- Повесить его было бы веселее... - гнусно заявил тот. - Но мы уже несколько месяцев ходим кругами, и без какого-то ни было результата, и если он и впрямь способен привести нас куда-нибудь, то имеет смысл сохранить ему жизнь.
Прошло не менее пяти минут, прежде чем капитан Эв закончил давить вшей и принял решение.
- Я никогда не доверял ни единому испанцу, - проворчал он с явным неудовольствием. - И думаю, что сейчас совершаю ошибку, поверив сразу двоим. Но готов рискнуть... - Он угрожающе ткнул пальцем в Тристана Мадейру и приказал: - Не спускай с него глаз! Попытаешься меня одурачить, я повешу и тебя... А сейчас - пошли вон!
Уже на палубе канарец сердито рявкнул своему соотечественнику:
- Ну ты и сукин сын! С чего это тебе кажется веселым меня вешать?
- Но я ж не повесил, - ответил тот и мотнул головой в сторону раскачивающегося на рее тела. - Если бы я стал просить тебя помиловать, ты бы закончил так же, - и он покачал головой. - Будь проклят тот час, когда я сел на это судно! Нам обещали славу и богатство, и получаем мы лишь оскорбления да порку... Эта морская корова хочет командовать судном, не спускаясь из кормовой каюты, ведь с таким брюхом и задницей он не слезет по трапу. Когда мы несколько раз приближались к земле, чтобы пополнить запасы воды, он разрешил сойти на берег лишь самым трусливым, без припасов и почти безоружными, а он в этом время вместе со своей негритянкой напивался, жрал как свинья и время от времени приказывал кого-нибудь выпороть.
- Милое зрелище! - сказал Сьенфуэгос, не сводя глаз с разлагающегося трупа. - И что будем делать?
- Лучше всего найти путь до Сипанго, - недоверчиво посмотрел на него Отмычка. - Ты и впрямь его знаешь?
- Есть одна мыслишка.
- Ты уверен?
- Уж поболе твоего, - улыбнулся канарец, завидев негритянку, улыбающуюся ему с бака. - В чем я точно уверен, так это в том, что говорю на местных языках, а вы - нет.
- Я помню, ты был первым, кто научился понимать дикарей Гуахарани, - неохотно признал моряк. - Надеюсь, ты нам пригодишься... - проследив за взглядом Сьенфуэгоса, он кивнул в сторону девушки и предупредил: - Только имей в виду, эта киска - личная собственность старика. Последнему из тех, кто протянул к ней лапы, он залил в глотку расплавленный свинец, а когда металл застыл у того типа в кишках, вышвырнул за борт. Парень камнем пошел ко дну.
Канарец слегка опешил, но тут же пришел в себя.
- Я и пальцем до нее не дотронусь, - заверил он.
- А ты случайно не расист?
- Расист? - удивился Сьенфуэгос. - Вовсе нет. Просто она слишком похожа на мальчишку.
- Ну, могу заверить, что это не так, - убежденно заявил Тристан Мадейра. - Если бы не эта жирная морская корова, я бы запрыгивал на эту крошку каждую ночь, - он тряхнул головой, отгоняя неотвязные мысли о прелестях негритянки. - Отродясь не встречал никого, кто внушал бы такое отвращение, ненависть и страх, как этот боров, - прошептал он. - Все и каждый на борту рады были бы пустить ему кровь, вот только никто не смеет... - он посмотрел на Сьенфуэгоса. - И почему только?
- Не могу сказать, - честно ответил канарец. - Я слишком мало его знаю. Да и всех остальных тоже.
- Все остальные - всего лишь дерьмо, неспособное даже выкинуть за борт вонючий кусок сала. - Он бросил взгляд на воду. - Боже! А я ведь так гордился собой, когда служил рулевым на "Нинье"!
Отмычка обвел широким жестом море цвета индиго. Большие, но миролюбивые волны несли издающий жалобные стоны и скрипы "Сан-Бенто" на северо-запад.
- А теперь вот тебе мой совет: побыстрее реши, какого курса нам держаться, потому что терпение не входит в число добродетелей старика, а на кону твоя жизнь.
2
Остаток дня и часть ночи Сьенфуэгос провел, разглядывая море и небо в безуспешной попытке понять, в какой части света он находится и в каком направлении Гаити - прямо по курсу или за кормой.
Солнце, скрывающееся, без сомнения, на западе, и некоторые звезды, которые добрый друг Сьенфуэгоса Хуан де ла Коса научил его узнавать, сейчас остались единственными союзниками. Он понял, что в очередной раз придется прибегнуть ко всей своей изобретательности и способности выживать, чтобы противостоять новой опасности, нависшей над его головой - жестокому и жирному португальцу с раздувшимся яйцом.
Отмычка, похоже, был прав, говоря об отвратительном капитане с уважением и страхом. Хотя тот командовал всего лишь жалким суденышком, скорее корсарским или шпионским на службе у португальской короны, но всеми способами пытался сохранить привилегированную позицию на борту и оставаться непререкаемым тираном над командой, обреченной вечно скитаться в поисках неопределенной цели.
На твердой земеле капитан был бы лишь несчастным калекой, страдающим нелепой болезнью, вызывающей лишь смех, поскольку выпирающий живот и раздутое яйцо сделали его похожим на потеющую глупую жабу, но здесь, на борту "Сан-Бенто", он был королем и хозяином, верховной властью, судьей и палачом. Все до последнего юнги знали, что неверно понятая улыбка может привести к виселице.
Возможно, именно поэтому хитрый король Жуан и выбрал его среди десятка кандидатов, ведь для этого нелегального предприятия не нужен был человек смелый и стойкий духом, скорее порочный и терпеливый наблюдатель, способный провести в море многие годы, не испытывая ни малейшей тоски по далекому дому и дружескому порту, где может отдохнуть.
Миссия Эвклидеса Ботейро состояла в том, чтобы миля за милей сопоставлять свой путь с картой и анализировать возможные корабельные маршруты, изучать ветра и течения и добывать ценнейшие сведения, которые однажды пригодятся настоящим предводителям и героям.
А кроме того, и самое главное, он должен был тайно пройти по следам Христофора Колумба, узнать, где тот устроил порты для кораблей, и попытаться помешать ему завершить путешествие к великим империям Востока западным путем.
Почти с того самого дня, когда Жуан II отверг по совету своих мореплавателей предложение Колумба пересечь Сумрачный океан, а тот тут же отправился на переговоры с испанцами, королем овладели дурные предчувствия, и в конце концов он убедился в том, что совершил одну из главных ошибок в истории.
Его беспокойство достигло апогея, когда до Португалии дошли известия о том, что генуэзец пришел к соглашению с испанскими монархами. Жуан даже послал к нему трех гонцов с предложением возобновить переговоры, но Колумб, вероятно, из гордости, или опасаясь, что на самом деле его просто отправят в тюрьму, предпочел остаться в Испании, хотя ему потребовалось гораздо больше времени и сил, чтобы завершить свое нелегкое предприятие.
Много лет спустя, когда "Пинта" и "Нинья" вернулись с радостной вестью об открытии новых земель по ту сторону моря, короля охватила ярость, а португальский народ - огромное разочарование, ведь люди решили, что недостаток предвидения со стороны короля лишил их славы, которую, несомненно, заслуживали многочисленные подвиги мореплавателей, совершенные за последнее время.
Столь себялюбивый государь, как Жуан II, так и не смог смириться с величайшим оскорблением, нанесенным ему Колумбом, который публично объявил об ошибке короля, и потому монарх прилагал все силы, чтобы уничтожить достижения того, кто публично его унизил.
Колумб продемонстрировал, что Сумрачный океан можно пересечь, этого никто не стал бы отрицать, но, несмотря на многочисленные обещания, адмирал так и не смог привести корабли к дворцу Великого хана, и португальцы мечтали добиться этой цели.
Из самых малозаметных провинциальных портов по-тихому отплыли четыре корабля вроде "Сан-Бенто", а их весьма необычные капитаны имели лишь один приказ: не допустить, чтобы испанские флаги развевались на берегах Азии.
Но на каком расстоянии находятся эти берега, как обойти неожиданное препятствие в виде многочисленных островов, островков и крохотных скал, постоянно встречающихся на пути?
Канарцу Сьенфуэгосу ответ на этот вопрос казался совершенно очевидным: даже если Великий хан и существует, то обитает он очень далеко, поскольку никто из местных жителей, с которыми он встречался за эти годы, даже не слышал, что где-то в мире существуют могущественные короли и огромные города с золотыми дворцами. Но еще более очевидным было другое: как заявила чернокожая Уголек и подтвердил тощий Отмычка, сказать об этом кровожадному капитану Эву - все равно, что собственными руками накинуть себе петлю на шею.
Первые лучи зари застали Сьенфуэгоса на носовом фальшборте. Канарец полностью нарисовал в уме воображаемый маршрут, который искал португалец, и пришел к "твердому убеждению", что, следуя его указаниям, не далее чем через две недели плавания они окажутся у берегов Сипанго и Катая.
- В конце концов, - сказал он себе, - кто я такой, чтобы спорить с адмиралом? Если он говорит, что Сипанго близко - значит, так оно и есть.
- На запад-юго-запад... - твердо ответил он завшивленному капитану, когда тот поинтересовался, каким курсом следовать. Сьенфуэгос припомнил указания братьев Пинсонов, которые всегда уверяли, что этот курс - наиболее логичный и простой во время перехода через океан.
- Запад-юго-запад? - эхом откликнулся толстяк, не переставая буравить его свинячьими глазками. - Ты уверен?
- Если море и ветер будут нам благоприятствовать, через четыре или пять дней мы увидим на западе высокий остров, весь покрытый зеленью. Его нужно оставить по левому борту.
И тогда случилось удивительное - старый моряк, который хвастался, что провел в море больше сорока лет, вдруг смутился, уставился на свои руки, сверился с татуировкой на тыльной стороне правой ладони и, яростно замахав руками, стал повторять, как навязчивую мелодию:
- Это левый борт! Это левый борт! Это левый борт! Будь я проклят! Так и помру, не выучив! А ты, чертов испанец, - заревел он, - заруби себе на носу, что на этом судне нет правого и левого борта, нужно пальцем показывать!
- Как прикажете, капитан.
- Так с какой стороны должен остаться остров?
Канарец замешкался, тоже замахал руками, как только что капитан, и наконец убежденно ответил:
- Там. Справа по курсу.
- Справа? - выпалил португалец, брызжа слюной. - Не ты ли сказал, что он должен остаться с левого борта? Слева! Разве не так?
- Наверное, вы правы, капитан, - признал канарец. - Дело в том, что я и сейчас не вполне уверен, а когда вы начали сомневаться, то совсем меня запутали.
- Ну ладно! Можешь пока идти... И позови Сажу.
- Сажу или Уголька, сеньор?
- Негритянку, черт бы тебя подрал! - взорвался тот. - И убирайся с глаз долой, пока по шее не получил!
- Старика подводит память, - пояснил чуть позже Тристан Мадейра, когда Сьенфуэгос рассказал ему об этом любопытном происшествии. - Но обольщаться все же не стоит: если человек путает право и лево, это вовсе не значит, что он глуп: просто если его что-то не слишком интересует, это проходит мимо его памяти. И следи за языком: если твой рассказ не будет в точности соответствовать тому, что явится нашим глазам - считай, что ты покойник.
Канарец понимал, что предупреждение было вполне серьезным, и потому сосредоточился на поиске выхода из трудного положения, в котором непременно окажется, если высокий и зеленый остров в нужный момент не покажется посреди бескрайнего океана.
На закате пришла Уголек и попыталась его утешить.
- Ты боишься? - спросила она.
- Немножко, - признался он. - Эта скотина хочет заставить меня сплясать на веревке.
- Я тебя предупреждала. Этот боров - настоящий убийца. Весь вечер он искал трюфели у меня между ног, а теперь храпит, как буйвол. Ненавижу его!
- Но если все его так ненавидят, то почему бы не сговориться и не вышвырнуть его в море?
- Потому что он капитан. А капитан на португальском корабле - все равно что бог.
- Понятно... А как насчет шлюпок? Нельзя ли выкрасть одну и выйти на ней в море?
- Они все прикованы, а ключи - у него. Все оружие он также хранит у себя, его каюта - настоящая пороховая бочка, и он клянется, что, стоит ему заметить малейшие признаки бунта, корабль тут же взлетит на воздух, - девушка сморщила широкий нос в обаятельной гримаске. - Думаю, он и впрямь способен это сделать. Его ничего не волнует, кроме корабля, и чужие жизни для него - пустое место.
- Так что мы можем сделать?
- Ничего, - безнадежно ответила она. - Можем лишь молиться Богу, чтобы он помог найти выход.
- Ради меня Бог и свечку не зажжет, - посетовал канарец. - Если сам не пошевелюсь, то мне крышка... - Он обернулся и пристально посмотрел на африканку. - Ты правда решила покинуть судно и изменить жизнь?
- Да разве это жизнь? И изменить я ее едва ли могу, - заметила та. - Так что я готова сбежать.
Сьенфуэгос взглянул на нее и пришел к твердому убеждению, что Уголек говорит правду. Он почесал бороду и в конце концов заявил:
- В таком случае давай найдем способ сойти на берег.
- Скорее нам удастся вытряхнуть черепаху из панциря, - заметила негритянка. - Корабль - его крепость, а море - союзник. Ты посмотри на команду! Все худеют, а он жиреет! Все тоскуют, впадая в отчаяние, а он доволен и счастлив; все выглядят полумертвыми, а он - живее всех живых. А потому он заинтересован в том, чтобы так оно оставалось и впредь, и ни за что не допустит перемен.
- Но я вовсе не собираюсь провести всю жизнь на борту этого водоплавающего свинарника, питаясь червивыми галетами и рискуя в любую минуту оказаться на виселице.
- Ты думаешь, остальным этого хочется? Даже офицеры не раз просили меня придушить этого урода, когда он, пьяный и беспомощный, сунет голову мне между ног. Вот только я точно знаю, что, как только это сделаю, они тут же порвут меня на части. Все его ненавидят, но ни у кого не поднимется рука, чтобы его убить.
- Ну так я это сделаю! - пообещал канарец. - С твоей помощью или без, но я откручу ему башку.
Три дня спустя "Сан-Бенто" вдруг сильно просел, затем начал слегка крениться, пока, наконец, его нос не опустился заметно ниже обычного, в результате чего ось румпеля перекосилась, и управлять кораблем стало чрезвычайно трудно даже при спокойном море и попутном ветре.
Капитан Эв немедленно приказал помощнику спуститься в трюм и осмотреть корпус, и тот вскоре вернулся с плохими новостями. Оказалось, что по левому борту корабль дал течь, в трюм просочилась вода, и поскольку корабль бы разделен на несколько отсеков, затопленная часть привела к нарушению равновесия.
- Так в чем дело? - рявкнул омерзительный толстяк. - Немедленно откачать воду и устранить неполадки!
Однако ближе к вечеру пришел плотник и сообщил, что проблема намного серьезнее, чем казалось на первый взгляд, поскольку корабль дал течь не в одном, а сразу в нескольких местах, и теперь вода в любую минуту может хлынуть в трюм, а доски обшивки левого борта ниже ватерлинии оказались какими-то рыхлыми и словно изъеденными червями.
- Быть того не может! - выпалил капитан Ботейро, даже перестав на миг чесать свое раздутое яйцо, "Сан-Бенто" построен из лучшего мантейгашского дуба, и не бывало ни единого случая, чтобы этот дуб тронула гниль.
- Может быть, вы и правы, капитан, - согласился перепуганный бедолага. - Вот только он сгнил.
- Это все шашень, - определил Сьенфуэгос, когда новость распространилась среди команды со скоростью лесного пожара. - Если ничего не предпринять, то скоро корабль станет похож на изъеденный мышами кусок сыра.
- Шашень? - недоверчиво повторил обескураженный боцман. - Это еще что за черт?
- Мелкая тварь, которая кишмя кишит в этих водах; своего рода морской короед. Вгрызается в корпус корабля и буравит, буравит, пока не превратит в решето. Старый Стружка, плотник с "Галантной Марии", всегда умел это вовремя обнаружить.
Услышав подобные новости, "морская корова" встревожилась, а когда ночью обнаружились новые дыры с других частях корпуса, капитан вызвал канарца и без всяких предисловий спросил:
- И что за хрень этот шашень? Откуда ты всё это выдумал?
- Это вовсе не выдумки, сеньор, - бесстрашно ответил канарец. - Это очень серьезно. Вы мне, возможно, не поверите, если я скажу, что в этих краях есть ящерицы длиной более трех метров, которые питаются людьми, и крошечные пауки, убивающие одним укусом, и невидимые глазу блохи, что заползают под ногти и за считанные часы превращают ногу в кусок гниющего мяса. Точно так же вы можете мне не верить, если я вам скажу, что чертов шашень способен за три недели превратить корабль в труху.
- Ящерицы, поедающие людей? - изумился португалец.
- Клянусь! - кивнул Сьенфуэгос. - Однажды с полсотни этих тварей всю ночь продержали меня на дереве. Представьте, шел я себе спокойно вброд через озеро, и вдруг...
Рассказ о путешествии по сельве, встрече с кайманами и о том, как его спас дружелюбный туземец и научил выживать во враждебных джунглях, оказался таким искренним и завораживающим, что толстяк не мог не признать, что подобное не выдумаешь, да еще с такими подробностями.
- Вот черт! - проворчал он под конец. - Никогда бы не подумал, что этот мир так отличается от нашего. А впрочем, когда я плавал к берегам Африки, то тоже слышал о подобных огромных ящерицах, но всегда считал, что это глупые негритянские выдумки.
- Но это правда, сеньор, - ответил канарец. - Как правда и то, что мы можем потерять корабль, если не примем мер.
- А какие средства использовал Стружка против этого шашня?
- Мазал корпус рыбьим клеем, вот только не уверен, что это поможет...
Грузный капитан Эв снова снял берет и принялся давить вшей; казалось, он напрочь забыл про канарца, который по-прежнему выжидал, делая вид, будто его совершенно не касается решение капитана относительно судьбы корабля.
В конце концов, убедившись, что капитан погрузился в глубокие раздумья и совершенно забыл обо всем остальном, Сьенфуэгос выбежал из каюты и присоединился к Угольку, ожидающей его на баке.
- Ну что? - спросила девушка.
- Возможно, я ошибаюсь, но похоже, мы срочно начнем искать тихий пляж, где могли бы причалить и починить корабль.
- Дыры продолжают расти?
- Перестань пока этим заниматься. Если тебя раскроют, весь наш план пойдет коту под хвост, нас обоих повесят. Сейчас мы можем лишь ждать.
- Жаль! - вздохнула негритянка. - Это так весело - превращать корабль в решето.
- Если ты в этом преуспеешь, мы утонем.
- Думаешь, меня это волнует? - честно ответила девушка. - Много ночей я сидела здесь после того, как провела весь вечер с этой мерзкой свиньей, и ощущала прыгающих по телу вшей или его вонь на коже, и мне безумно хотелось броситься за борт и утонуть, лишь бы снова стать чистой. Смерть - не самое худшее, что может произойти на борту этого корабля, но в детстве мне говорили, что самоубийцы будут вечно мучиться в колодце со змеями, вползающими во все отверстия тела, и мысль об этом меня удерживала.
- Это что же, у негров такой ад: яма, полная змей?
- У дагомейцев - да, - серьезно ответила девушка. - Мой народ поклоняется змеям, он знает их, как никто другой, может приготовить из их яда любое лекарство или смертоносное зелье. Да, мы обожествляем змей, но при этом считаем их самыми страшными демонами.