С этими словами маркиз захлопнул дверь перед носом у слуг и запер ее на задвижку. Обернувшись, он увидел донью Крус. Прежде чем она успела отскочить или как-то защититься, Шаверни со смехом схватил ее в охапку и поцеловал. Мысли такого рода приходили к маркизу внезапно, без всякого предупреждения. Он никогда и ничему не удивлялся.
- Милый ангел, - говорил он, пока девушка, обрадованная и смущенная, высвобождалась из его объятий, - вы снились мне всю ночь. По воле случая сегодня утром я слишком занят, чтобы признаться вам в любви по всей форме. Поэтому я отбрасываю всяческие вступления, падаю перед вами на колени и предлагаю вам руку и сердце.
Маркиз и в самом деле встал на колени посредине прихожей. Такого цыганка никак не ожидала. Однако смущена она была не намного сильнее самого маркиза.
- Я тоже спешу, - стараясь говорить серьезно, сказала она. - Прошу вас, позвольте мне пройти.
Шаверни вскочил на ноги и крепко обнял девушку - точно так же, как в театре Фронтен обнимает Лизетту.
- Из вас выйдет самая восхитительная маркиза на свете! - вскричал он. - Это решено. И не думайте, что я действую необдуманно. Я размышлял об этом всю дорогу.
- Но как же с моим согласием? - усомнилась донья Крус.
- Я обдумал и это. Если вы мне откажете, я вас увезу силой. Ладно, довольно, это дело решенное. Я привез важные вести и хочу видеть принцессу Гонзаго.
- У принцессы сейчас ее дочь, - ответила донья Крус. - Она не принимает.
- Дочь! - вскричал Шаверни. - Мадемуазель де Невер! Это ж моя вчерашняя невеста, прелестное дитя, клянусь Господом! Но я люблю вас и сегодня же на вас женюсь. Послушайте, моя прелесть, я говорю серьезно: раз мадемуазель де Невер сейчас у матери, я тем более должен туда попасть.
- Невозможно! - вырвалось у цыганка
- Для французских рыцарей нет ничего невозможного! - наставительно произнес Шаверни.
Он заключил донью Крус в объятия и, сорвав с полдюжины поцелуев, как тогда выражались, отодвинул девушку в сторону.
- Как туда пройти, я не знаю, - продолжал он, - но мне укажет дорогу бог приключений. Вы читали романы Ла Кальпренада? Разве человек, который несет записку, написанную кровью на лоскутке батиста, не пройдет куда угодно?
- Записку, написанную кровью? - повторила донья Крус, на сей раз без смеха.
Шаверни был уже в гостиной. Цыганка семенила рядом, но не сумела помешать ему отворить дверь молельни и влететь к принцессе.
Здесь манеры Шаверни несколько изменились. Этот безумец знал, где и как себя вести.
- Достойнейшая кузина, - учтиво поклонившись, начал он с порога, - я до сих пор не имел чести лично засвидетельствовать вам свое почтение, и мы с вами незнакомы. Я - маркиз де Шаверни, кузен де Невера по линии моей матери мадемуазель де Шанель.
Услышав имя Шаверни, Аврора в испуге прижалась к матери. Донья Крус остановилась позади маркиза.
- И зачем вы ко мне пожаловали? - раздраженно осведомилась принцесса и встала.
- Дабы загладить вину одного моего взбалмошного знакомого, - ответил Шаверни, обращая на Аврору умоляющий взгляд, - некоего безумца, который носит отчасти то же имя, что и я. И вместо того, чтобы принести мадемуазель де Невер извинения, которые не могут быть приняты, я покупаю себе прощение посредством доставленной ей записки.
С этими словами он встал перед Авророй на колени.
- От кого эта записка? - нахмурившись, спросила принцесса.
Но побледневшая и дрожащая Аврора уже догадалась.
- От шевалье Анри де Лагардера, - ответил маркиз. Сказав это, он достал из-за пазухи платок, на котором
Анри нацарапал несколько слов своей кровью. Аврора попыталась встать, но рухнула без сил обратно на диван.
- А разве?.. - начала принцесса, увидев лоскут материи с пятнами крови на нем.
Шаверни взглянул на Аврору, которую уже обнимала донья Крус.
- Послание выглядит мрачновато, - проговорил он, - но не пугайтесь. Когда он писал, у него не было под рукой ни чернил, ни бумаги…
- Он жив! - выдохнула Аврора.
И она в знак благодарности Господу возвела к небу свои полные слез прекрасные глаза. Затем, взяв у Шаверни пропитанный кровью платок, девушка страстно прижала его к груди.
Принцесса отвернулась. Это был последний всплеск ее гордыни.
Аврора попыталась было прочесть записку, но слезы застилали ей взор, да и буквы на материи расплылись и были очень неразборчивы.
Госпожа Гонзаго, донья Крус и Шаверни попробовали ей помочь, но и они не смогли разобрать расплывшиеся каракули.
- Я прочту, - проговорила Аврора, утирая глаза тем же платком.
И она и вправду прочла:
"Принцессе Гонзаго. Сделайте так, чтобы я перед смертью еще раз повидал Аврору".
На какое-то мгновение Аврора застыла. Затем, придя в себя в материнских объятиях, она спросила у Шаверни:
- Где он?
- В тюрьме Шатле.
- Значит, он приговорен?
- Понятия не имею. Знаю только, что он сидит в одиночке.
Аврора высвободилась из объятий матери и бросила:
- Я еду в тюрьму Шатле.
- Рядом с вами ваша мать, - с упреком проговорила принцесса, - и отныне она будет вам поддержкой и опорой. Ваше сердце молчало, но должно было сказать: "Матушка, отвезите меня в тюрьму Шатле".
- Как! - пролепетала Аврора. - Вы готовы?..
- Супруг моей дочери - мой сын, - ответила принцесса. - Если он погибнет, я стану его оплакивать, а если его еще можно спасти, я его спасу!
Она направилась к двери; Аврора, догнав мать, принялась целовать ей руки, орошая их слезами и повторяя:
- Да возблагодарит вас Господь, матушка!
В просторной канцелярии Шатле завтракали долго и обильно. Маркиз де Сегре вполне заслужил свою репутацию, впрочем, немало над нею потрудившись. Это был изысканнейший гурман, модный судебный деятель и безупречный вельможа.
Его советники, начиная от сьера Вертело де Лабомеля и кончая юным Юссоном-Бордессоном, имевшим лишь совещательный голос, отличались жизнелюбием, упитанностью, прекрасным аппетитом и чувствовали себя гораздо лучше за столом, нежели в зале суда.
Нужно отдать им должное: второе заседание Огненной палаты было много короче, чем завтрак. Из трех свидетелей, коих они намеревались заслушать, двоих не оказалось в наличии, а именно: неких Плюмажа и Галунье, сбежавших из тюрьмы. Давал показания только господин де Пероль. Выдвинутые им обвинения были столь ясны и бесспорны, что вся процедура заметно упростилась.
В те поры в Шатле все было временным. У судей не было никаких удобств, в отличие от дворца парламента. Гардеробная маркиза де Сегре помещалась в темной комнатке, отделенной лишь тонкой перегородкой от закутка, где переодевались господа советники. Это было весьма стеснительно, а ведь в небольших провинциальных судах к господам советникам относились с большим почтением. Через застекленную Дверь зала канцелярия сообщалась с мостом, соединявшим кирпичную или Новую башню с замком на уровне камеры, куда был посажен Шаверни. Чтобы попасть в тюрьму, заключенные были вынуждены проходить через эту залу.
- Который час, господин де Лабомель? - осведомился через перегородку маркиз де Сегре.
- Два часа, господин председатель, - ответил советник.
- Баронесса меня уже ждет! Черт бы побрал эти сдвоенные заседания! Попросите господина Юссона узнать, у ворот ли еще мой портшез.
Юссон-Бордессон поспешил вниз по лестнице, шагая через несколько ступенек. Так и надо, когда делаешь серьезную карьеру.
- А вы знаете, - говорил между тем Перрен Аклен-Демезон де Вьеф-Виль-ан-Форе, - этот свидетель, господин де Пероль, говорил весьма удачно. Если бы не он, нам пришлось бы отложить слушание до трех часов.
- Он служит у принца Гонзаго, - отозвался Лабомель, - а принц умеет подбирать людей.
- Что я такое недавно слышал? - вмешался в беседу маркиз-председатель. - Господин Гонзаго в немилости?
- Никоим образом, - возразил Перрен Аклен, - принц Гонзаго сегодня утром один присутствовал при пробуждении его королевского высочества. Вот уж милость так милость!
- Негодяй! Мошенник! Лоботряс! - возопил в этот миг маркиз де Сегре.
Таким манером он обычно призывал к себе камердинера, который в отместку его обкрадывал.
- Имей в виду, - заявил он камердинеру, - что я еду к баронессе, так что причесать ты меня должен как следует.
Едва камердинер приступил к своим обязанностям, как в каморку господ советников вошел привратник и проговорил:
- Там хотят видеть господина председателя.
Маркиз де Сегре завопил через перегородку во все горло:
- Меня нет, черт побери! Посылай всех их к дьяволу!
- Но там две дамы, - отозвался привратник.
- Жалобщицы? Вон! Как они одеты?
- Обе в черном и под вуалями.
- Одежда проигравших процесс. Как они приехали?
- В карете с гербом принца Гонзаго.
- Ах, проклятье! - выругался господин де Сегре. - Господин Гонзаго чувствовал себя не слишком уверенно, когда давал показания в суде. Но ведь его высочество регент… Погодите-ка… Юссон-Бордессон!
- Он пошел выяснять, где ваш портшез, господин председатель.
- Вечно он где-то шляется, когда нужен! - заворчал в порядке благодарности маркиз. - Ничего путного из этого балбеса не выйдет.
Затем, повысив голос, он продолжал:
- Вы уже переоделись, господин де Лабомель? Сделайте одолжение, займите дам. Я скоро буду.
Вертело де Лабомель, который был еще в сорочке, влез в просторный кафтан из черного бархата, взбил парик и отправился отбывать барщину. Маркиз де Сегре обратился к камердинеру:
- Так и знай, если баронесса найдет, что я скверно причесан, я тебя выгоню! Перчатки. Карета с гербом Гонзаго? Интересно, кто такие эти настырные дамочки? Шляпу и трость! Почему жабо морщит, чтоб тебя колесовали, мерзавец! Достанешь мне букет для госпожи баронессы. Ступай вперед, остолоп!
Пересекая гардеробную советников, господин маркиз важно кивнул в ответ на их почтительные поклоны. В залу канцелярии он вступил как истинный дворцовый щеголь. Напрасный труд! Дамы, дожидавшие его в обществе немого как рыба и прямого как палка господина Лабомеля, не обратили ни малейшего внимания на его изящество. Этих дам господин де Сегре не знал. Он мог лишь сказать, что они не принадлежали к девицам из Оперы, каких обычно любил опекать принц Гонзаго.
- С кем я имею честь беседовать, милые дамы? - спросил маркиз, грациозно повернувшись на каблуках и поигрывая шпагой, как истый вельможа.
Лабомель с облегчением отправился назад в гардеробную.
- Господин председатель, - ответила более высокая из дам, - я вдова Филиппа Лотарингского, герцога де Невера.
- Вот как? - удивился Сегре. - Но насколько мне известно, вдова де Невера замужем за принцем Гонзаго?
- Я и есть принцесса Гонзаго, - с каким-то отвращением произнесла дама.
Отвесив несколько парадных поклонов, председатель поспешил к прихожей.
- Два кресла, бездельники! - вскричал он. - Нет, рано или поздно мне придется всех вас прогнать!
Его страшный вопль заставил забегать привратников, прислужников, жезлоносцев, посыльных, переписчиков и прочую шушеру Дворца правосудия, плесневевшую в соседних каморках.
Толкаясь и грохоча, они притащили целую дюжину кресел.
- В этом нет нужды, господин президент, - продолжая стоять, сказала принцесса. - Мы с дочерью пришли…
- Ах, дьявол! - с поклоном перебил господин де Сегре. - Какая лилея! Я и не знал, что у принца Гонзаго…
- Это мадемуазель де Невер! - отрезала принцесса.
Взгляд председателя сделался умильным, и он снова поклонился.
- Мы пришли, - продолжала принцесса, - чтобы сообщить правосудию сведения…
- С вашего позволения, я уже догадался, сударыня, - опять перебил маркиз. - Наше ремесло замечательно обостряет ум, если можно так выразиться. Мы поражаем очень многих. Словом, мы можем угадать фразу, а по ней и всю книгу. Я уверен, что вы принесли новые доказательства виновности этого негодяя…
- Сударь! - в один голос вскричали принцесса и Аврора.
- Это излишне! - заметил господин де Сегре, с утонченной грацией расправляя жабо. - Дело сделано. Этот негодяй больше никого не убьет.
- Значит, вы ничего не получили от его королевского высочества? - глухо осведомилась принцесса.
Аврора, которую оставили силы, оперлась на ее руку.
- Совершенно ничего, госпожа принцесса, - ответил маркиз, - но этого и не требуется. Дело сделано, и на совесть. Полчаса назад был вынесен приговор.
- Так вы ничего не получили от регента? - повторила сраженная принцесса.
Она чувствовала, как трепещет рядом с нею Аврора.
- Но что же вам еще нужно? - вскричал господин де Сегре. - Чтобы его заживо колесовали на Гревской площади? Его королевское высочество не любит такого рода экзекуций, если дело не касается примерного наказания банковских мошенников.
- Стало быть, его приговорили к смертной казни? - прошептала Аврора.
- А как же, прелестное дитя? Вам хотелось бы, чтобы его посадили на хлеб и воду?
Мадемуазель де Невер рухнула в кресло.
- Что с нашим милым сокровищем? - удивился маркиз. - Сударыня, молоденькие девушки не любят, когда говорят о таких вещах. Но я надеюсь, вы меня извините. А сейчас меня ждет госпожа баронесса, мне пора. Было весьма приятно лично сообщить вам кое-какие подробности. Прошу вас, благоволите передать принцу Гонзаго, что дело закрыто. Приговор обжалованию не подлежит, и сегодня же вечером… От всего сердца целую ручки, сударыня. Прошу заверить принца, что он всегда может рассчитывать на своего преданного слугу.
Председатель поклонился, крутанулся на каблуках и направился к двери, покачивая бедрами, что считалось тогда хорошим тоном. Спускаясь с лестницы, он бормотал:
- Еще один шаг к должности президента парламента. Теперь принцесса Гонзаго никуда не денется, я связал ее по рукам и ногам.
Принцесса стояла, устремив взгляд на дверь, за которой скрылся Сегре. Что же касается Авроры, то она была совершенно ошеломлена. Она сидела в кресле очень прямо, устремив в пространство невидящий взгляд. Больше в зале канцелярии никого не было. Мать и дочь и не помышляли о том, чтобы обменяться мыслями или попытаться выяснить еще что-нибудь. Они буквально обратились в статуи. Внезапно Аврора протянула руки к дверям, в которые вышел господин председатель. Дверь эта вела в помещение суда и к выходу для судейских.
- Вот он, - произнесла она голосом, который, казалось, не мог принадлежать живому существу. - Он идет, я узнаю его шаги.
Принцесса прислушалась, но ничего не услышала. Она взглянула на мадемуазель де Невер, а та все бормотала:
- Он идет, я чувствую. О, как бы мне хотелось умереть прежде, чем он!
Прошло несколько секунд, и дверь действительно отворилась. В ней появились стражники. Между ними с обнаженной головой и связанными спереди руками шел шевалье Анри Лагардер. Позади, в нескольких шагах шествовал доминиканец с крестом в руках. По щекам принцессы покатились слезы; Аврора сидела неподвижно и смотрела на шевалье сухими глазами. Завидя женщин, Лагардер остановился у порога. С печальной улыбкой он склонил голову, словно приветствуя двух дам.
- Только одно слово, сударь, - попросил он у сопровождавшего его пристава.
- У нас тут порядки строгие, - ответил тот.
- Принцесса Гонзаго, сударь! - вскричала несчастная мать, бросаясь к приставу. - Кузина его королевского высочества! Не отказывайте нам!
Пристав в изумлении уставился на нее. Затем повернулся к приговоренному и сказал:
- Не могу отказать человеку, обреченному на смерть. Только поскорее.
Он поклонился принцессе и вместе со стражниками и священником прошел в соседнюю комнату. Лагардер стал медленно приближаться к Авроре.
7. ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ
Через открытую дверь в канцелярии слышались шаги часовых в соседней прихожей, но в зале больше никого не было. Последнее свидание проходило без свидетелей. Встав с кресла, Аврора ждала Лагардера. Она поцеловала его связанные руки и подставила ему свой белый как мрамор лоб. Лагардер молча прикоснулся к нему губами. Когда взгляд Авроры упал на рыдавшую в сторонке мать, по ее щекам наконец-то заструились слезы.
- Анри! Анри! - воскликнула она. - Вот как суждено нам было снова свидеться!
Лагардер смотрел на девушку так, словно хотел всю любовь сосредоточить в своем взгляде, все святое чувство, которое многие годы составляло смысл его жизни.
- Я никогда еще не видел вас столь прекрасной, Аврора, - тихо промолвил он, - и никогда еще ваш голос не ласкал с такою нежностью мое сердце. Благодарю, что пришли! Я находился в заточении недолго, и все эти часы были наполнены памятью о вас. Благодарю, что вы пришли, мой обожаемый ангел! И вас, сударыня, - продолжал он, повернувшись к принцессе, - я тоже благодарю. Вы ведь могли отказать мне в этой последней радости.
- Отказать? Вам? - пылко воскликнула Аврора.
Заключенный перевел взгляд с ее гордого лица на склоненную голову принцессы. Он обо всем догадался.
- Это скверно, - проговорил он, - так быть не должно. Аврора, вот первый упрек, на который осмелилось мое сердце и мои уста. Я вижу, что вы приказали, и ваша мать покорно последовала за вами. Не отвечайте, Аврора, - остановил он девушку, - время идет, и я не успею уже преподать вам много уроков. Любите же свою мать, повинуйтесь ей. Сегодня вас извиняет ваше отчаяние, но завтра…
- Завтра, Анри, - решительно перебила его девушка, - завтра, если вы умрете, я умру тоже!
Лагардер попятился, и на лице его появилось выражение суровости.
- У меня было утешение, - сказал он, - чуть ли не радость, потому что, покидая этот мир, я мог сказать: "Я оставляю здесь плод трудов своих, и там, на небесах, де Невер протянет мне руку, видя, что я сделал счастливыми его жену и дочь".
- Счастливыми? - повторила Аврора. - Без вас?
И она рассмеялась так, словно рассудок ее помрачился.
- Но я ошибся, - продолжал Лагардер, - у меня нет этого утешения, вы отнимаете у меня эту радость. Выходит, я трудился двадцать лет лишь для того, чтобы в последний час весь мой труд пошел насмарку. Что ж, наше свидание длится уже достаточно долго. Прощайте, мадемуазель де Невер!
В этот миг принцесса, тихонько подойдя к заключенному, поступила по примеру Авроры: она поцеловала его связанные руки.
- И вы же меня защищаете? - прошептала она. Аврора покачнулась, и принцесса обняла дочь.
- Не сокрушайте ей душу! - взмолилась она. - Это все я, моя ревность, моя гордыня…
- Матушка, матушка! - вскричала Аврора. - Вы терзаете мне сердце!
Обе женщины, обессилев, опустились на софу. Лагардер остался стоять.
- Ваша мать ошибается, Аврора, - сказал он. - Сударыня, вы не правы. Ваша гордыня и ревность порождены любовью. Вы вдова де Невера, так кто же, как не я, на миг забыл об этом? Среди нас есть лишь один виноватый - это я!
На благородном лице Анри изобразилось крайнее волнение.