Вечером они засиделись у костра в зарибе, строя планы на завтра.
На следующее утро двинулись быстрым шагом. На второй лиге Мерен приказал перейти на рысь. Просвет между отрядом и преследователями-чаймами должен был быстро расти. На ходу Мерен и Таита осматривали окрестности в поисках места, где у них было бы преимущество. Впереди показался стоящий наособицу лесистый холм, и они свернули к нему. На восточном склоне холма обнаружилась ровная и плотно утоптанная слоновья дорога. Пройдя по ней, увидели над собой крутой склон, густо заросший колючим кустарником. Плотно переплетенные ветви и острые шипы делали его непроходимым. По другую сторону дороги местность была ровная, и открытый лес на первый взгляд не давал возможности устроить засаду. Однако, проехав немного среди деревьев, Таита и Мерен обнаружили вади – сухое углубление, прорытое водой в период дождей. Вполне достаточное по глубине и ширине, чтобы скрыть людей и лошадей. Край углубления отделяло от слоновьей дороги всего сорок ярдов – верный выстрел из лука. Таита и Мерен тут же вернулись к колонне. Они еще немного прошли по дороге, и Мерен остановился, чтобы укрыть около нее трех своих лучших лучников.
– За нами иду три разведчика-чайма. По одному на каждого из вас, – сказал он стрелкам. – Подпустите их поближе. Получше прицельтесь. Никаких ошибок. Убейте, быстро и аккуратно. Нельзя позволить кому-нибудь из них убежать и предупредить чаймов, идущих следом.
Оставив трех лучников, двинулись дальше по дороге. Через пол-лиги сошли с нее и, сделав широкий круг, вернулись к вади под склоном холма. Свели в углубление лошадей и спешились. Фенн и шиллукские женщины держали лошадей, готовые привести их по первому знаку. Таита остался с Фенн, но ему потребуется всего несколько мгновений, чтобы оказаться рядом с Мереном, когда настанет время.
Воины расположились у края вади вдоль дороги и подготовили луки. По приказу Мерена они присели, скрывшись из виду; они отдыхали перед битвой, расслабив ноги и руку, которая будет натягивать тетиву. Только Мерен и командиры продолжали наблюдать за дорогой, но, чтобы скрыть силуэты голов, стояли за кустами или зарослями травы.
Долго ждать не пришлось: вскоре на дороге показались три разведчика чаймов. Они быстро бежали, пытаясь не отстать от лошадей. Тела их блестели от пота, грудь тяжело вздымалась, а ноги до колен покрылись пылью. Мерен предостерегающе поднял руку, воины застыли. Разведчики бегом миновали засаду и исчезли на дороге в лесу. Мерен слегка расслабился. Немного погодя из леса показались три лучника, оставленные, чтобы позаботиться о разведчиках. Они скользнули в вади. Мерен вопросительно взглянул на них. Старший из лучников улыбнулся и показал на свежие пятна крови у себя на одежде – это была кровь чаймов. Все заняли места в ожидании основного отряда.
Через некоторое время справа, из леса, послышался тревожный крик попугая лори "Кии-уэй! Кии-уэй!" Затем на вершине холма вызывающе рявкнул самец-бабуин. Мерен поднял кулак, давая сигнал своим людям. Лучники наложили стрелы на тетивы.
Из-за поворота слоновьей дороги показалась передовая группа отряда чаймов. Чаймы приближались; Мерен пристально разглядывал их. Низкорослые, коренастые и кривоногие, из одежды только набедренная повязка из раскрашенной шкуры. Даже когда показался весь отряд, пересчитать дикарей было трудно: они двигались тесным строем и быстро.
– Сто человек, а то и больше. Нас ждет хорошая забава, ручаюсь, – сказал в предвкушении Мерен.
Чаймы были вооружены разнообразными дубинками и копьями с кремневыми наконечниками. На спинах у них висели маленькие примитивные луки. Мерен решил, что из такого лука убить человека можно только с тридцати шагов. Но тут глаза его сузились: на плече у одного из предводителей отряда висел египетский меч. А у того, что бежал за ним, кожаный шлем, но старинного образца. Удивительно, но обдумывать эту загадку было некогда. Голова колонны чаймов поравнялась с белым камнем, который Мерен положил на дорогу как ориентир для стрелков. Теперь весь левый фланг отряда был уязвим для египетских лучников.
Мерен поглядел направо, налево. Все воины смотрели на него. Он резко опустил поднятую руку, и лучники встали. Дружно натянули луки, на мгновение задержались, прицеливаясь, и выпустили бесшумную тучу стрел, взвившуюся высоко в небо. Прежде чем эти стрелы достигли цели, в воздух поднялась вторая волна. Стрелы летели так быстро, что чаймы не успевали даже поднять голову. И вот со звуком, похожим на стук дождевых капель по поверхность пруда, стрелы начали падать. Чаймы как будто не понимали, что с ними происходит. Один замер, удивленно глядя на торчавшую из груди стрелу. Но тут колени его подогнулись, и он упал. Другой бегал кругами, держась за стрелу, пронзившую горло. Большинство прочих, даже получившие смертельные раны, словно не понимали, что они ранены.
Когда обрушился третий залп, те, что остались на ногах, запаниковали и с криками и воплями начали разбегаться во все стороны, точно стая цесарок, на которых напал орел. Некоторые бежали прямо к вади, и лучники целились ниже. На таком близком расстоянии ни одна стрела не пролетела мимо цели: стрелы с сочным звуком погружались в живую плоть. Некоторые стрелы пробивали тело первой цели навылет и ранили того, что бежал следом. Те чаймы, что пытались взобраться по склону холма, натыкались на изгородь из колючих кустов. Им приходилось останавливаться и возвращаться под град стрел.
– Приведите лошадей! – крикнул Мерен. Фенн и женщины потащили лошадей за поводья. Таита сел на Дымку, пока Мерен и воины убирали луки и тоже садились верхом.
– Вперед! В атаку! – крикнул Мерен. – Руби!
Всадники выбрались из вади на ровную поверхность и плечом к плечу обрушились на беспорядочные ряды чаймов, которые, завидев их приближение, снова попытались подняться на склон. Их зажало между колючей изгородью и кольцом сверкающих бронзовых мечей. Некоторые даже не пробовали спастись, падая на колени и закрывая голову руками. Всадники приподнимались в стременах и наносили удары. Другие бились в колючках, как рыба в сети. Египтяне рубили их, как дрова. К тому времени как они окончили свой страшный труд, склон и земля под ним были усеяны телами. Некоторые чаймы дергались и стонали, но большинство лежало неподвижно.
– Спешиться! – приказал Мерен. – И закончить.
Воины двинулись по полю, убивая всех чаймов, проявлявших признаки жизни. Мерен заметил того, с бронзовым мечом на спине. Из груди чайма торчали три стрелы. Мерен наклонился, чтобы взять меч, но Таита крикнул:
– Мерен! Сзади!
Он использовал голос силы, и Мерен получил толчок энергии. Он прыгнул в сторону. Чайма, лежавший за ним, только притворялся мертвым: он дождался, пока Мерен потеряет бдительность, вскочил и замахнулся тяжелой дубинкой. Удар миновал голову Мерена, но задел его левое плечо. Мерен развернулся, отразил следующий удар и вонзил меч в противника, пробив его тело от грудины до позвоночника. Повернув меч, он расширил рану, и, когда выдернул оружие, кровь брызнула фонтаном.
Зажимая рваную рану на левом плече, Мерен крикнул:
– Убейте их всех! На этот раз убедитесь в их смерти.
Вспоминая товарищей, которые свисали с ветвей, словно освежеванные овцы, египтяне охотно принялись за работу, рубили и кололи. Несколько чаймов прятались в колючих кустах; их, визжащих, как свиньи, вытащили и прикончили.
Только когда Мерен убедился, что все чаймы мертвы, он позволил воинам осмотреть тела и собрать стрелы. Сам он был единственным раненым. Голый по пояс, он сидел спиной к стволу дерева, а Таита осматривал его рану. Кровотечения не было, но вокруг раны расширялся темный кровоподтек. Таита удовлетворенно хмыкнул.
– Кости не сломаны. Через шесть-семь дней будешь как новенький, старый пес.
Он смазал плечо лечебным составом и для удобства подвесил руку Мерена на перевязь. Потом сел рядом с Мереном и принялся осматривать трофеи, которые приносили воины. Грубые деревянные гребни для вычесывания вшей, примитивные резные украшения из слоновой кости, тыквы для переноски воды и брикеты вяленого мяса, из которого торчали кости; мясо было завернуто в зеленые листья и перевязано веревками из коры. Таита осмотрел его.
– Человеческое. Почти несомненно останки наших товарищей. Похороните его с уважением.
Потом они осмотрели оружие чаймов, в основном дубинки и копья с наконечниками из кремня и обсидиана. Ножи тоже были кремневые, с рукоятями, обернутыми необработанной шкурой.
– Хлам! Не стоит тащить с собой, – сказал Мерен.
Таита согласно кивнул.
– Бросьте все это в огонь.
Наконец перешли к изучению оружия и вещей, изготовленных явно не чаймами. Кое-что было снято с тел четверых охотников, попавших в засаду: бронзовое оружие, изогнутые луки, кожаные шлемы и куртки, подбитые кожей, льняные рубашки и амулеты из бирюзы и ляпис-лазури. Но гораздо больший интерес представляло другое: поношенные старые шлемы и кожаные нагрудники, какие использовались в египетских войсках в прошлые десятилетия. И, наконец, дубинка, бывший меч, который едва не стоил Мерену жизни. Лезвие сточено, его края почти загублены грубой правкой о гранит или другой камень. Однако рукоять тонкой работы и выложена серебром. И пустые ножны с углублениями, в которых когда-то сидели драгоценные камни. Выгравированные иероглифы почти стерлись. Таита поднес меч к огню и поворачивал, разглядывая, но разобрать иероглифы не смог. Он позвал Фенн:
– Посмотри, у тебя глаза острее.
Она присела рядом, всмотрелась в надпись и, запинаясь, прочла:
Я Лотти, сын Лотти, Лучший из десяти тысяч, Товарищ по Красной Дороге, военачальник и командир личной стражи его божественного величества фараона Мамоса, да живет он вечно.
– Лотти! – воскликнул Таита. – Я хорошо знал его. Он был вторым по старшинству после властительного Аквера в экспедиции, которую царица Лостра отправила из Эфиопии на поиски истоков Нила. Отличный был воин. Похоже, он и его люди добрались по крайней мере досюда.
– Просто ли умер властительный Аквер и остальные или их сожрали чаймы? – вслух выразил свои опасения Мерен.
– Нет. По словам Туптупа, маленького шестипалого жреца из храма Хатор, Аквер видел вулкан и большое озеро. К тому же царица Лостра отдала ему под начало тысячу человек. Сомневаюсь, чтобы чаймы сумели их всех убить, – сказал Таита. – Думаю, они захватили врасплох небольшой отряд под командованием Лотти, как наших охотников. Но могли ли чаймы уничтожить всю египетскую армию? Вряд ли.
В продолжение разговора Таита украдкой поглядывал на Фенн. При упоминаниях о царице Лостре девочка хмурилась, словно пыталась поймать ускользающее воспоминание, запрятанное где-то в глубинах сознания. Однажды это к ней вернется, подумал Таита, вернутся все воспоминания о прошлой жизни, но вслух, обратившись к Мерену, он сказал:
– Мы, вероятно, никогда не узнаем, какая судьба постигла Лотти, но его меч для меня – доказательство того, что мы идем на юг той же дорогой, которой много лет назад прошел властительный Аквер. Мы здесь слишком задержались. – Он встал. – Когда можно будет двинуться дальше?
– Люди готовы, – ответил Мерен.
Действительно, воины были оживлены и веселы, как ученики, которых распустили после занятий; сидя в тени деревьев, они шутили с шиллукскими женщинами, разносившими пищу и кувшины с пивом из дурры.
– Смотри, в каком они добром расположении. Добрая схватка для воинского духа куда лучше ночи с самой красивой девкой Верхнего Царства. – Мерен засмеялся, но тут же смолк и принялся растирать плечо. – Люди готовы, но день почти на исходе. Лошадям не помешает отдохнуть.
– Твоему плечу тоже, – согласился Таита.
Короткая кровопролитная схватка, по-видимому, устранила опасность новых нападений чаймов. Хотя в последующие дни их следы неоднократно встречались, но все – давние. И даже эти признаки попадались все реже, а потом совсем исчезли. Отряд миновал земли чаймов и очутился в ненаселенной местности. Хотя Нил по-прежнему напоминал ручеек, здесь, очевидно, недавно прошли сильные дожди. Леса и саванна кишели дичью, много было сочной травы. Таита опасался, как бы к этому времени воины не затосковали по дому и не приуныли, но никто не падал духом.
Фенн и девушки забавляли мужчин шутками и розыгрышами. Две женщины забеременели, и Фенн потребовала объяснить, как они оказались в таком интересном положении; когда она принялась расспрашивать девушек, те только заливисто смеялись. Тогда Фенн обратилась к Таите. Он попытался дать как можно более короткое и туманное объяснение. Девочка подумала.
– Кажется, это очень интересное занятие, – сказала она наконец. Это выражение она усвоила от Мерена.
Таита старался сохранить серьезность, но не сумел сдержать улыбку.
– Я тоже об этом слышал, – согласился он.
– Когда стану взрослой, я бы хотела завести ребенка, чтобы играть с ним, – сказала Фенн.
– Не сомневаюсь, что он у тебя будет.
– Мы могли бы завести его с тобой. Разве это не было бы интересное занятие, Таита?
– Конечно, – согласился он, но почувствовал боль, осознав, что этого никогда не будет. – Ну а пока у нас есть дела поважнее.
Таита не помнил, чтобы с далеких дней своей молодости, когда еще была жива Лостра, он был так счастлив и полон жизни. Тело его стало легким, мысль – острой. К тому же он теперь уставал не так быстро. Он приписывал все это обществу Фенн.
Ее обучение продвигалось столь стремительно, что приходилось нарочно придумывать способы держать ее ум постоянно занятым. Если он позволял себе хоть ненадолго расслабиться, внимание девочки тут же привлекало что-нибудь другое. Она уже бегло говорила и по-египетски, и по-шиллукски.
Если ей предстоит стать посвященной, она должна изучить тенмасс – тайный язык мудрецов и магов. Никакое другое средство общения не способно охватить и передать весь объем эзотерических знаний. Однако тенмасс так сложен и многосторонен, так мало похож на все прочие языки человечества, что овладеть им могут лишь те, кто наделен могучим разумом и предельно предан науке.
Такой вызов заставил Фенн стараться изо всех сил. Вначале ей казалось, что она поднимается по гладкому стеклу, лишенному каких бы то ни было опор для рук и ног. Она с трудом одолевала небольшой подъем, но затем, к своей ярости, теряла опору и скатывалась обратно. И тут же, собравшись, пробовала подняться снова, каждый раз все более яростно и упорно. И никогда не впадала в отчаяние, даже если ей казалось, что она совсем не продвигается. Таита заставил девочку осознать всю сложность задачи: только поняв это, она сможет овладеть языком.
Такой момент наступил, но Таита дождался, пока они вечером остались наедине на матрацах для сна. Тогда он положил руку на лоб Фенн и негромко заговорил, вводя девочку в гипнотический транс. Когда ее восприимчивость обострилась до предела, маг начал сеять в ее сознании семена тенмасса. Он не пользовался египетском языком в качестве посредника и говорил сразу на тенмассе. Потребовалось множество подобных ночных уроков, прежде чем семена тенмасса пустили первые ростки. Как ребенок, который учится ходить, Фенн сделала несколько неуверенных шагов и опять упала. Но в следующий раз она уже стояла увереннее и дольше. Таита старался не слишком перегружать девочку, но в то же время заставлял непрерывно двигаться вперед. Понимая, что такое напряжение может отразиться на ее здоровье, он следил, чтобы они по-прежнему много времени проводили за доской бао, или в легких разнообразных беседах, или гуляя по лесу в поисках редких растений и иных сокровищ.
Когда попадалась подходящая береговая полоска гравия, Таита снимал со спины мула специальный сосуд, и они начинали просеивать гравий. Пока он крутил в сосуде воду с песком и камешками, Фенн, у которой были острый взгляд и проворные пальцы, выбирала красивые полудрагоценные камни. Вода отполировала их и придала им самые фантастические очертания. Набрав полный мешок, Фенн показала камни Мерену, и тот сделал для нее браслет на руку и такой же на ногу. Однажды под пересохшим водопадом она выхватила из сосуда золотой слиток размером с фалангу своего большого пальца. Самородок сверкнул на солнце и ослепил ее.
– Сделай мне из него украшение, Таита, – попросила она.
Хотя он умело скрывал это, Таита чувствовал уколы ревности, когда Фенн надевала украшения, подаренные Мереном. В мои годы? Он улыбнулся своему неразумию. Ишь одинокий лебедь! Тем не менее, призвав на помощь все свое мастерство и творческий гений, он принялся за порученную работу. Из серебра, снятого с рукояти меча Лотти, он сделал тонкую цепочку и оправу, в которую поместил самородок. Закончив, он сотворил заклинание, которое должно было наделить амулет защитной силой, и повесил украшение на шею Фенн. Когда девочка посмотрела на свое отражение в реке, глаза ее наполнились слезами.
– Какое прекрасное ожерелье, – прошептала она. – И теплое, словно живое.
Тепло, которое она ощутила, было эманацией силы, вложенной в амулет Таитой. Эта подвеска стала любимым сокровищем Фенн; девочка назвала ее Талисманом Таиты.
Чем дальше они углублялись на юг, тем веселее и оживленнее вели себя воины. Таите почудилось в этом нечто неестественное. Конечно, теперь дорога не так опасна, как в больших болотах или в земле чаймов, но все же они далеко от дома, пути не видно конца, а идти нелегко. И для подобного прекраснодушия и легкомыслия нет никаких оснований.
В угасающем свете дня Таита сидел рядом с Фенн на берегу реки. Девочка разглядывала три изящных символа тенмасса, которые Таита начертил перед ней на песке. Каждый символ означал слово власти. В сочетании эти символы были столь могущественны и заряжены силой, что лишь тщательно подготовленное сознание могло их воспринять и усвоить. Таита сидел возле Фенн, готовый прийти ей на помощь, если соединение чересчур потрясет девочку. Над самой водой парил огромный черно-белый зимородок с красной грудью. Вот он нырнул, но сосредоточенность Фенн была столь велика, что девочка даже не оглянулась на громкий всплеск, с которым птица вначале ударилась о воду, а затем снова взлетела, часто взмахивая крыльями и держа в длинном черном клюве маленькую серебряную рыбешку.
Таита попытался внимательнее проанализировать собственные чувства. Ему удалось найти всего одну причину собственной эйфории: любовь к девочке и радость общения с ней. С другой стороны, у него было достаточно причин опасаться за себя и за нее. На него возложен священный долг защищать фараона и родину. Он движется навстречу столкновению с могущественной злой силой, не имея никакого плана: одинокий заяц, вздумавший обезвредить леопарда-убийцу. Все против него. Последствия почти наверняка будут ужасны. Почему же в таком случае он действует без учета этих последствий?
Потом он понял, что ему трудно следовать даже за простейшей мыслью. Похоже, кто-то сознательно нагромождает трудности у него на пути. Мага обуяло сильнейшее желание оставить все как есть и вновь погрузиться в замечательную самоуспокоенность, самодовольство, веру в свою способность преодолеть любое препятствие, вставшее на дороге – без плана и подготовки. Опасное безрассудство, подумал он и рассмеялся, словно забавной шутке.
Своим смехом он нарушил сосредоточенность Фенн: девочка подняла голову и нахмурилась.
– В чем дело, Таита? – спросила она. – Ты предупредил, что опасно отвлекаться, когда я пытаюсь объединить рациональные элементы этих символов.
Ее слова заставили мага опомниться, и Таита понял, какую серьезную ошибку совершил.