А эту суку рваную, эту падлу разношерстную, May эту, я в двенадцати метрах от себя видел. На колени он, сволочь, становился, знамя нам целовал. Знал бы я тогда, что он такая дешевка, врезал бы из главного калибра, мокрого места, и того бы от этой Маы не осталось, только вонь одна... А воевать с китайцами мы будем, это я вам точно говорю. Я в Магадане радио китайское слушал. Они говорят, мы у них три тыщи километров территории отхватили. "Ах ты, скотина, - думаю, - да если бы мы у вас тогда япошек не раздавили, хрен бы ты вообще имел горбатый, а не территорию". Я нашему правительству так скажу: если война с китайцами начнется, вы молодняк туда не посылайте. Только нас, стариков. Да я один пол-Китая голыми руками передавлю, я знаю, как с ними обращаться надо.
Чем там совещание компартий закончилось? Кто за нас, кто против? Румыны? Видал я в войну этих румын, дерьмо - не народ! Эх, дали бы мне волю, я бы знаешь как сделал? Ни Румыниев, ни Польш, ни Чехословакии делать бы не стал. Баловство одно - безобразия разводить. А наделал бы я из них союзных республик: Польскую ССР, Чехословацкую ССР, Австрийскую ССР, а Германию бы, хрен с ними, сделал бы двадцать четвертой республикой. И такой бы порядок был - мое почтение. А то, что за хреновина такая - чехи против нас поднялись! Да мы же их из-под немцев освобождали, сто тыщ наших ребят там лежать осталось, это что, зазря?! Ну уж хрен! Вот Сталин бы такого безобразия не допустил...
Ты посмотри, все плюются: Сталин, Сталин!.. А что Сталин? При Сталине порядок был, а не бардак, как сейчас. Ведь если так дальше пойдет, все к чертям собачьим разворуют, да и не столько разворуют, сколько по ветру разнесут... Сейчас нам крепкий хозяин нужен - либо Сталина из могилы подымать, либо Петра Первого... Я вот с сорок восьмого года тут. Раньше, при Сталине-то, за получкой с наволочкой ходил - двадцать две, двадцать пять тыщ (старыми, конечно), а теперь зимой тыщу несчастную выколотишь и доволен. Кругом лагеря, конечно, были... Сидели тут миллионами и политические, и урки. Только ведь раньше-то и зэкам платили тоже. Да, платили и на книжку клали... Конечно, били их, били страшно, сроку добавляли, мерли они, как мухи, но уж ежели выходил кто, то с деньгами... А сейчас платят зэкам? Хрен им сейчас платят. А ты говоришь: Сталин...
Да, народу много здесь сидело всякого... Дальстрой - это ведь своя республика была. В Хатынахе, на Симпантинке-реке, главный изолятор у них был. Там до сих пор золото мыть нельзя - трупы штабелями лежат: вечная мерзлота везде тут, и покойники не перепревают... И как назло, такая золотишная речушка... Начальником изолятора Гаранин был, тот самолично расстреливал, никому этого удовольствия не уступал. Шлепнули его в пятидесятом за какой-то перегиб. Потом другого поставили, фамилии уж и не помню, того через год тоже шлепнули - теперь уже за мягкотелость... А с самим Королевым, был такой начальник Дальстроя, я один раз в очень интересных обстоятельствах столкнулся. Бежим мы раз зимой по Хандыгской трассе - я и кореш. А колея узкая, свернул - застрял, а застрял - замерз. За нами следом легковая машина тащится и всю дорогу сигналит: мы-то груженые, тихо идем. Доехали до первого разъезда, стали. И вдруг выходит из легковушки сам Королев, наган достает. "Ты знаешь, - кричит,- кто я такой?! Да я тебя сейчас к такой матери кончу здесь на месте". - "Да хоть сам Господь Бог, - отвечаю я ему, - а только разъезда тут нет, а в сугроб лезть - верная смерть!" Взводит тогда Королев наган, и шофер его тоже наган достает, на меня наставляет, кричит: "Ты знаешь, падлина, с кем лаешься, или не знаешь?!" - "Ах ты шавка, шестерка дешевая, - говорю я этому шоферу, - начальник за наган - и ты за наган?! Витька! - кричу я напарнику, - бери карабин!" - Мы по трассе тогда без оружия не ездили. Ну Витька, конечно, карабин из кабины высовывает, а я говорю этому Королеву: "Пускай ты убьешь меня, сука, ладно... За нами следом еще шесть машин с нашей автобазы идут, все ребята с карабинами. Положат вас тут, как миленьких, а машину под откос пустят. До весны твои вохры тайгу прочесывать будут - хрен найдут, и окажешься ты, дешевка, без вести пропавший..."
И тут как раз шесть наших машин подъезжают одна за другой.
"Ребята! - кричу я. - Карабины!"
И сразу изо всех кабин на этого Королева дулы глядят... Хлопнул он дверцей и уехал. Километров пять до Кюбюмы не доезжаем, смотрим: лежит его машина в кювете колесами вверх. Сам он на дороге стоит, руки вверх поднял: стой, дескать! Я торможу. Ребята тормозят.
"Вытащите нас! - говорит Королев. - Я приказываю".
"А вот хрен тебе, дядя, - говорю, - как перевернулся, так и на ноги становись. Ты на меня с наганом, а я тебя вытаскивай?! Ребята! - говорю я шоферам, - кто эту сволочь из кювета вытащит, будет иметь дело со мной". Никто его, конечно, вытаскивать не желает.
Королев кричит мне: "Как фамилия?! Да я с тобой знаешь что сделаю?!!"
"Хрен тебе, - говорю, - дядя, а не фамилия. Хочешь, номер машины пиши. Поехали, ребята!"
Приезжаю на базу. Вызывает меня начальник и говорит: "Велено тебя снять с машины и сам знаешь чего".
"Ладно, - говорю, - снимай. У меня денег хватит. Я сейчас на самолет и - к Сталину. Он в обиду не даст. А посадишь меня, другой полетит, другого посадишь - третий. Всю автобазу посадишь, один останется - он и полетит. Нет сейчас таких законов - шоферам на трассе под нос наган совать".
Начальник звонит Королеву: так, дескать, и так. Тот спрашивает: "А работает как?"
"Два плана", - говорит начальник.
"Ладно, хрен с ним, пускай работает", - говорит Королев.
Вот так я живой и остался.
Я за правду всегда отчаянный был. Как-то года три или четыре назад останавливает меня в Магадане мильтон, старший лейтенант: "Отвезешь мне домой два мешка картошки" - и адрес называет. "Не имею, - говорю, - такого задания: картошку тебе возить". - "Как так не имеешь?! - взвился мильтон. - Права!" - "Не дам прав". - "Тогда поехали со мной в управление. Там разберемся". - "Поехали... - соглашаюсь я, - отчего не разобраться..."
Приезжаем мы в управление, ведет он меня к начальнику, а начальник смотрит на меня и лыбится во весь рот: "Оганесян?" - "Оганесян". - "Что же ты, Оганесян, мать твою перемать, своего боевого командира не узнаешь?"
Глянул я на него: батюшки-светы! - да это же наш командир полка гвардии полковник Захаров. Обнял он меня и говорит: "Никаких разговоров. Сегодня ты мой гость, а все дела отменить!"
Пришли мы к нему домой: жена увидела меня - ахнула! Ну, выпивка какая хочешь, закусочка там всякая - это само собой... Душ, чистое бельишко... Словом, приняли как родного, а ведь сколько лет прошло...
Но с другой стороны, посудите сами: как же им меня не помнить? Стояли мы тогда в Маньчжурии, и схватил наш комполка где-то на стороне трипперок. А тогда ведь это дело в больницах не лечили, только у частника - пятьсот рубликов укол. Вот, бывало, и дает мне мой полковник машину вроде как для подготовки стажирующихся солдат... А я, понятное дело, сено частнику вожу, деньги заколачиваю. Ну а под вечер являюсь к командиру, выручку на стол; он идет - укол делает. Вот так-то. Да-а, веселое тогда время было, веселое...
Американцы-то нам какую козью морду заделали. Я уж совсем думал, что наши к совещанию компартий человека на Луну высадят... И за что ученым такие деньги платят?! Это какой позор, если американцы вперед нас на Луне будут, а ведь все к этому идет... Денег нет? Ерунда, на такое дело деньги всегда найти можно. Да я вот нынче же, как из рейса приду, лично Брежневу письмо напишу: если у вас денег не хватает, мы поможем. Все шоферы Артыкской автобазы по полсотни скинутся - только чтобы мы первыми на Луне были!..
А на Луне, там чего: тайга или море? Ну, если камни да пыль, то золото должно быть - уж в чем в чем, а в золоте я разбираюсь...
Произнося эту пылкую сбивчивую речь, полную эмоций, матерщины, ярких деталей и несомненных преувеличений (мягко говоря), наш водитель временами бросал баранку, хватался за голову, в огорчении бил что есть мочи по рулю. Тяжело груженная машина шла в это время через перевалы, ползла по серпантинам, преодолевая осыпи и крутые повороты. Нам сперва было страшновато, но потом мы то ли привыкли, то ли рассказ захватил нас целиком, и бояться мы перестали.
Подъехав к поселку Берелех, наш рассказчик остановил машину у шоферского пункта и, грустно улыбнувшись, развел руками:
- Приехали. Сейчас меня тут спать на шесть часов уложат. Черт бы побрал эти санатории - мне же ведь к двадцать седьмому путевку сдать надо, а то в этом месяце получать будет нечего...
От Берелеха до Сусумана добрались на попутном автобусе, который приезжал сюда заправляться. Всю дорогу Саня мучился дилеммой: заплатить или нет рубль шоферу.
- Несколько лет назад, - рассказывал он мне дорогой, - вез меня один малый на списанной машине в жуткий гололед через такие перевалы... Да я уже рассказывал тебе... Полторое суток ехали... Я ему червонец даю, а он как заорет: "А ну убери свою десятку, козел вонючий! Закона трассы не знаешь?!"
Посовещавшись, денег шоферу решили не давать, и он воспринял это как должное.
Вечером играли с местными парнями в футбол. Защитник сусуманцев Миша сильно "подковал" Саню своим тяжелым армейским башмаком. Если бы мы знали, какие тяжелые последствия будут у нас от этого глупого, никому не нужного матча!
26 июня
Санина нога за ночь распухла и даже пошла какими-то синими пятнами. От сильной боли наш начальник не сомкнул глаз. Сейчас он не может не только ступить на эту ногу, но даже и обуться. Значит, надо идти в больницу. Теперь все отрядные хлопоты ложатся на меня.
Первая же проблема, которую мне пришлось разрешать в одиночку, несла в себе все признаки абсурда (разве могло быть иначе?!). Оказалось, что аэропорт Берелех не имеет своего собственного вертолетного отряда, а те машины, что работают здесь (и, соответственно, их экипажи), приписаны Сеймчанскому авиаотряду, и вертолетчики числятся тут в командировке. Поэтому деньги за нашу заброску мы должны платить Сеймчанскому отряду, и Сусуманское отделение госбанка отказывается у нас их принимать. Ситуация, глупее которой придумать что-либо трудно: для того чтобы заплатить деньги за рейс, который будет выполняться из Берелехского порта (и возвращаться в него же), я должен по трассе доехать до Магадана (это около тысячи километров), оттуда самолетом улететь в Сеймчан (билет туда достать тоже непросто), а потом тем же путем вернуться назад - в Сусуман. И все это для того, чтобы совершить пятиминутную операцию: не получить, нет - отдать деньги!
Минут пятнадцать уламывал я управляющего конторой госбанка в Сусумане, затем заказал междугородный телефонный разговор, полчаса уговаривал начальника Сеймчанского авиаотряда и - о радость! - уломал и того и другого. Нам разрешили внести деньги в Сусуманское отделение госбанка переводом в Сеймчанское отделение, что я без промедления тут же и совершил (а то вдруг они передумают!).
Поздно вечером, когда я шел к себе в лагерь с ведром воды, навстречу мне из придорожных кустов вышел пьяный эскимос (а может, чукча, я еще не научился их различать) с острой строительной скобой в руках. По рассказам Сани я уже знал, что распрямленная строительная скоба - традиционное лагерное оружие в здешних местах. Традиционный вопрос:
- Прикурить есть?
- Чего же тебе прикуривать-то? - спрашиваю я. - У тебя же ни папиросы, ни сигареты нет... Сам я некурящий, хочешь - пошли в лагерь, там у нас все есть.
Эскимос промямлил что-то, пожевал зачем-то губами и вновь нырнул в кусты. А минут через десять вышел к нашим палаткам все с той же скобой в руках. Саня на одной ноге кинулся в палатку за карабином. Но Юра опередил его - он подошел к эскимосу и, вырвав у него из рук скобу, забросил ее далеко в кусты. Потом дал эскимосу пинка под зад, и тот скрылся с наших глаз теперь уже окончательно.
После этого случая Саня распорядился нести в лагере круглосуточное дежурство.
27 июня
Санина нога все хуже и хуже. Повезли мы его в больницу, а там хирург вчера пил, поэтому сегодня принимает только после обеда.
Оставив Саню дежурным в лагере, отправились покупать продукты на весь сезон. Продуктов надо много: мешок муки, ящик сахару, полмешка крупы, ящик масла, мешок соли (в надежде на то, что удастся заготовить впрок рыбы и мяса) и кучу всяческой мелочевки. В Сусуманском автохозяйстве арендовали на четыре часа тот самый микроавтобус, что за десять копеек возил пассажиров из города в порт и обратно. Колесим по магазинам, делая оптовые закупки. Шофер микроавтобуса ворчит:
- Я бы за это время уже четвертной заработал.
- Так мы же больше заплатили, - удивляется Юра его ворчанию, - наличными внесли в вашу кассу все как положено.
- Это вы автохозяйству заплатили, а не мне, - горько усмехается шофер, намекая на то, что ему следует дать в лапу.
Но мы притворяемся, что не понимаем его намеков.
Купили все, кроме соли. В продаже только мелкая, тонкая соль, а ею невозможно солить впрок ни рыбу, ни мясо. Нам нужна крупная, темная соль, а такой нигде нет. Обегали все магазины и уже хотели было, махнув рукой, купить тонкую, как какая-то женщина сказала нам, что в соседней столовой на столах стоит та соль, что нам нужна, темная и крупная (очень неудобная, кстати, в столовой). Бросились в эту столовую и быстро произвели размен, причем директриса долго благодарила нас.
А врач сказал, что дела с ногой у Сани плохи: возможен перелом пяточной кости со смещением, а что большая трещина - так это почти наверняка. Он дал направление в рентгеновский кабинет. Там пока, правда, нет пленки, и поэтому установка не работает, однако к понедельнику пленку обещали достать.
Поздно вечером слушали прекрасный концерт американской джазовой музыки. Передавали композиции Дейва Брубека, Дюка Эллингтона и даже Телониуса Монка. Это был концерт по заявкам радиослушателей из Хабаровска.
28 июня
Сегодня ночью Саня сумел уснуть, а днем даже пытался ходить с костылем.
- Чего нам понедельника ждать?! - хорохорится он. - Авось не пропаду.
И посылает меня к вертолетчикам договариваться о нашей заброске. На поле стоят два красивых зеленых вертолета, но ни один из них везти нас не собирается: один занаряжен патрулировать тайгу на случай пожара, другой - развозить водку и колбасу по дальним приискам.
На территории Берелехского аэропорта тоже имеется кафе "Лето". (Это название для точек культурного отдыха тут очень популярно, видимо, все лучшее здесь связывают именно с этим временем года.) Впрочем, "кафе" - это, пожалуй, громко сказано, я бы назвал это заведение павильоном - все тот же невзрачный сарайчик, все с теми же мокрыми мраморными столиками, но подают тут пиво, вермут, шампанское и прихотливую закуску: мясо, рыбу, свежие огурцы и помидоры. Сусуманское пиво славится по всей трассе: говорят, в прежние времена сидел здесь какой-то знаменитый на всю Россию пивовар. Срок (как и у большинства) был у него достаточный, а потому он сумел тут хорошо наладить производство. Сижу, пью это прекрасное пиво и наблюдаю всяческие жанровые сценки из повседневной жизни.
Вот в очередь, состоящую из прилично одетых пассажиров, ожидающих самолета на Магадан, затесались два "бича", небритых, суетливых, пьяноватых. Третий "бич", видимо их приятель, стоит в некотором отдалении и как-то настороженно и нервно оглядывает очередь, прилавок и хмурую здоровенную продавщицу в белом халате. "Бичи", стоящие в очереди, ведут себя прилично: не лезут вперед, не лаются, никого не толкают локтями и не наступают людям на ноги. Наконец подошла их очередь, и заказали они всего - и пива, и шампанского, и вермута, и еды всякой - рублей на пятьдесят.
- У вас деньги-то есть? - строго спрашивает их хозяйка заведения.
- Есть, есть, - суетливо кивает тот, третий "бич", стоящий в стороне, и издалека показывает в кулаке большую пачку смятых денег.
- А есть, так рассчитывайтесь! - строго говорит хозяйка. - Нечего очередь задерживать! Иди сюда! Ты чего встал-то там или мне самой к тебе на поклон идти?!
- Сейчас, сейчас, - скороговоркой приговаривает "бич" с деньгами и идет к прилавку, но идет как-то уж очень медленно.
Тем временем его друзья, наоборот, буквально летают по заведению, перетаскивая на дальний столик снедь и напитки, отхлебывая по дороге пиво и вино, засовывая двумя руками в рот сразу и мясо и помидоры.
- Сколько я вам обязан, а? Сколько?
- Ты мне валять дурака здесь брось! - грозно хмурится хозяйка. - Сорок два рубля пятьдесят шесть копеек. Или тебе счет выписать, как в ресторане?!
- Что-то мало больно, - удивляется "бич", - ты лучше считай, а то проторгуешься. - И с этими словами вываливает на прилавок огромную кучу денег: сотни, полусотни, четвертные, десятки, но только все старые, дореформенные.
- Это что еще за шутки? - взревела ошарашенная продавщица. - А ну давай настоящие деньги! - И, протянув руку через прилавок, схватила "бича" за воротник.
- А это тебе какие, испанские?! - заорал "бич". - Мало, на еще, я нежадный.
Продавщица свистит в свисток, и из подсобки прибегают какие-то здоровенные мужики (грузчики? вышибалы?), хватают "бичей" и волокут куда-то. "Бич" с деньгами орет жутким голосом:
- За что?! Двенадцать лет в тайге золото мыл! Новых законов знать не знаю! Только сегодня к людям вышел!.. - И при этом как-то умудряется залпом выпить полную кружку вермута и запихать в рот здоровенный кусок мяса. Два его приятеля в дальнем углу "кафе" тем временем успели сожрать и выпить почти все, что принесли. При этом они умудрились открыть две бутылки шампанского и выпить их прямо из горла. (Лично я считаю это незаурядным достижением. Кто не верит, пусть попробует сам выпить из горла бутылку теплого шампанского.) Часть денег из этой огромной пачки вывалилась на пол, посетители рассматривают их как какие-то диковины.
Ко мне за столик подсаживается пьяноватый дед с двумя железными зубами (остальных зубов нет) и смеется, указывая пальцем на отчаянных этих "бичей":