- Не хотелось бы, чтобы Норвежец оказался бок о бок с нами и решился устраивать гонки на опережение.
- Будем надеяться, что письмо Кемпбелла многое прояснит.
Скотт с минуту молча прохаживался по дому, покусывая нижнюю губу и время от времени заглядывая в записку Аткинсона, словно пытался выучить ее наизусть или рассчитывал найти в ней нечто такое, что ранее ускользнуло от его внимания.
- Всем - два часа отдыха, - наконец жестко распорядился он, понимая, что, коль уж есть донесение Кемпбелла, терзать себя догадками бессмысленно. - После этого выступаем в сторону "Безопасного".
Юрта, в которой расположились Аткинсон и его спутник, была установлена чуть в сторонке, за ледяной скалой, на берегу залитой талыми водами низины, поэтому в группе Скотта заметили ее не сразу. А как только обнаружили, тут же направили свои нарты к ней.
- Где записка Кемпбелла?! - еще издали прокричал капитан, увидев вышедшего из юрты доктора Аткинсона.
- Здесь, в мешке!
- Вы уже читали её?!
- Естественно! Важно было знать, что именно… Впрочем, кое-что лейтенант пересказал и на словах.
- Тогда читайте еще раз, теперь уже вслух! - выпалил Скотт, на ходу соскакивая у лагеря с порезвевшего собачьего запряга. - А потом - все, что на словах. Важна любая деталь. Всем собраться у юрты! - обратился к выбирающимся из палаток полярникам.
Прежде всего лейтенант Кемпбелл объяснил, почему он с группой не высадился в указанной ему местности, и сообщил, что у него появилась идея высадиться в Китовой бухте. Но и этой высадке не суждено сбыться, поскольку в названной бухте "Терра Нова" наткнулась на судно Амундсена "Фрам".
- Какого черта этот выскочка делает в такой близи от нас?! - возмутился лейтенант Мирз. - Очевидно, ему забыли объяснить, что в цивилизованном мире так не ведут себя?
- Никаких комментариев, - осадил их обоих Скотт. - Во всяком случае, до конца чтения письма. Не отвлекайтесь, Аткинсон, не отвлекайтесь!
Дальше шло сообщение о том, что Кемпбелл принял решение высадиться на гористом мысе Адэр, где пони ему вряд ли понадобятся, к тому же с ними возникает масса проблем, поэтому он возвращает бравых лошадок, вполне здоровых и пригодных к путешествию на полюс, на экспедиционную базу.
Скотт поиграл желваками. В этом отказе лейтенанта от пони он улавливал некий намек на неудачный выбор своего командира. Тем более что после встречи Виктора с Амундсеном намек этот приобретал какой-то особенно неприятный "привкус". Ну а дальше следовало разъяснение, что заход в бухту Мак-Мёрдо судно совершило по пути от берегов Земли Короля Эдуарда VII к берегам новой Зеландии, а значит, никаких особых отклонений от курса делать не пришлось. И что лейтенант Пеннел прекрасно справляется с обязанностями командира барка, а на судне никаких происшествий не случилось.
Все это длинное объяснение Скотт выслушивал, закрыв глаза, со стоическим терпением, хотя внутренне не раз вскипал, поражаясь словоохотливости лейтенанта, явно подстраховывавшегося на тот случай, если бы командир остался недовольным его решением. И наконец, последовали слова: "А теперь я считаю необходимым изложить все, что мне удалось увидеть и услышать во время двух встреч с господином Амундсеном и его людьми".
- Он дважды встречался с Амундсеном?! - не удержался капитан, вновь заставив доктора Аткинсона прервать свое чтение. - Норвежец "снизошел" до встречи с людьми Скотта? Любопытно, любопытно…
- Судя по всему, Норвежец нагло намеревался как можно больше узнать о ваших планах, - процедил лейтенант Мирз. - Жаль, что я не оказался в группе Кемпбелла.
- Какое упущение, господин Мирз! - не терял чувства юмора Отс. - Какое непростительное упущение! Нужно было предвидеть, что Амундсен уже рыщет в наших территориальных водах, господа из разведки. Да, в антарктических территориальных водах Британии. Почему бы не поставить вопрос и таким образом?! Из-за вас, Мирз, разведка очень многое потеряла.
- Продолжайте, Аткинсон, - жестко потребовал Скотт, и шутники сразу же унялись.
Как оказалось, Кемпбелл со всеми возможными подробностями описал устройство и состояние лагеря Амундсена "Фрамхейм", оценил гостеприимство норвежцев и изложил тактику их действий во время "броска к полюсу". А еще лейтенант не забыл указать, что Амундсен "скептически отзывался о пользе лошадок-пони во время длительных полярных экспедиций". Но в то же время настойчиво интересовался техническими характеристиками мотосаней, о которых уже немало знал, но к использованию их в Антарктиде тоже отзывался "со свойственным Амундсену скептицизмом ко всему, что делается в британском антарктическом лагере и предпринимается его полярниками".
В завершение лейтенант сообщил, что принял от норвежцев мешок с почтой, который те попросили доставить в Новую Зеландию, - и этот жест взаимопомощи вызвал у Скотта явное одобрение. Но тут же обратил внимание капитана, что Норвежец всячески пытался выведать сроки экспедиции Скотта на полюс, не указывая при этом сроков собственного броска на крышу мира.
- Да, Амундсен ведет себя как прожженный норвежский агент, - процедил лейтенант Мирз, вызвав тем самым язвительную ухмылку Отса, который не то чтобы недолюбливал Сесила за причастность к разведке, а просто не упускал возможности подковырнуть его по этому поводу. Как, впрочем, и многих других полярников по всяким прочим поводам. Незлобная язвительность драгун-ротмистра, как именовал его сам уязвленный Мирз, была общеизвестной.
- Он ведет себя так, как и положено вести себя любому другому исследователю, чувствующему дыхание в затылок своего соперника, - парировал Бауэрс.
- Вы правы, лейтенант, - поддержал его Скотт. - А вот я, признаю, явно ошибался, наивно полагая, что Амундсен отправится в антарктическое море Уэдделла, чтобы заняться там рутинным исследованием побережья и всевозможными полярными исследованиями. По крайней мере так я понял из послания Норвежца, с которым ознакомился в Австралии. - Капитан немного помолчал, а затем добавил: - Теперь я понимаю, что пытался успокоить себя, выдавая желаемое за реалии бытия.
20
Среди британцев воцарилось угрюмое молчание, даже неукротимый в своем черном юморе драгун-ротмистр Отс немного отдалился от группы, точно так же, как это сделал сам Роберт Скотт, и смотрел куда-то в безликую серую даль.
Поднявшись на пригорок, возвышавшийся рядом с юртой, Скотт окинул взглядом все то, что между собой полярники называли "метками бытия". В эти минуты лагерь, созданный из двух палаток, юрты и ледового склада, казался Скотту затерянным посреди безжизненной ледовой планеты, представая чем-то чужим, инородным и неотвратимо обреченным. Он невольно задал себе вопрос: зачем он здесь? Что он здесь ищет, на что надеется, к чему стремится? У него уже была успешная экспедиция в Антарктиду, засвидетельствованная его книгой "Путешествие на "Дискавери"", многочисленными публикациями в прессе, научными и правительственными наградами.
Все, что он мог сделать для Британии в этой стране ледового безумия, он уже сделал. Тогда чего он добивается сейчас? Какая иная цель кроме цели во что бы то ни стало выжить и довести эту экспедицию до какого-то более или менее логического завершения достойна его внимания?
Капитан уже не сомневался, что в гонке на опережение он проиграет. Какие бы слова он ни произнес через несколько минут людям, доверившимся ему, какими бы аргументами ни приободрял их, самому себе лгать уже не имело смысла: Амундсен оказался более опытным, более предусмотрительным, а значит, и более подготовленным. Нацеленный исключительно на "бросок к полюсу", он не стал метаться по окрестным глетчерам и ледовым барьерам, не стал зря морозить и калечить людей и животных. О, нет, подобно барсу, Норвежец собирает сейчас воедино свои силы, волю, опыт и возможности, чтобы совершить этот судьбоносный полярный бросок и, водрузив норвежский флаг на полюсе, тут же триумфально отплыть в Европу.
- Что будем предпринимать? - поинтересовался лейтенант Эванс, когда Скотт вернулся к лагерю.
Все это время полярники напряженно следили за каждым его шагом, каждым движением. Они понимали, что командиру сейчас нелегко, что теперь он пребывает в стадии мучительных сомнений, но в то же время осознавали, что зашли в своих планах слишком далеко - причем далеко не только в фигуральном, но и в совершенно конкретном смысле. И выбора у них теперь нет, нужно идти до конца.
- Как я понимаю, известие, которое мы только что получили, ошеломило не только меня, но и вас, - мрачно произнес Скотт. - Понятно, что мы оказались в очень сложном положении. План Амундсена кажется мне продуманным, взвешенным и целеустремленным. Ясно, что теперь он уже представляет собой реальную угрозу нашим намерениям первыми достичь полюса и водрузить там знамя Великой Британии. Из сведений Кемпбелла вытекает, что базовый лагерь Норвежца расположен как минимум на шестьдесят миль ближе к полюсу, чем наш. Он сделал ставку на эскимосских ездовых собак, на полученный эскимосами в течение многих веков опыт путешествия и самого выживания в ледовых пустынях; он игнорирует какие-либо научные изыскания и локальные экспедиции, сохраняя силы только на путь к полюсу.
- Разве мы уже не в состоянии откорректировать свой собственный план броска на полюс? - как можно вежливее, осторожнее поинтересовался лейтенант.
- Теперь уже слишком поздно, - мгновенно отреагировал полковник флота. Но произнес таким резким тоном, что Эванс понял: даже если бы у Скотта была реальная возможность изменить свой план, он не стал бы прибегать к этому, хотя бы из самолюбия. И что из того, что он, Эванс, решительно не поощряет подобные проявления командира экспедиции?
- Кстати, мне никогда бы не пришло в голову, - как бы про себя проговорил Скотт, отрешенно глядя при этом в сторону ледового хребта, - что на антарктические льды можно доставить такое количество собак, план использования которых Амундсеном кажется мне вполне приемлемым, а может, и отличным. Но самое важное, что со своими собачьими упряжками Амундсен способен выступить в поход уже ранней весной, то есть в начале сезона, в то время, как с нашими пони это невозможно.
- Если только к весне у нас останется, хотя бы один способный к длительному рейду пони, - обронил драгун-ротмистр Отс. - Уже сейчас мы значительную часть этих лошадок потеряли, изранили или истощили.
- Увы, с собаками дела обстоят не лучше, - решительно дополнил его реплику лейтенант Мирз.
- Согласен, джентльмены: нам есть, над чем задуматься, и есть, что высказать друг другу в назидание, - не стушевался Скотт, интуитивно чувствуя, что "на борту" назревает бунт. В эти минуты он вел себя как опытный капитан пиратской шхуны, прекрасно понимавший, что или он удержит инициативу и власть на судне в своих руках, или уже на рассвете окажется вздернутым на рее.
- Мы, конечно, можем созвать на совет всю команду, - молвил Мирз, - и устроить здесь нечто подобное заседанию палаты лордов. Однако будет ли это способствовать сплоченности экспедиции, в которой все построено исключительно на армейской дисциплине, а значит, на единоначалии?
- А на чем еще может зиждиться дисциплина в коллективе, в котором большая часть людей являются военнослужащими Королевских вооруженных сил, в том числе офицерами? - устало огрызнулся Скотт.
- Я не оспаривал принцип единоначалия, а всего лишь напоминал о нем, - объяснил офицер британской военной разведки.
- В то же время мне ясно одно, - постарался не упустить инициативы полковник флота, - в эти дни будет правильнее и мудрее вести себя так, будто ничего особенного не произошло. У нас нет иного пути, кроме как неустанно идти вперед, чтобы без страха, сомнений и паники сделать все, что в наших силах, во имя чести Британии, чести нашей родины.
- Я согласен с мнением капитана Скотта, джентльмены, - тут же поддержал его лейтенант Бауэрс, поскольку не сомневался, что первая фраза любого из офицеров очень многое значит сейчас и для капитана Скотта, и для всей его команды. - У нас есть цель, к которой мы должны идти твердо и мужественно, не обращая внимания на то, что к такой же цели движется еще кто-либо, тем более - иностранцы.
Скотт обвел свою команду тяжелым, пронизывающим взглядом, а затем решительно поинтересовался:
- Так что, джентльмены, кто-то из вас хочет высказать свое собственное мнение, отличное от моего и лейтенанта Бауэрса? Давайте, выкладывайте. Как видите, я не пытаюсь скрыть от вас реальное положение вещей.
- У нас не может быть иного решения, поскольку в данной ситуации его попросту не может быть, - ответил за всех командир "Терра Новы" лейтенант Эванс. - И давайте не будем больше возвращаться ни к планам Норвежца, ни вообще к этой теме.
- Будем считать речь командира барка блестящим завершением нашего офицерского совета, - поспешно согласился Скотт, вызвав этим явное удовольствие Эванса.
…Но значительно позже, уже в своих мемуарах, Эдвард Эванспризнавался: "Несмотря на все попытки сохранить бодрость, мы провели очень тревожную ночь. Нам, очевидно, не оставалось ничего другого, как пренебречь наукой и отправиться к полюсу, как только закончится зима и начнется санный сезон. Вопрос теперь стоял так: кто победит - собаки или пони? Ибо мы знали, что большую часть наших грузов придется, по необходимости, везти на пони, и никто не рассчитывал, что их удастся заменить моторными санями.
Но никакие споры по этому поводу не могли вытеснить Амундсена и его собак из Антарктиды, а потому нам оставалось только сделать хорошую мину при плохой игре".
Как бы там ни было, к утру капитан Скотт окончательно взял себя в руки и, привычным взором моряка окинув огромное пространство ледовой пустыни, словно поверхность покоренного штилем океана, скомандовал:
- Всем подняться! Лагерь свернуть! Через тридцать минут выступаем в направлении Старого Дома.
Несмотря на все метели и ураганные ветры, их старый дом, которого, по аналогии с названием судна, они еще называли "Дискавери", выстоял и встретил их, пусть даже иллюзорным, теплом. Вот только уюта в нем явно не хватало. Размышляя на страницах походного дневника над условиями своего пребывания в Старом Доме, Скотт писал: "Вчера утром мы с Уилсоном прошли к маленькой бухте, расположенной неподалеку, чуть севернее нашего дома, и выяснили, что лед оставался там целым, а на нем обнаружили стадо тюленей. Одного молодого мы убили, забрав с собой немалое количество мяса и немного жира.
Тем временем остальные мои спутники придавали дому более удобный для жилья вид. После обеда мы все старательно взялись за дело и творили чудеса. Пустыми ящиками отгородили в середине дома комнату в виде литеры "Z", забивая щели войлоком. Из пустой керосиновой банки и нескольких штук огнеустойчивого кирпича соорудили чудесную маленькую печь и соединили её со старой печью трубой. На этой печи мы варим и жарим самые солидные блюда, а чай и какао готовим на примусе.
Температура в доме низкая. Но во всем остальном дела обстоят неплохо. Сухарей у нас много, и после нашего недавнего открытия (тюленьего лежбища) мяса теперь вдоволь. Чая, кофе и какао у нас немало, есть также солидный запас сахара и соли. К этому следует добавить небольшой запас лакомств, как например: шоколада, изюма, чечевицы, овсяных круп, сардинок и варенья, что позволяло разнообразить нашу пищу. Так или иначе, а мы умудрялись устраиваться очень уютно на время нашего пребывания здесь, и чувствуем себя, хоть и временно, "как дома"".
Но, как бы уютно ни чувствовали себя полярные странники в доме, доставшемся им от экспедиции на "Дискавери", нужно было думать о том, как поскорее добраться до мыса Эванса, чтобы готовиться к длинной зимней ночи. А сделать это было непросто. Поскольку по прибрежной суше от мыса, а значит, и от экспедиционной базы, их отделяло большое разводье, капитан и доктор Уилсон специально провели разведывательную вылазку на приморский утес Кастль-Рок, чтобы с его высоты и с помощью подзорной трубы определить, можно ли дойти до мыса по прибрежному льду.
Результат оказался неутешительным: ни по льду, ни по берегу преодолеть те пятнадцать миль, которые отделяли их от базы, было невозможно. Или по крайней мере очень рискованно, тем более что идти нужно было с собачьими и лошадиными упряжками и тяжелыми, основательно нагруженными санями. Единственный путь, который все еще оставался открытым для них - это был путь в обход, через труднопроходимые отроги вулкана Эребус. Переход этот обещал быть долгим и трудным, но иного решения Скотт не видел.
Поскольку льдина, облюбованная тюленями для лежки, все еще оставалась у берегов Хат-Пойнта, капитан решил основательно пополнить свои запасы мясом. Сформировав группу охотников, вооруженных пистолетами, ружьями и топорами, капитан приказал в течение одного утра забить одиннадцать тюленей, туши которых позволили полярникам добыть более полутоны жира и отличного мяса. Причем жир необходим был полярникам не только для употребления в пищу, но и для печного топлива и освещения, а также для смазки лыж и полозьев санок.
Перебросив всю эту живительную массу на склад Старого Дома, капитан тут же снарядил последнюю санную экспедицию в район "Углового" лагеря. С одной, груженной мясом и прочим провиантом, упряжкой туда двинулись: лейтенант Эванс, Райт, Крин и Форд; с другой, под началом лейтенанта Бауэрса, - Отс, Черри-Гаррард и Аткинсон. Пополнение запасов "Углового" лагеря, от которого Южный тракт резко поворачивал на юг, было очень важным для основной экспедиции, которая следующим летом должна отправиться к полюсу. А тем временем Уилсон, Мирз, Тейлор вновь возобновили охоту, чтобы пополнить запасы мяса не только для зимовки полярников, но и для кормежки собак, поскольку зимой, на десятки миль от экспедиционного дома, ни одного тюленя или пингвина им уже не встретить.
Эти охотничьи вылазки оказались очень своевременными, поскольку в течение нескольких последующих дней над мысом Хат-Пойнт царили метели и ураганные ветры. Все было бы ничего, но капитан с тревогой отмечал, что белый пес, который несколько дней назад упал в трещину, но был спасен, все равно издох; еще четверо псов пребывали в совершенно безнадежном состоянии, а семеро, хотя и выглядели немного лучше, оказались нездоровы и непригодными к работе. Если так пойдет и дальше, рассуждал он, вскоре о собачьих упряжках вообще придется забыть. О лошадиных, впрочем, тоже.