Питер подробно описывал этот район, указывая средний размер помещений и точное положение каждого найденного предмета. Лорен уже начал ерзать на стуле и вертеть в пальцах сигару. В своем отношении к работе Питер педантичен, как старая дева. Наконец он добрался до заключения: "Таким образом, на этой территории предположительно находился базар или рынок" - и отвел нас на склад, чтобы ознакомить с находками. Здесь были куски сильно проржавевшего железа, бронзовый гребень, ручка ножа в форме женского тела, четырнадцать бронзовых розеток - мы предположили, что это отделка щита, - двадцать пять фунтов бронзовых дисков, предметы в форме солнца и звезд, очевидно, украшения, шестнадцать изогнутых и измятых бронзовых пластин, которые, как мы полагали, представляли собой элемент защитного вооружения - часть нагрудника; великолепное бронзовое блюдо двадцати четырех дюймов в диаметре, с изображением солнца в центре и сложным узором по краям и еще примерно сорок фунтов бронзовых обломков, настолько поврежденных, что определить их назначение не представлялось возможным.
- Здесь все обнаруженные на данный момент бронзовые предметы, - сказал Питер Лорену. - Обработка грубая, но ни замысел, ни исполнение не принадлежат банту. Ближе всего финикийская работа. В отличие от римлян и греков финикийцы уделяли искусству мало внимания. Их артефакты, как и их здания, тяжелы и грубо исполнены. С другой стороны, привлекает внимание преклонение перед солнцем. Очевидно, это было политеистическое общество, но с явным преобладанием культа солнца. Представляется, что в этом поселении главный финикийский бог Баал персонифицировался в виде солнечного диска.
Хотя Питер допустил обычную ошибку профессионала, пустившись в рассуждения о неинтересных другим тонкостях, я не вмешался и позволил ему продолжать. Обсудив каждый предмет отдельно, Питер подвел нас к следующему ряду столов, где были расставлены стекло и керамика.
- Стеклянные бусы весом сто двадцать пять фунтов, всех цветов, но преимущественно синего и красного. Финикийские цвета, причем зеленые, белые и желтые обнаруживаются только в уровнях один и два. Иными словами, после пятидесятого года нашей эры, что приблизительно совпадает с последней фазой ассимиляции финикийской цивилизации римлянами в Средиземноморье и последующим исчезновением этой цивилизации. Я вмешался:
- Римляне так тщательно ассимилировали финикийцев и все их достижения, что мы о них почти ничего не знаем.
Я обратил внимание на Салли. Она была в великолепном настроении - разительная перемена по сравнению с предшествующими шестью неделями, когда она оставалась неразговорчивой и отчужденной. Она промыла волосы, и они стали мягкими и блестящими. Кожа Салли там, где ее коснулось солнце, тоже блестела золотыми оттенками. Салли подкрасила губы и подвела глаза. Ее красота поразила мое сердце. Я заставил себя вернуться к обсуждению.
- …а также обнаруженная керамика, - говорил Питер. Он указал на большую выставку фрагментов, частей и иногда почти целых предметов. - На всех предметах, за одним исключением, нет ни единой надписи. А вот и исключение. - Он взял обломок, лежавший на почетном месте, и протянул его Лорену. Хотя мы все уже много раз видели его, мы столпились вокруг Лорена. На обожженной глине виднелась буква. - Обломок вазы или чаши. Буква, предположительно, пуническое "Т".
Наконец нетерпение Лорена дало о себе знать. Он повернулся ко мне и положил руку мне на плечо.
- Делай вывод, Бен. Признают это?
- Конечно, нет, Ло. - Я с сожалением покачал головой. - Будут кричать: "Привнесено". Старый трюк: все, что не можешь объяснить, все, что не укладывается в твои теории, объявляй привозным или полученным посредством торговли.
- Похоже, тебе не выиграть, Бен, - с сочувствием сказал Лорен, и я улыбнулся.
- По крайней мере нам не попалась китайская керамика четырнадцатого века или ночной горшок с портретом королевы Виктории.
Смеясь, мы перешли к выставке меди. Тут были браслеты и броши, позеленевшие и полусгнившие. Связки медной проволоки и слитки в форме андреевского креста, каждый в двенадцать фунтов весом.
- Это не ново, - заметил Лорен.
- Конечно, - согласился я. - Их находят по всей Центральной и Южной Африке. Но форма слитков точь-в-точь, как на финикийских шахтах в Корнуэлле и у медных слитков в древних копях Кипра.
- И это не бесспорное доказательство? - спросил Лорен. Я покачал головой и повел его к находкам из железа. Все они настолько проржавели и были повреждены, что об их первоначальной форме и назначении оставалось только догадываться. Тут были сотни наконечников стрел, в основном найденные на уровнях. 1 и 2, наконечники копий, мечи, головки топоров и ножи.
- Судя по количеству оружия или того, что мы принимаем за оружие, древние были воинственным народом. Или, напротив, боялись нападения и успешно защищались от него, - предположил я, вызвав общий ропот несогласия. От секции железа мы перешли к выставке моих фотографий - все стадии раскопок, виды нижнего города, акрополя, храма и пещеры.
- Очень хорошо, Бен, - признал Лорен. - Это все?
- Самое хорошее напоследок, - я не мог удержаться от драматических эффектов и специально отгородил конец склада. Я провел Лорена за первую ширму. Вся моя команда с беспокойством следила за его реакцией. И не была разочарована.
- Боже! - Лорен остановился перед фаллическими колоннами с их орнаментальными вершинами. - Птицы Зимбабве!
Их было три. Хоть и частично разрушенные, они достигали пяти футов в высоту и тридцати дюймов в окружности. Только одна сохранилась относительно неповрежденной, две другие сильно пострадали и опознать их можно было с трудом. Резная вершина каждой колонны, по-видимому, первоначально представляла собой изображение нахохлившегося грифа с тяжелым клювом и хищными когтями. Точно таких же птиц нашли в Зимбабве Холл, Макайвер и другие.
- Зимбабве ни при чем, - поправил я.
- Да, - подхватила Салли. - Именно с этих птиц были скопированы птицы Зимбабве.
- Где вы их нашли? - спросил Лорен, придвигаясь, чтобы лучше разглядеть фигуры из зеленого мыльного камня.
- В храме, - я улыбнулся Ралу и Лесли, которые напустили на себя скромный вид, - за внутренней стеной. Вероятно, это религиозные объекты - посмотри, внизу изображение солнца. Очевидно, они связаны с поклонением Баалу как солнечному богу.
- Мы назвали их птицами солнца, - объяснила Салли. - Бен решил, что "птицы Офира" звучит слишком претенциозно.
- Почему они так повреждены? - Лорен указал на следы ударов, разбивших хрупкий мыльный камень.
- Можно только догадываться. Но мы знаем, что они были опрокинуты и фрагменты лежали в беспорядке в слое пепла на уровне один.
- Очень интересно, Бен. - Взгляд Лорена устремился к последней перегородке в глубине склада. - Ну, скрытный ублюдок, а что у тебя там?
- То, на чем зиждется любой город и собственно колонизация, - я отодвинул экран, - золото!
Есть в этом прекрасном маслянистом металле что-то, пленяющее воображение. Все затихли. Предметы были старательно очищены и теперь испускали мягкое сияние, недвусмысленно свидетельствовавшее, что перед ними золото.
Холодное перечисление отвлекает от тайны и восхищения. Общий вес предметов 683 унции. В наличии - пятнадцать прутьев золота размером с мужской палец. Сорок восемь предметов украшений, булавки, броши и гребни. Статуэтка - женская фигура в четыре с половиной дюйма высотой…
- Астарта, Танит… - прошептала Салли, погладив ее. - Богиня луны и земли.
Вдобавок горсть золотых бусин, осыпавшихся с давно истлевших нитей, десяток солнечных дисков и множество осколков, обломков, кружков, назначение которых оставалось неясным.
- И наконец вот это, - я поднял тяжелый кубок чистого золота. Он был расплющен, но основание уцелело. - Посмотри, - сказал я, указывая на необыкновенно тонкий рисунок.
- Анк? Египетский символ вечной жизни? - Лорен взглянул на меня, ожидая подтверждения. Я кивнул.
- Для христиан и язычников среди вас. Мы знаем, что фараоны часто пополняли свои сокровищницы за счет финикийцев. Может, это, - я повернул в руках кубок, - дар фараона царю Офира?
- А помните чашу в правой руке Белой леди из Брандберга? - спросила Салли.
Этого хватило, чтобы обсуждение затянулось чуть не до утра, а на следующий день Салли с помощью Хетер Уилкокс представляла свои рисунки и изображения из пещеры. Когда она демонстрировала фигуру белого царя, на лице Лорена опять появилось странное выражение, и он принялся разглядывать изображение с удвоенным вниманием. Мы долго стояли молча, наконец он поднял голову и посмотрел на Салли.
- Я бы хотел получить копию этого рисунка для личной коллекции. Вы не против?
- С величайшим удовольствием, - Салли радостно засмеялась. Ее веселое улыбчивое настроение оказалось заразительно. Подобно большинству красивых женщин, Салли не всегда противится тому, чтобы быть на виду. Она знала, что поработала на славу, и теперь наслаждалась овациями.
- Я не могла решить, что это такое, - сказала она улыбаясь и повесила новый лист. - До сих пор я обнаружила семнадцать аналогичных символов. Хетер называет их ходячими огурцами и двойными ходячими огурцами. У кого какие мысли?
- Головастики? - попробовал Рал.
- Многоножки, - чуть удачнее определила Лесли. Наше воображение иссякло, и мы замолкли.
- Есть еще идеи? - спросила Салли. - Мне казалось, от собрания таких всемирно известных умных людей и специалистов можно ожидать большего…
- Бирема, - негромко сказал Лорен. - И трирема.
- Клянусь Юпитером! - Я тут же увидел их. - Ты прав!
- Ниневийская квинкверема из далекого Офира, - радостно процитировал Питер.
- Форма корпуса, расположение весел - все соответствует, - продолжал я. - Конечно… такие корабли регулярно плавали по озеру.
У нас это не вызывало сомнений, но другие, очевидно, будут спорить.
После ленча мы отправились осматривать раскопки, и Лорен снова высказал несколько блестящих догадок. В углу, образованном утесом и внешней стеной, группа Пита обнаружила серию больших правильных ячейкоподобных помещений. Они соединялись длинным коридором. Сохранились остатки мощеного пола и дренажной системы. Каждое помещение достигало примерно двадцати пяти квадратных футов. Это, кажется, было единственное сооружение за стеной, сделанное из камня, а не из глины.
Мы условно называли эти помещения "тюрьмой".
- Неужели я должен думать за всех вас? - вздохнул Лорен. - Вы ведь только что показывали мне изображения боевых слонов.
- Слоновьи стойла? - спросил я.
- Быстро соображаешь, парень! - Лорен хлопнул меня по плечу, и я вспыхнул. - В Индии их называют слоновьи линии.
После обеда я около часа работал в темной комнате и проявил три пленки. Закончив, пошел отыскивать Лорена. На следующее утро он улетал, а нам еще многое требовалось обсудить.
В доме для гостей его не оказалось, в гостиной тоже, а на мой вопрос Рал ответил:
- Мне кажется, он пошел в пещеру, доктор. Он попросил у меня фонарь.
Лесли почему-то многозначительно взглянула на него, нахмурилась, быстро покачала головой, но для Рала это означало не больше, чем для меня. Я сходил за своим фонарем и двинулся по молчаливой роще, осторожно пробираясь среди открытых раскопок. В отверстии туннеля за большим сикамором было темно.
- Лорен! - позвал я. - Ты здесь? - Мой голос глухо отразился от камня. Эхо замерло, снова наступила тишина, и я вошел в туннель. Зажег фонарь, увертываясь от стаи летучих мышей. Звук моих шагов нарушил тишину.
Никакого света я не увидел, остановился и снова окликнул.
- Лорен! - Мой голос гулко отозвался. Ответа не было, и я пошел дальше. Когда я вышел из туннеля в пещеру, меня неожиданно ослепил луч мощного фонаря. - Лорен? - спросил я. - Это ты?
- Что тебе нужно, Бен? - спросил он из темноты за фонарем. Спросил с досадой, даже зло.
- Хотел поговорить с тобой о дальнейших планах, - я заслонил глаза от света.
- Поговорим завтра.
- Ты улетаешь рано, давай поговорим сейчас. - И я пошел к нему, отводя взгляд от луча. - Свети куда-нибудь в сторону, - попросил я.
- Ты оглох? - Голос Лорена звучал резко - голос человека, привыкшего распоряжаться. - Я сказал - завтра, черт тебя возьми!
Я застыл, ошеломленный, сконфуженный. Никогда в жизни он не разговаривал со мной таким тоном.
- Ло, с тобой все в порядке? - с беспокойством спросил я. В пещере что-то было не так. Я чувствовал это.
- Бен, ступай. Поговорим утром.
Я еще мгновение колебался. Потом повернулся и пошел назад. Я даже мельком не видел Лорена за этим лучом.
Утром Лорен был само обаяние. Он извинился за предыдущий вечер:
- Просто я хотел побыть в одиночестве, Бен. Прости. Иногда я бываю таким.
- Я знаю, Ло. Я тоже.
Через десять минут мы сошлись на том, что, хотя свидетельств существования финикийского города множество, неопровержимых среди них нет. С объявлением об открытии придется подождать, а тем временем Лорен дает нам carte blanche для продолжения раскопок и исследований.
Он улетел на рассвете, и я знал, что на следующий день завтракать он будет в Лондоне.
* * *
Недели после отлета Лорена стали для меня нелегкими. Хотя раскопки успешно продолжались, а энтузиазм и изобретательность моих ассистентов не убывали, результаты меня разочаровывали.
Были новые находки, множество, но они повторялись. Керамика, даже осколки золотых украшений больше не вызывали во мне дрожи возбуждения. К тем знаниям, что мы уже накопили, не добавилось ни крошки. Я беспокойно бродил по раскопкам, останавливался над новыми траншеями или обнажившимися уровнями, молясь, чтобы следующая лопата открыла какой-нибудь невероятный щит или камень склепа. Где-то таится ключ к древней загадке, но он скрыт от нас.
Помимо застоя в исследованиях, было иное обстоятельство: мои отношения с Салли очень странно изменились, и я не мог этого объяснить. Естественно, с момента появления других в Лунном городе всякая возможность интимной близости исчезла. Салли была непоколебима в своем стремлении скрыть нашу связь и искусно противостояла моим неловким попыткам застать ее в одиночестве. Ближе всего к успеху я оказывался, когда днем приходил в пещеру. Но и там с ней постоянно был ее помощник, а часто и Хетер Уилкокс.
Салли казалась отчужденной, замкнутой и мрачной. Днем она сосредоточенно работала, а вечером, сразу после ужина, обычно ускользала к себе. Однажды я пошел за ней, негромко постучался и, не услышав ответа, неуверенно открыл дверь. Салли не было. Я ждал в полумраке, чувствуя себя соглядатаем. Она вернулась уже заполночь - выскользнула из тихой рощи, как призрак, и направилась прямо в свой дом, где Лесли давно уже погасила свет.
Было тревожно видеть мою Салли-хохотушку такой необычно молчаливой, и на следующий день я навестил ее в пещере.
- Я хочу поговорить с тобой, Салли.
- О чем? - Она с легким удивлением взглянула на меня, как будто впервые за день заметила, что я существую. Я отослал молодого африканца-помощника и уговорил Салли сесть со мной на камни у изумрудного бассейна, надеясь, что его красота смягчит ее.
- Что случилось, Салли?
- Господи, да что могло случиться? - Разговор шел через пень-колоду. Казалось, Салли считала, что я лезу не в свое цело. Я чувствовал закипающий гнев, мне хотелось крикнуть: "Я твой любовник, черт возьми, и все, что касается тебя, касается и меня!"
Но здравый смысл победил: такая самонадеянность несомненно разорвала бы последнюю тонкую нить, связывавшую нас. Вместо этого я взял ее за руку и, ненавидя себя за краску, сразу появившуюся на щеках, негромко сказал:
- Я тебя люблю, Салли. Помни об этом. Если я чем-то могу помочь…
Вероятно, это было лучшее, что я мог сказать, потому что лицо ее смягчилось, а глаза затуманились.
- Бен, ты очень хороший человек. Не обращай на меня внимания. У меня просто хандра, и тут никто мне не поможет. Она пройдет, если ее не замечать.
На мгновение она стала прежней Салли, легкая улыбка дрожала в углах рта и в больших зеленых глазах.
- Дай мне знать, когда она пройдет. - Я встал.
- Конечно, доктор. Вы узнаете первым.
На следующей неделе я вернулся в Йоханнесбург. Предстояло ежегодное собрание попечителей Института, на котором я не мог не присутствовать; кроме того, я должен был прочесть несколько лекций на археологическом факультете университета Витвотерсренда.
Я улетал на одиннадцать дней. Взяв с Питера Уилкокса слово, что он немедленно известит меня, если будет открыто что-то новое, я оставил все в его надежных руках.
Три женщины суетились вокруг меня, собирали чемодан, готовили бутерброды и целовали перед взлетом. Должен признать, что такое отношение мне нравилось.
Я часто обнаруживал, что слишком тесный контакт сужает поле зрения. Через три часа после отлета из Лунного города я сделал небольшое открытие. Если на этих фундаментах когда-то возвышались стены и башни, камень для их сооружения должны были добывать где-то по соседству. Очевидно, где-то в утесах, неподалеку от города, должен был быть карьер.
Я отыщу его и по его размерам определю величину города.
Впервые за несколько недель я почувствовал себя хорошо, и последующие дни оказались плодотворными и радостными. Собрание попечителей превратилось в праздник, какого только и можно ожидать, если субсидии не ограничены, а перспективы благоприятны. Лорен из кресла председателя очень похвально отозвался обо мне, возобновляя мой контракт директора Института на следующие двенадцать месяцев. Чтобы отпраздновать тридцатипроцентное повышение моего жалованья, он пригласил меня на обед к себе домой, где за желтым деревянным столом в столовой сидели сорок человек, а я был почетным гостем.
Хилари, в платье из желтой парчи, со знаменитыми фамильными бриллиантами Стервесантов, на протяжении вечера почти все свое внимание уделяла мне. У меня слабость к прекрасному, особенно к красивым женщинам. Их в этот вечер было не менее двадцати, и я в их обществе чувствовал себя королем. Вино развязало мне язык и унесло проклятое смущение. Неважно, что хозяева, вероятно, предупредили гостей, как себя держать со мной: когда в два часа ночи в сопровождении Хилари и Лорена я спускался к "мерседесу", то чувствовал себя семи футов ростом.
Вновь обретенная уверенность не покидала меня и на протяжении четырех лекций в университете Витвотерсренд. На первой присутствовали двадцать пять студентов и преподавателей, на следующей вдвое больше. Распространились слухи, и последнюю лекцию я читал в главном лекционном зале, вмещающем шестьсот человек. Успех был несомненным. Меня уговорили повторить курс в удобное для меня время, и вице-канцлер университета ясно намекнул, что место декана археологического факультета в следующем году будет вакантно.
Последние три дня отлучки я провел в Институте. Я с облегчением обнаружил, что мое отсутствие не слишком скверно сказалось на нем и мой многочисленный штат справляется с обязанностями.