Я не знаю, почему в наше время так не любят нотариусов. Обычно нотариусы люди опрятные, свежие, упитанные, обладают мягким нравом, любят сострить в семейном кругу и наделены на редкость верным глазом при игре в вист. Они с достоинством держатся за столом, исповедуют поистине рыцарскую галантность, весьма учтивы с пожилыми богатыми дамами, и никто во Франции не носит с таким изяществом, как они, белый галстук, обычно соседствующий с очками в золоченой оправе. Но недалек уже тот день, когда все будет обстоять по-иному. Каждый будет вынужден признать, что молодой белокурый нотариус, серьезный, мягкий в обращении, с едва наметившимся, но еще не достигшим зрелости брюшком является одним из украшений нашей цивилизации.
Господин Гриво-старший, нотариус короля и Шатле, имел, кроме всего прочего, честь быть преданным слугою принца Гонзаго. На этого красивого сорокалетнего мужчину, корпулентного, свежего, розового и улыбчивого приятно было смотреть. Ориоль взял его под одну руку, Сидализа под другую, после чего они повлекли его на второй этаж.
При виде нотариуса сердце Нивель всегда смягчалось: именно нотариусы придавали силу и законность человеческим дарам.
Господин Гриво-старший, как человек светский, изящно поклонился принцу, дамам и господам. У него был при себе подготовленный заранее брачный контракт, однако в документе стояло имя Шаверни. Это требовало исправления. По предложению господина де Пероля господин Гриво-старший уселся за небольшой столик, извлек из кармана перо, чернильницу и скоблильный ножик, после чего принялся за работу. Гонзаго и большинство сотрапезников стояли вокруг горбуна.
- Это долго? - обратился последний к нотариусу.
- Господин Гриво, - с улыбкой проговорил принц, - вы, конечно, понимаете вполне оправданное нетерпение молодых.
- Мне нужно пять минут, ваша светлость, - ответил нотариус.
Эзоп II одной рукой расправлял жабо, а другой с победным видом гладил Аврору по голове.
- Как раз столько, сколько требуется для соблазнения женщины, - заметил он.
- Выпьем! - воскликнул Гонзаго. - У нас есть время, поэтому выпьем за счастье новобрачных!
Вновь полетели пробки из шампанского. На сей раз веселье воцарилось вроде бы окончательно. Тревога испарилась, все пребывали в отличном настроении.
Донья Крус своею рукою наполнила бокал Гонзаго.
- За их счастье! - провозгласила она и отважно приникла губами к бокалу.
- За их счастье! - со смехом подхватили сотрапезники и тоже выпили.
- Послушайте-ка, - проговорил Эзоп П. - Неужто здесь не найдется даровитого стихотворца, который сочинил бы для меня эпиталаму?
- Поэта сюда! Стихотворца! - подхватили окружающие. - Нам нужен поэт!
Господин Гриво-старший заложил перо за ухо.
- Невозможно заниматься всем сразу, - тихо и скромно проговорил он. - Я закончу с контрактом и тогда экспромтом сочиню несколько куплетов.
Жестом, полным достоинства, горбун поблагодарил его.
- Поэзия Шатле, - заметил Навайль, - нотариальные мадригалы. Попробуйте возразить, что не наступает золотой век!
- Никто и не думает возражать, - отозвался Носе. - Фонтаны забьют миндальным молоком и отборными винами.
- А чертополох, - добавил Шуази, - зацветет розами.
- И все потому, что нотариусы сочиняют стихи! Горбун напыжился и гордо произнес:
- И все это остроумие ради моей свадьбы! Однако, - спохватился он, - неужто мы в таком виде и останемся? Фу! Невеста в простом утреннем платье, а я? Черт возьми, мне просто стыдно за себя! Я не причесан, манжеты измяты - ужас! Подать туалет для невесты! - добавил он. - Разве тут не шел разговор о корзине с подарками а, сударыни?
Нивель и Сидализа были уже в соседней комнате и вскоре появились с корзиной. Донья Крус направилась к туалетной.
- Побыстрее! - воскликнула она. - Ночь проходит, а нам нужно еще устроить бал!
- А вдруг они ее тебе разбудят, горбун? - предупредил Навайль.
Эзоп II стоял с зеркалом в одной руке и гребнем в другой.
- Красавица, - вместо ответа обратился он к Дебуа, - поправь-ка мне там сзади.
Затем, обернувшись к Навайлю, проговорил:
- Она принадлежит мне - точно так же, как вы принадлежите господину Гонзаго, дети мои, или, вернее, собственному честолюбию. Я повелеваю своей невестой, как милым господином Ориолем повелевает его гордыня, как прелестной Нивель - жажда стяжательства, как всеми вами - ваши дурные привычки. Любезная Флери, сделайте милость, перевяжите мне бант.
- Готово! - проговорил в этот миг господин Гриво-старший. - Можно подписывать.
- Вы вписали имена врачующихся? - спросил Гонзаго.
- Мне они неизвестны, - ответил нотариус.
- Как тебя зовут, друг мой? - осведомился принц.
- Подписывайте, ваша светлость, - небрежно отозвался Эзоп II, - подписывайтесь, господа - ведь, я надеюсь, вы окажете мне эту честь? Я свое имя впишу сам, оно весьма забавное, вам будет над чем посмеяться.
- А и в самом деле, как же зовут этого дьявола? - проговорил Навайль.
- Да подписывайте вы, подписывайте. Ваша светлость, мне бы хотелось, чтобы вы подарили мне к свадьбе ваши манжеты.
Гонзаго снял кружевные манжеты и бросил их горбуну, после чего подошел к столу, чтобы поставить свою подпись на контракте. Веселые господа изо всех сил старались угадать имя горбуна.
- И не пытайтесь, - заметил он, прикалывая манжеты Гонзаго, - все равно не догадаетесь. Господин де Навайль, какая красивая у вас вышивка на платке!
Навайль отдал Эзопу свой платок. Теперь всем захотелось прибавить что-нибудь от себя к его туалету - булавку, пряжку или бант. Он ни от чего не отказывался и с восхищением разглядывал себя в зеркале. Сотрапезники между тем ставили свои подписи. Первой на контракте стояла подпись Гонзаго.
- Посмотрите, готова ли моя невеста, - попросил горбун Шуаэи, который надевал ему жабо из мехельнских кружев.
- Невеста! Невеста! - раздались в этот миг возгласы. На пороге комнаты появилась Аврора в белом подвенечном
платье и с флердоранжем в волосах. Она была необычайно хороша собою, однако черты ее бледного лица все еще пребывали в неподвижности, что делало ее похожей на прелестную статую. Над нею еще тяготели злые чары.
При ее появлении все присутствующие восхищенно зашептались. Когда же они вновь взглянули на горбуна, тот радостно захлопал в ладоши, повторяя:
- Проклятье! Какая у меня красивая жена! А теперь наша очередь подписывать, моя прелесть.
Он взял за руку свою невесту, которую поддерживала донья Крус. Все ожидали, что Аврора как-то выразит свое отвращение, но она весьма покорно последовала за горбуном. Когда они шли к столу, где мэтр Гриво-старший давал всем подписывать контракт, Эзоп встретился взглядом с Плюмажем, который только что вернулся в залу вместе с Галунье. Горбун подмигнул ему и неуловимым жестом прикоснулся к своему боку. Плюмаж все понял и, преградив ему путь, воскликнул:
- Ризы Господни! В твоем наряде, негодник, кое-чего не хватает!
- Чего же? Чего? - послышалось со всех сторон.
- Чего? - невинно повторил за всеми горбун.
- Разрази меня гром! - ответил гасконец. - С каких это пор дворянин идет под венец без шпаги на боку?
Почтенные сотрапезники одобрительно зашумели.
- Верно! Правильно! Нужно это исправить. Эй, шпагу горбуну! Без нее он не так смешон.
Навайль оценивающим взглядом принялся осматривать шпаги присутствующих, а Эзоп II тем временем манерничал:
- Да я не привык, господа. Она будет мне мешать. Среди шпаг, которые в большинстве своем были парадные, нашелся длинный и крепкий боевой клинок: он принадлежал славному господину де Перолю, не любившему, как известно, шутить. Увидев эту шпагу, Навайль отцепил ее с перевязи достойного господина де Пероля.
- Зачем? Не нужно, - продолжал повторять Эзоп II. Но приспешники Гонзаго с весельем и шутками прицепили ему клинок. Плюмаж и Галунье заметили, что когда горбун коснулся эфеса, рука его невольно и радостно дрогнула. Но обратили на это внимание лишь двое приятелей. Итак, шпага висела на боку, и горбун больше не протестовал. Что сделано, то сделано. Однако это оружие внезапно придало ему гордости. Он двинулся вперед, надувшись словно индюк; это было так смешно, что все расхохотались. На Эзопа II набросились, его обнимали и крутили в разные стороны, словно куклу. Это был бешеный успех! Горбун сносил все с завидным добродушием. Дойдя до стола, он проговорил:
- Ну полно, полно! Вы мне все изомнете! Не обнимайте так крепко мою жену и дайте же наконец, друзья мои, подписать нам контракт.
Господин Гриво-старший все еще сидел за столом и держал наготове перо.
- Назовите вашу фамилию, пожалуйста, - проговорил он, - имя, титулы, место рождения…
Горбун слегка наподдал ногою по стулу, на котором восседал почтенный нотариус. Тот обернулся.
- Вы сами-то подписали? - осведомился Эзоп.
- Разумеется, - ответил господин Гриво-старший.
- Тогда ступайте, любезнейший, - сказал горбун и отодвинул нотариуса в сторону.
Затем Эзоп степенно уселся на его место. Присутствующие засмеялись. Все, что делал горбун, стало теперь поводом для веселья.
- Почему он, черт бы его побрал, хочет сам вписать свое имя? - удивился Навайль.
Пероль сказал что-то вполголоса принцу Гонзаго, тот пожал плечами. Происходившее вызывало у фактотума тревогу. Гонзаго принялся над ним подтрунивать и обозвал заячьей душой.
- А вот увидите, - ответил горбун на вопрос Навайля. И, сухо хихикнув, добавил:
- Уж вы удивитесь, вот увидите. А пока выпейте немного.
Все последовали его совету. Шампанское полилось в бокалы. Горбун принялся заполнять пустые места твердым размашистым почерком.
- Вот чертова шпага! - буркнул он, пытаясь усесться поудобнее.
Новый взрыв хохота. Боевое оружие все сильнее и сильнее мешало горбуну. Шпага стала для него чуть ли не орудием пытки.
- Все-таки он подпишет, - говорили одни.
- Нет, не сумеет, - возражали другие.
Выйдя из себя, Эзоп выхватил шпагу из ножен и положил ее рядом с собою на стол. Присутствующие опять засмеялись. Плюмаж сжал Галунье руку и проворчал:
- Клянусь головой, вот и смычок наготове!
- Теперь берегитесь музыки, - отозвался брат Галунье. Стрелка часов приближалась к четырем.
- Подпишитесь, мадемуазель, - проговорил горбун и протянул перо Авроре.
Она заколебалась, но он взглянул на нее и шепнул:
- Подписывайтесь своим настоящим именем, вы же его знаете!
Аврора наклонилась над документом и поставила подпись. Заглядывавшая ей через плечо донья Крус не смогла сдержать удивленного движения.
- Ну что, готово? Готово? - спрашивали наиболее любопытные.
Горбун жестом остановил их, взял перо и расписался.
- Теперь все в порядке, - проговорил он. - Можете посмотреть: это вас удивит.
Все бросились к столу. Горбун между тем отбросил перо и как бы невзначай взял шпагу.
- Внимание! - прошептал Плюмаж-младший.
- Ясное дело! - решительно ответил брат Галунье. Первым к столу подошли Гонзаго и Пероль. Увидев, какие имена стоят в контракте, они попятились.
- В чем дело? Какое он написал имя? - восклицали стоявшие сзади.
Горбун обещал всех удивить и сдержал слово. Сотрапезники вдруг увидели, как распрямляются его кривые ноги и стан, как твердо держит он рукою шпагу.
- Ах, битый туз! - пробурчал Плюмаж. - Негодник еще мальчишкой показывал в Фонтанном дворе чудеса гибкости!
Горбун выпрямился и отбросил волосы назад. Тело его сделалось стройным, изящным и крепким, лицо - благородным, прекрасным и ясным.
- Ну-ка, прочтите мое имя! - воскликнул он, окидывая изумленную толпу сверкающим взором.
С этими словами он указал кончиком шпаги на подпись. Взгляды всех присутствующих скользнули на контракт. Через секунду в зале звучало одно имя:
- Лагардер! Лагардер!
- Да, Лагардер, - подтвердил Анри, - тот самый Лагардер, который всегда приходит на условленную встречу!
В эти первые минуты всеобщего ошеломления он, наверное, смог бы прорваться сквозь беспорядочный строй врагов. Но Лагардер не шелохнулся. Одною рукой он прижимал дрожащую ладонь Авроры к своему сердцу, другою поднял шпагу высоко над головой. Позади стояли с клинками наголо Плюмаж и Галунье. Гонзаго тоже выхватил шпагу из ножен. Примеру хозяина последовали и его клевреты. Их было раз в десять больше. Донья Крус хотела броситься между враждующими сторонами, но Пероль схватил ее в охапку и оттащил в сторону.
- Этот человек не должен выйти отсюда, господа, - побледневшими губами процедил сквозь зубы принц. - Вперед!
Навайль, Носе, Шуази, Жиронн и прочие дворяне ринулись в атаку. Но Лагардер даже не отскочил за стол. Не выпуская руки Авроры, он прикрыл ее своим телом и приготовился к обороне. Плюмаж и Галунье защищали его с флангов.
- Держись, сокровище мое! - воскликнул гасконец. - Мы уже с полгода как снова помолодели! Держись, гром и молния!
- Я здесь! - вскричал Лагардер, отбивая первый выпад.
Через несколько секунд люди Гонзаго отступили; Жиронн и Альбре плавали на полу в луже крови.
Лагардер и два его храбреца, невредимые, стояли неподвижно как статуи и ждали второй атаки.
- Господин Гонзаго, - промолвил Лагардер, - вы хотели сделать пародию на свадьбу. Но брачный контракт в полном порядке, там есть даже ваша подпись.
- Вперед! Вперед! - завопил кипевший от ярости принц. На сей раз он двинулся в атаку во главе своего воинства.
Часы пробили пять. И тут снаружи послышался громкий шум, в дверь заколотили, и чей-то голос крикнул:
- Именем короля!
Гостиная со следами пиршества выглядела весьма причудливо. Стол с приборами и початыми бутылками, там и сям опрокинутые бокалы, пролитое вино, смешавшееся с кровью, всяческие обломки. В глубине залы, подле двери в комнату, где ранее хранилась корзина со свадебными подарками, а теперь сидел полумертвый от страха господин Гриво-старший, стояла неподвижная и молчаливая группа, состоявшая из Лагардера, Авроры и двух фехтмейстеров. В центре зала Гонзаго и его приспешники, остановленные словами: "Именем короля!", со страхом смотрели на входную дверь. По углам жались обезумевшие от ужаса женщины.
Между двумя группами в черно-красной луже лежали два трупа.
Люди, стучавшиеся в этот ночной час к принцу Гонзаго, разумеется, и не ожидали, что им отопрут сразу же.
Это были французские гвардейцы и полицейские приставы из Шатле, которых мы видели сначала во дворе особняка Ламуаньона, а потом на кладбище Сен-Маглуар. Они заранее приняли необходимые меры. После троекратного обращения, подкрепленного ударами в дверь, они просто-напросто сорвали ее с петель. В гостиной послышались шаги солдат. Гонзаго до мозга костей пробирал озноб. Неужели правосудие пришло по его душу?
- Господа, - вкладывая шпагу в ножны, сказал он, - людям короля сопротивления не оказывают.
И тихо прибавил:
- Там будет видно.
Капитан гвардейцев Бодон де Буагийе появился в дверях и повторил:
- Господа, именем короля!
Затем, холодно поклонившись Гонзаго, он отошел в сторону и впустил солдат. За ним в зал вошли и приставы.
- Что это значит, сударь? - осведомился Гонзаго. Буагийе взглянул на распростертые на полу трупы, затем на Лагардера и его соратников, которые так и стояли со шпагами в руках.
- Вот дьявольщина, - пробормотал он. - Не зря мне говорили, что он отважный воин! Принц, - обратился он к Гонзаго, - этой ночью я нахожусь в распоряжении вашей супруги.
- И моя супруга?.. - в ярости начал Гонзаго.
Но договорить он не успел. На пороге появилась вдова де Невера. Она была все в том же траурном облачении. При виде девиц из Оперы, крайне занимательных картин на стенах, при виде обломков оргии, перемешавшихся с обломками сражения, принцесса опустила на лицо вуаль и сказала, обращаясь к своему мужу:
- Я пришла не к вам, сударь.
Затем, подойдя к Лагардеру, продолжала:
- Двадцать четыре часа истекли, господин де Лагардер, ваши судьи вас ждут, извольте отдать свою шпагу.
- И это моя мать! - закрыв лицо ладонями, пролепетала Аврора.
- Господа, - продолжала принцесса, повернувшись к гвардейцам, - исполняйте свой долг.
Лагардер швырнул шпагу к ногам Бодона де Буагийе. Гонзаго и его приспешники стояли неподвижно и молча. Бодон де Буагийе указал Лагардеру на дверь, но тот, не выпуская руки Авроры, подошел к принцессе Гонзаго.
- Сударыня, - проговорил он, - я только что чуть не отдал жизнь за вашу дочь.
- За мою дочь? - дрогнувшим голосом повторила принцесса.
- Он лжет! - воскликнул Гонзаго.
Лагардер не обратил на его слова ни малейшего внимания.
- Я попросил двадцать четыре часа для того, чтобы возвратить вам мадемуазель де Невер, - неспешно произнес он, высоко держа свою красивую голову перед всеми этими придворными и солдатами, - и данный мне срок истек. Перед вами мадемуазель де Невер.
Ледяные руки матери и дочери соприкоснулись. Аврора со слезами бросилась в объятия принцессы. На глазах у Лагардера выступили слезы.
- Берегите ее, сударыня, - продолжал он, изо всех сил стараясь скрыть свою боль, - у нее, кроме вас, никого нет.
Аврора выскользнула из материнских объятий и подбежала к Лагардеру. Он легонько ее оттолкнул.
- Прощайте, Аврора, - продолжал он. - Завтра нам не придется сыграть свадьбу. Храните этот контракт, который сделал вас моею женой перед людьми, хотя перед Богом вы стали ею еще вчера. И пусть госпожа принцесса простит этот мезальянс с мертвецом.
Он в последний раз поцеловал девушке руку, отвесил глубокий поклон принцессе и направился к двери со словами:
- Ведите меня к судьям!
6. СВИДЕТЕЛЬСТВО МЕРТВЕЦА
1. СПАЛЬНЯ МЕРТВЕЦА
Было восемь утра. Маркиз де Косее, герцог де Бриссак, поэт Ла Фабр и три дамы, в одной из которых старый Лебреан, привратник Двора улыбок, узнал герцогиню Беррийскую, только что покинули Пале-Рояль через маленькую дверцу, о которой мы уже не раз упоминали. Регент остался у себя в спальне наедине с аббатом Дюбуа и в присутствии сего будущего кардинала готовился ко сну.
Ужин в Пале-Рояле, точно так же как и у принца Гонзаго, затянулся - такова была мода. Однако ужин в Пале-Рояле завершился все-таки более весело.
В наши дни весьма одаренные и серьезные писатели пытаются обелить память о милом аббате Дюбуа, пользуясь самыми разнообразными предлогами. Во-первых, как они считают, он был хорош, поскольку папа римский сделал его кардиналом. Но папа отнюдь не всегда назначал кардиналами только тех, кого желал. Во-вторых, потому, что красноречивый и добродетельный Массийон был его другом. Этот довод звучал бы убедительно, если бы кто-нибудь доказал, что добродетельные люди не могут питать слабость к жуликам. Однако насмешница-история доказывает нам обратное. Впрочем, если аббат Дюбуа был и вправду святым, то Господь должен был оставить для него приятное местечко у себя в раю, поскольку ни на какого другого человека не обрушивалось столько клеветы.