Когда тот, утомившись, задремал, капитан приказал перенести его из кухни в одну из жилых комнат, довольно просторную и хорошо меблированную. При этом он строго-настрого запретил давать своему пациенту какую бы то ни было пищу, так как никому не мог доверить кормление изголодавшегося человека.
На следующий день индус чувствовал себя намного лучше, хотя и ощущал страшную слабость во всем теле и к нему вернулась ясность мысли. Когда он увидел Патрика и Мери, которые вместе с Бобом пришли навестить его, то на исхудавшем лице незнакомца появилась слабая улыбка, и за запавшими губами показались расшатанные зубы. Голосом еще не вполне твердым, но полным почтения, он сказал, что счастлив их снова видеть. Потом, с трудом выговаривая слова, рассказал им, что остальные обитатели Лагеря Нищих погибли во время катастрофы, его же вытащили из-под обломков спасатели с аварийного поезда.
- Не вас ли видели мы в саду около коттеджа? - спросил Патрик.
- А вы не узнали меня, мой юный господин?..
- Вот теперь узнал! Но как странно, что мы встречаемся уже третий раз!
- И это такое счастье для меня!.. Я и не надеялся… Вот как… мне удалось… добраться… сюда… Ваш пес… Его придавило обломками… Он умирал… Я дал ему воды… Он пошел за мной… Он всюду вас искал… там, на месте катастрофы… Он лаял… бегал туда-сюда… как безумный… Наконец, мне показалось… что он почуял… ваши следы… а вскоре… они сменились следами… слона…
- Да-да! Все правильно!
- Пес пошел по следу слона… а я за ним… Я не знал… что мне делать… спал вместе с ним… на земле… питался побегами растений… корешками… А то и вовсе ничего не ел… Мы добрались сюда… совершенно обессилев… умирая от голода… от усталости… от горя!
История эта выглядела вполне правдоподобной, к тому же и Боб всячески выказывал индийцу свою привязанность. А если дети и не узнали сразу индуса, то, вероятно, по той простой причине, что все голодающие, дошедшие до последней степени истощения, как две капли воды похожи один на другого и различить их довольно сложно. Взгляните только на толпы умирающих от голода, изображенные на фотографиях, которые часто публикуются в английских иллюстрированных изданиях. Это живые скелеты, обтянутые высохшей и почерневшей кожей, и лица их имеют одинаковое выражение и одинаковые черты, вне зависимости от пола и возраста.
Как бы то ни было, человек этот знал детей майора и их собаку, упоминал некоторые подробности, которые подтверждали, что он действительно встречался с Патриком и Мери. Кроме того, он был так несчастен, что не мог не вызвать сострадания в душах этих юных существ, от природы добрых и великодушных…
Но факир по-прежнему относился к пришельцу настороженно.
Несчастного, которого мы назовем условно скитальцем и тем самым выделим из общей массы населявших эту обитель индусов, отличало глубокое чувство благодарности. По мере того, как обильное и разнообразное питание возвращало ему здоровье и силы, он проявлял все большее стремление быть хоть чем-то полезным своим благодетелям и приятно удивлял их такими неожиданными для столь обездоленного существа качествами, как предупредительность и деликатность. Физически окрепнув, скиталец разгуливал повсюду, заглядывал во все углы, обо всем расспрашивал, пытаясь выяснить, не смог бы он сделать для кого-нибудь доброе дело, что уже само по себе вызывало к нему симпатию.
Узнав, что миссис Клавдия и Мери обожали цветы, он стал приносить им каждый день из зарослей диких растений, встречавшихся на территории обители, огромные, роскошные букеты.
Патрик же страстно любил птиц, и оказалось, что скиталец был великолепным заклинателем птах и ловко подманивал даже тех из них, кто обычно избегал всякого контакта с человеком. Для этого он подносил к губам лист какого-нибудь растения с проделанной в нем дырочкой и извлекал из него чарующие звуки, которые неодолимо влекли к себе крылатых певуний. И те, подлетев, садились ему на голову и плечи. Не обходили они вниманием и Патрика и нередко усаживались ему на палец! Дрожа от радости и волнения, мальчик мог рассматривать вблизи эти чудесные создания, изящные и яркие, словно драгоценные камни. Они же смотрели на него своими похожими на черные бриллианты глазенками и, казалось, давно уже знали и любили его! Скиталец и мальчик очень подружились, и вместе с Бобом они образовали неразлучную троицу.
Но в доверие к факиру скитальцу так и не удалось войти: в этом незваном госте тот упорно видел врага и следил за ним с терпением и осторожностью хищного зверя, пытаясь уличить его в шпионаже или в сношениях с внешним миром. Однако все напрасно! Придраться к этому добровольному слуге, скромному, старательному, преданному и безупречно честному, было нельзя.
Но для фанатика, которому ничего не стоило убить при случае человека, отсутствие доказательств мало что значило. И вот однажды вечером, когда скиталец пробирался куда-то по бесконечным коридорам огромного здания, факир ощутил неодолимую жажду убийства. Тот же беспечно, ничего не подозревая, шел уверенным шагом по дворцовому лабиринту и, оставив далеко позади ту часть строения, где разместились беглецы, оказался в помещениях, в которых уже многие годы никто не бывал. Бесшумно ступая босыми ногами и зорко вглядываясь во тьму, факир с зловещим черным шарфом в руке неотступно следовал за ним. Потом внезапно, словно тигр, бросился на скитальца, накинул на шею ткань и привычным жестом душителя затянул смертельный узел. Но вместо короткого и прерывистого хрипа он услышал вдруг насмешливый хохот, гулко разнесшийся под мрачными сводами и обжегший его, как удар хлыстом. Впервые в своей жизни глава бенгальских тхагов, мастер своего дела, внушающий ужас душитель Берар был посрамлен! Дрожь пробежала по его телу, он покрылся холодным потом. Это колдовство! Нечистая сила!
Скиталец, обратившись в бегство, был уже далеко впереди. Изрыгнув проклятье, Берар устремился в погоню. То ли преследуемый нарочно не очень спешил, то ли действительно не умел бегать, только факир быстро нагнал противника и, заранее торжествуя победу, сделал прыжок.
Но тут в стене раскрылась бесшумно какая-то дверца. Скиталец тотчас нырнул в лазейку, Берар - следом за ним, и они очутились в огромном сводчатом зале, тускло освещенном окошком в форме трилистника. Дичь попала в ловушку, так как никакой другой двери, кроме той, в которую они вошли, не было. Во всяком случае, так думал Берар, прожигая взглядом свою жертву, жавшуюся к панели из кедра. Он уже скрутил в веревку ужасный шарф, но напасть не успел: повинуясь нажатию пружины, панель повернулась и, пропустив скитальца в образовавшуюся щель, вернулась на прежнее место - прямо перед носом растерявшегося Берара. И снова - смех, на этот раз из-за панели. Смех язвительный и оскорбительный, как пощечина! Потеряв от бешенства голову, главарь душителей набросился на стену с кулаками, но она была недвижна, как скала.
ГЛАВА 9
Поражение Берара. - Каменный мешок. - Лестница. - Потайной ход. - Сообщники. - Захват обители. - Внезапное нападение. - Пленники. - Хитрая ловушка для миссис Клавдии. - Ярость Биканэла. - Суровая реальность. - Уход из обители. - Среди развалин. - Собака и слон. - Чудовищная угроза.
Прошло несколько минут, и Берара охватил неясный страх, когда он услышал прямо над своей головой все тот же пронзительный, злой и ироничный хохот, напоминавший омерзительный визг гиены. Отступив на несколько шагов, он увидел на высокой каменной платформе скитальца. Находясь в полной безопасности, его противник мог сколько угодно дразнить одураченного им факира.
Голос этого человека, еще недавно умиравшего от голода и разговаривавшего со всеми подобострастным тоном, внезапно грозно загремел.
- Согласись, Берар, - насмешливо произнес скиталец, - что я ловко провернул все это!
- Ты знаешь, как меня зовут, негодяй?! Откуда?! Попомни, ты мне дорого за все заплатишь!
- Молчи уж лучше, болван! Я провел тебя как младенца - и тебя, и этих дураков чужеземцев, которые приютили меня и пригрели!..
- О, я с самого начала подозревал это!..
- Чтобы проникнуть к вам, я пошел на ужасный риск, добровольно моря себя голодом. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы придать себе убедительный и жалостливый лик одной из жертв голода из Лагеря Нищих. Я был там, на месте железнодорожной катастрофы… Расспросил умирающих, которые были знакомы с детьми майора… Приручил Боба - ведь заклинателю змей и птиц ничего не стоит заставить собаку полюбить себя… И в образе жалкого человечьего отребья я рухнул у входа в обитель, где каждый уголок знаком мне куда лучше, чем тебе!
- Так кто же ты? - запинаясь, выговорил Берар, даже не пытаясь больше скрывать обуявший его страх.
- Я отвечу, жалкий раб пандитов, слепое оружие ненависти брахманов - дважды проклятых и презренных!
- Ты возносишь хулу на святых… берегись кары!
- Это зловредные дураки, жестокие и надутые! Плевать я хотел на это дерьмо собачье! Лицемеры и интриганы! Я знаю все их тайны и все их логова! Моя месть всюду их настигнет!
- Но кто же ты, все-таки? Я спрашиваю тебя еще раз, кто ты?
- Я тот, кто посоветовал англичанам осквернить труп Нарендры… Я - падший брахман… вероотступник… Я ненавижу касты… Я предан всей душой английским властям и ярый враг тех, кому служишь ты. Я - Биканэл!..
Услышав ужасное признание из уст негодяя, открывшегося перед ним с таким бесстыдством, Берар немедленно обрел свое обычное хладнокровие. Он подумал о том, что присутствие Биканэла в обители опасно для беглецов и их во что бы то ни стало надо спасать. И решил, не теряя зря времени на агента английской полиции, которому все равно ничего не смог бы сделать, предупредить срочно капитана и его людей о нависшей над ними угрозе:
- За оружие! Готовьтесь к жестокой схватке, в обители враг!
Повернувшись спиной к платформе, где в слабом лунном свете маячила тощая фигура бывшего брахмана, факир двинулся к двери и тут же вскрикнул от ярости, обнаружив, что она заперта.
Биканэл, не переставая омерзительно смеяться, крикнул ему:
- Мой бедный Берар, какой же ты дурень и недотепа! Ты даже не знаешь секретов этого старого здания? Ну так я тебе кое-что подскажу. Дверь не откроется до тех пор, пока я этого не пожелаю. А так как я этого не пожелаю никогда, то тебе, мой бедный друг, придется умереть здесь от голода и жажды! До свидания, глупец, или, вернее, прощай!
С этими словами ужасный человек спустился с платформы по каменной лесенке, проделанной в толще стены. Трудно представить себе, сколько в этих старинных храмах, напоминающих средневековые крепости, всяких ходов, коридоров, люков, каменных мешков и подземных каналов.
Оказавшись в абсолютной темноте, Биканэл зажег маленькую лампу, припасенную заранее, и медленно, не торопясь, продолжил спуск по той же лестнице, к которой примыкали таинственные туннели, напоминающие сточные желоба, пока наконец не очутился у самого основания храма, образованного гигантскими прямоугольными гранитными плитами, скрепленными залитыми свинцом железными скобами. Такой фундамент-монолит не разбить даже пушечными ядрами!
Казалось, из этого каменного мешка не было другого выхода, кроме лесенки, по которой только что спустился Биканэл. Но это не так.
Осмотревшись, бывший брахман отмерил восемь шагов, затем сделал еще три шага вправо и принялся разрывать босой ногой слой песка, покрывавший каменный пол. Наткнувшись на какой-то предмет, он нагнулся и при свете лампы разглядел толстое железное кольцо.
- Все правильно, - вполголоса произнес он, - память меня не подвела. А ведь с тех пор, как я бывал здесь, прошло уже десять лет.
Поставив лампу на пол, он, напрягаясь изо всех сил, обеими руками потянул кольцо на себя. Послышался лязг и приглушенный скрежет камня по камню, а потом произошло чудо: одна часть массивного каменного пола ушла вниз, другая - поднялась. Несомненно, здесь где-то был ловко пристроен противовес, позволявший, при сравнительно небольшом усилии, сдвинуть плиты весом в несколько тонн.
Опустившаяся часть пола обнажила дугообразный проем в фундаменте. Полицейский немедленно вошел в него и, пройдя всего несколько шагов, оказался среди каменных развалин, поросших густым колючим кустарником. Над головой сверкали звезды, из-за величественного баньяна выглядывал серп луны.
Биканэл свистнул, подражая овсянке, и, усевшись на камень, стал ждать. Вскоре из зарослей раздался ответный свист и послышался шорох раздвигаемых ветвей. Биканэл издал громкое шипение разъяренной кобры, и из темноты выступили десятка два людей и окружили его.
- Все готово? - спросил один из них, высоченного роста, в индийской одежде и с черной маской на лице.
- Да, милорд! Вам остается только войти в обитель, тайный ход перед вами.
- Отлично, хоть сейчас!
- Тогда следуйте за мной.
- Лучше поздно, чем никогда! Не примите за упрек, но я чуть не умер со скуки, пока дожидался вас!
- Терпение - добродетель жителей Востока, и в нем их главная сила. Но европейцам оно не свойственно.
Сделав это глубокомысленное замечание, полицейский направился в потайной ход, остальные поспешили за ним. Плита поднялась, закрыв проем, и Биканэл со спутниками оказались в каменном мешке, откуда их вывела лестница.
Полицейский шел впереди, освещая лампой дорогу. Следом бесшумно ступали босыми ногами его сообщники-индусы. В правой руке у каждого был зажат кинжал, и они тотчас перерезали бы горло любому, кто попытался бы поднять тревогу.
Пройдя немного, Биканэл свернул в один из коридоров, чтобы обогнуть комнату, где факиру, вне всякого сомнения, суждено было просидеть до самой смерти.
Вскоре они достигли той части здания, где проживали европейцы. Те же безмятежно спали, чувствуя себя в полной безопасности за толстыми стенами обители, в которую, как считали они, вел один-единственный ход с целой системой защитных устройств и к тому же бдительно охраняемый надежными стражами.
Полицейский расставил у дверей часовых, приказав убивать каждого, кто попытается бежать, за исключением женщин, а затем вошел в комнату, где под москитной сеткой предавался сну Бессребреник.
Крадущиеся шаги ночного гостя разбудили капитана. При мерцающем свете ночника он с трудом разглядел чей-то силуэт.
- Это ты, факир? Что случилось?
Молча, с яростью тигра Биканэл выхватил из-под головы американца подушку и, чтобы он не смог закричать, придавил ею лицо своего противника. И в тот же миг на Бессребреника насели еще с полдюжины индусов. Капитан, словно угодивший в западню лев, отчаянно отбивался, но, задохнувшись и запутавшись в москитной сетке, потерпел поражение. Ему заткнули рот кляпом, связали руки и ноги. И все это - совершенно бесшумно, так что спавшие в соседней комнате миссис Клавдия и Мери ничего не услышали.
Теперь нужно было схватить моряков, проживавших в комнате по другую сторону широкого коридора. Хотя приятели и славились силой, операция была проведена молниеносно: еще не очнувшись ото сна, они, разделив участь капитана, лежали на полу, связанные по рукам и ногам и с кляпом во рту. Нападавшие обладали огромным опытом в подобных делах!
Но миссис Клавдия с Мери и Патрик еще оставались на свободе. Решили начать с мальчика. Боб оказался невольным соучастником преступления: когда Биканэл вошел неслышно в комнату, то он вместо того, чтобы поднять тревогу, приветственно завилял хвостом. Патрик, проснувшись, улыбнулся индусу и спросил, что ему нужно. А тот, также улыбаясь в ответ, подошел поближе и, схватив мальчика за горло, в мгновение ока связал его и заткнул кляпом рот.
Так как Король денег строжайше запретил применять к миссис Клавдии какое бы то ни было насилие, пришлось прибегнуть к хитрости. Подойдя к двери, Биканэл трижды негромко постучал. Женщина спросила, кто там. Ловко имитируя голос факира, он ответил:
- Сахиб просит госпожу графиню соблаговолить одеться и прийти к нему в северную часть обители.
- А зачем, не знаешь? - спросила заинтригованная миссис Клавдия.
- Там сейчас начнется рыбная ловля при свете факелов. Приготовления к ней совершенно необычны, и сахиб хотел бы, чтобы госпожа графиня тоже увидела это любопытное зрелище.
Ничего не заподозрив, она поспешно оделась, разбудила Мери и, сообщив о предстоящем развлечении, помогла побыстрее собраться и ей. Спустя несколько минут они вышли из комнаты в радостном предвкушении неожиданной забавы в упоительно прохладные ночные часы. Но в коридоре вместо факира миссис Клавдию с Мери поджидал спасенный их заботами индус. Необычное выражение его лица внушило им страх. К тому же у него за спиной стояли с факелами в руках десятка два свирепых на вид вооруженных людей. Поняв, что это - западня, графиня де Солиньяк закричала громко:
- Жорж!.. Друг мой!.. Тревога!.. Нас предали!..
Миссис Клавдия попыталась заскочить обратно в комнату, где у нее хранилось оружие, но Биканэл с быстротой молнии преградил ей дорогу и произнес резким и повелительным тоном:
- Шуметь бесполезно, госпожа: капитан Бессребреник арестован. А посему, чтобы не пришлось применять силу, лучше всего подчиниться.
- Кому, туземцу?.. Индусу?.. Да это ж все равно, что подчиниться негру… Никогда! - Увы, эта благородная женщина, как и многие ее соотечественники-американцы, была заражена расовыми предрассудками.
Побледнев, Биканэл возразил:
- Я - один из руководителей местной полиции!
- Шпик!.. Полицейская ищейка!..
- Госпожа!
- И это его мы подобрали умирающим и спасли! И всячески сочувствовали ему! Поистине, существуют благодеяния, которые оскверняют делающего их.
Придя в ярость от этих слов, которыми миссис Клавдия хлестала его, как бичом, Биканэл схватил ее за руку:
- Именем ее величества королевы вы арестованы!
- Жалкий раб! Никак, ты осмелился коснуться меня! - крикнула гордая американка. Вырвав у него свою тонкую изящную руку, она звонко ударила Биканэла по лицу.
Полицейский был вне себя от гнева.
- Я собирался арестовать вас именем королевы!.. Теперь я делаю это от своего собственного имени!.. Вы - моя пленница!.. И принадлежите мне одному!.. Английские судьи слишком снисходительны… Не то что я!.. Вас и ваших друзей будет теперь судить только моя ненависть!.. Кровавыми слезами заплатите вы за оскорбления! - вопил он как безумный.
В ответ бесстрашная графиня де Солиньяк лишь громко и нервно расхохоталась. Ее смех был не менее оскорбителен для Биканэла, чем пощечина.
- Хватит угроз! - презрительно сказала она. - Знайте, ничто в мире не могло и не сможет меня запугать, и тем более вы, мерзкая тварь, жалкое огородное пугало, которым воробьев лишь стращать! Мы не боимся вас! Вы можете бить нас, мучить, но запомните, воли нашей вам никогда не сломить!
- Пустая болтовня! Может быть, она и заставила бы дрогнуть одного из презренных рабов, населяющих эту гнусную страну, но только не меня!
В руках полицейского был длинный шарф из удивительно тонкого и легкого шелка, которым так славятся бенгальские ремесленники. Он ловко, словно цирковой артист, жонглировал им: то придавал ему волнообразные движения, а то вдруг резким рывком выбрасывал его вперед, воспроизводя выпад жалящей змеи. Шарф вращался и извивался все быстрее и быстрее и казался уже не простым куском ткани, а живым существом. Миссис Клавдия не успела и глазом моргнуть, как он уже плотно примотал ее руки к телу и, упав к ногам, змеей обвился вокруг них.