Они вбежали на насыпь и начали рыть под рельсами углубление. Антон взял конец провода, привязал его к рельсу и протянул моток Панченкову:
- На, разматывай! Когда будешь готов, дернешь два раза.
Панченков, разматывая на ходу провод, начал спускаться с насыпи и скоро пропал в темноте. Славин положил в углубление заряд. Крайнюк закрепил сбоку взрыватель, после этого отвязал от рельса провод и ждал условного сигнала. А вдали из-за поворота по верхушкам деревьев уже светил прожектор паровоза.
- Скорей бы он, - встревоженно пробормотал Антон, - как черепаха передвигается.
Славин тоже волновался, но, желая успокоить друга, сказал:
- Так прошло же всего не больше минуты, мы должны успеть.
Не отвечая, Крайнюк пропустил провод под рельсу и замер в томительном ожидании. Владимир глянул в ту сторону, куда ушли немцы. Свет фонарика продолжал скользить по железнодорожному полотну. Патрульные, очевидно, до подхода поезда торопились закончить обход участка. Об этом же, наверное, подумал и командир, потому что, не отпуская шнур, он приложил руку ко рту и дважды прокричал кукушкой. Это был сигнал для Рогова, чтобы тот отходил.
"Правильно Антон решил, - подумал Славин, - патруль до подхода поезда добежать к нам не успеет".
И вот дважды дернулся и замер в руках Крайнюка провод.
"Наконец-то", - облегченно подумал Антон и осторожно начал привязывать шнур за чеку взрывателя. Наступил самый опасный момент. Стоит Панченкову даже случайно дернуть за шнур - и произойдет взрыв.
Славин вспомнил, сколько раз он вместе с Крайнюком, находясь на базе, учились ловко и без рывка привязывать шнур или провод к чеке взрывателя.
- Все, - сказал Крайнюк, подымаясь на ноги, - тикаем!
Партизаны скатились вниз, стараясь побыстрее убежать из полосы света паровозного прожектора. Они изо всех сил бежали к Панченкову. Поезд уже вышел на прямую и, тяжело громыхая, несся к заминированному месту. Вот и Панченков, он призывно машет рукой. Рогов уже рядом.
- Близковато, черт! - падая, сказал Крайнюк и приказал: - Прижмитесь к земле, головы держите пониже!
И в этот момент Панченков дернул за шнур. Под последними колесами паровоза взвилось пламя, и раздался сильный взрыв. Вагоны, напирая и наскакивая друг на друга, опрокидывались под откос. Послышались новые взрывы, к небу потянулись багровые, бешеные языки пламени.
Подрывники, как и предполагал Крайнюк, залегли слишком близко, и сейчас вокруг них с визгом и шипением летели осколки.
- Отползаем к лесу! - крикнул командир группы и первым пополз от дороги. А пламя разгоралось все сильнее. В грохот продолжавшихся взрывов вмешался стрекот пулемета. Это стреляли с вышки, и со стороны состава запульсировали выстрелы. Было ясно, что немцы, ехавшие в задних, уцелевших вагонах, через минуту-другую усилят огонь и наверняка организуют проческу местности. Крайнюк вскочил на ноги и приказал:
- Ребята, бегом к лесу, за мной - марш! - И бросился вперед. Славин - за ним. Рядом бежали Рогов и Панченков. Вот и опушка. Крайнюк, прежде чем нырнуть в спасительную тень деревьев, оглянулся. К нему подбежали только двое.
- Кого нет? - громко спросил командир, пытаясь рассмотреть бегущих.
Славин, увидев, что рядом с ним Рогов, тревожно крикнул:
- Стой, ребята! Панченкова нет!
- Точно нет, - подтвердил, останавливаясь, Рогов, - а ведь он только что бежал за мной.
Крайнюк бросился назад. Славин и Рогов - за ним. При ярком пламени пожара Сергея отыскали быстро. Он полулежал на земле и пытался дотянуться до бедра левой ноги.
Парни подбежали к нему.
- Что случилось, Сергей? - спросил Крайнюк.
- В ногу попало... Встать не могу.
Крайнюк повернулся к Рогову и Славину:
- Несите его к лесу, я буду сзади идти. В случае чего, прикрою, - он перевесил автомат из-за спины на шею.
Рогов и Славин, взявшись за руки, посадили на них Сергея и быстро пошли к лесу. Они старались побыстрее отойти подальше, но Панченков потерял много крови, и надо было срочно делать перевязку. Сделали короткую остановку. Оказалось, что пуля прошла навылет. У Рогова был довольно большой кусок белой материи. Разорвали ее на длинные полосы и перевязали рану. Идти сам Сергей не мог.
При сером свете начинающегося утра лицо его выглядело иссине-белым. Он лежал на брезентовом плаще и тихо стонал.
Они быстро сломали две молоденькие березки и с помощью шнура прикрепили к ним брезентовый плащ. На эти самодельные носилки положили Панченкова.
После этого двинулись дальше. Часа через полтора сделали остановку. Напоили Сергея водой из фляги. И в это время услышали далекий собачий лай.
- Неужели, сволочи, прочесывают лес? - озабоченно спросил Крайнюк и предложил: - Будем забирать правее.
- Но в той же стороне деревня и шоссейная дорога, - тихим голосом напомнил Панченков.
- Вот я и соображаю: если немцы и устроили на нас облаву, то будут рыскать по лесу, в первую очередь в глубине.
Парни двинулись дальше. Нести Панченкова было нелегко. Носилки несли двое партизан, а третий шел в охранении. Тот, кто был в охранении, поочередно подменял товарищей. К концу дня еле стояли на ногах. А до лагеря было еще далеко. Уклоняясь от встречи с немцами, они мало приблизились к месту нахождения отряда.
А Панченков чувствовал себя все хуже. Он часто терял сознание, бредил. Когда остановились, Крайнюк отозвал в сторонку Рогова и Славина:
- Я вот что думаю, хлопцы. Нести Сергея далеко, а ему нужна помощь немедленно. Может, пойдем в мою деревню? Она здесь недалеко, километрах в трех. Там у меня мать, а рядом, в соседнем доме, учительница живет - верный человек. Мать с ней дружит. Сергею они окажут помощь. Мать моя умеет лечить травами. Немцев в деревне не должно быть, стояла часть одна, но ушла. Полицаи заходят редко, да и спрятать Сергея там нетрудно. Может, рискнем? А сами быстро в отряд пойдем, привезем фельдшера.
- А если ему еще хуже станет, - с сомнением сказал Рогов, - стонать начнет, а тут полицаи?
- Риск, конечно, есть, - заговорил Славин, - а вдруг Сережа не перенесет дальней дороги. Идти придется всю ночь. Да с носилками вряд ли к утру до отряда доберемся. Я считаю, что Антон прав. Давайте понесем Сергея в деревню и, на всякий случай, один из нас при нем останется, а остальные - быстро в отряд.
Загрустили подрывники. Когда шли на задание, никто и не думал о том, что кто-то может быть ранен, и вот их товарищ оказался в опасности!
К деревне подошли уже в темноте. Крайнюк предложил друзьям подождать возле леса, а сам направился на разведку. Он шел осторожно, боясь, чтобы его не заметили. От волнения сердце в груди билось гулко и часто. Первым от леса был дом Татьяны Андреевны Мочаловой. Окно, которое было видно со стороны леса, светилось тусклым и неровным светом. "Лучиной освещают", - догадался Антон. Недалеко от дома Мочаловых находился и его, Крайнюка, дом. Но света в нем не было, и он еле угадывался в ночи темным квадратом. "Наверное, мама спит. А может, зашла к Татьяне Андреевне? Загляну-ка в окно", - Крайнюк подошел к калитке, тихонько, без скрипа, открыл ее и подошел к светившемуся справа от крыльца окну. Осторожно заглянул. У окна, на широкой деревянной скамье, сидела Татьяна Андреевна. Она вязала. При неярком свете лучины, прикрепленной к печи, лицо ее выглядело похудевшим и усталым.
"Бедная Татьяна Андреевна, - подумал Крайнюк, - извелась вся по мужу. Где же он сейчас? Не мог Петр Петрович погибнуть, не мог. Скорее всего он на фронте".
Посторонних в доме Антон не заметил. И тогда он решил зайти сначала к учительнице. Антон тихонько посту чал в окошко. Татьяна Андреевна вздрогнула, быстро отложила вязание на скамью и подбежала к окну. Крайнюку стало не по себе от мысли, что его стук напомнил учительнице о муже и она, конечно, сразу же подумала о Петре Петровиче. Антон приблизил свое лицо к стеклу чтобы Татьяна Андреевна могла узнать его, и молча показал в сторону крыльца. Татьяна Андреевна, узнав его, сразу же метнулась к дверям.
- Антон, здравствуй, входи быстрее! - выдохнула Мочалова.
- Мне некогда, Татьяна Андреевна, я не один, со мной трое, один из них ранен, мы хотим оставить его на денек у мамы, а сами за врачом в отряд пойдем. Мама дома?
- Да, конечно. Подожди, пойдем вместе.
Татьяна Андреевна вернулась в комнату, задула лучину и быстро вышла во двор. Они молча подошли к дому Крайнюков и постучали в окно. Через несколько секунд в окошке мелькнуло лицо.
- Кто там?
- Это я, Татьяна. Откройте, Марфа Степановна.
Дверь вскоре была открыта, и Марфа Степановна радостно обняла сына:
- Сыночек, ты! Боже мой, какая радость! Заходите в дом!
Антон коротко рассказал о раненом. Мать заволновалась:
- Что тут еще думать! Несите его в дом. Я рапу настоями трав промою, ему сразу полегчает.
- А где его спрячем?
- Как где? Здесь у нас, - решительно сказала Марфа Степановна.
- А может, у меня, дом же большой, - предложила Татьяна Андреевна.
- Нельзя к тебе. У тебя дети. От них же ничего не спрячешь.
Чрез полчаса Сергея внесли в дом и положили на кровать. Марфа Степановна тут же занялась им.
Татьяна Андреевна помогла остальным партизанам умыться и начала хлопотать у стола, чтобы покормить их. Обе женщины в это трудное время как бы породнились и жили одной общей семьей. Поэтому Татьяна Андреевна, почти по спрашивая у хозяйки, где что находится, быстро собрала на стол.
Умытые и немного передохнувшие парни с жадностью набросились на еду. Панченков, которому Марфа Степановна промыла и перевязала рану, уснул.
Татьяна Андреевна присела на скамейку и смотрела на Владимира Славина. Ей казалось, что она уже где-то видела этого паренька. Лицо женщины Владимиру тоже казалось знакомым, и он ломал голову, где они могли встречаться раньше.
Марфа Степановна накрыла одеялом Сергея и подошла к столу. Стали советоваться, что делать. Решили, что Панченкова оставят в доме Крайнюков, а Марфа Степановна пока перейдет жить к Мочаловой, закрыв дом на замок.
На рассвете Антон и Иван ушли в отряд, а Славина оставили с Панченковым в запертом доме.
Сергей утром чувствовал себя лучше. Лежа в чистой постели, он расспрашивал Славина, где они находятся и как оказались в этом доме. Славин коротко рассказал, как они добрались в эту деревню, а затем осторожно выглянул в каждое окно:
- Ты знаешь, Сергей, этот дом очень удобен для круговой обороны. Через окна видны подступы к нему со всех сторон.
- Так что, будем занимать круговую оборону?
- А здесь немцев нет. Есть несколько паршивых полицаев, а они только против стариков да баб смелые.
- Так чего же мы прячемся под замком? - улыбнулся Панченков. - Давай погоняем полицаев.
- С тобой погоняешь! Лежи, поправляйся, и смотри, чтобы тебя командир отряда не погонял, что ты не сберегся.
- Так я же шнур сматывал, а вы тикали, словно крылья у вас появились, - беззлобно огрызался Сергей, а затем, неожиданно сменив тему разговора, спросил: - Володя, а как называется эта деревня?
- Не зною. Я даже не поинтересовался.
Панченков замолчал. Владимир, увидев, что лежит он с закрытыми глазами, прилег на стоявшую в соседней комнатке кровать и задумался. Вспомнил родителей. В душе Володя верил, что они останутся живы, но когда вспоминал зверства гестаповцев, тревога за судьбу родителей росла. Уже который раз Володя думал отпроситься у командира на несколько дней, пробраться в город и узнать хоть что-нибудь об отце и матери. Но адресов подпольщиков парень не имел, а соседи вряд ли знали, где его родители. Владимир надеялся, что командир и комиссар смогут что-нибудь выяснить в ближайшее время.
За сестру Володя беспокоился меньше. Как никак она была в относительной безопасности. Но в последнее время девушка все чаще просила командиров, чтобы перевели ее из хозяйственного взвода в группу подрывников или в разведку.
Когда в редкие минуты они были вместе, Женя плакала и все время вспоминала родителей. Она считала, что они погибли, и говорила, что она сама, с оружием в руках, должна отомстить фашистам.
Неожиданно он услышал, что к дому кто-то подошел. Владимир схватил стоявший у изголовья кровати автомат, который ему оставил Крайнюк и быстро вышел в комнату, где лежал Панченков. Сергей спал. Владимир осторожно выглянул в окно и облегченно вздохнул. Во дворе стояла соседка Крайнюков и настороженно смотрела по сторонам.
"Значит, мать Антона открывает дверь", - догадался Славин и вышел в кухню. В это время дверь распахнулась, и он увидел Марфу Степановну.
Она улыбнулась:
- Ну как вы тут без меня?
- Отсыпаемся.
Марфа Степановна достала из сумки два небольших чугунка. В одном были наваристые щи, в другом - горячая картошка.
- Садись, сынок, кушай, - ласково и грустно глядя на паренька, пригласила она. - А я возьмусь за твоего друга. Видишь, он уже проснулся. - И Марфа Степановна спросила у Панченкова: - Что, тоже проголодался? Но сначала, сыночек, я тебя перевяжу.
Хозяйка начала разбинтовывать рану, а Славин сел за стол и стал есть.
- А что ваша соседка не заходит? - спросил Владимир.
- Таня за улицей наблюдает. Ты не смотри, что мы бабы, у нас тоже мозги есть. Если вдруг она увидит, что кто-то сюда идет, замкнет нас и к себе домой пойдет. Мы даже обед вам у нее дома варили, чтобы из моей трубы дым не валил.
- Ого, какие вы конспираторы! - засмеялся Славин.
- Конечно, а ты как думал. Я же на свете немало пожила, а Таня хоть и молодая, но у нее же муж...
- Ой! - громко вскрикнул Панченков. Это Марфа Степановна оторвала от раны присохший кусочек самодельного бинта.
- Что, больно? Ты уж потерпи, сыночек, потерпи. Я сейчас рану промою, а затем перевяжу, и тебе сразу же станет легче. Настои трав у меня хорошие, сама собирала и знаю, как твою боль облегчить.
Если бы не возглас Панченкова, то Марфа Степановна сказала бы, что муж у Тани до войны был участковым уполномоченным, и наверняка Славин сразу бы сообразил, почему при встрече лицо соседки Крайнюков показалось ему знакомым. Но Марфа Степановна занялась Панченковым, и об этом они больше не говорили.
Наступил вечер. Марфа Степановна была у Мочаловой. Сидели до поздней ночи, ожидая появления партизан. Но, не дождавшись, легли спать. И только перед самым утром в окно тихонько постучали. Татьяна выглянула, но никого не увидела. Тогда она вышла в сени и спросила через дверь:
- Кто там?
- Учителька, открой, это я, Петрусь, разговор есть.
Мочалова сразу же узнала голос деда Петруся и не раздумывая открыла дверь:
- Здравствуйте, дедушка, проходите в дом.
- Некогда мне, зови Марфу, пусть дом откроет, я хлопцев заберу.
- Вы? А где же...
- Ты хочешь спросить, где Антон? - чувствовалось, что дед улыбнулся. - Он вместе с хлопцами за деревней ждет.
- Хорошо, я сейчас. - И Татьяна Андреевна вернулась в хату, чтобы позвать Марфу Степановну, а та, уже одетая, шла к двери.
Они подошли к дому Крайнюков. Возле забора стояла лошадь, запряженная в телегу. Марфа Степановна открыла дверь, и они втроем вошли в дом. Славин, который еще раньше увидел через окно, как дед Петрусь привязывал к забору лошадь, понял, что приехали за ними, собрался сам и помог одеться Панченкову. Сборы были недолгими.
Осторожно вынесли и уложили на сено раненого. Марфа Степановна положила рядом с Панченковым небольшой узелок:
- Это вам, сынки, на дорожку. Жалко, что Антона не увижу.
- Увидишь, - хмуро бросил Петрусь, - вон он, идет.
Оказалось, что Крайнюк и еще один партизан прикрывали их со стороны деревни. А когда увидели, что Панченков уже на телеге, подошли.
- Сынок, ты уж смотри, - просила его мать, - будь осторожен, береги себя!
Антон, несколько смущенный тем, что мать разговаривала с ним так при посторонних, ворчливо ответил:
- Мама, что ты меня все время учишь? Я же не маленький, и ты не волнуйся за меня. - И не в силах скрыть свою любовь к самому дорогому человеку, ласково добавил: - Все будет хорошо. Увидишь, все будет в порядке.
Начали прощаться. Славин, пожимая руку учительнице, еще раз подумал: "А может быть, мы действительно где-нибудь встречались? Может, спросить? А вдруг она в нашей школе бывала?"
Но так он ничего не спросил. Попрощался и, как положено взрослому человеку, пошел не оглядываясь рядом с телегой, сжимая в руках винтовку, которую только что возвратил ему Крайнюк, забрав свой автомат.
22
КОМАНДИР РОТЫ
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ МОЧАЛОВ
Шел 1943 год. Старший лейтенант Мочалов, сидя в окопном блиндаже при свете небольшой трофейной лампы, вспоминал недавно закончившийся бой. Немцы неожиданно атаковали позиции батальона. Основной удар пришелся по роте Мочалова. До десятка танков и бронемашин насчитал старший лейтенант. Казалось, положение роты стало катастрофическим, а тут еще немецкие самолеты. Но времена, когда красноармейцы вынуждены были надеяться на бутылку с горючей смесью, уже прошли. Не успели вражеские самолеты встать в круг для бомбежки, как их сразу же атаковали советские истребители. Да и бойцы Мочалова действовали довольно четко и грамотно. Они вели прицельный огонь по вражеской пехоте, отсекая ее от бронированных машин. И тут ударили наши противотанковые пушки. Вскоре враг отступил, оставив на поле боя долго чадившие черным, густым дымом шесть танков и три бронемашины. Командиру роты было приятно, что его бронебойщики тоже поработали неплохо - подбили два танка и бронемашину. Особенно отличился сержант Кислицкий. Мочалов даже сейчас, сидя в блиндаже, улыбнулся, вспомнив, как этот балагур и шутник, прежде чем выстрелить в бок вражеского танка, так выразился, что многие бойцы уже после боя хохотали до слез, вспоминая его слова.
"Надо не забыть и сказать командиру взвода представить к награде Кислицкого", - подумал Мочалов. И он живо представил себе сержанта: выше среднего роста, аккуратный, подтянутый. Он был женат и до войны жил в квартире тещи. В минуты отдыха Кислицкий с юмором рассказывал о своих любовных похождениях. Петр был уверен, что девяносто процентов этих рассказов - вранье. Но сержант умел все эта так подать, что солдаты, не задумываясь, правда это или нет, от души хохотали над его рассказами.
Мочалов поднялся и вышел наружу. День клонился к вечеру. Взглянул на поле боя. На белом снеге четко вырисовывались все еще дымящиеся танки, бронемашины, на нейтральной полосе, среди чернеющих воронок от снарядов, лежали убитые немцы.
Он подозвал командира второго взвода и приказал:
- Подготовь, Федор Васильевич, три группы автоматчиков и с наступлением темноты выдвинь их за первую линию на нейтралку. Пусть встретят немцев, те обязательно полезут: видишь, сколько убитых лежит и автоматов валяется?
- Я уже об этом подумал, Петр Петрович. Думаю, что и нам десяток автоматов не помешает. Одну группу направлю к танку, что Кислицкий подбил. Смотри, как он удобно стоит: под обстрелом практически все пространство можно держать.
- Не забудь с Герасимовичем свои действия согласовать. Он же наверняка тоже думает воспользоваться тем, что его взвод в охранении в первой траншеи находится и убитые фрицы от него недалеко. - Мочалов повернулся к телефонисту, стоявшему у входа в блиндаж: - Василий, соедини-ка меня с Герасимовичем.