– Таита растил ее с детства. Она была прекрасна. Их души переплелись, но они так и не смогли соединиться. Его искалеченное тело было лишено мужской силы, и он мог быть ей только другом и защитником. Тем не менее он любил Лостру всю ее жизнь и после ее смерти. А она, в свою очередь, любила его. Умирая у него на руках, Лостра сказала: "Я любила только двух человек в своей жизни, и ты был одним из них. Может быть, в следующей жизни боги будут добрее к нашей любви".
Голос Саманы дрогнул. Глаза женщин блестели от слез.
Молчание нарушила Тансид.
– Расскажи об этом, Самана. На земле нет ничего прекраснее подлинной любви.
– После смерти Лостры, – негромко заговорила Самана, поглаживая голову мага, – Таита забальзамировал ее; прежде чем уложить ее в саркофаг, он срезал с ее головы локон и спрятал в золотой медальон. – Она наклонилась и прикоснулась к амулету Лостры, который висел на шее Таиты на золотой цепи. – Видите? Он носит его до сего дня. И по-прежнему хочет, чтобы она вернулась к нему.
Тансид плакала. Самана разделяла ее печаль, но не могла смыть ее слезами. Она прошла такой путь по дороге посвященных, что оставила мелкие человеческие слабости далеко за собой. Печаль – оборотная сторона радости. Печалиться – значит быть человеком. Тансид еще способна плакать.
К окончанию муссонных дождей Таита пришел в себя после испытания и научился владеть Внутренним Оком. Все чувствовали в нем новую силу: он излучал душевное спокойствие. Мерену и Тансид было с ним хорошо; они молчали, наслаждаясь его присутствием.
Но почти все часы бодрствования Таита проводил с Саманой. День за днем сидели они у храмовых ворот. И с помощью своего Внутреннего Ока наблюдали за прохожими. Для них каждый человек был окружен собственной аурой, облаком, меняющим цвет, которое раскрывало чувства, мысли и нрав своего владельца. Самана учила Таиту истолковывать увиденное.
С приходом ночи, когда все засыпали, Самана и Таита направлялись в темный храм и проводили время среди изваяний богини Сарасвати. Всю ночь они говорили, по-прежнему на тайном языке высших посвященных, тенмасс, и ни апсары, ни Мерен, ни даже ученая Тансид не могли его понять. Как будто Самана и Таита чувствовали скорое расставание и старались использовать каждый оставшийся час.
– У тебя нет ауры, – заметил Таита во время последнего разговора.
– У тебя тоже, – ответила Самана. – У мудрецов ее не бывает. Для нас это надежный способ распознать друг друга.
– Ты гораздо мудрей меня.
– Но твое стремление к знаниям и способность обретать мудрость превосходят мои. Теперь, получив внутреннее зрение, ты поднялся на предпоследний уровень посвящения. Остался лишь один – уровень Благосклонных Бессмертных.
– С каждым днем я становлюсь сильнее. И с каждым днем все отчетливее слышу зов. Отринуть его невозможно. Я должен оставить тебя и уйти.
– Да, твое пребывание здесь подошло к концу, – подтвердила Самана. – Мы больше не встретимся, Таита. Пусть храбрость будет твоим спутником. И пусть Внутреннее Око покажет тебе путь.
Мерен вместе с Астратой и Ву Лу был в павильоне у бассейна. Увидев направляющегося к ним Таиту, они торопливо оделись. Рядом с магом шла Тансид. Только теперь стало заметно, как изменился Таита. Он больше не сгибался под грузом лет и словно стал выше и стройнее. Его волосы, по-прежнему серебристые, стали более густыми и блестящими. Глаза теперь были не покрасневшими и близорукими, но ясными и чистыми; взгляд приобрел уверенность. Даже Мерен, наименее восприимчивый, заметил разницу. Он подбежал к Таите и без слов склонился перед ним, обнимая ноги. Таита поднял его и заключил в объятия. Потом отстранил на длину руки и стал внимательно разглядывать. Аура Мерена была здорового оранжевого цвета, как пустынный рассвет, – аура честного воина, доблестного и верного.
– Прихвати свое оружие, добрый Мерен, нам пора уходить.
На мгновение Мерен в отчаянии словно прирос к земле, затем оглянулся на Астрату.
Таита изучал ее ауру. Чистая, как устойчивое пламя масляной лампы, чистая и простая. Неожиданно он увидел, как она дрогнула, словно тронутая случайным ветерком. Но тут же вновь стала ровной: девушка подавила горечь расставания. Мерен отвернулся от нее и отправился в жилые помещения храма. Несколько минут спустя он снова появился с луком и колчаном через плечо, перепоясанный ремнем с мечом. На спине он нес свернутый тигровый плащ Таиты.
Таита поцеловал женщин. Его зачаровывали пляшущие огни аур трех апсар. Ву Лу окружал серебристый нимб, пронизанный дрожащими золотыми лучами; ее аура была сложнее и насыщеннее ауры Астраты. По дороге посвященных она ушла дальше.
У Тансид аура была жемчужной, радужной, словно пленка драгоценного масла на поверхности вина в чаше; она, искрясь, непрерывно меняла тона и оттенки. Тансид – благородная душа и добрый разум. Таита задумался, призовут ли когда-нибудь Тансид отдаться ищущей бамбуковой игле Саманы. Он поцеловал девушку, и ее аура ярко вспыхнула. За недолгое время их знакомства они разделили многие душевные испытания. И Тансид полюбила пришельца.
– Желаю тебе исполнить свое предназначение, – прошептал он, когда их губы разъединились.
– Я сердцем знаю, что ты достигнешь свого, маг, – негромко ответила она. – Я тебя никогда не забуду. – И порывисто обняла его за шею. – О маг… я хочу… как я хочу…
– Я знаю, чего ты хочешь. Это было бы прекрасно, – мягко сказал он, – но не все в жизни возможно.
Он повернулся к Мерену.
– Ты готов?
– Готов, маг, – ответил Мерен. – Веди, и я пойду за тобой.
* * *
Путники возвращались прежней дорогой. Поднялись в горы, где на вершинах выл вечный ветер, подошли к началу большого горного прохода и двинулись по нему на запад. Мерен помнил все повороты, каждую тропу и опасный брод, поэтому они не тратили времени на поиски дороги и продвигались быстро. И наконец вышли к ветреным просторам степи Экбатана, где большими табунами паслись дикие лошади.
С тех пор как с вторгшимися ордами гиксосов в Египте появились первые лошади, Таита чувствовал тягу к этим благородным животным. Захватив вражеских скакунов, он создал из них первую упряжку для новой колесницы, которую построил для фараона Мамоса. За эту услугу фараон наградил его титулом Повелителя десяти тысяч колесниц. Любовь Таиты к лошадям уходила далеко в прошлое.
После тяжелого перехода по горам путники остановились отдохнуть; им хотелось побыть рядом с лошадьми. Следуя за табунами по однообразной местности, они наткнулись на ложбину, где пряталось несколько природных источников чистой воды. Незатихающий ветер, обжигавший в степи, сюда не добирался, и в этом защищенном месте росла свежая зеленая трава. Тут паслось множество лошадей, и Таита, решив насладиться соседством с ними, разбил у источника лагерь. Мерен поставил шалаш из стеблей травы, а в качестве топлива использовал сухой навоз. В ручьях водилась рыба, здесь же жили колонии водяных полевок, которых Мерен ловил, пока Таита выкапывал съедобные корни и отыскивал на влажной земле грибы. Рядом с шалашом, так, чтобы их не трогали лошади, Таита посадил саженцы, прихваченные из храма Сарасвати, и вырастил славный урожай. Путники хорошо питались и отдыхали, готовясь продолжить долгое трудное путешествие.
Лошади привыкли к их присутствию и вскоре уже позволяли Таите приблизиться на несколько шагов, прежде чем мотнуть гривой и отойти. С помощью вновь обретенного Внутреннего Ока Таита изучал их ауру.
Хотя аура высших животных не столь заметна, как у людей, Таита сумел выделить здоровых и сильных лошадей и оценить их норов и склонности. Он мог отличить своенравных, упрямых и непокорных от спокойных и послушных. За те недели, что в огороде наливались соками растения, Таита приучил к себе пять лошадей, отличавшихся умом, силой и дружелюбием, – трех зрелых кобыл, имеющих годовалых жеребят, и двух молодых, заигрывавших с жеребцами, но еще отгонявших их пинками и оскаленными зубами. Одна из этих кобылок особенно занимала Таиту.
Маленький табун влекло к нему, как его тянуло к лошадям. Теперь кони спали у изгороди, которую Мерен поставил, чтобы защитить огород. Воина это тревожило.
– Я знаю женщин и нисколько не доверяю этим самкам. Они задумали недоброе. Однажды утром мы обнаружим, что никакого урожая у нас нет.
Теперь большую часть времени он охранял огород и укреплял изгородь. И пришел в отчаяние, когда Таита, набрав мешок сладких молодых бобов, их первый урожай, вместо того чтобы положить бобы в котел, отнес их маленькому табуну, который с интересом наблюдал за ним. Кобылка, которую маг выбрал для себя, была палевой в серых яблоках. Лошадь позволила Таите подойти ближе, чем раньше, и, насторожив уши, слушала его ласковые слова. Наконец осторожность победила: кобыла махнула головой и ускакала. Таита позвал ее:
– У меня для тебя подарок, моя дорогая. Вкусный подарок для красавицы.
При звуке его голоса кобыла остановилась. Таита протянул ей горсть бобов. Палевая повернула голову и разглядывала его через плечо. Закатила глаза, так что показались розовые края век, и фыркнула, почуяв запах бобов.
– Да, прекрасное создание, ты только понюхай. Разве от них можно отказаться?
Лошадь еще раз фыркнула и нерешительно закивала.
– Что ж, ладно – если не хочешь, Мерен с радостью бросит их в котел.
Таита повернулся к изгороди, но руку не убирал. Человек и лошадь внимательно смотрели друг на друга. Кобыла сделала шаг вперед и снова остановилась. Таита поднес руку ко рту, взял в зубы боб и принялся жевать, широко открывая рот.
– Слов нет, как вкусно, – сказал он, и лошадь наконец сдалась, подошла и осторожно взяла бобы с протянутой руки. Морда у нее была бархатная, а из пасти пахло свежей травой. – Как же мы тебя назовем? – задумался Таита. – Имя должно соответствовать твоей красоте. У меня есть такое. Я назову тебя Дымка.
Через несколько недель Таита и Мерен убрали урожай. Они провеяли зрелые бобы и ссыпали их в мешки из шкур водяных полевок. Затем, высушив стебли на солнце и на ветру, связали их в пучки. Лошади стояли вдоль изгороди, свесив через нее головы, и жевали бобовые стебли, которыми кормил их Таита.
Вечером Таита дал Дымке полную пригоршню, затем обнял ее рукой за шею и погладил пальцами гриву, шепча на ухо ласковые слова. Потом неторопливо подобрал полы своего одеяния, забросил худую ноги на спину лошади и сел боком. Кобыла изумленно застыла, глядя через плечо огромными блестящими глазами. Таита большими пальцами ног подтолкнул ее, и она пошла, а Мерен радостно вскрикнул и захлопал в ладоши.
Когда путники наконец покинули лагерь, Таита ехал верхом на Дымке, а Мерен – на одной из кобыл постарше. Скарб навьючили на спины остальных лошадей.
Дорога домой оказалась куда короче, чем от дома. Тем не менее до Галлалы они добрались, когда прошло целых семь лет со дня их ухода. Едва разнеслась весть об их возвращении, горожане возрадовались. Они в душе давно похоронили ушедших. Все мужчины с семьями приходили к Таите в старый разрушенный храм, приносили небольшие дары в знак своего уважения. Большинство детей за время отсутствия мага выросли, у многих уже родились собственные дети. Таита ласкал малышей и благословлял их.
Караванщики быстро разнесли по всему Египту весть об их возвращении. Вскоре от двора в Фивах, от фараона Нефера Сети и царицы Минтаки, прибыли вестники. Новости они принесли неутешительные: Таита впервые услышал об эпидемии, поразившей царство.
– Приезжай как можно быстрей, мудрец, – приказывал фараон. – Мы нуждаемся в тебе.
– Я приду к тебе в свете новой луны Исиды, – ответил Таита вестникам. Он не проявлял сознательного непослушания – просто знал, что духовно еще не готов давать советы фараону. И чувствовал, что эпидемия – проявление гораздо большего бедствия, о котором предупреждала верховная жрица Самана. Обладая Внутренним Оком, он все еще не мог противостоять Злу. Ему следовало обдумать предзнаменования, потом собраться с духовными силами. И еще ждать указаний, которые, как подсказывало ему чутье, придут к нему в Галлале.
Однако многое отвлекало его и мешало. Скоро начали появляться многочисленные чужаки: пилигримы ждали внимания Таиты, калеки и больные молили излечить их. От царей доставляли богатые дары и просили о пророчествах и божественном руководстве. Таита внимательно разглядывал ауры гонцов, надеясь найти того, кого он ждет. Снова и снова его ждало разочарование, и он отсылал гостей вместе с их подношениями.
– Может, нам стоит оставлять себе малую толику? – ворчал Мерен. – Хоть ты и стал святым, но есть тебе по-прежнему нужно, и одежда твоя износилась. А мне нужен новый лук.
Изредка, когда Таита видел особенно сложную ауру, новый посетитель пробуждал надежду. Такие люди приходили к нему в поисках мудрости и знаний, привлеченные его славой в братстве магов. Но все они приходили брать; никто из них не мог сравниться с ним в силе или предложить что-нибудь взамен. Тем не менее Таита внимательно слушал всех, взвешивая и оценивая каждое слово. Ничего существенного, но иногда случайное замечание или ложное умозаключение заставляли его задуматься. Благодаря ошибкам посетителей он приходил к противоположным ценным выводам. И ни на миг не забывал о предостережении Кашьяпы и Саманы: грядущая схватка потребует всех его сил, мудрости и хитрости – лишь тогда он сумеет уцелеть.
Караваны, шедшие из Египта через скалистую пустыню к порту Сагафа на Красном море, служили источником новостей. Когда приходил очередной караван, Таита посылал Мерена поговорить с хозяином; все караванщики выказывали воину глубокое уважение, зная, что он доверенное лицо Таиты, знаменитого мага. Однажды вечером Мерен вернулся из города и доложил:
– Обад Тиндали, купец, просит тебя не забыть его в молитвах великому богу Гору. Он посылает тебе щедрый дар – зерна кофе высшего качества из далекой Эфиопии, но, увы, приготовься: он принес из дельты плохие известия.
Старик опустил глаза, чтобы скрыть мелькнувший в них страх. Что может быть хуже уже полученных новостей? Он поднял голову и строго произнес:
– Не пытайся уберечь меня, Мерен. Ничего не утаивай. Пришел ли разлив Нила?
– Еще нет, – негромко и печально ответил Мерен. – Разливов не было уже семь лет.
Строгое лицо Таиты дрогнуло. Без разливов реки и без той богатой плодородной почвы, которую они приносят с юга, Египет ждут голод, мор и смерть.
– Маг, это глубоко опечалило меня, но есть худшие новости, – продолжал Мерен. – Остатки воды в Ниле превратились в кровь.
Таита удивленно взглянул на него.
– В кровь? – переспросил он. – Не понимаю.
– Маг, сузившаяся река стала темно-красной, и от нее несет, как от свернувшейся трупной крови, – сказал Мерен. – Ни люди, ни животные не могут пить эту воду. Лошади и скот, даже козы гибнут от жажды. Их кости лежат по берегам реки.
– Болезни и бедствия! В истории земли о таком не слыхивали с начала времен, – прошептал Таита.
– Не просто болезни! – воскликнул Мерен. – Из кровавых вод Нила вышли несметные полчища колючих жаб, проворных и больших, как собаки. Из бородавок, покрывающих их отвратительные тела, сочится яд. Жабы пожирают трупы погибших животных. Но и это еще не все. Люди говорят, да убережет нас от этого великий Гор, будто эти чудовища нападают на детей или на тех, кто слишком стар или слаб, чтобы защититься. Они съедают людей живьем, пока те кричат и отбиваются. – Мерен помолчал и перевел дух. – Что творится на белом свете? Какое проклятие пало на нас, маг?
Уже несколько десятилетий, со времени великой битвы с узурпатором, лжефараоном, с восшествия на двойной престол Верхнего и Нижнего Египта Нефера Сети, Мерен был рядом с Таитой. Он стал магу приемным сыном, заменив того, кого не могли породить искалеченные чресла мудреца. Нет, Мерен был больше чем сын: его любовь к старику была крепче кровного родства. Таиту тронуло его отчаяние; он и сам испытывал глубокое беспокойство.
– Почему такое творится с землей, которую мы любим, с народом, который мы любим, с царем, которого мы любим? – недоумевал Мерен.
Таита покачал головой и некоторое время молчал. Затем наклонился и коснулся плеча Мерена.
– Боги разгневались, – проговорил он.
– Но почему? – настаивал Мерен. Суеверный страх сделал могучего воина и стойкого спутника почти ребенком. – Чем мы оскорбили богов?
– С самого нашего возвращения в Египет я ищу ответ на этот вопрос. Я приносил жертвы и обшаривал небо вдаль и вширь в поисках хоть какого-то знака. Но я все еще не нашел причину божественного гнева. Ее как будто скрыло чье-то зловещее присутствие.
– Ради фараона Египта, ради всех нас ты должен найти ответ, маг, – умолял Мерен. – Но где искать его?
– Скоро узнаю, Мерен. Так говорят знамения. Ко мне явится нежданный вестник – человек или демон, животное или бог. Не исключено, что это будет небесный знак, написанный звездами. Но ответ придет ко мне сюда, в Галлалу.
– Когда, маг? Не слишком ли теперь поздно?
– Возможно, сегодня же вечером.
Таита одним гибким движением вскочил. Несмотря на преклонный возраст, он двигался как юноша. Его проворство и стойкость неизменно изумляли Мерена, хотя он и провел много лет рядом со стариком. Таита взял из угла террасы свой посох и остановился у подножия лестницы, ведущей в высокую башню. Горожане построили эту башню для него. Все семьи Галлалы принимали участие в работе. Это был осязаемый знак любви и уважения, которые они испытывали к старому магу, открывшему источники воды, поившей город, и оберегавшему всех своим невидимым, но могучим волшебством.
Таита двинулся вверх по спиральной лестнице, устроенной снаружи башни; узкие открытые ступени не защищали перила. Слегка постукивая посохом по камням, маг поднимался, как козерог, не глядя под ноги. Когда Мерен вслед за ним добрался до площадки на верху башни, Таита уже сидел на шелковом молитвенном ковре лицом к востоку. Мерен поставил рядом с ним серебряный флакон и сел сзади, готовый выполнить любую просьбу, но в то же время так, чтобы не мешать размышлениям мага.
Таита достал пробку из флакона, набрал в рот острой горькой жидкости и медленно проглотил. Тепло из живота разошлось по всем мышцам, заполнило рассудок кристальной ясностью. Маг негромко вздохнул и под действием ароматного снадобья раскрыл Внутреннее Око своей души.
Два дня назад полную луну проглотило чудовище ночи, и теперь небо принадлежало только звездам. Таита следил, как они загораются в соответствии со своим рангом: самые яркие и заметные возглавляли процессию. Вскоре звезды в бесчисленном множестве заполнили небо, окутав пустыню серебристым сиянием. Таита изучал их всю жизнь. Ему казалось, он знает и понимает все, что можно знать и понимать касательно звезд, но теперь с помощью своего Внутреннего Ока он получал новое представление об их свойствах и роли в извечном устройстве мироздания и в делах людей и богов. Особенно рьяно Таита искал одну яркую звезду. Он знал, что она совсем рядом. И как только увидел ее, все его чувства обострились: этим вечером звезда, казалось, повисла над самой башней.