- Синьор кардинал считает, что вам следует атаковать штаб-квартиру Фачино в Павоне.
- Ну конечно; с таким же успехом я могу атаковать сидящего в аду сатану. Мы сделали уже четыре вылазки - и все они закончились провалом. Видит Бог, в этом не было моей вины.
- Вы уверены, ваша светлость? - тихо спросил мессер Беппо, слегка улыбнувшись.
- А вы что, сомневаетесь? - взорвался тиран Лоди, и его лицо стало фиолетово-бордовым. - Хотел бы я знать, кто осмелится усомниться в этом.
- Синьор кардинал. И он не просто позволил себе усомниться, а высказал твердое убеждение.
- И ваша дерзость, конечно же, согласны с ним?
- Что может сделать моя дерзость против фактов? - насмешливо проговорил Беппо, и все присутствующие с откровенным изумлением уставились на него. - Все эти вылазки совершались днем, на виду у противника, который всякий раз успевал стянуть свои войска туда, где его атаковали, поскольку кавалерия - ваша ударная сила - не может быть эффективно использована на такой местности. Синьор кардинал считает, что вам необходимо произвести вылазку под покровом ночи; это позволит вам достичь неприятельских линий прежде, чем ваше передвижение будет замечено.
Виньяте с откровенным презрением посмотрел на него и пожал плечами.
- Чисто поповский взгляд на войну, - только и сказал он.
Долговязый офицер взял на себя роль толкователя слов своего синьора:
- Подобная акция была бы возможна, если бы мы хотели вырваться из Алессандрии, оставив ее в руках Фачино. Но такие действия недостойны синьора Виньяте. - Он облокотился на высокую спинку кресла и примирительно добавил: - Только в случае крайней необходимости…
Но мессер Беппо, рассмеявшись, не дал ему закончить:
- А разве раньше такой необходимости не существовало? Все последние недели Фачино Кане фактически находился в вашей власти, но вы так ничего и не предприняли, чтобы воспользоваться этим.
Все трое изумленно уставились на него.
- Что вы сказали? - тихо произнес Виньяте. - Фачино Кане был в нашей власти?
- Именно так. Один смелый удар - и с ним покончено. Судите сами: его войска стоят на протяжении восемнадцати миль, и их отдельные группы разрежены. В Маренго, Ауларе, Касальбальяно и Сан-Микеле созданы опорные пункты…
- Это мы знаем.
- …Но Маренго и Сан-Микеле со вчерашнего дня ослаблены ради усиления участка между Ауларой и Касальбальяно, поскольку стало известно, что Алессандрия снабжается продовольствием именно с того направления. Однако Аулара и Касальбальяно расположены дальше всего от Павоне, штаб-квартиры Фачино и самого укрепленного опорного пункта.
В глазах Виньяте появился блеск. В конце концов, он ведь недаром был солдатом и начинал понимать, к чему клонит мессер Беппо.
- Да, верно, - пробормотал он.
- Если сильный отряд, действуя под покровом темноты, выйдет из северных ворот города, незаметно переправится через Танаро и затем, двигаясь вдоль реки, обойдет Павоне и нападет на нее, то расквартированные там войска Фачино будут разбиты, прежде чем к ним успеет подойти подкрепление. Можно не сомневаться, что Фачино и его главные помощники попадут в плен и, таким образом, осаждающая Алессандрию армия будет обезглавлена.
В комнате наступило молчание. Виньяте сгорбился в кресле, кусая свои толстые губы и осмысливая предложение.
- Черт возьми! - воскликнул он и вновь задумался. - Черт возьми! - еще раз воскликнул он и взглянул на своего долговязого капитана. Тот сжал рот и одобрительно кивнул.
- Неплохой план, - сказал он.
- Неплохой! - смеясь, отозвался Беппо. - Что можно придумать лучше в такой ситуации? Только так можно превратить поражение в победу.
- Вам известно, сколько людей у Фачино в Павоне? - спросил Виньяте, заметно воодушевленный уверенностью Беппо.
- Четыре или пять сотен, не больше; и если удастся застать их врасплох, то хватит и половины этого количества солдат, чтобы одолеть осаждающих.
- Зачем рисковать? Я возьму с собой шесть сотен.
- Значит, ваша светлость решились? - спросил долговязый офицер.
- Почему бы и нет, Рокко?
Рокко нерешительно потеребил свою бородку.
- Я чувствовал бы себя спокойнее, будь я уверен, что нам удастся скрытно совершить обходной маневр.
- Вас надо подстраховать, - подал непрошеный совет мессер Беппо. - Днем мои триста всадников переместятся в Пьетрамарацци, станут позади Павоне и в назначенный час атакуют Фачино с тыла, в то время как вы будете действовать с фронта.
- Но как мы разберем в темноте, кто есть кто? - спросил Рокко. - Наши и ваши люди могут принять друг друга за солдат Фачино.
- Этого не случится, если они наденут рубашки поверх своих доспехов.
- О Боже! - вздохнул Виньяте. - Вы, похоже, все предусмотрели.
- Я считаю, что только так можно добиться успеха.
Виньяте тяжело поднялся из-за стола.
- Хорошо, - решительно сказал он, - тянуть с этим делом нам не позволят наши желудки. Мы можем рассчитывать на вашу помощь сегодня ночью, капитан Фарфалла?
- При условии, что мы договоримся, - непринужденно ответил Беппо. - Отнюдь не любовь к приключениям толкает меня на подвиги.
Эти слова сразу отрезвили Виньяте. Его глаза сузились, и от былого воодушевления не осталось и следа.
- Чего вы хотите за это? - спросил он деловито.
- Год службы для меня и моей кондотты с ежемесячным жалованьем в пятнадцать тысяч золотых флоринов.
- Боже Всемогущий! - воскликнул Виньяте и презрительно рассмеялся.
- И это все?
- Вашей светлости решать.
- Фантастика! Пятнадцать тысяч… И зачем мне ваша кондотта на целый год?
- Это условие послужит для обеих сторон гарантией договоренности.
- Десять тысяч флоринов за вашу помощь, - твердо проговорил Виньяте.
- Тогда я пожелаю вам доброго утра и откланяюсь, - так же твердо ответил мессер Беппо. - Я знаю цену себе и своим людям.
- Вы хотите воспользоваться моим затруднительным положением, - недовольно сказал Виньяте.
- Не забывайте, вы уже должны мне за одно то, что я, рискуя своей шеей, пробрался сюда.
Они торговались еще не меньше получаса, и само упрямство, с которым мессер Беппо отстаивал свои требования, свидетельствовало, казалось, о его благонадежности и добрых намерениях.
В конце концов тиран Лоди уступил, и монах, выполнявший обязанности его секретаря, составил договор, который они скрепили своими подписями. С легким сердцем и в приподнятом настроении мессер Беппо позавтракал в компании синьора Виньяте и затем покинул город, чтобы отправиться к кардиналу Десане и сообщить ему о принятых решениях, а самому приготовиться к участию в их исполнении.
Стояло ослепительное утро; гроза так и не разразилась, и воздух был чист и прозрачен. В такое утро жизнь кажется прекрасной, и, возможно, поэтому мессер Беппо улыбался, уверенно входя в домик в Павоне, где находилась штаб-квартира Фачино.
Кондотьер сидел за обедом с тремя своими офицерами и графиней Беатриче и вопросительно взглянул на вновь прибывшего, когда тот подошел к незанятому месту у стола.
- Ты опаздываешь, Белларион. Мы заждались от тебя известий. Была ли ночью попытка провести обоз сквозь кордоны или нет?
- Была, - ответил Белларион.
- Удалось ли задержать его?
- Конечно. Однако все мулы и все припасы благополучно достигли Алессандрии.
Пять пар глаз изумленно уставились на него.
- Как же так? - усмехнулся Карманьола. - Несмотря на то, что вы задержали их?
Белларион поднял на него свои покрасневшие, слегка припухшие от бессонницы глаза.
- Да, несмотря на это, - согласился он, усаживаясь на свою табуретку. - И я лично отвел обоз в Алессандрию.
- Вы хотите сказать, что были в Алессандрии?
- В самой цитадели; и даже позавтракал в компании с тираном Лоди.
- Мы требуем объяснений, Белларион! - вскричал Фачино.
Беллариона не пришлось упрашивать дважды.
Глава XV. ДИВЕРСИЯ
О том, что произошло дальше, нетрудно догадаться. Ночью Виньяте и шестьсот его солдат попали в засаду неподалеку от Павоне, и после получасовой отчаянной схватки уцелевшие стали бросать оружие и сдаваться в плен. Белларион, облаченный в подаренные Бусико великолепные доспехи, но без шлема, к которому так и не смог привыкнуть, держался в стороне от общей свалки, испытывая глубокое отвращение к личному участию в рукопашном бою, в чем впоследствии его не раз упрекали современники.
Впрочем, один удар, который с полным основанием можно было назвать решающим, ему все же пришлось нанести.
Ближе к концу схватки, когда ее исход уже не вызывал никаких сомнений, закованный в доспехи рыцарь, чье поднятое забрало придавало ему вид какой-то фантастической птицы, яростно устремился на обступивших его врагов. Ему удалось вырваться из окружения, и никто, кроме слоняющегося неподалеку Беллариона, не преграждал ему путь к спасению. Будь на то его воля, Белларион и пальцем бы не пошевельнул, чтобы помешать ему улизнуть, но этот рыцарь поскакал - и надо сказать, весьма опрометчиво - прямо на него с копьем наперевес, так что Белларион едва успел подать свою лошадь в сторону, уклоняясь от удара. Затем он привстал на стременах и, когда этот неудержимый боец промчался рядом, ударил булавой, которой он владел прекрасно, прямо по поднятому забралу.
Белларион спешился и, подойдя к всаднику, которого только что выбил из седла, снял с него шлем, чтобы свежий воздух привел его в чувство. По законам рыцарства этот человек считался теперь пленником Беллариона.
Под охраной двух бургундцев его привели в Павоне, в штаб-квартиру Фачино, и там, разглядев при свете его смуглое, искаженное яростью лицо, Белларион не смог удержаться от смеха.
- Грязный, алчный пес! - завопил его пленник. - Ты продался тому, кто дал тебе больше! Если бы я знал, что это был ты, я предпочел бы умереть с перерезанной глоткой, чем попасть в твои грязные руки.
Его слова привлекли внимание Фачино и Карманьолы, только что вошедшего к нему с докладом о результатах схватки. Они обернулись к пленнику, и к своему удивлению, узнали в нем Виньяте, тирана Лоди.
- Вы что-то путаете, синьор, - отвечал тем временем ему Белларион. - За все время своей службы у синьора Фачино я никогда и никому не продавался.
Виньяте ошалело уставился на него, не в силах поверить, что кто-то мог решиться на такой отчаянный риск.
- Так это был обман? - чуть не шепотом проговорил он. - И ты не Фарфалла?
- Мое имя - Белларион.
- Это имя мошенника, подлого и низкого предателя, который хитростью втерся ко мне в доверие. - Он взглянул за спину Беллариона, на улыбающегося Фачино. - Ты так воюешь теперь, Фачино?
- Боже милосердный! - рассмеялся Фачино. - Вот уж не ожидал услышать болтовню о воинской чести из уст вероломного бандита! Зачти ему его нахальство, Белларион. Он твой пленник, но, будь он в моих руках, я бы взял за него никак не меньше пятидесяти тысяч дукатов. Пускай жители Лоди соберут деньги и узнают на собственной шкуре, каково благоволить к такому тирану.
Виньяте исподлобья взглянул на Фачино, и его глаза злобно сверкнули.
- Моли Бога, Фачино, чтобы тебе никогда не попасться мне в плен.
Белларион крепко взял его за плечо.
- Вы мне не нравитесь, мессер де Виньяте. Вы глупец, и мир только выиграет, если вы перестанете беспокоить его своим присутствием. И я могу оказаться не настолько скуп, чтобы ради выкупа, какой-то сотни тысяч дукатов, пренебречь своим долгом перед человечеством и не послать вашу голову миланскому герцогу, которого вы предали.
Виньяте замер, раскрыв рот от смеси удивления и испуга.
- Помолчите, прошу вас, - предупредил его Белларион. - То, что вы уже сказали, обошлось вам в лишние пятьдесят тысяч дукатов. Дерзость - непозволительная роскошь для пленника.
Он повернулся к стоявшим тут же бургундцам и сказал:
- Отведите его наверх, снимите доспехи и крепко свяжите.
- Но зачем же вести себя со мной так по-варварски? Я ведь сдался вам, поклялся, наконец!
- Поклялся! - рассмеялся ему в лицо Белларион. - Вы клялись и Джангалеаццо Висконти, но не успело остыть его тело, как вы повернули оружие против его сына. Я охотнее положусь на крепость веревки, чем на ваше слово, синьор.
Он сделал знак бургундцам, и его рука при этом слегка дрожала.
- Как только у такого Иуды язык повернулся назвать меня мошенником и предателем! - в сердцах проговорил Белларион, когда за Виньяте и бургундцами закрылась дверь.
Фачино и Карманьола понимающе переглянулись - им показалось, что Виньяте нащупал его болевую точку. Но они даже не подозревали, что он совершенно равнодушно отнесся бы к этим эпитетам, если бы в тот момент не вспомнил о других устах, которые с не меньшим презрением произносили их.
- Пусть тебя утешит выкуп, мой мальчик. Сто тысяч дукатов! Клянусь, тебя не упрекнешь в скромности, - рассмеялся Фачино. - Тебе чертовски повезло взять в плен Виньяте.
- Действительно, это большая удача, - грубовато согласился Карманьола и повернулся к Фачино: - Итак, синьор, все завершилось благополучно, и…
- Как, то есть, завершилось? - поспешил прервать его Белларион. - Все только начинается. И это была всего лишь прелюдия.
- Прелюдия к чему?
- К захвату Алессандрии, которая еще до рассвета будет нашей.
- Ты ничего не сказал нам об этом, - недовольно нахмурился Фачино.
- Мне казалось это само собой разумеющимся. Как вы думаете, для чего я соблазнил Виньяте совершить вылазку из Алессандрии с шестью сотнями солдат, надевших рубашки поверх доспехов, и обещал ему встречу еще с тремя сотнями бойцов, одетых подобным образом? Для того чтобы девятьсот или чуть больше всадников в рубашках поверх доспехов могли с триумфом въехать в предрассветных сумерках в Алессандрию, торжествующий гарнизон которой с радостью примет их.
- Как ты смог додуматься до этого? - изумленно произнес Фачино, когда наконец обрел способность говорить.
- А разве одно логически не вытекает из другого? Готовьтесь позавтракать сегодня в Алессандрии, синьор!
И Фачино, знаменитый кондотьер, с уважением посмотрел на этого зеленого новичка в военном деле.
- О Боже, мальчик мой! Ты далеко пойдешь. У Траво ты показал, на что способен в стратегии. Но это…
- Стоит ли сейчас рассыпать дифирамбы? - не дал ему закончить Белларион.
Вскоре вся кондотта была готова к выступлению, и Фачино велел Беллариону лично возглавить отряд "белорубашечников", как он назвал их. Однако Белларион предложил Карманьоле занять его место.
- Все лавры достанутся им, - напомнил ему Фачино. - А они по праву твои.
- Я лучше уступлю их Карманьоле. Когда гарнизон обнаружит обман, в городе начнется рубка, а это дело мессер Карманьола знает лучше меня.
- Мессер, вы чересчур великодушны, - сказал Карманьола.
Думая, что над ним смеются, Белларион строго взглянул на него, но впервые Карманьола говорил с ним совершенно искренне.
Последующие события разворачивались именно так, как и предполагал Белларион.
Когда до рассвета оставалось совсем немного и окрестности Алессандрии окутала легкая дымка тумана, часовые с крепостных стен заметили приближающихся к городу всадников в белых рубашках. Был поспешно опущен мост и распахнуты ворота; всадники ворвались в город и заждавшиеся солдаты Виньяте приветствовали их восторженными восклицаниями, которые, однако, скоро сменились криками ярости и страха. Диверсанты смели стражу, овладели рычагами, приводившими в действие подъемный мост, и рассыпались по окрестным улочкам, прикрывая подступы к воротам. Теперь уже ни у кого из осажденных не оставалось сомнений в том, с кем они имеют дело, и в высоком рыцаре в доспехах, который руководил нападающими, многие узнали Франческо Бузоне Карманьолу.
И вскоре в неверном свете занимающегося утра со стен крепости можно было увидеть другое войско, спешащее к Алессандрии: это готовились вступить в бой основные силы Фачино.
Двумя часами позже, как и предсказывал Белларион, Фачино, его офицеры и графиня действительно садились завтракать в цитадели, и к этому времени в захваченном городе уже были восстановлены спокойствие и порядок.
Глава XVI. РАЗРЫВ
Жарким августовским днем Белларион ехал через заливные луга, влажные и тучные, направляясь в Алессандрию из Сан-Микеле. На душе у него было тяжело, и причиной тому являлись недавно сделанные им печальные наблюдения, подкрепленные размышлениями философского характера о смысле и целях человеческой жизни. Мессер Белларион начинал приходить к выводу, что, отвергнув дорогу в Павию, к мессеру Хрисоларису, он упустил свой шанс. Более того, первый неверный шаг он сделал в тот момент, когда, понукаемый исповедуемой им ересью - которая, как он понимал теперь, смогла вырасти только из его наивности и невежества, - он покинул монастырь в Чильяно. В монашеском укладе, при всех его возможных минусах, имелась хотя бы четкая определенность: бренное существование рассматривалось лишь с точки зрения подготовки души к встрече с Богом и переходу в вечность.
По сравнению с этой грандиозной задачей разве заслуживали уважения цели, которые ставили перед собой упрямо борющиеся друг с другом люди, копошащиеся, как клубок земляных червей, и относящиеся к мирскому бытию так, словно оно будет длиться бесконечно долго?
Так размышлял мессер Белларион, проезжая возле сверкавшей на солнце глади реки, в тени стройных тополей, устремившихся к лазурному, словно отполированному летнему небу, и, казалось, сама красота Божьего мира заставляла его испытывать еще большее презрение к людям, своими недостойными деяниями осквернявшими этот мир.
Он миновал тополиную рощу и, выехав на равнину, увидел даму на белой лошади, чье появление отвлекло его от мрачных размышлений. Ее сопровождали сокольничий и два конюха в бело-голубых ливреях синьора Фачино Кане, графа Бьяндратского, который после данной ему герцогом Миланским отставки разорвал со всеми Висконти, и теперь по праву завоевания и по собственному волеизъявлению стал тираном Алессандрийским.
Белларион охотно свернул бы на другую дорогу, как делал это всякий раз, когда успевал первым заметить графиню, но она уже окликнула его и, пока он с вынужденной покорностью приближался к ней, передала своему сокольничьему сидевшего у нее на запястье хищника и, отъехав на несколько шагов от слуг, обратилась к Беллариону:
- Если ты едешь домой, Белларион, то нам по пути.
Несколько смутившись, он, однако же, пробормотал вынужденные слова признательности, прозвучавшие, как на то и было рассчитано, натянуто и фальшиво.
Они поехали вместе. Она говорила об охоте: о том, как удобно преследовать добычу на этой равнине, тянущейся иногда многие мили; о том, что сегодняшняя жара, наверное, заставила птиц держаться в зарослях и их поездка оказалась впустую, и о многом другом еще.