Желтый пес, наблюдавший за ним сперва с сомнением, зевнул, встал с солнопека, на котором лежал, лениво потянулся и подошел к учителю с вялой вежливостью, а затем пошел вперед, как бы показывая ему дорогу. М-р. Форд осторожно следовал за ним, грустно сознавая, что этот лицемер собачьей породы только пользовался гостем, чтобы вторгнуться в дом и, по всей вероятности, ему придется отвечать за это и быть свидетелем позорного изгнания. Ожидания его скоро осуществились: раздался ленивый, сварливый, женский окрик: "Опять эта проклятая собака!" - и заставил смущенного путеводителя м-ра Форда быстро отретироваться. М-р Форд очутился один в просто убранной приемной комнате, напротив двери, открытой с соседний покой, в которой появилась фигура женщины, торопливо сбросившей с себя передник. То была м-с Мак-Кинстри. Рукава ее платья были засучены и таким образом видны были ее красные, но все еще красивые руки. Она вытирала их передником, размахивая ими в воздухе, и движения ее имели в себе нечто воинственное, точно она собиралась вступить в драку.
М-р Форд отступил назад.
- Извините, - сказал он, - но дверь была отперта, и я пошел вслед за собакой.
- Она постоянно с нами играет такие штуки, - отвечала м-с Мак-Кинстри из другой комнаты. - На прошлой неделе привела к нам китайца. Нет такой пакости, какую бы эта проклятая тварь не выкинула!
Но не смотря на такое нелюбезное заявление, м-с Мак-Кинстри появилась из соседней комнаты с спущенными рукавами, в черном, опрятном, шерстяном платье и с усталой, но ласковой и покровительственной улыбкой на лице. Обмахнув пыль со стула и подав его учителю, она продолжала материнским тоном:
- Пришли, так садитесь и будьте, как дома. Мои домочадцы все разбрелись, кто куда, но наверное кто-нибудь да набежит за чем-нибудь. Еще не было того дня, когда бы они не теребили маму Мак-Кинстри то за тем, то за другим.
Некоторая гордость выразилась на ее исхудалом, темном лице. То, что она говорила, была правда. Тощая, хотя еще далеко не старая женщина, которую он видел перед собой, в продолжении долгих лет окружала материнскими заботами не только своего мужа и братьев, но и троих или четверых мужчин, которые в качестве партнеров или наемных батраков жили на мызе. Природная и благоприобретенная симпатия к "молодцам", как она их называла, и к их нуждам лишила ее всякой женственности. Она была отличным типом женщин, довольно часто встречающихся на юго западной границе; женщин, которые служат суровыми товарищами своим суровым мужьям и братьям, разделяют их лишения и страдания скорее с стойкой, мужской выносливостью, чем с женским терпением; женщин, снаряжающих своих возлюбленных в отчаянные экспедиции или страшные vendetta с величайшим спокойствием или с партизанской яростью; которые преданно ухаживают за ранеными, чтобы, поставив на ноги, дать им возможность снова мстить, или жес сухими глазами и мстительными сердцами встречают своих убитых.
Нечего дивиться, что Кресси Мак-Кинстри вышла такой странной девушкой у такой странной матери. Поглядывая на мать - хотя и не без некоторого почтения, - м-р Форд невольно сравнивал женственную грацию дочери и дивился, откуда она взялась у ней.
- Гирам хотел сегодня идти в школу и повидаться с вами, - сказала м-с Мак-Кинстри, после некоторого молчания, - но, должно быть, его задержали. Со скотом много хлопот в это время года, и мои молодцы почти с ног сбились. Ганк и Джим не слезали с мустангов с самого рассвета, а Гирам всю ночь караулил изгородь на меже, которую отхватили себе Гаррисоны. Может быть, вы видели Гирама, проходя? Если видели, то не заметили, какое у него оружие? Я вижу, вон в углу стоит его винтовка, а эти Гаррисоны так подлы, что если увидят, что он без винтовки, то подстрелят его, как зайца. Ну что ж, с Кресси все уладилось, полагаю, - перешла она к менее важной теме разговора.
- Да, - ответил учитель безнадежно.
- Я так и думала, - продолжала м-с Мак-Кинстри с снисходительной рассеянностью. - Говорят, она очень хороших платьев накупила себе в новом магазине в Сакраменто. По крайней мере, так говорит один из наших молодцов. В последние годы сама я несколько отстала от моды.
В пояснение она провела пальцами по складкам своего грубого платья, но в тоне ее не выразилось ни сожаления, ни извинения.
- Она, кажется, старательно готовила уроки, - сказал учитель, отбросив мысль критиковать туалет Кресси, в виду полной бесполезности такой критики, - но должен ли я понять, что она будет теперь аккуратно посещать школу… и что она свободно может отдавать свое время урокам, и кто… что свадьба ее разошлась.
- Разве она вам этого не сказала? - спросила м-с Мак-Кинстри с вялым удивлением.
- Нет, конечно, сказала, - отвечал учитель с некоторым замешательством, но…
- Если она так сказала, - перебила м-с Мак-Кинстри рассеянно, - то, значит, так и есть. Ей это лучше известно, и вы можете поверить ее словам.
- Но я ответствен перед родителями, а не перед учениками за дисциплину моей школы, - отвечал молодой человек не без резкости. - Я думал, что мой долг узнать, как вы об этом думаете.
- Так, так. В таком случае поговорите с Гирамом. Помолвка с Сетом Дависом была ее делом и отцовским, а не моим. Я тут не при чем. Полагаю, что Гирам, само собой, объяснит это дело вам и всем знакомым, которые будут наводить справки.
- Но я надеюсь, что вы понимаете, - сказал учитель, слегка обидясь за такую небрежность, - что я-то спрашиваю о том, будет ли ваша дочь ходить аккуратно в школу, потому что мне надо расположить занятия более пригодным для ее лет образом. Я бы даже позволил себе вам заметить, что, быть может, лучше было бы отдать ее в пансион для молодых девиц…
- Так, так, - перебила опять м-с Мак-Кинстри, - поговорите об этом с Гирамом. Он должен бы уже вернуться домой. Не понимаю, что его задержало.
Глаза ее, как бы против воли и с озабоченным выражением, опять устремились в угол, где стояла винтовка мужа. Вдруг она закричала, точно забыв о присутствии м-ра Форда:
- Эй! Кресси!
- Эй! Мама!
Ответ шел из соседнего покоя. И минуту спустя Кресси появилась в дверях с странной, полувызывающей миной, которую учитель мог объяснить себе только тем, что она подслушивала у дверей. Она успела переменить нарядное платье на простое домашнее из синей грубой ткани, но ее грациозная фигурка еще отчетливее обрисовывалась в нем. Кивнув головой учителю, она бросила ему: "Как поживаете?" - и повернулась к матери.
- Кресси, - сказала та, - отец ушел и оставил здесь свою винтовку, будь так добра, снеси ее ему в лес, прежде чем он пойдет на пограничную межу. Да кстати скажи ему, что учитель его дожидается.
- Позвольте, - сказал учитель, когда молодая девушка беспечно пошла в угол и взяла винтовку. - Позвольте мне снести ее. Мне по дороге через лес в школу, и я встречу м-ра Мак-Кинстри.
М-с Мак-Кинстри как будто смутилась. Кресси широко раскрыла свои ясные глаза и уставилась ими в учителя с очевидным удивлением.
- Нет, м-р Форд, - сказала м-с Мак-Кинстри с прежней материнской манерой. - Вам лучше не вмешиваться в ихния дела. Вы человек посторонний, а Кресси свой человек. Детки Гаррисонов ходят к вам в школу и зачем же вам, учителю, вмешиваться в ссору родителей.
- Гораздо приличнее все-таки учителю, чем одному из учеников, да еще молодой лэди, нести ружье, - сказал серьезно м-р Форд, беря винтовку из рук девушки, которая не то забавлялась его попыткой, не то противилась ей.
Кресси пошла вперед, а учитель последовал за ней. Когда они дошли до ворот, она оглянулась и поглядела ему в лицо.
- Что вам сказала мама на счет того, что вы меня видели?
- Я вас не понимаю.
- На счет того, что вы меня видели с Джо Мастерсом на дворе?
- Она ничего не говорила.
- Гм! - задумчиво ухмыльнулась Кресси. - А вы что ей сказали?
- Ничего.
- Значит, вы нас не видели?
- Я видел вас с кем-то, но не знаю, кто он.
- И не говорили маме?
- Не говорил. Это не мое дело.
Он тотчас же спохватился, что этот ответ шел в разрез с причиной, по которой, ему казалось, он сюда приходил. Но было уже поздно, а она глядела на него с сияющим, но загадочным лицом.
- Этот Джо Мастерс фат большой руки. Я говорила ему, что вы могли видеть его глупое поведение.
- Ах, в самом деле.
- Мама думает, что вы как все здешние мужчины. Она не понимает, что вы совсем другой.
- Я думаю, что она почему-то тревожится на счет вашего отца и ей приятно было бы, чтобы я поскорее снес ему ружье, резко ответил учитель.
- О! с папой ничего не случится, - отвечала Кресси лукаво. - Вы найдете его вон в той просеке. Но вам очень идет ружье. Вам бы следовало завести себе.
Учитель вскользь улыбнулся и сказал: "Прощайте!"
Глаза девушки следили за ним, до тех пор, пока он не скрылся в лесу. Дойдя до опушки, он оглянулся и увидел, что она все еще стоит у ворот. Она сделала какой-то жест; но он не мог разобрать на этом расстоянии, передразнила ли она его манеру держать ружье, или послала рукой воздушный поцелуй.
Как бы то ни было, он продолжал путь не в очень хорошем расположении духа. Хотя он и не жалел, что заменил Кресси как поставщик легального оружия между двумя воюющими сторонами, но понимал, что молча вмешивался в распрю между людьми, которых мало знал и которыми нисколько не интересовался.
Несомненно, что Гаррисоны посылали детей в его школу и что местное и страстное партизанство могло перетолковать по-своему его простую вежливость. Но его гораздо больше беспокоило то, что его миссия в том, что касается м-с Мак-Кинстри, окончилась жалким фиаско. Странные отношения между матерью и дочерью многое объясняли в поведении дочери, но не давали надежды ни на какое улучшение. Не окажется ли отец - человек, привыкший разрубать Гордиевы узлы складным ножом и погрязший в хлопотах о скоте и межевых дрязгах, - более разумным человеком?
Но, может быть, у дочери было больше общего с отцом, чем с матерью?
Она сказала, что он встретит м-ра Мак-Кинстри в просеке и не ошиблась: вот он скачет, во весь опор ему на встречу.
III.
Не доезжая десятка шагов до учителя, Мак-Кинстри, почти не останавливая своего мустанга, соскочил с седла и, хлопнув хлыстом по бокам животного, пустил его скакать в галоп к дому. А сам, запустив руки в карманы длинного, просторного полотняного сюртука, медленно направился, звякая шпорами к молодому человеку.
Это был плотный, среднего роста, человек, с густой рыжеватой бородой, с бледно-голубыми глазами, с тяжелыми веками и взглядом, вместе сонным и страдальческим, который, скользнув на учителе, больше на нем не останавливался.
- Жена хотела вам послать ружье с Кресси, - сказал учитель, - но я предложил передать его сам, так как мне показалось такое поручение не совсем приличным для молодой лэди. Вот ружье. Я надеюсь, что в нем не было и не будет надобности, прибавил он.
М-р Мак-Кинстри взял ружье одной рукой с видом слегка смущенным и удивленным, закинул его на плечо и той же самой рукой, не вынимая из кармана другой, снял мягкую войлочную шляпу с головы и, показав отверстие, пробитое пулей в ее полях, лениво ответил:
- Оно опоздало на полчаса, но Гаррисон был не в духе, и рука его дрогнула, когда он выстрелил в меня и не попал.
Момент для объяснений, очевидно, был неудачно выбран учителем, но он решил не упускать его. И однако медлил, при чем и спутник его тоже казался не менее смущен, и в рассеянности вынул из кармана правую руку, обвернутую в окровавленный платок, пытаясь, очевидно, совсем машинально, почесать в голове окоченелыми пальцами.
- Вы ранены, - сказал учитель, искренно встревоженный, - а я вас задерживаю.
- Я держал руку вот так, - пояснял Мак-Кинстри с вялой решимостью, - и пуля задела мой мизинец, пролетая через шляпу. Но я не хотел вам сказать, когда остановил вас. Я еще не довольно спокоен, извинялся он, спокойнейшим манером, я совсем вышел из себя, прибавил он с безусловным самообладанием. Но я хотел спросить вас, - и он фамильярно положил обвязанную руку на плечо учителю, - что, Кресси хорошо себя вела?
- Прекрасно, - отвечал учитель. - Но не пойти ли мне с вами домой, и мы можем переговорить после того, как ваша рана будет перевязана?
- И она была хорошенькая? - продолжал Мак-Кинстри, не двигаясь с места.
- Очень.
- И вы нашли хорошеньким ее платье из нового магазина?
- Да, ответил учитель. Быть может, немножко слишком нарядным для школы, прибавил он вразумительно, и…
- Но только не для нее, но только не для нее, - перебил Мак-Кинстри. Я думаю, что таких платьев можно еще достать там, откуда она приехала! Вам нечего беспокоиться, пока Гирам Мак-Кинстри жив, у Кресси не будет недостатка в платьях.
М-р Форд безнадежно глядел на безобразную мызу, видневшуюся вдали, и на тропинку под его ногами; затем перевел глаза на руку, все еще покоившуюся у него на плече.
- В другое время я подробнее поговорю с вами о вашей дочери, м-р Мак-Кинстри.
- Говорите теперь, - сказал Мак-Кинстри, продевая раненую руку в руку учителя. - Я люблю вас слушать. Вы из тех, что успокоиваете, и мне это приятно.
Тем не менее учитель чувствовал, что его собственная рука не так тверда, как рука его спутника. Было однако бесполезно отступать теперь, и с тем тактом, какой он только сумел проявить, он облегчил свою душу от тяготившего его вопроса. Он распространился о предварительном поведении Кресси в школе, об опасности нового усложнения такого же рода, о необходимости держать ее на положении ученицы и о желательности ее перевода с этою целью в высшее учебное заведение, где была бы зрелая наставница одного с нею пола.
- Вот, что я желал сказать сегодня м-с Мак-Кинстри, но она отослала меня к вам.
- Так, так, - сказал Мак-Кинстри, одобрительно кивая головой. - Она добрейшая женщина в околодке, и во всех делах такого рода, - он слегка помахал раненой рукой в воздухе, - лучше ее не найти. Она дочь Блера Роулинса и вместе с братом Клеем одна лишь уцелела после двадцатилетней борьбы с Мак-Инти в западном Кентукки. Но она не понимает девушек, как мы с вами. Хотя и я не совсем понимаю, потому что недостаточно спокоен. Старуха сказала вам правду, говоря, что она была не при чем с помолвкой Кресси. Это верно! Да, по правде сказать, и мы тут не при чем с Сетом Девисом и Кресси.
Он помолчал и, подняв на секунду тяжелые веки и задумчиво глянув на учителя, прибавил:
- Коли хотите знать правду, то, говоря между нами, знаете, единственное лицо, ответственное за эту помолвку и за то, что она разошлась - это вы !
- Я! - проговорил учитель в неописанном удивлении.
- Вы! - повторил Мак-Кинстри спокойно, кладя обратно руку, которую было учитель пытался высвободить из своей. - Я не говорю, что вы это сознавали или хотели этого. Но это так вышло. Если вы хотите выслушать меня, то я вам объясню, как это вышло. Мне ничего проводить вас немного, потому что, если мы пойдем на мызу, то собаки увидят меня, поднимут лай, вызовут старуху, и прощай наша задушевная беседа. И я теперь стал немного спокойнее.
Он медленно двигался по тропинке, продолжая конфиденциально опираться на руку Форда, хотя, благодаря своим обширным размерам, и покровительственному виду, казалось, как будто он поддерживает его раненой рукой.
- Когда вы только что приехали в Инджиан-Спринг, - начал он, - Сет и Кресси ходили в школу, как всякие другие мальчик с девочкой, и ничего больше. Они знали друг друга с детства - Девисы были нам соседями в Кентукки и вместе с нами переселились в Сен-Джо. Сет, может быть, со временем и привязался бы к Кресси, как и Кресси к нему и между нашими семьями ничего такого не происходило, что бы помешало им жениться, когда б они того захотели. Но никаких слов об этом не говорено и никакой помолвки не было.
- Как же так, - перебил поспешно Форд, - мой предшественник, м-р Мартин, ясно высказал мне, что помолвка была и с вашего позволения.
- Это только потому, что вы обратили на это внимание в первый же день, как пришли в школу с Мартином. "Папа, - сказала мне Кресси, - новый учитель очень строг, и он заметил нас с Сетом, а потому вам лучше сказать, что мы помолвлены". - "Но разве вы помолвлены?" - спросил я. "Да ведь придет к тому, - сказала Кресси, - а если этот учитель приехал сюда с северными идеями об обществе, то лучше дать ему понять, что Инджиан-Спринг не совсем медвежий угол на счет всяких там приличий". Так я и согласился, и Мартин сказал вам, что все в порядке: Кресси и Сет - жених с невестой, и вам нечего о них беспокоиться. А вы целую историю подняли из-за этого и объявили, что школа не подобающее совсем место для обрученных.
Учитель не без смущения взглянул в лицо отцу Кресси. Оно было неподвижно и невозмутимо.
- Я не скажу вам, что теперь все это улажено. Беда моя, м-р Форд, в том, что я не спокоен, а вы спокойны, и вот чем вы меня берете. Потому что когда я услышал, что вы сказали, то сел на мустанга и поскакал в школу с тем, чтобы дать вам пять минут времени на то, чтобы очистить Инджиан-Спринг от своего присутствия. Не знаю, помните ли вы этот день. Я рассчитал так свое время, чтобы перехватить вас по дороге из школы, но приехал слишком рано. Я слез с лошади, привязал ее к кустам, подкрался к окну и заглянул в школу. В ней было очень тихо и спокойно. Белки играли на крыше, птицы щебетали и пчелы жужжали кругом, и никто не обращал на меня внимания. Вы ходили между маленькими девочками и мальчиками, поднимали за подбородок их головки и говорили с ними так мягко и спокойно, точно вы сами ребенок и их товарищ. И все они казались довольными и спокойными. И вот - не знаю, помните ли вы это - вы подошли к окну, заложив руки за спину, и глядели так спокойно и мирно и так задумчиво, точно вы были за сто миль и от школы, и от самого себя. И вот я подумал, что дал бы не знаю что, чтобы старуха увидела вас таким. И подумал я, м-р Форд, что тут мне не место; да подумал также - немножко это грубо с моей стороны - что пожалуй не место тут и моей Кресси! И вот я отъехал, не потревожив ни вас, ни птиц, ни белок. Когда я заговорил об этом вечером с Кресси, она сказала, что так всегда бывает, и что вы всегда обращались с ней, как и со всеми другими. Поэтому она согласилась поехать в Сакраменто и закупить там кое-какие вещи с тем, чтобы через месяц обвенчаться с Сетом. Постойте, м-р Форд, дайте мне договорить, - продолжал он, так как молодой человек сделал движение, как будто собирался что-то заметить.
- Ну вот я согласился; но когда она пожила в Сакраменто и накупила себе нарядов, она написала мне, что обдумала все дело, и что, по ее мнению, они с Сетом слишком молоды, чтобы жениться, и что помолвка должна расстроиться. И я расстроил.
- Но каким образом? - спросил удивленный учитель.