Остальные последовали его примеру, а потом потянулось томительное ожидание. Когда же рейзеканы подошли достаточно близко, беглецы с ужасом увидели на их туго натянутых грязно-желтых парусах… черные кресты.
– Тевтонцы! – потрясенно выдохнул Стоян.
– К берегу! – скомандовал Горислав ушкуйникам, отвечавшим на судне за управление парусом и рулевым веслом.
Но было поздно. Заметив прямо по курсу крохотное суденышко, шиффскиндеры изменили первоначальный маршрут и нацелили тупые носы своих рейзеканов в сторону незнакомцев.
– Много их… – тоскливо выдавил из себя Носок, приглядываясь к преследователям. – Вишь-ко, шлемов над бортами торчит, аки грибов-поганок на поляне…
– Как думаешь, догонят? – тихо спросил его Стоян.
– Не должны бы… – не очень уверенно ответил Носок. – Чай, до берега-то ужо близко. А ежели што, продержимси – мы ить тоже оружны…
– Править к берегу – плохая мысль, – раздался вдруг отрывистый голос обычно молчаливого Свида. – Там нас быстро загонят, как лисиц на облавной охоте. На этом побережье сплошь крепости да поселения тевтонцев…
– И что ты предлагаешь? – спросил Венцеслав.
– Войти в залив куршей и спрятаться в устье Мемеля, – угрюмо молвил таваст, вглянув на него исподлобья. – А затем подняться вверх по течению в земли Гедимина. Только там мы сможем почувствовать себя в безопасности.
– Но ведь тевтонцы последуют за нами и в залив!
– Наша лодка легче, а потому быстрее тевтонских, – возразил Свид. – Это в море они запросто догонят нас благодаря высокой волне, а в тихом заливе им за нами трудно будет угнаться.
– Верно мыслишь, – задумчиво отозвался Горислав.
Стоян, поймав на себе горящий взгляд таваста, тоже поддержал его:
– Свид дело говорит! По речке-то оно сподручней уходить будет. К рекам-то мы привышные, а море… вишь, оно какое. Ежели шибко заштормит… каюк нам.
На том и порешили. Изменив направление, лодка беглецов, подгоняемая ветром и кстати начавшимся приливом, устремилась в узкую горловину Куршского залива. Ветер уже не посвистывал, а завывал как волк, попавший в капкан, и вот уже первые крупные капли дождя захлюпали по белым барашкам волн.
Однако рейзеканы, последовавшие за лодкой беглецов в залив, постепенно сокращали дистанцию. Как-никак, там на веслах сидели по шестнадцать человек, а не всего четверо. Хотя, конечно, ни Стоян, ни Горислав, ни Венцеслав, ни Свид силой и выносливостью обделены не были. А тут еще и ветер в заливе стих, так что парус пришлось опустить.
Когда беглецы добрались до одного из рукавов Мемеля, тевтонцы буквально уже дышали им в затылок.
– Нужно причаливать! – крикнул отчаянно Носок. – По воде не уйдем!
– Рано!.. – упрямо прохрипел таваст. – Тут кругом одни болота. Нужно уйти как можно выше вверх по течению.
– Согласен, – поддержал его Горислав. – Только надо держаться как можно ближе к берегу, чтобы в любой момент успеть скрыться в зарослях. А там посмотрим, насколько храбры эти псы!..
Прижавшись к берегу почти вплотную, беглецы налегли на весла с удвоенной силой, и вскоре лодка скользнула под густую лиственную завесу прибрежных деревьев. А минутой позже гибкие ивовые плети неожиданно раздвинулись, и их взорам предстал крохотный челнок с сидевшим в нем человеком.
– Сюда, сюда! – призывно замахал тот рукой. – Быстрее!
– Это курш! – воскликнул Свид. – Вольным куршам можно доверять. Кажется, он хочет нам помочь.
Не сговариваясь, беглецы повернули лодку в указанном направлении и вскоре оказались в зарослях, скрывавших неширокую протоку.
– Плывите за мной! – приказал незнакомец и, ловко орудуя веслом, углубился в болотистую местность, изобилующую лесистыми островками, водными рукавами, ручьями и смрадными гнилыми топями. Петляли по этому лабиринту долго, но наконец нечаянный проводник пристал к песчаной косе небольшого острова. Беглецы с облегчением опустили весла.
– Вы кто? – спросил их без обиняков незнакомец.
Русы недоуменно переглянулись: его язык был им непонятен. За всех ответил таваст:
– Мы враги тевтонцев. Они преследуют нас.
– Это я видел, – ответил спаситель. – Я не спрашиваю, что вы натворили, но враги ордена – наши друзья. Я – курш. Приглашаю вас погостить в нашем селении. Оно тут, неподалеку…
– Что он говорит? – с тревогой спросил Носок у Свида.
– Так вы новгородцы? – Услышав русскую речь, курш расплылся в широкой улыбке и перешел на русский язык: – Тогда вы для нас не просто гости, а дорогие гости! Милости просим… – Он церемонно поклонился.
В этот момент прибрежные кусты раздвинулись, и на косу выступили с десяток молодых парней с луками в руках. Видимо, они давно уже держали чужаков на прицеле, но, услышав их разговор с соплеменником, вернули стрелы в колчаны и теперь приветливо улыбались.
– Не серчайте… – Курш со смешком развел руками. – Всего лишь разумная предосторожность.
Любезно улыбнувшись в ответ, беглецы последовали за спасителем, к которому явившиеся на берег лучники относились с явным почтением. Хотя одет тот был в простую льняную рубаху с пристегнутым к ней бронзовой булавкой воротом, в домотканные штаны да длинный шерстяной жилет, перетянутый кожаным поясом. Все его одеяние выглядело изрядно поношенным, и лишь большой нож в кожаных ножнах, украшенных серебряными чеканными пластинами, подсказывал, что человек этот отнюдь не беден и даже, возможно, занимает в своем племени далеко не последнее положение.
Расположенное едва ли не в центре лабиринта болот, топей, островков и речушек, курское селение было труднодоступным, но на поверку оказалось совсем небольшим. Хотя орден, как объяснил Локер (курш, первым встретивший беглецов), давно знал о его существовании. Однако соваться в непроходимые болота рыцари опасались, тем более что курши в отличие от лесных сембов вели себя относительно мирно и даже платили тевтонцам дань. В основном конечно же рыбой и дичью, благо на болотах в обилии водились чирки, кряквы, серые цапли и дикие гуси. А еще курши приторговывали пушниной: шкурками выдр, норок, ондатр…
Гостей встретили дружелюбно, напоили, накормили и определили на постой. Проникшись к Локеру доверием (к удивлению беглецов, он оказался старейшиной данного селения), они поведали ему свою горькую историю, опустив, понятное дело, некоторые существенные детали. Недолго подумав, курш подытожил:
– Не торопитесь пока выходить на реку. Сперва надо выяснить обстановку. Я пошлю своих людей на разведку. В отличие от вас мы-то свои берега хорошо знаем, поэтому "случайная" встреча с тевтонцами нам не грозит. А вот потом вам и впрямь лучше плыть в верховье Мемеля, в земли Гедимина. Море обещает штормить не менее трех дней, так что на лодке вы его не одолеете…
На том и сошлись, хотя на сердце у Горислава было тревожно: после подлого поступка тевтонских рыцарей он уже боялся доверять кому-либо в этих краях. Перед сном распорядился даже выставить стражу – на всякий случай.
Первым нести ночную вахту вызвался Свид, тоже не считавший подобную предосторожность излишней. Конечно же ему очень хотелось верить куршам, но слишком уж хорошо он знал их историю.
Курши никогда не отличались похвальной храбростью (несмотря даже на то, что в давние времена на равных сражались с викингами), но обладали коварным и в какой-то мере даже непредсказуемым нравом. В 1230 году орден меченосцев вторгся в их земли и насильно обратил всех жителей в христианство. Впрочем, те почти и не сопротивлялись. Куршские правители и старейшины весьма скоро заключили с немцами договор, в котором признали полное свое поражение.
Спустя же некоторое время в прибалтийские земли прибыл посланник римского папы Балдуин Альнский, и ему удалось заключить с куршским правителем Ламекином новый договор, согласно которому курши признавали верховную власть папы римского, а взамен обретали прежние свободу и самостоятельность. Правда, обязались также платить церковную дань и оказывать церкви содействие в борьбе с некрещеными литовцами и земгалами.
Но тут встрепенулись меченосцы. Не пожелав мириться с вмешательством Рима в их законное завоевание, рижский епископ направил папе римскому ряд петиций, в коих резко осудил "дерзость" Балдуина. И добился в итоге, чтобы того отозвали. Как только договор Балдуина с куршами был расторгнут, немцы тут же поделили куршские земли между собой, обязав вдобавок местных жителей платить им подати несравненно более высокие, нежели при Балдуине.
Конечно же курши неоднократно пытались избавиться от чужеземного ига. Так, в 1260 году произошло сражение между силами Тевтонского ордена, объединившегося с орденом меченосцев, и войском литовцев. Тогда согласно условиям договора курши должны были прийти на помощь немцам, однако… коварно напали на "союзничков" с тыла. Совместными усилиями куршей и литовцев, а также входящих в состав сдвоенного орденского войска эстов основные силы захватчиков были почти полностью уничтожены. На поле брани пали тогда более ста пятидесяти тевтонцев и рыцарей, включая магистра ордена. Курши обрели долгожданную свободу, но, увы, лишь на короткое время. Уже на следующий год орден вновь учинил им кровавую расправу. Захватив одну из куршских крепостей, немцы уничтожили всех находившихся там куршей и литовцев мужского пола, включая юношей старше одиннадцати лет. Раненых бросили в огонь, а женщин и детей угнали в плен. Впоследствии тевтонцы поступали так абсолютно со всеми куршскими поселениями и укрепленными городищами, поэтому к концу века сопротивление куршей было окончательно сломлено…
По счастью, относительно беглецов из соляных копей все обошлось: ни Локер, ни его соплеменники не позарились на обещанное тевтонцами за поимку "преступников" вознаграждение. Едва начал заниматься рассвет, Локер сам объявил нечаянным гостям:
– Если вы и дальше собираетесь плыть по Мемелю, советую обойти Рагайну по суше.
– Почему? – спросил Свид подозрительно.
– Наши недавно вернувшиеся следопыты доложили, что перед крепостью на реке выставлены дозоры. Вы и глазом моргнуть не успеете, как угодите в лапы тевтонцев. Если раньше они не нашпигуют вас стрелами. В водах близ крепости разрешено теперь курсировать лишь немцам да местным рыбакам, имеющим на то дозволение самого комтура.
– Жаль. Мы хотели добраться до безопасного места именно по воде… – сокрушенно признался Горислав.
– Доберетесь. Выше по течению, недалеко от Рагайны, есть селение скаловитов. У них купите лодку и еду. Я дам вам специальный оберег, и вы покажете его старейшинам скаловитов, чтобы они не приняли вас за тевтонцев и не отправили на тот свет раньше времени. С моим оберегом скаловиты вам помогут.
– Лодку нашу жалко бросать, – грустно молвил Стоян. – Уж больно хороша…
– Так продайте ее.
– Кому? – спросил Носок удивленно.
– Да хотя бы мне, – с улыбкой ответил Локер. – А что? Это будет честная сделка. Ведь взамен я дам вам серебра на покупку новой лодки у скаловитов и снабжу продуктами в дорогу.
– Но как же мы отдадим вам свою лодку, если до Рагайны нам еще плыть и плыть? – задал резонный вопрос Свид.
– Очень просто: вас будут сопровождать наши люди. Указав вам место высадки на берег, они потом и заберут вашу лодку.
На том и порешили. Сборы были недолгими, и вскоре, сердечно распрощавшись с Локером и куршами, беглецы уже плыли по реке, следуя за юркой лодчонкой проводников и стараясь держаться середины русла – чтобы не получить в грудь или шею случайную стрелу от какого-нибудь промышляющего в лесных зарослях охотника.
Все сложилось как нельзя лучше. Курши причалили у разрушенного до головешек рыбачьего селения скаловитов, дорога от которого шла прямо на Рагайну. Тропа была обильно поросшей травой, но все равно идти по ней было значительно легче, нежели продираться сквозь густые дикие заросли. Курши посоветовали не доходя до крепости сойти с дороги и взять чуть левее, поскольку там имелась широкая охотничья тропа, берущая начало у огромного дуба, священного дерева пруссов. Хотя тевтонцы его и сожгли, но древний великан, даже утратив пышную крону, по-прежнему высился посреди поляны, подобно черной каменной скале.
Тропу нашли быстро. Она тянулась вдоль реки и была относительно хорошо утоптана. Над крепостью столбом стоял дым: видимо, что-то горело. А едва стоило беглецам миновать Рагайну, как они увидели прямо посреди тропы свежий лошадиный помет, и данное обстоятельство изрядно их встревожило. Венцеслав, возглавлявший обычно у киевского князя передовой отряд и потому хорошо умевший читать следы, тут же нашел недавние отпечатки лошадиных копыт. Причем принадлежали они явно не рабочим одрам, а рыцарским курсерам. Это тоже было тревожным признаком: вряд ли такие лошади могли принадлежать пруссам. Беглецы прибавили шагу, дабы поскорее достичь селения скаловитов, но не успело солнце подняться над горизонтом, как позади раздался цокот множества копыт. Судя по звуку, лесом следовал целый конный отряд. Не сговариваясь, беглецы бросились в чащу и затаились.
Вскоре на тропе и впрямь показались всадники. Тевтонцы. Возглавляли кавалькаду два рыцаря, восседавшие на статных массивных жеребцах. Один из них, богатырского телосложения, был одет во все черное, как и подобает рыцарю-госпитальеру; даже панцирь у него был вороненым. Присмотревшись к седокам, Горислав стиснул зубы: он узнал в них Бернхарда фон Шлезинга и Адольфа фон Берга! Венцеслав тоже признал немцев – по гербам на лошадиных попонах. Сгоряча он схватил арбалет и уже приладил было болт, чтоб сразить хотя бы одного из них, но тут его буквально придавил к земле своим телом Свид.
– Не только о себе, рус, думай! – злобно прошипел таваст. – Твои враги – наши враги, но лучше убить их всех, чем пристрелить одного и тем самым всполошить остальных. Твое время еще придет, обещаю.
– Ты что, всевидящий? – недовольно спросил, остывая и опуская арбалет, Венцеслав.
– Мне говорят о том боги. Вот… – Свид со значением потряс перед носом витязя кожаным мешочком, в котором хранил принадлежности для гадания: косточки животных, разноцветные камешки и причудливых форм деревяшки.
Венцеслав скептически хмыкнул, но промолчал. Ему не хотелось обижать недоверием таваста-колдуна, к которому все отчего-то относились подчеркнуто вежливо. Свид и впрямь казался фигурой более чем загадочной. От него постоянно исходила чудовищной силы неведомая энергия, вызывавшая у спутников одновременно неприятие и уважение, граничавшие с подспудным опасением.
…Дитрих фон Альтенбург был вне себя от ярости, когда узнал, что пруссы увели из Ландесхута священных белых коней. (Что на крепость напали именно пруссы, следопыты-тевтонцы определили по характерным для них стрелам особой формы.) Эти кони приносили ордену не только приличный доход, но и служили своего рода знаменем поверженного врага, главным трофеем тевтонцев. В дни торжеств, когда в крепость приглашались и старейшины покоренных пруссов, согласившиеся принять христианство и сотрудничать с немцами, тевтонцы выводили священных кобылиц на всеобщее обозрение. И если при виде их у бывших язычников наворачивались слезы от горечи по утраченному, немцам это доставляло безмерное удовольствие, ибо возвышало в собственных глазах.
Теперь Дитрих фон Альтенбург со страхом думал, как воспримет столь вопиющее происшествие маршал. А сомнений в том, что вина за пропажу коней лежит именно на комтуре Ландесхута, ни у Генриха фон Плоцке, ни у других руководителей ордена, понятное дело, не возникнет. Значит, придется держать ответ по всей строгости. А уж каким окажется наказание, оставалось только догадываться.
Но как пруссы смогли проникнуть в надежно охраняемую крепость?! Кнехты, дежурившие в ту злосчастную ночь на валах, в один голос утверждали, что мимо них пробраться во двор незамеченной не могла ни одна живая душа. Пруссы же объявились внутри крепостных стен настолько внезапно словно их родила сама преисподняя. Комтур не мог не верить честным ветеранам, с которыми не раз бывал в жестоких переделках: они служили не за страх, а за совесть. И вряд ли кто-нибудь из них мог уснуть на службе, ведь все прекрасно знали, что пакости от пруссов и литвинов можно ожидать в любое время суток.
Оставалось с горечью признать, что, несмотря на все усилия святых отцов и рыцарей-монахов, варвары-язычники по-прежнему прибегают к помощи нечистой силы. А против нее, как известно, даже крестное знамение и молитвы бывают иногда бессильны. Недаром о том пишут в своих житиях монахи, отшельники и прочие страдальцы за веру. Приняв сей факт за какое-никакое оправдание, Дитрих фон Альтенбург слегка успокоился, после чего с еще пущей энергией принялся руководить тушением горевших конюшен и амбаров с запасами провизии.
Сочувствия от Бернхарда фон Шлезинга комтур, увы, не дождался: госпитальер лишь грозно рычал, в бессильной злобе глядя на разор, учиненный проклятыми язычниками. Собственно, он хотел немедленно броситься за ними в погоню, но Дитрих фон Альтенбург, уже обретший к тому времени способность здраво размышлять, остановил его. Довод привел неотразимый: не из кого было, к сожалению, комплектовать отряд преследования, ибо одни кнехты гарнизона превратились в пожарных, а другие, выведя лошадей из горящих конюшен, пыталась теперь всеми силами с ними совладать, дабы те не натворили еще больших бед. Перепуганные насмерть жеребцы дико ржали и метались по всему двору, сшибая с ног кнехтов и прислугу, и никакими увещеваниями невозможно было их укротить. Тогда Дитрих фон Альтенбург приказал отворить ворота (их закрыли сразу же, как только отогнали телегу с подожженным пруссами сеном), и лошади, обдирая бока о стойки ворот, дружно ринулись вон. Правда, убежали недалеко, всего лишь до ближайшего выгона. Трава там была еще не скошена, и бедные животные тотчас принялись ее с остервенением жевать, страраясь, видимо, таким способом хотя бы отчасти успокоиться.
Все это время Адольф фон Берг почивал сном праведника. Когда же наконец проснулся и вышел во двор по нужде, удивлению его не было границ. Госпитальер долго стоял на пороге, тупо взирая на дымящиеся останки конюшен и на чумазых людей, похожих на кого угодно, но только не на вчера еще подтянутых, чисто выбритых кнехтов. Узнав от одного из слуг о ночном происшествии и выйдя из ступора, Адольф фон Берг довольно грубо выразился в адрес недостаточно осторожного, по его мнению, комтура. А затем напыщенно объявил, что коль в Ландесхуте не осталось более храбрецов, он немедля отправится в погоню со своим маленьким отрядом, состоящим из оруженосцев и слуг. Бернхард фон Шлезинг охотно его поддержал, благо уже начало светать и гибельных засад в ночное время для незнакомых с местностью рыцарей, можно было теперь не опасаться.
Дитрих фон Альтенбург хотя и побаивался лишиться части гарнизона (во-первых, людей и так осталось мало, а во-вторых, вдруг ночное нападение – всего лишь прелюдия к штурму или осаде крепости?), вынужден был все же согласиться с намерением рыцарей и даже пополнить их отряд несколькими собственными конными кнехтами. Кроме того, один из его сариантов доставил в крепость прусса-христианина, опытного охотника и следопыта, согласившегося взять на себя роль проводника отряда. По стрелам и следам, оставленным нападавшими, тот мигом определил, что Ландесхут посетили сембы. А поскольку они не принадлежали к его племени (сам он был скаловитом), то с легким сердцем тут же определился с направлением поиска и повел тевтонцев по старой охотничьей тропе.