- Жили там семейные, жили, а вообще-то это общежитие... У них уже проводка три раза за зиму занималась. Это уж все знали, что когда-нибудь они да сгорят. Хорошо еще, что не зимой... А Колька-то, как его, черта, фамилия, не помню... ну со мной вместе бежал в Магадан на КрАЗе... какую-то шавку в Усть-Нере подцепил и повез ее в Оротукан, четыреста километров в сторону. Вот правду говорят, что для дурака семь верст не крюк!.. Ты чего же это людей в самосвале везешь? Тут-то ни хрена, а на главной трассе тебя в момент за задницу возьмут. Ты по главной трассе ночью беги... Так, говоришь, сгорело общежитие СМУ? Ну, сгорело, так и хрен с ним, с общежитием! - Шофер засмеялся и, хлопнув дверцей, помчался в Кюбюму.
Перевалив из бассейна Индигирки в бассейн Колымы, оказались мы в Магаданской области. По случаю этого знаменательного события устроили праздничное чаепитие, и Саня, расщедрившись, налил всем по стопочке разбавленного спирта (кроме Виктора и Кольки, конечно).
Едем по трассе дальше, подремывая после праздничного обеда. И вдруг слышим Санин вопль из кабины:
- Юрка, карабин!
Прямо из-под колес нашей машины вверх по склону удирает огромный бурый медведина. Юра хватает карабин и, почти не целясь, навскидку стреляет. Он делает пять выстрелов подряд, но они, как ни странно, не причиняют медведю никакого вреда, и тот уходит вверх по склону.
- Что за чертовщина?! - Юра смотрит сначала медведю вслед, затем на карабин и вдруг орет благим матом: - Кто на стволе сидел и своей задницей мушку на сторону свернул?!
Мушка карабина действительно сбита на сторону. Ну что же, твое счастье, миша, живи теперь долго! Впрочем, может, это и хорошо, что не попали, на что он нам сейчас: ни шкуры с него, ни мяса. Представляю, сколько хлопот бы у нас сразу прибавилось: свежевать тушу, что-то делать с салом, мясом, медвежьей желчью...
Под вечер у небольшой речушки встретили мы четыре машины с Хандыгской автобазы и среди шоферов - наших знакомых: Витьку Атаманова, Володьку Сухорукова, а с ними еще каких-то Игоря и Генку. На Витькиной машине полетел подшипник, и ребята по очереди тащат его на буксире до ближайшего прииска. На берегу горит костерок, возле которого валяется большой шмат сала в промасленной бумаге. Парни пьют густой черный чай из зеленых кружек и заедают его розовыми пряниками.
- А-а, ребята, здорово! - как родным, обрадовался нам Витька Атаманов. - Когда выехали?
- Да на другой день, следом за вами, - сказал я.
- И только теперь нас догнали? - удивился Володька. - Да мы почти сутки на Окуневом озере стояли - рыбу ловили. Там какие-то мужики одной сетью за раз семь бочек рыбы взяли: щуки, окуня, хариуса. И вот Витьку, считай, полдня на буксире тащим... Как же вы ехали, пять километров в час?.. Или, может, вы ломались?..
- Почему ломались? - пожал плечами Виктор. - Просто ехали... спокойно... Тише едешь - дальше будешь.
- Это-то конечно, - согласился Генка, - от того места, куда едешь.
- Да ладно вам, - примирительно сказал Витька, - это же их дело. Как им надо, так и едут. Чемберлен-то наш не улетел в Магадан? - спросил он, видимо желая переменить тему разговора. - Это он догадался тебе в самосвал экспедицию посадить? У, живчик в кепке! Случись что - он в кусты, а виноват кругом ты будешь. Ты уж перед главной трассой в кустах отсидись, выезжай ночью. А то съест у тебя права мент - оглянуться не успеешь. Это на Хандыгской трассе медведь - автоинспектор, раз в году права проверяет, а там - не зевай, кума, на то и ярмарка... Да, парни, хлеба у вас нету?
У нас оставалась одна буханка на пять человек для ужина и завтрака, но половину ее мы все равно отдали шоферам.
Приехали на прииск Агыдалах, основанный в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году (о чем извещал специальный плакат у дороги). Прииск, разумеется, вольный. Двухэтажные домики, чистые улицы, клуб, магазин. Как мы ни спешили, а до закрытия магазина не успели. Подъезжаем к ларьку, а продавщица запирает и его. С трудом уговорили ее продать нам три буханки хлеба. Вообще-то до закрытия ларька еще много времени, но в поселке почему-то выключили свет. Ночи, правда, белые, и все видно, как днем, но в ларьке не предусмотрены окна, так что рассчитывались за хлеб мы ощупью.
Спустившись вниз с довольно высокого, но пологого перевала, мы увидели огни трех больших поселков, расположенных один возле другого. Перед нами лежала главная трасса Усть-Нера - Магадан. Это была знаменитая Нексиканская долина, или, как называли ее во времена Дальстроя, Долина Смерти. Один за другим стояли здесь страшные каторжные лагеря, в которых зэки мыли знаменитое колымское золото. Сейчас здесь - вольные прииски - "Большевик", "Комсомолец", им.Берзина и другие. По трассе возят теперь, бывает, даже иностранных туристов (достаточно вспомнить уже упоминавшегося мною министра северных провинций Канады).
Километрах в двух от главной трассы остановились сварить чаю, поужинать и, помня о советах шоферов, дождаться темноты. Глотаем густой колымский чай, и наш Витя вдруг разговорился:
- Не понимаю я наших шоферов, не понимаю! Пьяные за руль садятся, чифирят. Ошалеют от этого чифиря и едут. Все деньги зараз заработать хотят. Вот он сутки баранку крутит, его силой в шоферскую спать уложат, а он в окно - и давай Бог ноги! Пять километров пробежит, заснет, груз уронит. Сейчас-то еще ничего, а зимой!.. Этот месяц тыщу заколотит, другой тыщу, а там, глядишь, где-нибудь либо замерзнет, либо разобьется к такой матери... Каким риском, каким трудом эти деньги достаются, а, думаете, ценят они их? Как бы не так: мышам сотенные бумаги в лифчик засовывают, от рублевок прикуривают... Дикие люди: ради денег жизни не жалеют, чтобы потом бросить их на ветер!.. А мне этих тыщ не надо, мне жизнь дороже. У меня норма: четыре сотни в месяц выколотил - и хорошо. Всех денег все равно не заработаешь.
В час ночи под внезапно начавшимся проливным дождем выехали на главную трассу и вскоре без особенных приключений добрались до Сусумана. У въезда в аэропорт висит "кирпич" и, несмотря на то что в такую рань и погоду никакого, даже самого отчаянного, автоинспектора тут не встретишь, дисциплинированный Виктор наотрез отказался въезжать на территорию аэропорта. Тогда мы с Саней, покинув машину, якобы отправились искать местное начальство, чтобы испросить разрешения стать здесь лагерем. Никого, конечно, не нашли, вернулись и соврали Виктору, что разбудили самого главного начальника и он разрешил нам стать лагерем и ездить по территории аэропорта на грузовой автомашине.
Под проливным дождем и свирепым ветром с трудом поставили палатку и в пятом часу утра улеглись.
24 июня
Спали до обеда. Дождь кончился, но по-прежнему холодно и ветрено. Срок аренды нашей машины кончается только завтра, а потому, оставив Гену дежурным в лагере, отправились мы на ней осматривать Сусуман и близлежащий поселок Берелех.
Сусуман, молодая золотая столица, недавно получившая статус города, а Берелех хоть и существует давным-давно, но как был заштатным поселком, так им и остался. Причем в прежние времена он был по всей Нексиканской долине знаменит тем, что не имел ни лагерей, ни приисков. Своим существованием он был обязан ленд-лизу, через который (так же, как и через другие такие же специальные "вольные" поселки) американцы гнали свои самолеты с техникой, тушенкой и яичным порошком. Аэропорт, естественно, тоже назывался Берелехом, а поскольку Аэрофлот свои порты переименовывать не любит, то наш аэропорт называется по-прежнему Берелехом, хоть и расположен он фактически в Сусумане.
В Сусумане мы увидели первых каторжных зэков, обритых наголо, с номерами на спине и коленях. Они строят какое-то большое здание возле дороги.
25 июня
Рано утром на своем ставшем нам уже родным самосвале мы с Саней вдвоем отправились в близлежащий райцентр Ягодное (близлежащий, впрочем, по местным масштабам - сто километров). В Ягодном располагается большая геологическая экспедиция, один из отрядов которой ведет съемку листа как раз в тех местах, где мы должны будем работать. Наша задача - договориться о контактах с производственниками и, кроме того, получить на местной почте деньги, которые бухгалтерия института должна нам выслать туда.
Едем вдоль по трассе (впрочем, никаких других дорог здесь и нет). Саня в кабине, а я в кузове. Настелил себе сена, набросал ветоши и устроился довольно уютно, причем так, что меня не видно, я же видел вокруг все. Вдоль трассы один за другим стоят поселки - в прошлом сплошь каторжные лагеря, а ныне обыкновенные вольные прииски. В прежние времена Нексиканская долина давала стране почти дармовое золото (труд рабов не стоил, в сущности, ничего, все расходы были связаны лишь с их жалким питанием да охраной), а теперь это золото дорого - вольным приходится много платить, строить жилье, благоустраивать быт, думать о снабжении. Прямо вдоль дороги встречаются отвалы и на них - работающие драги, а навстречу прут потоком "татры", МАЗы, "колхиды". Да, это вам не Хандыгская трасса, тут зайцев дорогой не настреляешь.
С невысокого перевала открылся нам небольшой аккуратный поселочек, утопающий в зелени. При ближайшем рассмотрении, правда, выяснилось, что зелени не так уж и много: небольшая тополиная рощица да пара десятков пышных кустов, высаженных возле административных зданий. Поселок чистенький, какой-то словно недавно умытый, белые двухэтажные домики сияют под лучами солнца. Причем везде в округе небо плотно застлано тучами, и только здесь большая дыра - прямо против Ягодного. Говорят, что солнечная погода в этих местах бывает довольно часто - тут микроклимат.
На центральной улице в палатке продавались свежие огурцы и красные помидоры, очень хорошие на вид: огурцы небольшие, крепенькие, в зеленых пупырышках, а помидоры круглые, наливные, без единого желтого или зеленого пятнышка. Правда, и цена этим овощам хорошая: огурцы стоят семь, а помидоры - десять рублей за килограмм. Овощи эти, оказывается, местные, выращены в парниках, разумеется.
Возле автозаправки простились с нашим Виктором (скорее всего - навсегда), и старенький самосвал, четверо суток бывший нашим домом на колесах, слегка виляя своим обшарпанным задом, заляпанным раствором, укатил от нас в вечность.
Обедали в местном ресторане "Северянка", довольно славно расположившемся в веселеньком деревянном доме с голубыми ставнями, более похожем на дачу. В ресторане светло, чисто, на столах ослепительные скатерти, полевые цветы, а вечером, судя по всему, играет оркестр. И, как ни странно, совершенно пусто: кроме нас, всего один посетитель, здоровяк в пиджаке, помятой белой рубахе и несвежем галстуке. Посетитель совершенно пьян, и его дочерна загорелое лицо покрыто свежими ссадинами. Не успела официантка принять у нас заказ, как загорелый здоровяк, прихватив свои тарелки и графины, переместился к нам за стол и тут же начал рассказывать свою жизнь. Мы узнали, что он - техник-маркшейдер с какого-то далекого, глухого прииска. Их прииск занял первое место, получил переходящее красное знамя и огромную премию. Однако премию дали не всем рабочим и вообще не тем, кто ее заслуживает (так, по словам нашего нового знакомца, счел коллектив), и вот потому-то он, Володя (с этими словами здоровяк сунул каждому из нас огромную и грязную, как лопата, ладонь), прилетел сюда, в главную контору экспедиции, выяснить правду и отстаивать права рабочих. Но, прилетев на вертолете в Ягодное, Володя сразу же напился водки и коньяку и с тех пор не просыхает.
- Вы не обращайте внимания, - сказал он, указывая пальцем на свои ссадины, - это я вчера здесь, в ресторане, с крыльца упал. - И принялся настойчиво угощать нас коньяком.
Мы твердо отказывались.
- Нет, почему?!! Почему?!! - хлопнул он вдруг ладонью по столу так, что все приборы подпрыгнули. - Скажите, им премия за что?! За что премия бухгалтерам?! Они его мыли?! Комаров кормили?! По восемь месяцев без баб и водки сидели?! Ненавижу! Вот прямо сейчас пойду и перестреляю всех бухгалтеров к такой матери!.. И ведь по тыще каждому!.. По тыще!.. За что?!!
Подошла толстая фамильярная официантка и сказала Володе:
- Вон там товарищ твой пьяный к нам на кухню взошел, и его на улицу выкинули...
Володя встал, вышел на крыльцо, но буквально через минуту вернулся назад:
- Хрен с ним! Он же выпимши был... - сказал Володя и махнул рукой, усаживаясь вновь к нам за стол.
Официантка, которая все продолжала стоять у нашего стола, вдруг сложила губы бантиком и высокомерно спросила:
- А ведь я два бифштекса жарить заказала. Кто за второй бифштекс платить будет?
- Да заплачу я тебе за десять бифштексов, - рассвирепел Володя, - только катись отсюда к едрене фене!..
- Ты тут не очень-то лайся, - уходя, бросила через плечо официантка, - а то я на тебя живо управу найду.
- Нет, - грустно покачал головой Володя, - не пойду я нынче в управление, не пойду... Покамест я в приличный вид не приду, я к ним, к бухгалтерам этим проклятым, на глаза не покажусь. Раз я за правдой приехал, то должен быть как огурчик.
- Да ведь ты, пока все деньги не пропьешь, не успокоишься ни за что, - сказал я ему, - у тебя денег-то много осталось?
- Деньги что... - грустно сказал Володя, - деньги кончатся - сберкасса выручит.
- А на книжке-то у тебя их много? - продолжал я неприличные расспросы.
- Много, - огорченно махнул рукой Володя, - целый год пьянствовать можно.
- Жениться бы тебе надо, - посоветовал ему Саня.
- Да я уже пробовал раз, - грустно сказал Володя, - больше не хочу - И он опять стал настойчиво угощать нас коньяком. - А вы, собственно, кто такие? - вдруг подозрительно сдвинул брови борец за правду, - с виду геологи, а сами не геологи, нет... Настоящий геолог от коньяка не откажется. А может, вы стукачи какие-нибудь, а?..
- Да нет, - примирительно сказал Саня, - нам сейчас к начальству идти. Сейчас мы не можем. Вот вечером - пожалуйста.
- А-а-а, - вдруг догадался Володя, - так вы - большие начальники, и вам на людях пить нельзя. Точно? Точно! Начальник экспедиции, - он ткнул Саню пальцем в грудь, - и прораб. Как я вас раскусил, а?! - И он весело засмеялся, довольный своей сообразительностью. - Вечером, - игриво подмигнул он нам, - в гостинице, ага?
- Ага, - согласились мы, рассчитались и ушли.
С грустью думали мы о тех рабочих, чьи права прилетел защищать маркшейдер Володя. Не дождутся они премии. Привезут его, родимца, на прииск, чуть теплого, и, должно быть, скажет он, что правды у начальства нипочем не добьешься и надо терпеть.
Пока Саня улаживал наши дела в геологоуправлении экспедиции, я знакомился с местной многотиражкой, вывешенной под стеклом на улице. С удивлением прочитал название передовой статьи - "Достижения и упущения в нашей партии". И начиналась она так:
"Наряду со значительными достижениями есть в нашей партии и крупные недостатки: слаба трудовая дисциплина, много финансовых нарушений и должностных злоупотреблений..."
Я даже рот открыл от удивления и лишь в самом конце статьи понял, что речь идет о какой-то геологической партии.
Тем временем вернулся довольный Саня и сказал, что в аккурат там, где мы будем стоять лагерем (опять оно, это проклятое слово!), на реке Инынье в устье ручья Паук, располагается большая съемочная партия с собственной рацией, лошадьми, стационарными палатками, баней, погребом, большими складами продовольствия и всякого другого имущества. Экспедиционное начальство уже отдало приказ в эту партию всячески помогать нам в нашей работе.
В кассе почтамта безо всяких хлопот получили мы причитающиеся нам две тысячи рублей и собрались в обратный путь к себе, в Сусуман. Однако на автовокзале выяснилось, что ближайший автобус в нашу сторону будет лишь в половине второго ночи, и мы отправились на автобазу, надеясь поймать попутную машину. Идти пришлось через ту самую тополиную рощицу (она здесь гордо именуется парком), где располагалось кафе "Лето", невзрачный грязноватый сарай с мокрыми мраморными столиками. В кафе подавали пиво и вермут. Мы заказали по кружке бархатного пива (пиво было трех сортов: бархатное, мартовское и рижское) и, едва начав его пить, опять увидели маркшейдера Володю. Теперь он был уже без пиджака и галстука, но зато в белой шляпе, на ногах пока держался, но было видно, что на это он употребляет все свои силы. В руке у Володи была кружка вермута.
- А-а-а! - как родным, обрадовался он нам.
Но мы, быстро выпив свое пиво, встали и ушли, не желая продолжать разговор.
- Понимаю, - сказал Володя нам вслед, - понимаю...
Возле ворот автобазы стоял огромный МАЗ, тяжело груженный шифером. Кабина его была раскрыта, и из нее высовывался чей-то зад, туго обтянутый синим комбинезоном.
- Эй, хозяин, - постучал Саня в дверцу кабины, - до Сусумана не подбросишь?
Зад исчез в недрах кабины, а вместо него показалась стриженная ежиком седая голова старика кавказца с огромным носом и ртом, полным железных зубов.
- А спать дорогой не будешь? - подозрительно спросил нас старик.
- Да нет, зачем же нам спать средь бела дня, - пожал плечами Саня и искоса посмотрел на меня (знал за мной гадкую привычку засыпать в дороге).
- Тогда садись! - широким жестом пригласил нас в кабину гостеприимный хозяин.
Едва мы уселись на широком сиденье, как наш шофер шикарным жестом поддал газу, и тяжелый МАЗ тронулся в путь. Нагружена машина была ужасно - под шифером, оказывается, лежало еще и листовое железо, - а потому на перевалы ползла она с трудом, надсадно ревя; виражи и серпантины одолевала очень осторожно, плавно вписываясь в повороты. Шофер-кавказец непрерывно творил мелкие чудеса, управляя машиной с таким виртуозным мастерством, что мы только ахали да переглядывались. И при этом он непрерывно говорил, перескакивая с одной животрепещущей темы на другую:
- Сам я армянин, видишь? Один армянин на всю трассу - были бы другие, так я бы их знал... В тридцать четвертом высшее танковое училище закончил, всю войну прошел, четыре раза горел, во, гляди, - он показал нам руки, сплошь покрытые какими-то розовыми струпьями, - и все зубы железные... На курсы приехал - ни слова по-русски не знал, только матом ругаться умел. Воевал с первого дня, от самого Кишинева отступал... Кого ненавижу, так это хохлов. Веришь-нет: отступали мы обгорелые, пешие, босые, попить просим - не дают. Немцы, говорят, и то, хиба, лучше вас... Ах ты, сука рваная, немец ей лучше... Вот он им показал, как он лучше-то... И еще евреев не люблю. Правильно их Гитлер давил... Вот ты заметь: стоит одному еврею на хлебное местечко пристроиться, глядь - через день вокруг него одни евреи... А вот кого уважаю, так это русских. Русские войну-то и выиграли... Не грузины, не татары - вода это все, а не народ, - русские! Русский и рубаху для тебя последнюю с себя снимет, и по морде даст, и приласкает - все от души!.. Нет, я в напарники себе только русских беру...
Война кончилась, ну, думаем, шабаш по домам! Хрен с маслом - на Восток нас погнали, против японца воевать... Через Хинганский хребет идти надо. Ну, раз надо - значит, надо... Там раньше даже лошади с вьюками не проходили, а мы и сами прошли, и всю технику на руках протащили. Японцам против нас куда там, желтозадым, только и умеют, что кишки себе выпускать - харакири это у них называется... А вот русский куда хочешь пройдет, если приказ есть.