, - продолжал Гаген, спокойно глядя в глаза графине, - что господин Митнахт несколько лет тому назад, будучи в Париже, уже доказал свою способность к убийству. Его поступок можно расценивать как покушение на убийство, - да, графиня, на убийство - с согласия и одобрения своей соучастницы. Он вонзил кинжал в грудь безоружного, и тот лишь чудом избежал смерти. Человек, способный на такое дело исключительно из алчности, так как у него тогда не было другой побудительной причины, - такой человек способен на все. Молодая девушка, которой судьба послала такие тяжкие испытания, очень богата, она является наследницей миллионного капитала. Графиня Камилла Варбург уверяет, что девушка, в которой она никак не желает признать свою падчерицу, пустилась на обман с целью завладеть этим богатством. Но неужели не видно, что за несчастной девушкой никто не скрывается? Неужели же она сама, узнав о своем сходстве с молодой графиней, явилась сюда неизвестно откуда, чтобы сыграть роль погибшей и завладеть ее наследством? Это абсурд. Но тем не менее я прошу суд наложить запрет на этот миллион, пока молодая графиня не сможет убедить суд в подлинности ее личности или же не будут представлены веские доказательства ее гибели.
Графиня увидела, какое впечатление на суд произвело выступление доктора, и поняла, что надо действовать решительно, - иначе все пропало.
- Господин председатель! - гордо заявила она, поднимаясь со своего места. - Я горячо желаю скорейшего разрешения этого запутанного дела. Полагаю, что существует единственный способ узнать, наконец, истину. Этот способ - достать из пропасти тело моей дочери, которое наверняка покоится там до сих пор. Я берусь сделать невозможное, берусь поднять тело из пропасти, чего бы мне это ни стоило, лишь бы пролить свет истины. Через неделю прошу господ судей собраться в том месте, где упала в пропасть моя несчастная дочь.
После короткого совещания судьи согласились на предложение графини, и заседание было закрыто.
XXIII. ПРОЩАНИЕ
К тяжким ударам судьбы, которые обрушились на несчастную Лили, прибавился еще один - известие о тяжелой ране, угрожающей жизни ее дорогого Бруно.
Этот удар был, пожалуй, самым ужасным. Она чувствовала себя одинокой и беззащитной. Доктор Гаген старался всеми силами утешить и ободрить ее, но он все-таки был для нее чужим человеком, хоть и выходил ее после тяжелой болезни. Разве могла она постоянно рассчитывать на его заботу и гостеприимство?
С каким беспокойством и страхом ожидала она известий о состоянии здоровья Бруно!
Его рана была очень опасной, так что доктор Мюллер, не доверяя своим силам, пригласил на консилиум Гагена. С тех пор доктор Гаген ежедневно бывал в лечебнице, где находился асессор.
Однажды он возвратился домой мрачнее и озабоченней обычного.
Лили с тревогой спросила:
- Ему хуже?
Доктор Гаген пожал плечами.
- Не хуже, но и не лучше. Неопределенное состояние между жизнью и смертью, в котором и вы недавно находились.
- Боже мой! - воскликнула Лили, заламывая руки. - Неужели он умрет? Что будет тогда со мной? Я не переживу этого.
- Успокойтесь, графиня, прошу вас, - сказал доктор. - Не надо отчаиваться. Ведь я около вас.
- О, вы так добры! Я это чувствую. Но Бруно…
- …вам ближе, - докончил за нее доктор. - Понимаю и не смею обижаться на вас. Знаю, что вас связывают узы чистой, глубокой любви, и тем не менее возьмите себя в руки.
- Вы принесли мне печальные новости? Неужели…
- Нет-нет, пока еще ничего непоправимого не произошло. Я даже могу отвести вас к нему, тем более что он тоже этого хочет, но должен просить вас быть как можно хладнокровнее. Всякое волнение опасно для его жизни.
- Что бы ни случилось, обещаю вам, что ничем не выдам своих переживаний. Видите, я уже спокойна…
- В таком случае, пойдемте прямо сейчас, - сказал Гаген.
Спустя некоторое время они уже были в палате раненого.
Лили чувствовала, что ее привели проститься. Сердце девушки готово было разорваться от боли, но она всеми силами сдерживалась, помня свое обещание доктору.
- Лили, дорогая моя… - раздался слабый голос Бруно.
Он лежал один в палате - с перебинтованной головой, бледный, худой, истощенный. Куда подевались его сила и здоровье!
- Как ты страдаешь, мой Бруно, - прошептала Лили, беря его за руку. Больше она не могла говорить, слезы градом хлынули из ее глаз.
- Мне хотелось увидеть тебя, - проговорил он. - Боюсь, что еще долго придется пролежать здесь, если…
Он не договорил, но это "если" наполнило ужасом и горем душу Лили.
- Ты хочешь меня покинуть? - воскликнула она, падая перед ним на колени. - О, зачем ты не берешь меня с собой!
- Успокойся, Лили, не убивайся так. Нам нужно переговорить о деле, а силы мои на исходе, - сказал Бруно. - Меня беспокоит, что я не могу защитить тебя теперь, когда помощь особенно необходима. Мой друг Гаген обещал сделать для тебя все возможное, но все-таки мне тяжело быть прикованным к постели в то время, когда в определенной степени решается твоя судьба… Ты сама много страдала… Не вини меня в случившемся. Не в моей власти было перебороть судьбу… Смерть страшна мне только потому, что я должен оставить тебя одну на всем белом свете… Но успокойся же, ради Бога, успокойся…
- Нет! Не хочу. Этого не может быть! - в отчаянии восклицала Лили, забыв о своем обещании доктору держать себя в руках. - Небо не должно быть к нам так жестоко. Заклинаю вас, - обратилась она к Гагену, - скажите мне правду, ведь спасенье еще возможно, не так ли? Не отнимайте у меня последней надежды.
- Конечно, возможно, - ответил Гаген. - Пока в человеке теплится хоть искорка жизни, отчаиваться нельзя. Я часто видел, как Бог спасал тех, кто был уже приговорен людьми.
- Слышишь, Бруно? - сказала Лили с печальной улыбкой. - Я буду день и ночь молить Бога, чтобы он не отнимал у меня последнюю опору в жизни, мое счастье.